Behind The Scenes

Чонгук чувствует себя отвратительно. И он отвратительный человек. Его хороший друг и хён заболел, а он с ума сходит не из-за беспокойства о нем, а из-за ревности, которая мучает его, как хроническое недомогание, второй день подряд. И Чонгук не знает, как ему перестать испытывать это мерзкое, гложущее его изнутри вязкое, обжигающее чувство, отравляющее каждую секунду его жизни. С самого утра понедельника, как Юнги, дождавшись, пока все мемберы встанут, сам уже стоя в дверях одетый и с сумкой с вещами, сообщил им, что его не будет неопределенное количество времени, потому что завтра у него операция, Чимин не отлипает от телефона. Он проносит его даже на планерку против правил, которые всегда соблюдает сам и следит за тем, чтобы их не нарушали другие. Чонгук несколько раз неловко пробует привлечь его внимание, задав придуманные вопросы, но Чимин отвечает невнимательно, а когда Чонгук пытается продолжить разговор, просит его лучше спросить об этом других хёнов. Чимин сам не свой от беспокойства, и каждый раз, как он тянется к телефону, внутри Чонгука что-то противно шевелится. Головой он все прекрасно понимает. Но по какой-то причине логические доводы его не успокаивают. Его чувства кричат об обратном: Чонгук чувствует себя так, будто тонет, а его мозг даже не говорит, что нужно кричать и звать на помощь. Он молча опускается на дно, и пробивающегося сквозь толщу воды света уже не видит. Вокруг него лишь беспроглядная тьма. И в этой беззвучной, плотной темноте рождается яркое и болезненное осознание: это Чонгук все испортил. Это он своими действиями и бездействием, словами и молчанием оттолкнул Чимина от себя и подтолкнул его к Юнги. Он и раньше чувствовал между ними необъяснимую, невидимую, но очень крепкую и почти осязаемую связь — и она стала еще прочней, как только Юнги оказался в больнице, куда Чимин поехал вместе с ним. Когда Чонгук увидел утром, что Чимин тоже уже одет, со своей обычной маленькой сумкой с документами, он даже не смог ничего выдавить из себя. Стоял в стороне, оцепенев и выпав из происходящего, и только смотрел, как мемберы возмущаются, толкаются, беспокоятся, просят Юнги им сразу написать, как он окажется в палате и обязательно завтра, как отойдет от наркоза, и от селфи в операционной накидке-халате на голое тело кое-кто тоже не откажется. Юнги смерил бесстыжего и лохматого ото сна Тэхёна взглядом, но разрешил обнять себя на прощание. — Нам пора, хён, — сказал Чимин, открывая дверь. Он держал в руках сумку Юнги. — Менеджер-ним уже приехал. — До связи, парни, — помахал им рукой Юнги, и они с Чимином ушли. Мемберы между собой продолжали обсуждать эту новость, свалившуюся как снег на голову, и один за другим разошлись, чтобы успеть принять душ, позавтракать и приступить к новому рабочему дню. Помимо беспокойства о состоянии Юнги, который в надежных руках Чимина и врачей, у всех добавились и другие поводы. Намджун беспокоится о ближайших мероприятиях, ведь теперь придется переписывать все сценарии. У Хосока заранее начинает болеть голова, когда он пытается перестроить все хореографические связки, в которых Юнги принимал непосредственное участие. Сокджин, лишившись своего “мужа” и соседа по комнате, стоял на пороге их комнаты и растерянно чесал голову, недоумевая, как не заметил, что Юнги собрал свои вещи, приготовив сумку заранее. Тэхён, свесившись из открытого окна и смотря, как Чимин и Юнги садятся в машину, кричит на всю улицу, что Юнги мужик, и вообще самый крутой, и лучший — файтинг! А Чонгук как стоял на том же месте, так и остался. Дезориентированный, не понимающий, что происходит, и задающийся только одним вопросом: Чимин ведь вернется?.. Физически Чимин, конечно же, возвращается. Он приезжает на съемки, опоздав всего на полчаса, но его поставили последним в очереди, поэтому он готовится к фотосессии без спешки. Но Чонгук видит и чувствует, что Чимин не здесь: взгляд отсутствующий, улыбка заученная, напряжение в верхней части спины. Хочется подойти и сделать массаж, увидеть, как Чимин хоть немного расслабляется, но Чонгук не решается. Ему кажется, его попросят уйти и не лезть, отвергнут его помощь и скажут, что в ней вообще больше не