Behind The Scenes

У Чонгука проблема. Громадная проблема, которая весит больше него на килограмм десять минимум — и это, хочет он признавать или нет, десять кило мышц, как у стероидного быка. Его проблему зовут Ли Инсон, и он его ровесник. Он трейни, которого включили к ним в подтанцовку. Чонгук приметил его сразу: не потому, что он был новеньким, а потому что был всех выше и шире в плечах. Чонгука давно отпустило и с Рейном, и с Вонхо, и со всеми остальными парнями, чьи габариты вызывали у Чимина безудержные восторги и нескончаемый поток восхищенных комплиментов. Но в любой толпе Чонгук все равно инстинктивно ищет потенциальных конкурентов — и, мать их, ведь находит. Инсон держится особняком, много улыбается, мало говорит, видно, что стесняется, но танцует чисто, без помарок и заминок, схватывая хореографию на лету. Что не остается незамеченным ни хореографом, ни Хосоком, с его профессионально наметанным на талантливых людей глазом. Не проходит и пара недель, как Инсон танцует уже не позади, а в центре первой линии, то есть практически рядом с мемберами. И по какому-то необъяснимому стечению обстоятельств каждый раз так или иначе оказывается к Чимину ближе, чем к кому-либо еще. Он и Чимин не знакомы лично: они только здороваются, читая имена на бейджиках, приветливо улыбаются друг другу и прощаются. Чимин никак Инсона не выделяет и сблизиться с ним не пробует. Но вот раз он оступается в сложной связке и успевает инстинктивно схватиться за взметнувшуюся к нему сильную руку, которая удерживает его от падения — и это, конечно же, рука Инсона. Потом у Чимина заканчивается вода, и первый, кто это замечает и спешит исправить, снова оказывается Инсон. И Чонгук не маниакально подозрительный, у него нет мании преследования. Он просто внимательный и наблюдательный, а еще очень эмпатично-чувствительный. А потому Инсон еще ничего сказать и сделать не успевает, как Чонгук, едва взглянув на него, сразу понимает: Чимин Инсону нравится. И если поначалу Инсон даже не отдает себе отчета в том, почему на Чимине постоянно зависает, как делают многие, и это нормально, потому что внеземная харизма Чимина может пробудить интерес даже у камня, то через какое-то время от наблюдений украдкой и со стороны Инсон переходит к осознанным действиям. Ищет поводы, чтобы лишний раз оказаться с Чимином рядом. Находит предлоги, чтобы привлечь его внимание или хотя бы попасть в поле зрения. Не спускает с Чимина глаз ни на секунду все время, что они находятся в студии, и к концу третьей недели Чонгука это начинает не только дико напрягать, но и припекать. Ему хочется отвести Инсона в сторонку и прямо заявить ему, что Чимин занят, давно, без шансов, можно даже не пытаться. Но он, сука, не может: черт знает, что у этого здорового парня в голове и каковы будут последствия, если он узнает об их с Чимином отношениях, давно пересекших черту невинного фансервиса. Чонгук не может так рисковать. Но и терпеть Инсона и его борзые по сути, но вежливые в исполнении подкаты сил уже нет никаких. — Ты на него так смотришь, будто убить хочешь, — усмехается Сокджин. Он сидит рядом на полу, привалившись, как и Чонгук, к стене, и наблюдает за сложной сменой эмоций на лице последнего. — Ревнуешь? — Да, — отрезает Чонгук, даже не собираясь этого отрицать. Не сообщает Сокджину о себе ничего нового. — Он ничего плохого не делает, — мягко, примирительно замечает Сокджин, и Чонгук бесится от этого только больше: будто он очевидных вещей не понимает! Чимин тоже ничего плохого не делает, вообще никак на знаки внимания со стороны Инсона не отвечает. А Чонгуку дышать нечем. — Мне не нравится, что он постоянно обтирается рядом, — мрачно произносит Чонгук. Они сидят в стороне, никто не обращает на них внимания, никто их не подслушивает, операторы ушли на перерыв, чтобы успеть перехватить стаканчик кофе и какой-нибудь сэндвич — им тут торчать еще несколько часов. — Ну еще не обтирается, — ехидничает Сокджин. — Так, маленько по-дилетантски сталкерит и нежно-маньячно преследует. Чонгук страдальчески стонет и запрокидывает голову назад. Бьется затылком о стену, но это не помогает. Сокджин глядит на него с веселой усмешкой, но по растрепанным