Behind The Scenes

Наивный Намджун был свято уверен, что главная его проблема — неугомонный и гиперактивный Чонгук, выключающийся и включающийся в режим тотального залипания только тогда, когда в поле его зрения оказывается забавно дурачащийся или сексуально изгибающийся Чимин. А вот от благоразумного и здравомыслящего Чимина Намджун ждал подвоха в последнюю очередь. А потому он до последнего не чует неладного, даже когда видит, как во время перерыва Чимин, резко сменив траекторию по касательной мимо стола с водой, идет к одиноко сидящему посреди танцевальной студии Чонгуку, вперившему взгляд в одну точку и явно думающему о смысле жизни. На глазах всего честного народа, включая морально не подготовленную подтанцовку, Чимин присаживается позади, обнимая Чонгука со спины, наваливается на него сверху и что-то шепчет ему на ухо. Намджун руку на отсечение готов дать, что с другого ракурса все выглядит так, будто Чимин давно не ел, проголодался и теперь страстно целует Чонгука в его аппетитно оголенную шею, урчит и еле сдерживается, чтобы не вырвать из нее кусок. Чонгук держит покерфейс и, как полагается по закону, хранит молчание, имея право не свидетельствовать против себя, рекордные секунд пять, но Чимин настойчиво продолжает требовать ответа и уже лезет ему в лицо. Чонгук начинает улыбаться, как дурачок, и в тот момент, когда поворачивает к Чимину голову, Намджун, стопроцентно уверенный, что вот прямо здесь, прямо сейчас они и поцелуются, громко хлопает в ладоши, переключая внимание на себя. Он созывает мемберов командным голосом: — Так, все сюда, Хоби нам хочет что-то сказать! Поправляющий шнуровку на кроссах Хосок замирает и наивно хлопает ресницами, вообще не понимая, что происходит, что и кому он должен говорить?.. Он поднимает на Намджуна вопросительный взгляд, видит его пунцово красное ухо, по самодовольной ухмылке Тэхёна, снимающего что-то на телефон, сразу догадывается, куда надо смотреть, и выглядывает из-за ног Намджуна. Находит взглядом Чимина, который от Чонгука и не думает отлипать, а между их лицами остается катастрофически мало пространства, и поспешно вскакивает. Активно хлопает в ладоши, зовет младших по именам, и Чонгук без помощи рук поднимается с пола следом за Чимином, который присоединяется первым к остальным мемберам, неохотно стекшимся к Хосоку с разных углов помещения. Хосок садится на своего любимого конька, с запалом и энтузиазмом рассказывая, как им повысить эффектность и улучшить синхронность, если они поменяют связку в хореографии и выведут в первую линию тройку ведущих танцоров. Эта гениальная мысль стукнула в его светлую голову только что: верно говорят, в момент смертельной опасности организм задействует все свои ресурсы по максимуму. Заинтересованные предложением хореографы подключаются к обсуждению, остальные внимательно слушают, а Намджун все это время глаз с Чимина не сводит. Уставший Чонгук повисает на терпеливом Сокджине, примостив подбородок ему на плечо, и одному дьяволу известно, о чем Чонгук и Чимин там ворковали. Господи, на этих парней никаких нервов не хватит. Намджун делает глубокий вдох и медленный выдох, уговаривая себя забыть обо всем, как о страшном сне, и больше не вспоминать. И он правда об утренней вопиющей выходке Чимина забывает, но вечером Чимин снова ни с того ни с сего целенаправленно находит в толпе Чонгука и властно обнимает его за талию, ощутимо прижав к себе, так что не ожидавший очередного нападения со спины Чонгук даже сбивается с шага. У Намджуна кончаются цензурные слова — он даже вслух ничего выдавить из себя не может. Что за чертовщина с Чимином сегодня творится?! У них с Чонгуком второй медовый месяц? Или внеплановая весна с вытекающими из нее последствиями? Чонгук смущается, как школьник, опуская глаза в пол, и это будто вишенка на торте — из-за его неподдельной реакции последние сомнения у слабоверующих отпадают сами собой. Намджун уже слышит, как начинает перешептываться за их спинами стафф, и дыхательная гимнастика больше не спасает. Отчаявшийся Намджун обращается в последнюю инстанцию: вылавливает Юнги, вяло плетущегося в конце, и просит его отойти в сторонку на суперсрочный