нуждаются. После того вечера между ним и Чимином все так… непонятно и неустойчиво. Чонгук чувствует ответную симпатию, в которой больше не сомневается, но… Смог ли Чимин на самом деле простить его за то, что он сказал и сделал? А если глубоко внутри в нем поселились сомнения, нужен ли ему такой Чонгук? А такой как Юнги? Юнги никогда Чимина не обижал. Всегда относится к нему с уважением и заботой. Он умеет вызывать у Чимина широкую улыбку, из-за которой исчезают его глаза, и быть причиной его заразительно громкого смеха. Юнги всегда отдаст Чимину последнюю воду или еду. Юнги старше, опытней, рассудительней, мудрей — такие люди вызывают расположение к себе. Чимин и раньше выделял Юнги среди других хёнов. Может быть, в критической ситуации, как эта, Чимин наконец понял, что Юнги именно тот, кто ему нужен? Чонгук сжимает кулаки, но все еще молчит. Смотрит, будто специально себя наказывает, как Чимин, отойдя в сторону от всех, звонит Юнги и смеется в трубку. Они по-черному шутят об условиях больничных номеров, но Чонгук не вслушивается в ответные реплики Чимина. Он отчаянно всматривается в его лицо, пытаясь понять, изменилось ли что-то в том, как Чимин Юнги улыбается, когда его здесь нет. Но в тот момент, когда Чимин смотрит на Чонгука и их взгляды на мгновение пересекаются, он тут же отворачивается и делает вид, что занят камерой. Не хочет знать правду. Не хочет узнать раньше, чем Чимин ему скажет, что хочет остаться с ним друзьями. Так обычно лгут, чтобы не сильно ранить? Но ранят. Ранят так сильно, что Чонгуку нечем дышать. Они ведь даже не встречаются, чтобы могли расстаться. Кто они вообще друг другу? Он лажает на съемках. Он лажает на танцах. Он лажает даже на вокале, и все мемберы, за исключением Чимина, начинают беспокоиться о нем больше, чем о Юнги. Его операция проходит успешно, и поздно вечером он отправляет им в общий чат голосовое, слабым и сиплым голосом сообщив, что пока на обезболивающих, рука зафиксирована в повязке, от наркоза все еще отходит плохо. Чимин обещает ему, что завтра встанет на два часа раньше, чтобы перед работой успеть заскочить в больницу и его проведать: он уже узнал на рецепции, что к Юнги пускают, поскольку он в обычной палате стационара. От этой новости оживляется в чате Тэхён и хочет напроситься третьим, но Чимин обламывает его, сообщив, что пускают только по одному человеку раз в день, пока Юнги под наблюдением и восстанавливается. Ему нельзя перегружать не только руку, но и нервную систему. Тэхён удивляется, какая такая вещь может перегрузить нервную систему Юнги, который реально как камень. Чимин отправляет Тэхёна спать, пока он не встал, не пришел к нему в комнату и не надавал ему по жопе. Чонгук слышит, как Тэхён на соседней кровати небрежно фыркает, бурчит что-то и продолжает активно строчить ответку. Чонгук выключает свой телефон и закрывает глаза. Не надеется, что сегодня получится поспать, потому что вчера не получилось совсем. — Эй, Чонгук-а, — слышит он сдавленный шепот Тэхёна, который боится разбудить Намджуна за перегородкой: тот уже спит и радостную новость от Юнги услышит только утром. И обрадуется еще больше, потому что Юнги принял волевое решение бросить курить, будто реально решил жизнь начать с чистого листа. — Ты как? — Что я как? — так же шепотом уточняет Чонгук, не понимая вопроса. — Чимин спрашивает, как ты себя чувствуешь. Сердце болезненно сжимается. Но не от радости, что Чимин не только про него вспомнил, но и все-таки заметил, что Чонгуку весь день нездоровилось, — а от осознания, что так теперь будет всегда. Чимин будет все свое время и внимание отдавать Юнги, изредка вспоминая о том, что есть еще Чонгук. Чонгук откидывает одеяло и садится, спуская ноги на пол. — Ты куда? — удивляется Тэхён, наблюдая за тем, как Чонгук идет к двери. — Отлить, — отвечает тот, найдя предлог, чтобы свалить, и выходит. В гостиной и коридоре темно. Чонгук доходит до двери в ванную и останавливается, услышав, как тихо приоткрылась дверь за спиной. Думает, что Тэхён пошел за ним, и уже готовится огрызнуться, что ему не нужна компания и ничего держать не нужно, он прекрасно справится сам. Но вместо Тэхёна видит Чимина, который вышел из спальни напротив. Он