волосам гладит почти сочувствующе. — Давай рассуждать логически, — начинает он свою мозгоправную терапию. — Даже если этот парень решится и признается Чимину в симпатии, тот максимум ему улыбнется и тактично откажет. И сведет их взаимодействие к минимуму, чтобы не давать ложную надежду и не накалять безответные чувства. Чего ты боишься? Что Чимин внезапно увидит в нем мужчину, который вызовет у него интерес? Что, находясь в отношениях с тобой уже столько лет, боже, подожди, сейчас я напрягу свои старческие извилины и попробую посчитать и озвучить эту страшную цифру... семь?! Капец, реально семь! И тут короче семь лет спустя Чимин втайне от тебя пойдет гулять на сторону? Давай так. Какой твой самый худший ночной кошмар? Скажи, и волшебный джин Джин его развеет. — Я знаю, что логически это все звучит бредово, — огрызается Чонгук, которому от слов Сокджина становится еще более тошно, аж к горлу подкатывает. Он быстро открывает бутылку и пьет, заталкивая готовую вот-вот политься изо рта желчь обратно. Пусть дальше разъедает его изнутри, зато никто ничего не поймет и не узнает. — Но я чувствую то, что чувствую. И дело не в Чимине или наших отношениях. Мне это не нравится, ясно? Не нравится, когда этот парень на него смотрит. Не нравится, когда он его трогает. Сокджин хмыкает. Чонгук, прямо говорящий о своих переживаниях, чистой воды заслуга Чимина: кто еще бы смог научить замкнутого Чонгука проявлять себя через открытость миру, тем самым обретя и силу, и уверенность? Видел он бы себя со стороны, сразу бы отпали все сомнения в том, что Чимин когда-нибудь посмотрит на кого-то, кроме него. Чонгук так сильно вырос и возмужал, что Инсон, несмотря на свои внушительные габариты, кажется неопытным мальчишкой на его фоне. Чимин в его сторону даже не смотрит. Зато, закончив обсуждение с хореографом и Хосоком, сразу находит взглядом Чонгука и двигается в их с Сокджином сторону. Совершенно внезапно дорогу ему преграждает Инсон. Чонгук весь напрягается и подбирается, садясь ровно, будто готовится к низкому старту, чтобы сорваться в любой момент и оказаться рядом за доли секунды. Сокджину от его убийственного взгляда, хоть тот направлен не на него, а на наглый затылок Инсона, становится не по себе, и он на всякий случай кладет руку на плечо Чонгука, чтобы удержать его от необдуманных действий: будто камень тщетно пытается сжать. — Эй, эй, полегче, — тихо говорит он, и ему уже не до шуток. Он Чонгука на измене давно не видел, а тот сильно изменился за последние месяцы, поэтому его реакция абсолютно непредсказуема. Сокджин сам начинает нервничать, как бы ему ситуацию не упустить из-под контроля и не подлить случайно масла в огонь — костер тогда точно полыхнет до небес, когда у Чонгука в край накипит и сорвет нахрен крышку. Чонгук неотрывно смотрит, как Инсон и Чимин разговаривают. Чимин заученно вежливо улыбается, пробует Инсона обойти, считая, что их разговор себя исчерпал, но тот делает шаг в сторону и настаивает на продолжении. Чонгук дергается, а Сокджина от резкого выброса адреналина аж в жар бросает, и руки тут же потеют. Ему ничего не остается, как схватить Чонгука за оверсайз футболку на спине, наматывая ткань на кулак — лишь бы выдержала и не порвалась, если Чонгук таки решит пойти убивать. Выражение лица Чимина стремительно меняется: улыбка тает как не бывало. Инсон выше его больше, чем на голову, и Чимин смотрит на него снизу вверх, но его взгляд такой тяжелый и неприятный, что Инсон быстро отводит свой и машинально делает полшага назад. Чимин больше не улыбается, когда говорит с ним. Ставит точку в разговоре и делает шаг вперед. Инсон тут же отходит в сторону, провожает его глазами и невольно пересекается с Чонгуком, продолжающим буравить его зверским взглядом. Инсон заметно вздрагивает и быстро отворачивается, спеша уйти и слиться с толпой. Сокджин выдыхает и Чонгука отпускает. Потому что Чимин уже рядом. Потому что все уже в порядке — стоит на это надеяться. — Пойду за водой, — сипит он, поднимаясь на не слушающиеся ноги, которые уносят его подальше: ему надо выдохнуть и отпустить этот стресс в тихом, уединенном месте. Чимин занимает его нагретое место, и Чонгук сразу