Behind The Scenes

— Блин, я думал, он пошутил. Конечно, вся страна, а то и весь мир думали, что Чимин пошутил, когда сказал, что хочет научиться танцевать на пилоне. — Это из-за тебя у него чувство юмора теперь хромает. Без обид, хён, — Чонгук раскладывает стремянку и проверяет ее устойчивость. — Откуда Джун знал, что он не шутит? — продолжает задавать риторические вопросы Юнги, доставая из упаковки дюбеля и саморезы. — Наверное, бухали вместе, пока мы не видели, — Чонгук старается сохранять спокойствие, но, если честно, внутренности в морской узел скручивает, стоит ему представить, что Чимин серьезно собирается начать практиковаться у них дома. Как ему выжить после этого зрелища? — Ладно, если он вдруг передумает, повесите здесь, не знаю, люстру, — Юнги пытается Чонгука утешить, но тот неутешен. Смотрит на длинный, упакованный в полиэтилен, чтобы не поцарапался, пилон, который лежит на полу, готовясь занять вертикальное положение и свое законное место в их доме. — Подержи. Юнги отдает Чонгуку дрель, прежде чем забраться на стремянку. Он набрасывает карандашом на потолке отметки для крепления верхней опоры, забирает у Чонгука дрель, и какое-то время они молчат, пока он делает отверстия. Хорошо, что Бам у кинолога — к шуму добавились бы еще беспрерывный лай и беготня. Бам не любит громкие, неприятные звуки. Чонгук тоже, но терпит. — Спасибо тебе за помощь, хён, — вздыхает он. — Когда я в прошлый раз криво полку в спальне повесил, он сказал, что или я в следующий раз мастеру звоню, или он звонит тебе. — Ну не позвонил же и не сказал “Юнги, женись на мне”? — Я сброшу тебя со стремянки. — У Чонгука последнее время проблемы с чувством юмора. Юнги над ним посмеивается, но больше не дразнит. У Чонгука его ревность ко всем движущимся объектам, к которым Чимин проявляет интерес, вроде с возрастом поутихла, но провоцировать его и нарываться лучше не стоит. Он уже далеко не безобидный маленький мальчик, который сдачи дать не может. Да и пожалеть его, на самом деле, хочется: с Чимином не соскучишься и не расслабишься. — Готово, — говорит Юнги, установив на потолок опору. Он остается на стремянке, а Чонгук поднимает с пола пилон. Вдвоем они его закрепляют вверху, и Юнги спускается вниз, чтобы другими саморезами зафиксировать нижнюю опору. Закончив, он спрашивает: — Ну, опробуешь? — Ты издеваешься? — выдыхает Чонгук, и его прорывает: — Я ему предлагал воздушной йогой заняться, он заявил, что никаких гамаков в нашей квартире. А шест посреди гостиной — это нормально, это вообще никого не смущает! Когда я хотел грушу повесить, он сказал: нечего портить потолок. — Я тебе сочувствую, — искренне говорит беззаботный холостяк Юнги, похлопав глубоко женатого Чонгука по плечу, и берет в руки технический нож, чтобы аккуратно срезать защитную пленку. Чонгук ему помогает ее отматывать и срывать. В четыре руки они управляются быстро. Пока Юнги собирает инструменты, Чонгук вооружается ручным пылесосом, чтобы убрать строительную пыль, и все косит на пилон, на который дико непривычно каждый раз натыкаться взглядом. — Меня бы он на него не загнал, — бурчит он, помня, как складывались его отношения с модерном, с его растяжкой и балетными и гимнастическими элементами. Он тоже до последнего сопротивлялся, и что в итоге? Чимин его все равно дожал. Чонгук учится на своих ошибках, поэтому с пилоном сдался сразу. Несколько раз с робкой надеждой уточнил после съемок, на которых Чимин огорошил всех этим неожиданным признанием, не передумал ли он часом. Но тот лишь дернул бровью: “почему я должен передумать? Я правда хочу”. И вечером Чонгук уже заказал пилон нужной высоты и оформил доставку. Вот с установкой у него возникли сложности. Вызывать мастера на дом — рискованная затея, потому что мало ли куда эта инфа просочится. Пришлось звонить Юнги. Хорошо, что тот был не занят и в хорошем настроении, поэтому без лишних вопросов в свой выходной согласился помочь кое-что установить. Вопросы у Юнги начались, когда он приехал, увидел пилон и понял, что Чимин нихрена не шутил. — Ладно, давай, пробуй, я серьезно. Мне нужно убедиться, что правильно нагрузка на крепления распределяется, — Юнги кивает совсем сникшему Чонгуку на пилон. — Я второй раз сюда не приеду. Если Чимин вместе с этой хренью грохнется, тебе за это отвечать. — Я перетащу матрасы, — Чонгук дает понять, что у него все под контролем, — постелю их здесь, на полу. И Баму веселей, и мне спокойней. — Прыгай давай, а не зубы мне заговаривай, — велит Юнги, скрещивая руки на груди. Чонгук с недоверием смотрит на пилон. Нет, он уверен, что Юнги его закрепил как нужно. Он просто понятия не имеет, что с этой фигней делать. Надо как-то схватиться и крутиться? Ну, была не была. Подпрыгнуть и ухватиться за пилон, удерживая весь свой вес только на руках, он смог, но так и не придумал, куда деть ноги. Спрыгивает, отходит на пару шагов для разгона и уже крутится, используя инерцию движения. Юнги не сильно волнует, что там Чонгук делает или пытается изобразить: он пристально всматривается в крепление на потолке, которое у него вызывает больше всего сомнений, но, похоже, с установкой пилона он справился успешно. Может теперь смело подрабатывать мужем на час в свободное от работы время. Учитывая, сколько желающих за него замуж выйти, он может посвятить этому хобби всю оставшуюся жизнь. — Ну, все в порядке. Я пошел, — говорит он. — Погоди, хён! — Чонгук перестает крутиться на пилоне — это неожиданно оказывается прикольно и весело — и тут же спрыгивает вниз. Не подраться бы теперь с Чимином, потому что их двое, а пилон один. Если установят второй, у мемберов появятся уже не вопросы, а сомнения в их психическом здоровье. — Ты что, даже на обед не останешься? — Зачем? — не понимает Юнги. Чонгук теряется: — Ну… поедим, поболтаем, я же должен тебя как-то за помощь отблагодарить. — Ты сейчас про пилон или в принципе про Чимина? — насмешливо спрашивает Юнги, и Чонгук пристально смотрит на него, не отводя взгляда. Прошло уже столько лет, но они ни разу эту тему не затрагивали. Чонгук не представляет, что именно Юнги сделал, вернее, как у него получилось наладить между Чонгуком и Чимином контакт, когда им так сложно было друг с другом взаимодействовать, но без Юнги кто знает, как сложились бы их отношения. Возможно, их бы и не было. Чимин не раз повторял, что Юнги был для него главной опорой в тот непростой период. Чонгук с Юнги общался не так тесно, но они давно уже стали друг другу близкими людьми, и он правда благодарен ему за все. — За Чимина я с тобой никогда не расплачусь, — серьезно говорит Чонгук. — Могу только угостить вкусняшками за пилон. — Собачьими? — Хён, — укоризненно глядит на него Чонгук, и Юнги смеется. — Ладно, уговорил. Но тогда звони Хосоку, пусть приезжает, потому что я обещал с ним встретиться, как у тебя закончу. — Конечно! — радуется Чонгук и бежит выполнять поручение. Хосок тоже искренне радуется, когда его приглашают в гости: в святая святых успели побывать только Тэхён с Ёнтаном, чем Тэхён не уставал перед остальными парнями хвастаться. Сокджин взревновал, закатил сцену, и Чонгук согласился пригласить его домой втихаря, пока Чимина нет. У Сокджина тоже появились вопросы: во-первых, нахрена Чонгуку столько увлажнителей воздуха и почему они на полу (“так надо” — был ему ответ), во-вторых, нафига по всей хате раскиданы матрасы? Матрасов, вообще-то, всего два, двухспальных, и купили они их с Чимином, когда к ним приезжали родители с