и капец какой жизненно важный разговор. — Они смерти моей хотят! — сразу начинает Намджун, стоит им оказаться вдвоем в безлюдной и полупустой подсобке. — Они точно меня такими темпами сведут в могилу раньше времени. Хён, ты должен мне помочь. Юнги понимает и без перехода на личности, о ком идет речь. — Я тебе уже помог один раз, — напоминает он, нисколько не включаясь эмоционально, даже сочувствия не проскальзывает. А чего Намджун от него вообще ждал? — Ты тогда говорил мне то же самое, только проблему видел в том, что мелкие между собой собачатся. Теперь, когда они друг от друга отлипнуть не могут, снова все плохо. Ты определись уже. — Почему они не могут придерживаться золотой середины? — негодует Намджун. Взрослые же все, блин, люди! Могут хоть как-то менять свои роли в социуме и вне него? Или переключатель сломался? — Ладно Чонгук, с ним все понятно, но Чимин… Чимин-то почему начал себя так вести? — в сердцах восклицает он, на что Юнги лишь пожимает плечами: — Не знаю, может, мелкий ему дал. Намджун застывает с круглыми глазами и открытым ртом. О таких банальных вещах он как-то не подумал… Потому что в принципе никогда не размышлял на досуге о чужой личной жизни. Но все разговоры парней на эту тему так или иначе помнит, потому что Сокджина и Тэхёна до сих пор не отпускает. — То есть, это пройдет? — осторожно уточняет Намджун, потому что волнует его конкретно этот вопрос: сколько времени потребуется, прежде чем у Чимина нормализуется гормональный фон, и доживут ли они до этого светлого будущего? — Ну у мелкого же не прошло, мне откуда знать? — тянет Юнги, и Намджун страдальчески стонет, запрокидывая голову назад. — Поговори с ними, — он уже готов встать на колени и начать умолять Юнги сжалиться над ним. Он старый, больной человек, и сил его больше нет. — Это их дело, — отказывается влезать в чужие отношения Юнги, — чем им заниматься, как и где. И разве ты официально, как их папочка, не дал им свое благословение? Припоминается мне, ты великодушно махнул рукой и сказал: “творите что хотите, дети мои”. — А когда это станет нашим делом, что делать будем? — упрямо гнет свое Намджун. У него тоже отличная память. И он дословно помнит, как Юнги пообещал, что, если посыплются неудобные вопросы, микрофон возьмет он. И в этот момент Намджун тормозит сам себя. Это что? Момент слабости? Проявление трусости? Такой он человек, жалкий и слабохарактерный, который сливается сразу, как пахнет паленым, вынуждая других действовать и оправдывая собственное позорное бездействие? И когда его друзья попадут в беду, он что, вот так возьмет и отвернется от них, лишь бы его это не коснулось? Юнги вопросительно приподнимает бровь, видя, как Намджун расправляет свои могучие плечи, непреклонно вздергивает вверх голову и решительно поджимает губы, кивая сам себе в ответ на внутренний монолог, в котором Юнги даже не участвовал. — Ну, и что мы будем делать? — спрашивает он флегматично. — Я собственноручно порву каждого, кто начнет поливать их грязью, — заявляет Намджун. — О, теперь я знаю, зачем участвовал столько лет в рэп-баттлах… Все ради этого момента. — Этот момент еще не настал, окстись, — насмешливо выдыхает Юнги. — И никогда не настанет. Думаешь, мы единственные адекватные люди, которые прекрасно понимают, что все люди разные, это нормально и с этим не нужно бороться или что-то делать? Вонь куска говна может перебить даже аромат сотни цветов. Эти ущербные верещат больше всех, поэтому кажется, что их больше, но на самом деле это не так. Расслабься, ты не один. Юнги снисходительно хлопает Намджуна по плечу, проявляя мало свойственное ему участие, но у них с Намджуном особые отношения и тот тяжелый, но бесценный опыт, через который они прошли вдвоем. Они выбрали друг друга до того, как их выбрали участниками одной группы — почувствовали и разглядели один в другом что-то, что даже сложно выразить словами, хоть ни у кого из них с этим никогда не было проблем. Когда они выходят из подсобки и доходят до подземной парковки, их уже ждут. Хосок спешит сообщить радостную новость, что в качестве моральной компенсации и приятного подарка щедрое руководство сняло им VIP-комнату