протягивает ему свою бутылку. Видит, что Чимин физически устал, но отчетливо ощущает его внутреннее напряжение, а потому тихо спрашивает: — Все в порядке? — Да, — коротко отвечает Чимин перед тем, как приложиться к горлу. К чужой бутылке он бы припадать губами не стал, но горлышко бутылки Чонгука всегда плотно обхватывает, и Чонгуку очень сложно отвести взгляд. Не залипнуть бы. И не подумать о чем-нибудь пошлом. Не получается. — Я же вижу, что нет, — замечает он. — Это из-за того парня? Он что-то хотел? — он намеренно избегает называть Инсона по имени. Еще чего — велика честь. Чимин морщится и возвращает бутылку. — Хотел, чтобы я ему еще раз показал четырехтактный переход, который у него не получается. Я отказался, — спокойно сообщает он. Ему от Чонгука скрывать нечего — абсолютно. И врать ему он тоже никогда не станет. Он слишком любит и ценит его, чтобы портить их взаимные уважение и доверие. — Очевидно, что это был лишь предлог. Чонгук криво усмехается. Значит, Чимин все-таки заметил все эти неловкие подкаты в свою сторону и просто деликатно их игнорировал, чтобы не ставить Инсона в неудобное положение. Но тот себя сам подставил. Бедный парень, он, наверное, думал, что Чимин все время такой милый, веселый, добрый, улыбчивый, услужливый, отзывчивый и безотказный. Но иногда он бывает устрашающим и даже пугающим — просто не каждый заслуживает того, чтобы его морально уничтожили. Чонгук вот в свое время нарвался. Больше не хочет. — Я так уста-а-ал, — наигранно стонет Чимин и, не мешкая, сползает вниз по плечу Чонгука к нему на колени. Долго не может устроиться — на полу жестко, кости ломит, — но в конце концов находит удобное положение, и, примостив голову на бедре Чонгука, вздыхает довольно. Закрывает глаза и улыбается. Чонгук, сам стараясь не заулыбаться, на него смотрит, тайно любуясь, боится показывать, как ему приятно и хорошо, а то слишком палевно. Не может даже погладить Чимина по волосам, хотя нестерпимо хочется. И если Инсон сейчас украдкой за ними наблюдает, тем лучше: если мозги у него есть, он все поймет и без ненужных объяснений. Чонгуку не хочется с ним связываться и тратить на него свои время и нервы. В конце концов, не сегодня-завтра Инсон уйдет, и больше они его не увидят. Правда, на его место придет кто-нибудь еще, но Чонгук и с этим справится. Куда ему деваться? Спокойная жизнь ему не светит, потому что, кажется, весь мир хочет только одного — Пак Чимина. — Предлог нашел? — лукаво шепчет Чонгук, и улыбка слышится в его голосе. — За кого ты меня принимаешь? — фыркает Чимин, а сам властно обнимает приватизированную ногу Чонгука и трется о нее щекой — конечно же, выбирает комфортное положение головы, а не ластится. — За маленького хитрожопого хёна, — насмешливо выдыхает Чонгук и от неожиданности вскрикивает, когда Чимин без предупреждения поворачивает голову и кусает его. Чонгук задушено смеется, хоть ему и больно, а Чимин самодовольно улыбается, наслаждаясь его реакцией на свою выходку. — Тебе помощь нужна? — спрашивает Тэхён, отреагировав на крик Чонгука, как и все остальные, но единственный, кто отваживается подойти, не боясь побеспокоить и разбудить готового отойти ко сну зверя в лице Пак Чимина. — Нет, пока справляюсь, — отсмеявшись, сипит Чонгук, избегая лишний раз дергаться, чтобы снова на укус не нарваться. Яйца бы ему в итоге не выкрутили — все-таки они ему еще пригодятся. Как и Инсону его отбеленные ровные зубы — так что нечего на его Чимина пялиться. Тэхён скрещивает руки на груди, глядя на Чонгука сверху вниз недоверчиво, сопереживающе и трагично: как врач на тяжело раненого пациента, который бодро убеждает его, что у него все под контролем, а нож, торчащий из груди, — сущий пустяк, через неделю само пройдет. — Чим-Чим, не отрубайся, слышь? — Тэхён трогает ногу Чимина мыском кроссовка. — Вставай давай. — Я спать хочу, — бормочет Чимин, больше не подавая иных признаков жизни. — Спать ночью надо было, — безжалостно отрезает Тэхён, продолжая тыкать Чимина ногой, но безрезультатно. Тот не поддается на его провокации, пригревшись рядом с Чонгуком, которого из-за близости Чимина самого внезапно начинает клонить в сон. — Чем вы все время занимаетесь