ночевкой на Рождество. Чимин предлагал заказать просто футоны или какие-нибудь надувные, которые потом можно сложить и убрать, но Чонгук наотрез отказался укладывать на них своих тещу и тестя, так что они приобрели дорогие ортопедические. С которыми уже долго не знают что делать, поэтому оставили их валяться на полу: и Баму нравится на них спать, и Чонгуку в обнимку с Бамом или с Чимином — тоже. Зато эти матрасы наконец снова пригодятся: если ловкий от природы Чимин надумает падать со своего пилона, хоть не набьет себе синяков и шишек, а Чонгук избежит микроинфаркта. А вот тяжелой и мучительной смерти от спермотоксикоза — вряд ли. Чимин возвращается домой. Он знает о гостях, потому что Чонгук его предупредил, но не знает о пилоне. И хотя тот находится в самом углу, где у окна только цветок в кадке стоит и больше ничего, Чимин видит его сразу, как только приходит из прихожей в гостиную. Застывает на пороге, очаровательно округлив глаза и приоткрыв губы, и не обращает внимания на то, как Бам вокруг него наворачивает круги, переполенный счастьем, что любимый “папа” вернулся. — Я не пойму, это выражение безудержного восторга или крайней степени охуевания? — ржет Юнги. Непритворная реакция Чимина его здорово повеселила. — Надо было сказать мелкому, что ты пошутил. Он же серьезный, как Санта. Ты ему какое безумное желание ни озвучишь, он все исполнит. Чимин переводит взгляд на Чонгука, который виновато ему улыбается. Даже подойти не решается: сидит за барной стойкой, еще и за Хосоком прячется на случай, если все-таки будут бить. — Чимин-а, привет! — радостно приветствует его Хосок. — Как с Тэ съездили? Все успели? — Да, — заторможенно отвечает Чимин. Пробует проморгаться и убедить себя, что ему мерещится, но нет: он совершенно отчетливо видит поблескивающий серебром пилон в своей гостиной. Неуверенно поднимает руку и указывает на него: — Это то, о чем я думаю? — Это то, о чем ты думаешь, — подтверждает Юнги и хватает Бама за ошейник, когда тот подбегает к нему: от его мельтешения уже в глазах рябит. Интересно, что делает Чимин, когда бесюн нападает сразу и на собаку, и на Чонгука? Запирается и прячется в ванной? Ну, теперь, если что, может запрыгнуть и на пилон, чтобы спастись. — У вас здесь так прикольно! — говорит Хосок, пытаясь разрядить обстановку, и указывает палочками на металлического виновника торжества. — А с этой штукой еще прикольней. — Гукки, — Чимин, будто придя в себя после его слов, наконец сходит с места и идет к кухонному островку. — Пойдем, нам нужно поговорить, — он протягивает ему руку, и его лицо не обещает Чонгуку ничего хорошего. Он сглатывает. Ну хоть перед смертью поел вкусно. — Позаботься о нем, когда меня не станет, хён, — просит он Юнги, который во всю начесывает Бама за ушами, а тот балдеет, вывалив язык. Юнги смешливо фыркает, но подыгрывает, серьезно кивая. — Чимин-а, не обижай его, я за вами слежу, — грозит пальцем Хосок. — Не буду, хён, — невинно улыбается Чимин, хватает Чонгука за руку и тащит за собой — нет, не в ванную топить, а в спальню. Закрывает дверь, чтобы их разговора никто не слышал, и заглядывает Чонгуку в лицо. Тот молчит, не зная, нужно извиняться или сразу падать на колени и молить о пощаде. — Это ты сделал? — Я, — сразу признается он во всех своих смертных грехах. А чего оттягивать неизбежное? Перед смертью все равно не надышишься. Большой палец Чимина нежно гладит его по тыльной стороне ладони, и Чонгук отвлекается на это касание, опустив голову. Второй рукой Чимин тут же ловит его за подбородок и тянет вверх, вынуждая снова посмотреть на себя. — Ты меня добить хочешь? — спрашивает он у него тихо. Голос дрожит от еле сдерживаемых эмоций. — Это ты меня добить хочешь, — выдыхает