не различает его лица в темноте, и даже когда Чимин подходит ближе, ему все еще сложно разобраться, что именно он видит. Но голос Чимина полон привычного беспокойства, только вот теперь Чонгук знает, что Чимин такой не именно с ним — он беспокоится всегда и обо всех, но о Юнги в первую очередь. — Чонгук-а, ты заболел? — Чимин тянет руку, чтобы коснуться его лица, но Чонгук уходит от этого контакта, сделав полшага назад. — Я в порядке, — отвечает он сдержанно, сжимая пальцы на металлической ручке все сильней, чувствуя, что вот-вот ее нахрен сломает. Намджун выдохнет с облегчением, что это сделал не он, и они все будут ждать возвращения Юнги, чтобы тот поставил новую — у него одного руки растут из нужного места. Чимин хмурится, но больше к Чонгуку прикоснуться не пытается. — Я же вижу, что ты не в порядке, — тихо говорит он. — Что случилось? — Ничего, — поджимает губы Чонгук, еле сдерживаясь от того, чтобы высказать Чимину в лицо все, что он пережил по его вине за эти бесконечные, кошмарные дни. Но он давит в себе этот яростный порыв, не хочет снова и снова наступать на одни и те же грабли. Чимин тогда решит, что он лишь эгоистичный, капризный мальчишка, и уйдет к Юнги, который точно не станет истерить и плакать из-за того, что про его существование не вспоминали каких-то два дня. Чонгук чувствует себя жалким сопляком, выпрашивающим чужое внимание, и ненавидит себя за это. — Хочешь лечь спать со мной? — осторожно предлагает Чимин. — Я попробую тебя убаюкать. Чонгуку хочется сказать: “Юнги своего баюкай”, но не успевает, потому что Чимин накрывает его руку своей — его маленькая ладонь такая мягкая, нежная и теплая, и ее ощущение будто Чонгука выключает на мгновения. И их Чимину достаточно, чтобы сделать шаг и обнять его, прижавшись щекой к его плечу. Чонгук деревенеет. — Я так устал… — слышит он еле слышно на выдохе, и Чонгук впервые задумывается о том, чего Чимину стоило совмещать их график, заботу о Юнги и еще успевать уделять достаточно внимания всем, кто в этом нуждался. В эти дни никто не беспокоился и не заботился о самом Чимине. Чонгук выпускает дверную ручку и робко обхватывает Чимина обеими руками, боясь сжать сильнее, даже если хочется прижать его к себе крепко-крепко. И точно никогда больше не отпускать. — Пойдем со мной, — просит Чимин, — хочу тебя обнять. — Ты меня уже обнимаешь, — бормочет Чонгук, осторожно вдыхая запах волос Чимина. У него не хватило сил даже помыть голову: все еще пахнет отдушкой фиксирующих средств. — Не хочу тебя отпускать. Останься со мной сегодня, Гукки… Пожалуйста. — Хорошо, — выдыхает Чонгук, и его отпускает окончательно. Он не чувствует себя заменой. Он чувствует, что Чимин действительно в нем нуждается: сейчас даже больше, чем прежде. Чимин отстраняется и берет его за руку. Заглядывает Чонгуку в глаза и ведет его за собой. А тот, как во сне, не ощущая собственного тела, следует за ним. Хосок спит, и в комнате темно. Чимин не отпускает руки Чонгука, пока не забирается в кровать. Сдвигается к противоположному краю, освобождая ему место, и Чонгук ложится рядом. Чимин тут же укрывает его своим одеялом и обнимает. Чонгук поворачивается на бок, чтобы обнять его в ответ, и прячет лицо у него на груди. Слышит, как Чимин глубоко вдыхает и медленно выдыхает. А потом запускает пальцы в волосы Чонгука, начиная их тихонько перебирать — и пускает мурашки по всему его телу. — Спи, — шепчет Чимин ему в волосы, мягко гладит по краю уха, массирует большим пальцем мочку, зная, как Чонгука полностью расслабить и усыпить. Он ведь обещал его убаюкать, и если бы не спящий на соседней кровати Хосок, даже напел бы ему колыбельную. Чонгук инстинктивно притягивает Чимина ближе к себе, и Чимину приходится закинуть ногу на его бедра, чтобы им было удобно лежать рядом лицом друг к другу. Чонгук оказывается в теплом коконе из одеяла и объятий Чимина, продолжающего нежно гладить его по голове. Не будь Чонгук таким уставшим, вряд ли он смог бы заснуть, когда Чимин так близко, не думая о том, что хочет ощутить его еще ближе. Но они оба вымотались за эти бесконечные дни и засыпают очень быстро, вслушиваясь в замедляющееся дыхание друг друга. Все самое страшное осталось позади.