по ночам, блин? Я в четыре вставал отлить, а вы еще онлайн были. Опять что-нибудь ломали? Жрали? Бухали? Или снова кого-то покусали? — С Бамом гуляли, — отвечает Чонгук невозмутимо, пропустив мимо ушей все отсылки к их с Чимином великим ночным подвигам. Ну любят они после отбоя вдвоем тусить и иногда беситься, нельзя, что ли? — В лес с ним ездили. — Бедный ребенок, и ему по ночам спать не даете, — категорично осуждает безответственность двух бестолковых родителей Тэхён. — Я у вас его конфискую за жестокое обращение, ясно вам? — Так он сам просился, — удивляется Чонгук, даже не пытаясь оправдаться. Потому что они правда ужасные родители: Бам из них виртуозно не просто веревки вьет, а морские узлы завязывает. Они вообще не в состоянии сказать ему “нет”. — А чего в такую даль поперлись? — не понимает Тэхён. Рядом с домом Чимина и Чонгука есть приличный парк, иначе они бы большую собаку не завели, если бы не было, где с ней гулять. Вот этот вопрос заставляет Чонгука болезненно поморщиться. — Потому что кто-то кому-то рассказал по секрету всему свету, что мы там Бама выгуливаем, и последний раз нас уже откровенно преследовали. Они там реально днями и ночами дежурят, ждут, пока мы не появимся. В парк Бам только с кинологом теперь ходит. Тэхён искренне соболезнует: знает, как сильно это дестабилизирует, когда в твою личную жизнь столь бесцеремонно лезут посторонние, не просто нарушая границы, а буквально снося их, как бульдозер. И защиты от них нет никакой: не так посмотришь, не то скажешь, не дай бог еще что сделаешь — и все, всех собак на тебя спустят и сожрут нахрен, не разбираясь, кто тут жертва, а кто агрессор. — Переезжать будете? — спрашивает он, и Чонгук тяжело вздыхает: — Да думали об этом, но смысл? В новом месте будут новые люди, и все опять повторится. Шихёк-хён сказал, что разберется с этим, не знаю, получится у него или нет. — Слушай, он реально отрубился, — удивленно приподнимает брови Тэхён, долго изучая Чимина. — У тебя какие-то бедра волшебные? — При определенных действиях и в другие моменты я это часто слышу, — смеется Чонгук. — Фу, блин, без подробностей, — отмахивается от всех этих неприличных отсылок Тэхён. — Знаешь, как сложно, блин, дружить с Чихёном, который вечно кидает мне ваши отфотошопленные голые задницы, и дружить с вами, не представляя вас постоянно друг на друге? Кстати, раз уж речь зашла… — Ты же сказал без подробностей, — напоминает Чонгук, смешливо щурясь, но Тэхён пропускает его подкол мимо ушей: — Кто из вас сверху? Этот вопрос не одному мне не дает покоя уже много лет. — А кто на кого ставил? — тут же интересуется Чонгук, уверенный, что мемберы стопудово сделали ставки и стопроцентно их голоса разделились. — Я и Джин на тебя, конечно же. Хоби воздержался, Юнги не раздумывая выбрал Чим-Чима, Мони тоже не дал себя обмануть и поставил на него. Чонгук весело хохочет, живо представив, как происходило это обсуждение. Забавно. Мемберам реально иногда заняться нечем. Надо Хитману сказать, чтобы работы им добавил и выходные сократил по минимуму. — Скажу, что победила дружба, — ржет. — Ты редкостный обломинго, Чон Чонгук, — Тэхён не удерживается и в отместку треплет его по волосам. Чонгук ожидаемо возмущается, но спастись не может, иначе потревожит хрупкий сон Чимина, а потому вынужден мужественно терпеть, принимая весь удар на себя. — Мог бы хоть раз побыть мне настоящим другом и дать по дружбе. Выиграть хотя бы. — Прости, — все еще посмеиваясь, Чонгук приглаживает волосы, когда его перестают мутузить. — Если бы ты меня спросил пораньше, победа была бы у тебя в кармане. — Я постеснялся, — выдает неожиданное признание Тэхён, и у Чонгука аж глаза на лоб лезут. Ким Тэхён и стеснение? Что за безумное сочетание несочетаемого? А то, что он к ним третьим хотя бы свечку подержать столько времени набивался, пускай и шутки ради, его не смущало, значит? — Ты вообще заметил, что тот парень из подтанцовки к Чим-Чиму неровно дышит? — резко меняет тему Тэхён — и сразу не в бровь, а в глаз. Чонгук давит тяжелый вздох: только забыл и расслабился, а теперь новый круг самоедства и мозгоебства. С самого себя уже тошно. — Что ты мне предлагаешь? — спрашивает он