Чонгук. — Как тебя на этом шесте представлю… Договорить он не успевает: Чимин уже его целует. Набрасывается так пылко, что Чонгук оступается, делая полшага назад, и его тут же прижимают к двери, вдавливая в нее всем весом. — Я люблю тебя… — шепчет Чимин в поцелуй, не отрываясь от чужих губ ни на секунду, и руки Чонгука ложатся ему на талию, крепко сжимая. По привычке тянут ближе, и Чимин вжимается в него бедрами, откровенно притираясь. У Чонгука тут же подскакивают температура и пульс. — Боже, как же сильно я люблю тебя… Ты меня просто с ума сводишь… — У нас гости, — напоминает он, бормоча в жадные губы напротив и честно стараясь справиться со своим растущим возбуждением. Будь они с Чимином дома одни, он бы его по очереди разложил на всех матрасах — и вообще на какой угодно горизонтальной поверхности, где бы Чимину захотелось. Они уже убрали все хрупкие предметы, включая увлажнители, потому что случайно один разбили: он соскользнул с края комода, который они раскачивали под собой. Да Чонгук бы Чимина и стоя взял, подняв на руки — в прошлый раз Чимину даже понравилось. Как и те пару раз на турнике… — Запомни, на чем мы остановились, — бесстыжий Чимин сдаливает его член сквозь ткань домашних штанов, страстно целует в шею, сгорая от потребности и желания оставить на ней засос, как свою метку, и Чонгука неохотно выпускает. Но тот сам уже отпускать Чимина не хочет. Дергает его обратно к себе и пробует поцеловать, но Чимин откидывается назад, не позволяя этого сделать. — У меня тоже есть для тебя подарок, — лукаво улыбается он. — Какой? — тут же спрашивает жутко любопытный Чонгук, обожающий сюрпризы и подарки. Даже если Чимин ему с совместного шоппинга с Тэхёном какой-нибудь брелок на рюкзак купил, он уже будет переполнен счастьем. Чонгуку много не надо: пары поцелуев, теплых объятий, нежной улыбки и заигрывающего, волнительно низкого смеха. Чимин дает ему все. — Узнаешь, когда все уйдут, — урчит Чимин, и для Чонгука это как команда к действию: выгнать их хёнов поскорей. Сколько бы уважения и благодарности он к ним ни испытывал, Чимин все равно важнее. Чимин всегда на первом месте. Они возвращаются на кухню, присоединяются к Хосоку и Юнги за столом, и в отличной компании и за вкусной едой время проходит незаметно. — Надо почаще собираться. И парней в следующий раз тоже надо позвать, — говорит Хосок, стоя уже в дверях, когда Чимин, Чонгук и Бам их с Юнги провожают. — В конце недели, перед выходным, давайте все соберемся, — предлагает сразу Чимин. — Снимем комнату в ресторане и оттянемся. — Может, в караоке тогда? — предлагает Чонгук, который готов петь всегда и везде, с микрофоном и без, и даже, как показала практика, кашель и насморк ему не помеха. — Закинь в общий чат опрос, решим, — Хосок хлопает его по плечу и благодарит за вкусный ужин. Чонгук польщенно улыбается и поспешно подает Юнги обувную ложку, чтобы тот не мучился со своими кроссами. Тот благодарит его кивком головы и обувается. — Спасибо тебе за помощь, хён, — обращается к нему Чимин раньше Чонгука, зная, зачем Юнги приезжал и почему у него с собой чемоданчик с инструментами. Он обнимает его за шею до того, как Юнги успевает испугаться — и их взгляды с Чонгуком невольно пересекаются. У Юнги на лице будто написано неловкое оправдание: “он первый начал, ты все видел, я тут не при чем”. Но Чонгук только искреннее, счастливо улыбается. Он сам не против подойти и зажать Чимина с Юнги, вынуждая их еще теснее прижаться друг к другу. — Задушите, пустите, — сипит Юнги и вырывается. Сразу же отходит подальше к Хосоку, под его защиту, и отвечает куда-то в сторону: — Не за что. Зовите, если что. Они еще долго тусуются в прихожей, потому что никак не могут расстаться, но в конце концов