в престижном ресторане и уже оплатило стол вместе с алкоголем. — Где подвох? — вздыхает Юнги. — Хотят, чтобы мы провели прямую трансляцию, — виновато улыбается Хосок, будто это была его идея, хотя всем и так очевидно, откуда ветер дует. Отделу маркетинга сколько контента ни дай, им всегда будет мало. — Лучший отдых — смена деятельности, — утешает их Намджун, положив руку на плечи Юнги, чтобы тот не скис раньше времени. — Ну что, хён, ты готов? — довольный Тэхён вызывающе скалится Юнги в лицо. — К чему еще? — смеряет его ответным взглядом Юнги, пытаясь как-то выбраться из-под тяжеленной лапищи Намджуна. — Как к чему? Выбрать свою избранницу! — ржет Тэхён, и Сокджин тут же подхватывает, и они хором кричат: — Юнги, женись на мне! Посторонний стафф от них шарахается, как от бешеных, и спешит убраться подальше. Намджун мысленно вздыхает. А он еще за Чонгука с Чимином переживал… — Я заведу гарем. И вы оба будете там главными наложницами, — обещает Юнги и первым садится в машину. — Вот это было внезапно, — теряется Сокджин, зато Тэхён быстро находится: — Чур я буду первой женой! — сразу включается он в новую ролевую игру, спеша занять место под боком у своего сурового муженька. Юнги поспешно выставляет ногу, но Тэхёна это не останавливает, и он все равно втискивается на сиденье рядом, игнорируя наличие остальных свободных мест. — Без нас там только не начинайте, — дает им свое напутствие ухмыляющийся Сокджин и кивком головы предлагает Намджуну сесть в следующую машину. Хосок, Чонгук и Чимин остаются стоять на парковке, пока не подъедет третий автомобиль, задерживающийся в вечерних пробках. Чимин краем глаза озирается по сторонам, проверяя, что на них особо никто не смотрит, и тихонечко подбирается к Чонгуку под бок. Тот стоит, сунув руки в карманы бомбера, потому что под вечер ощутимо похолодало, и Чимин осторожно просовывает свою замерзшую руку в его глубокий карман. Чонгук, не меняясь в лице, тут же обхватывает и начинает растирать его пальцы своими, согревая. Чимин тихонько млеет, спрятав под надвинутым на лицо козырьком бейсболки свое счастливое, улыбающееся лицо. Хосок все видит, умиляется и никак не комментирует, делая вид, что не замечает, чем двое младших заняты. В конце концов, он с самого начала был “за” их отношения и всячески им способствовал: и свой диван Чонгуку отдал, и стоически засыпал под шебуршание на соседней кровати и другие неприличные звуки, и перед Намджуном младших выгораживал, когда те слишком увлекались… И вот последним Хосок не занимался уже очень давно: неужели их суровый лидер сменил гнев на милость? Всю трансляцию Хосок, устроившись с краю стола, ближе к камере, на самой удачной точке обзора, с интересом наблюдает за Чимином и Чонгуком, которых никак не удалось разделить и в итоге они слиплись, как две пельмешки, на другом конце стола. И за реакцией на все это безобразие Намджуна, у которого не получилось между ними втиснуться: Чимин оказался меньше, шустрее и проворней, сразу заняв положенное ему место под боком у своего парня. Ничего плохого Чимин и Чонгук не делают: участвуют в общем разговоре, жуют, пьют и даже друг на друге не залипают, но Чимин каким-то образом оказывается все ближе, и ближе, и в итоге на Чонгука облокачивается, положив руку ему на бедро. Чонгуку приходится опереться рукой об пол, чтобы остаться в том же положении, но он, как и всегда, не жалуется, даже если ему неудобно. Чимин теплый, мягкий в своем худи, приятно пахнет, и Чонгуку до дрожи нравится, когда тот сам к нему прижимается, делая это совершенно неосознанно, как сейчас. И только когда Чимин встречается глазами с Наджуном, по его лицу тут же понимает, что делает что-то не так. Быстро соображает, что именно, очаровательно смущается, потому что уже слегка пьяный, и хочет отстраниться, но Чонгук ему не дает: закидывает руку на его плечи невзначай, занимая более удобную позу, и тоже бросает Намджуну невербальный вызов через взгляд глаза в глаза. И если бы не прямая трансляция, пришлось бы уже Хосоку и Сокджину вдвоем прыгать на Намджуна, чтобы его удержать и задержать, а Тэхёну — быстро хватать своих друзей и улепетывать с ними со всех