прямо. Раз Тэхён такой умный, пусть скажет, что ему делать в сложившейся ситуации. Чонгук чувствует, что что-то сделать надо, но не может понять что. — Можешь ему видос показать, где ухо Чимина прямо на сцене засасываешь, и спросить его, что он об этом думает, — хрюкает от неуместного веселья Тэхён. Будь он на месте Чонгука, так бы и сделал: такая умора будет. — Ну или добей его окончательно, бросив, уходя, что вам пора забирать ребенка с продленки. — Очень смешно, — с каменным лицом иронизирует Чонгук. — А на следующее утро вся желтая пресса будет пестреть новостями о наших внебрачных детях. Во сколько я их заделать должен был, чтобы они уже в школу пошли? — Да в самый раз уложился, прям в восемнадцать — оп! и сразу, — ржет Тэхён и хочет добавить что-то еще, в качестве вишенки в их любовной перепалке, но хореограф привлекает всеобщее внимание громкими хлопками в ладони. Операторы с перерыва тоже вернулись, пора приступать к работе. Тэхён уходит первым. А Чонгук сидит и не решается Чимина разбудить. Тот так сладко спит — у него рука не поднимается и нога не двигается, хоть уже затекла. И беда эта с ним происходит постоянно: он иногда просыпается от дикого спазма в руке, видит пристроившегося на ней Чимина и терпит до последнего, пока после немеющего покалывания пальцы совсем не отнимаются. Иногда терпит и дальше: ему больно, но приятно намного больше. Возможно, не у одного Чимина мазохистские наклонности. Возможно, не только венерические заболевания передаются половым путем. Чонгук краем глаза замечает движение и поднимает голову. Останавливает намеревающегося подойти к ним оператора с включенной камерой на полпути одним только взглядом — у Чимина научился. Оператор пересекать невидимую границу так и не отваживается и уходит ни с чем. Чонгук снова смотрит на Чимина. Знает, что нужно его разбудить сейчас, мягко и нежно, а не когда примчится неуемный Хосок и проведет обряд некромантии, насильно подняв Чимина из мертвых. Чонгук наклоняется к нему, заглядывая в лицо, и умиляется пухлым щекам, полным губам и носу пимпочкой. Такой хорошенький, что и умереть не жалко. — Мин-а… — зовет он шепотом. — Просыпайся. Обещаю, дома дам тебе поспать, лягу в гостиной с Бамом. Чимин причмокивает губами, когда его осторожно тычут пальцем в щеку, и прячет от Чонгука лицо, зарываясь носом в ткань его штанов. Вздыхает тяжко и, оттолкнувшись руками от пола, поднимает себя из горизонтального в вертикальное положение только усилием воли. Сонно трет лицо и вздыхает. — Не могу без тебя спать, — бурчит он. — Тогда придется всем спать в гостиной. — Ну, матрасы уже готовы, но не обещаю, что тогда дам тебе выспаться, — пробует пошутить Чонгук, наблюдая за трогательными попытками Чимина продрать глаза и хоть немного взбодриться. Разморило его знатно — всего-то за минуту. В следующий раз выгуливать Бама ночью Чонгук пойдет один. Он первым встает с пола и подает Чимину обе руки. Рывком ставит его на ноги, взяв на себя весь его вес, чтобы минимизировать усилия со стороны Чимина. Отпускает его и никак не ожидает, что Чимин сделает шаг навстречу и обнимет его, прижимаясь щекой к его груди. Он закрывает глаза и планирует доспать еще хотя бы пару секундочек. Чонгук замирает и почти панически оглядывается, проверяя, смотрит на них кто-то или нет. Конечно же, смотрит — буквально глаз не сводит. Чонгук этот взгляд чувствовал давно, но упорно не обращал на него внимания. Неизбежно они с Инсоном, стоящим вместе с остальной группой подтанцовки, пересекаются взглядами. Чонгук не собирался этого делать, но уже не может себя остановить: крепко Чимина обнимает, прижимая к себе. Недолго думая проводит руками по его спине вниз, к бёдрам, чуть наклоняется, чтобы дотянуться, и подхватывает его на руки. Подкидывает, перехватывая удобней, и несет к остальным мемберам, которые их давно ждут. Аккуратно ставит не сопротивляющегося Чимина на ноги ближе к Тэхёну, за которого, если что, можно схватиться, а то и бессовестно на нем повиснуть. Тэхён не возражает и только довольно ухмыляется, многозначительно стреляя в Чонгука глазами, будто это была его гениальная идея, как отбить у Инсона всякое желание влезать туда, где точно убьет.