Хосок и Юнги уходят. Чонгук сразу ведет Бама в клетку, потому что ему пора спать: он и так перевозбудился от прихода гостей, еще будет куролесить всю ночь, как маленький ребенок, если его вовремя не успокоить и не уложить баиньки. Чимин достает из своей сумки обещанный подарок и отдает его Чонгуку, когда тот подходит. — Что это? — спрашивает Чонгук, беря в руки флакон из темного стекла. — Новое массажное масло, — отвечает Чимин. Забирает флакон, открывает его и подносит к лицу Чонгука, давая понюхать. Запах очень приятный, древесный, оставляющий легкое, сладкое послевкусие. Чонгук удивленно приподнимает брови, желая знать: — Что за запах? — Основа — белый сантал. Нравится? — улыбается Чимин. — Да, — Чонгук улыбается в ответ. Он еще не знает, что его ждет. Чимин делает большой, жирный намек: — Как только его нашел, сразу подумал о тебе. Хочу его опробовать. Он берет его за руку и ведет в спальню. Просит Чонгука раздеться до нижнего белья и лечь на кровать, на живот. Чонгук слушается. Пока он готовится, Чимин тушит основной свет, оставив гореть прикроватные бра, и возвращается к кровати. Ждет, когда Чонгук устроится на ней со всеми удобствами, и садится сверху на его бедра. Выливает масло и растирает между ладоней — комната наполняется волнительным, приятным ароматом. Чонгук закрывает глаза и расслабленно улыбается, наслаждаясь им и предвкушая то, что будет дальше. Горячие ладони Чимина медленно скользят, надавливая, по плечам Чонгука: от трапеции, снимая массажем напряжение, вверх по рукам, медленно, до самых пальцев. Наклоняясь в этом движении, Чимин целует его в шею сзади — мажет губами от выступающего у основания позвонка к уху — и чувствует, как Чонгук весь под ним дрожит и резко выдыхает. Чимин переплетает их пальцы и тянет руки Чонгука вверх, заводя ему за голову. Приподнимается, берет приготовленный заранее шелковый пояс от халата и пропускает его через кованый элемент изголовья. Одним концом обматывает запястье на левой руке, другим — правой. Чонгук наблюдает за его действиями, но ничего не делает, не пытается вырваться или воспротивиться. Потому что бы Чимин с ним ни захотел сделать, Чонгук уже этого хочет не меньше. — Хороший мальчик, — слышит он возбуждающе низкий шепот над ухом, и Чимин снова влажно и жадно целует его в горячую шею. Чонгук кусает губы, сдерживаясь, но все равно стонет, когда большие пальцы Чимина с нажимом проходятся по всей его шее сверху вниз, массируя — и Чонгук готов кончить только от этого потрясающе приятного массажа. Санталом начинает пахнуть ярче, и Чонгук задерживает дыхание, чтобы не вдыхать слишком глубоко: у него и так кружится голова, хоть еще ничего не происходит. Чимин спускается ниже, к плечам, не пропуская ни одной мышцы, прорабатывая каждый зажим, пока не чувствует, как твердая плоть под его пальцами расслабляется, как и весь Чонгук, уже тающий под ним и даже не пытающийся скрыть, как ему хорошо. Растрепанный, раскрасневшийся, он так взволнованно дышит, что Чимин не удерживается и кусает его за пунцово-красный кончик уха. Слышит в ответ волнительно-нежный стон и берет ухо Чонгука в рот. Тот дергает руками, забыв, что связан, и сжимает их в кулаки. — Не торопись, — шепчет Чимин ему на горящее ухо и снова отстраняется, переходя с плеч на спину. Он прилагает силу, чтобы как следует проработать каждый участок, и Чонгук тихо млеет, закусив край покрывала, не зная, как ему сдержаться и продержаться. Он ерзает под Чимином, пытаясь хоть немного облегчить дискомфорт от стояка, но у него ничего не получается. Хоть Чонгук его об этом не просит, Чимин пропускает поясничный отдел, чтобы стянуть с него боксеры. Он хотел спускаться постепенно, но мучить Чонгука в его планы не входило — он ведь