ног. Хосок внутренне напрягается, видя, как на лице Намджуна расцветает недобрая улыбка. Но потом Намджун усмехается сам себе, смягчая взгляд, и салютует парочке своим бокалом, прежде чем сделать глоток. Он возвращается к общему обсуждению, поддерживая видимость активного диалога, который зачастую проходит в режиме его страстного монолога, и больше на Чимина с Чонгуком не смотрит. Теперь Хосок, не знающий покоя, с замиранием сердца ждет, что, как только выключится камера, Намджун возьмет с места в карьер и сразу начнет с разбора полетов. Но вместо этого разошедшийся Намджун весело перешучивается с Сокджином, уже достаточно пьяным, чтобы позволить себе сыпать дедовскими шуточками направо и налево, и даже когда Чимин, не желая уже никуда уходить и вставать из-за стола, ложится к Чонгуку на колени, Намджун обращает на это ровно ноль внимания. — Устал? — ласково спрашивает Чонгук, осторожно убирая пушистые после душа волосы Чимина с его лица. Чимин издает на выдохе невнятный звук, и уголки его губ подергиваются, когда Чонгук, не удержавшись, проводит кончиком пальца вниз от лба по спинке носа и давит на его кончик, как на кнопку. — Пип, — озвучивает он свои действия. — Чимин-а, включайся, нам домой пора. И снова в ответ нечленораздельное мычание, даже не понятно, согласное или нет. Чонгук хмыкает и перехватывает заинтересованный взгляд Хосока. Вопросительно приподнимает брови, Хосок смущается и быстро отворачивается, только поняв, что, как последний извращенец, пялился на младших, забывая моргать и дышать. Черт! Они иногда ведут себя так, что Хосок сам перестает себя контролировать. И как у Намджуна получается держать себя в руках?! Мемберы один за другим встают из-за стола. Кто-то идет в туалет, кто-то собирает вещи. Руководство в соседней комнате тоже уже выдвигается домой. А Чонгук остается сидеть за столом, потому что уютно устроившийся у него на бедре Чимин, похоже, уже спит, и будить его так не хочется. Чонгук рассматривает его расслабленное, порозовевшее лицо, припухшие и покрасневшие от острых блюд губы, и медленно наклоняется. Знает, что не должен этого делать, потому что, помимо мемберов, к ним может заглянуть кто угодно другой, но все равно крадет быстрый поцелуй. Чимин не реагирует. Надо же, и вправду вырубился. Чонгук нажал не на ту кнопку. — Отнесешь его? — внезапно раздается из-за спины голос Намджуна, и Чонгук вздрагивает всем телом от осознания, что тот все видел. Оборачивается испуганно, уже представив, как суровый Намджун закатывает рукава, собираясь его бить, но вместо этого видит легкую и смешливую улыбку на его лице. — Я вещи ваши захвачу, а ты его не забудь. Он забирает рюкзак Чонгука, оставшийся один у стены, и перекидывает через плечо. Вещи Чимина сложены в нем: ему было неохота сегодня таскать свою сумку. Намджун уходит, ничего не сказав, и оставляет Чонгука в полной растерянности. Он внутренне уже мобилизовался для того, чтобы защищаться из последних сил и до последнего вздоха, но нападения не произошло. И Чонгука это даже тревожит: не заболел ли их лидер часом? Чонгук осторожно выбирается из-под Чимина, тянется, разминая затекшие мышцы, и идет за своей обувью. Приносит ботинки Чимина и обувает его. Берет за руки, опускаясь на одно колено для большей устойчивости, и осторожно перетягивает безвольного, как кукла, Чимина к себе на спину. Наклоняется вперед, чтобы Чимин не соскользнул при подъеме, и перехватывает его под бедрами сразу, как встает на ноги. Подкидывает повыше и замирает, когда до этого свободно свисавшие руки ощутимо обнимают его за шею, и Чимин, то ли проснувшись, то ли еще не до конца, горячо целует его в шею. — Останься со мной сегодня ночевать... Останешься? — бормочет Чимин ему на ухо, вызывая все новые и новые мурашки по всему телу. Он помнит, что Чонгук в студии ему так и не дал ответ, дразня его своим молчанием. — Если Хосок-хён не против, — отвечает заторможенно Чонгук, не зная, зачем вдруг приплел сюда хёна. Наверное, никак не может отойти от потрясения, что Намджун ему не накостылял — и в этот раз за дело. — Не против, — уверенно говорит Чимин, а Хоби действительно не против. Он всеми руками “за”.