хочет ему сделать максимально приятно. И самому получить кайф от процесса. Чимин спускает боксеры до колен, еще Чонгука и стреножив. Тот наконец может свободно приподнять бедра, позволив подняться члену, и опускается обратно, вжимаясь возбужденным пахом в кровать. Специально не трется, но Чимин и так чуть раскачивает его, массируя поясницу и неизбежно доходя до ягодиц. Чонгук понятия не имеет, как далеко Чимин собирается зайти, но может только покорно ждать и надеяться, что одним массажем дело не ограничится. Чимин спускается еще ниже, прорабатывая теперь мышцы задней поверхности бедра. Чонгук ноги развести не может, только немного, и оттого скольжение ладони Чимина между ними ощущается особенно плотно и остро. Чонгук стонет, не видя, как Чимин улыбается. Он использует еще масло и просовывает руку глубже, надавливая ребром на промежность, и Чонгук резко привстает на локтях — насколько ему позволяет длина шелковой ленты. Оборачивается на Чимина, желая увидеть его бесстыжее лицо, когда тот творит с ним все эти вещи. Чимин встречает его взгляд мягкой, но игривой улыбкой и вопросительно приподнимает бровь: — Что такое? Я сделал тебе больно? — проявляет участие. — Ты хочешь, чтобы я кончил? — прямо спрашивает Чонгук не своим хриплым голосом. — А ты хочешь кончить? — совсем по-блядски улыбается Чимин и добирается до его яичек, чтобы их тоже приласкать и погладить. Чонгук роняет голову вниз, и из-за того, как все мышцы проступают в напряжении на его спине, под этой блестящей от масла, восхитительно вкусной кожей, Чимин не удерживается и начинает покрывать ее быстрыми, жаркими поцелуями, слушая трепетные, приглушенные стоны. — Приподними бедра, — опаляет он горячим дыханием поясницу Чонгука, и тот слушается, опускаясь снова грудью на кровать, чтобы принять наиболее устойчивую позу. Горячая ладонь Чимина тут же проскальзывает по его животу вниз, и скользкие от масла пальцы уверенно ложатся на член. Чонгука надолго не хватает: он уже давно изнывал и тек от желания и нетерпения, поэтому Чимину впервые не приходится сильно стараться, чтобы довести его до разрядки. Чимин кусает его за плечо, не справляясь со своими эмоциями, когда эротично выгнувшийся Чонгук под ним кончает, изливаясь в его ладонь, и крупно дрожит, продолжая тихо постанывать от слишком большой чувствительности. Но Чимин не останавливается, потому что у Чонгука после эякуляции до конца не опадает. Из-за спермы каждое ритмичное движение его сжатого кулака сопровождается теперь неприличными, постыдно-хлюпающими звуками, которые заводят их обоих еще сильнее. Чимин точно намеревается оставить смачный засос на плече Чонгука, давно потеряв самоконтроль, а Чонгук не напоминает ему о том, что иметь на теле синяки не желательно. Легкая боль от укусов подстегивает его возбуждение, и за минимум времени он снова такой твердый, будто и не кончал. Он не знает, когда Чимин успел достать смазку — вероятно, он приготовил ее с самого начала, — и слышит знакомый щелчок крышечки. Холодный гель льется ему на копчик, и Чонгук вздрагивает, но не жалуется: у него во рту резко пересыхает и внутри все стягивается в сладкий ком, стоит ему подумать о том, что произойдет дальше. Не выпуская члена Чонгука из руки и продолжая ему ритмично, но неспешно надрачивать, пальцами второй руки Чимин массирует его вход. Он ведь обещал сделать Чонгуку массаж всего тела — и нельзя пропускать простату, верно? — Расслабься, — выдыхает он ему в спину, снова увлеченно покрывая ее поцелуями, и Чонгук слушается, без сопротивления принимая в себя один палец, легко проскользнувший внутрь благодаря обильной смазке. Чимин сразу добавляет второй. создавая так необходимое давление и усиливая трение, и дрожит вместе с Чонгуком от своих зашкаливающих ощущений. Чонгук горит весь, но реально чувствует, будто вот-вот сгорит дотла, когда Чимин вдруг начинает ему рассказывать, какой он потрясающий внутри: горячий, бархатный, тесный, влажный, узкий — специально для него. Толкается пальцами глубже, зная, куда нужно давить, и Чонгук скулит, срываясь в оргазм. Чимин ускоряется, стимулируя его и спереди, и сзади, преодолевая сопротивление судорожно сжавшихся мышц, и останавливается лишь тогда, когда Чонгук обессилено растекается по кровати. Чимин его отпускает. Целует в обе ямочки на пояснице, медленно, смакуя каждый сантиметр велюровой кожи, поднимается наверх и опускается на Чонгука сверху, проскользнув по его спине своей грудью. Приобнимает его, ласково гладит по волосам и нежно целует в горячую щеку, вслушиваясь в его загнанное дыхание. — П-почему… — с трудом выговаривает Чонгук, — ты не вставил? — Ты ведь не просил, — дразнит его Чимин и трется своим пахом о его крепкие ягодицы. Чонгук может почувствовать его стояк даже сквозь двойной слой одежды. — Мин-а… — у Чонгука заканчиваются цензурные слова. Он поворачивает к нему голову и хочет посмотреть укоризненно, но моментально тонет в чужом темном, голодном взгляде. Чимин не дает ему продолжить: целует несдержанно, почти грубо, впиваясь в чужие податливые губы, проталкивает между ними язык и сам стонет, когда чувствует ответное движение языка Чонгука. Он очень хочет, но не может в него войти. Нельзя, потому что завтра у них тяжелый день, и Чонгуку, как и ему, придется провести больше двенадцати часов на ногах. И Чимин правда думал, что сделает Чонгуку приятно через массаж, он даже руки ему для этого связал, чтобы тот их не распускал. Но он никак не ожидал, что тот окажется сегодня настолько чувствительным, что Чимин попросту не сможет устоять перед соблазном. Он приподнимается, быстро справляясь со своими штанами одной рукой, приспуская их с бельем, чтобы высвободить болезненно напряженный член. Стонет Чонгуку в рот, и тот перехватывает инициативу, засасывая его язык в свой рот, играясь с ним, заставляя Чимина всего дрожать и плавиться. Он жестко дрочит себе, практически на грани боли, но это то, чего он хочет — кончить как можно быстрей, любой ценой. И когда это происходит, Чонгук не может сдержать улыбки: и даже брызги спермы, попавшие ему на спину, его нисколько не беспокоят. — Если ты меня сейчас же не отвяжешь, я тебя трахну, — серьезно произносит он. — Если я тебя развяжу сейчас, ты меня точно трахнешь, — сипло смеется Чимин, продолжая Чонгука раз за разом целовать, но уже мягко, лишь губами, давая им обоим возможность остыть. — Мин-а, — опасно понижает голос Чонгук и требует: — Развяжи меня. — Хорошо, — соглашается Чимин, хоть и знает, чем это чревато и чем для него кончится. Он тянется к рукам Чонгука. Гладит его жилистые предплечья, кайфуя от ощутимо выступившего рельефа вен, и наконец развязывает узел на правом запястье. Чонгук не ждет, когда освободят и вторую руку — он резко дергает ими, высвобождаясь сам, хватает охнувшего Чимина за плечо, стаскивая его со своей спины, и сразу же подминает под себя. Чимин даже сопротивления оказать не успевает, как Чонгук уже оказывается у него между ног. Ложится на него всем весом, вдавливая в постель, и Чимин стонет. Он помнит, что завтра тяжелый день, и об этом, вероятно, помнит Чонгук. Но если тот захочет его взять, Чимин ему это позволит. Завтрашние страдания волнуют его куда меньше, чем возможность получить удовольствие сегодня и доставить еще большее удовольствие Чонгуку. Чонгук, быстро избавившись от своих боксеров, которые ему мешали, целует Чимина в губы, долго и вдумчиво. Ласкает руками его тело, распаляя ответное желание, и притирается пахом к чужому паху, создавая так необходимый им обоим контакт. С трудом отрывается от полных, сладких губ и сразу же набрасывается на шею. Не кусает, но прикусывает, втягивая нежную кожу в рот, и Чимин под ним выгибается, льнет плотнее к чужому напряженному животу, просит еще. Чонгук дает ему все. И даже больше. Он покрывает все желанное, сексуальное тело несдержанными поцелуями, уверенно двигаясь вниз. Дергает Чиминовы штаны с бельем, приспуская их под ягодицы, чтобы ему ничего не мешало. Чимин тормозит и даже бедра приподнять не успевает, а Чонгук уже берет у него в рот. Слышит долгий, высокий стон и улыбается, а Чимин чувствует его улыбку на своем члене, и ему окончательно срывает крышу. Он хватает Чонгука обеими руками за голову. Только чудом не начинает подмахивать или пытаться глубже насадить на свой член — Чонгук делает это и сам. И с каждым разом у него получается все лучше и лучше. — Гукки… — приходит его очередь несвязно стонать его имя и безвольно сучить ногами по покрывалу, инстинктивно все сильнее сжимая пальцы на чужих волосах. Возможно, он делает Чонгуку больно, но тот не обращает на это внимания, сосредоточенный и увлеченный процессом. Он пробует по-разному: и вылизывать вдоль ствола, и вокруг по бороздке, и целовать головку, и вбирать ее до впалых щек в рот, и проталкивать за щеку, и заглатывать глубже, на всю длину, утыкаясь носом в гладкий пах. И на каждое его движение Чимин реагирует стонами, разными по тональности, протяженности и силе звучания. Чонгук так и не научился играть на гитаре, но зато он умеет извлекать восхитительные звуки из Чимина. И каждый его оргазм для Чонгука словно главная победа в его жизни. Он отстраняется, проглотив все до последней капли и вылизав Чимина досуха. Остается сидеть между его разведенных ног, чтобы видеть его всего, во всей красе — это невероятное и совершенное тело, распростертое перед ним; каждый мускул выступает под безупречной, шелковой кожей; от плавных, пленительных изгибов невозможно оторвать взгляд. Чонгук тут же жадно, словно слепо, начинает трогать Чимина всюду, куда дотягивается, а второй рукой себе дрочит. Чимин быстро облизывает губы, глядя на него из-под дрожащих ресниц, и соблазнительно извивается и прогибается, следуя за чужой ладонью. — Я люблю тебя, — выдыхает Чимин и накрывает татуированные пальцы Чонгука на стволе своими. Двигает рукой с ним в такт и весь дрожит, когда видит, как Чонгука накрывает — уже который раз за вечер. Он выдаивает его до последней капли и, словно провоцируя и не давая даже шанса прийти в себя и перевести дыхание, подносит руку к своему лицу и слизывает сперму, продолжая неотрывно смотреть Чонгуку в глаза. — Вот теперь мне реально хочется тебя наказать и трахнуть, — хрипит тот, выглядя полувменяемым с этим остановившимся на раскрасневшемся лице Чимина взглядом. Его зрачки почти целиком сожрали радужку. — Тебе придется потерпеть до завтра. Завтра можешь меня как угодно наказать и трахнуть так, как тебе захочется, — тихо смеется Чимин, довольный тем, что бедного Чонгука довел. В который уже раз. Чонгук резко выдыхает и ложится обратно на Чимина. — Ладно, — угрожающе говорит он, — но не думай, что так просто сегодня отделаешься. — Гукки, — смеется тот ему в лицо, — нужно поспать, нам вставать ни свет ни заря. И завтра много работы, ты помнишь? — Помню, — вздыхает Чонгук и утыкается лицом в изгиб его шеи. Бормочет: — И только поэтому ты еще жив. Чимин вплетает пальцы в его волосы, закрывает глаза и продолжает улыбаться, наслаждаясь близостью Чонгука, ощущением его тела и сладкой послеоргазменной пустотой в голове. Как приятно иногда отпустить все мысли. Но выпускать Чонгука из своих рук Чимин не намерен никогда. А Чонгук этому только и рад.