Behind The Scenes

— Лучше не открывай, — предупредил Чимин, и Чонгуку стоило его послушать. Вообще-то, вскрывать чужие подарки неприлично, но Чонгук ничего не может поделать с собой: он, черт возьми, заинтригован. Чимин все свои подарки распаковал, чтобы отправить благодарственные сообщения тем, кто их сделал — все торчат по домам на карантине, ни с кем не увидишься, пришлось по старинке отправлять все курьерскими службами. Но одну-единственную коробку, черную и с виду какую-то даже не праздничную, а скорее траурную, Чимин сразу спрятал, задвинув ногой под кровать, будто с глаз долой. Чонгук не смог оставить ее без внимания. Правду говорят: любопытство сгубило кошку. Пока Чимин занят своим телефоном и общением с друзьями и родственниками, Чонгук незаметно крадет таинственную посылку, даже не предполагая, от кого она пришла: отправитель открытки не оставил. Но Чимин почему-то точно знал не только то, кто ее отправил, но и что внутри. Чонгук не знал. А когда узнал, уже поздно было судорожно пытаться ящик Пандоры закрыть — демоны вырвались наружу. — Я же говорил, не стоило, — Чимин, оторвавшись от экрана и найдя взглядом Чонгука, который пропал и затих подозрительно надолго, всё сразу понимает по его лицу, выражение которого тот сейчас совершенно не контролирует. — Это… кто подарил?.. — выдавливает из себя Чонгук, и его голос предательски сипит. Он даже не может разобраться, что испытывает. Какую-то бурю всего: и недоумение, и стыд, и раздражение, и интерес, и, черт возьми, возбуждение. — А ты догадайся, — чуть морщится Чимин. — Мне еще когда Тэ стал наводящие вопросы задавать, я сразу понял… — Это Тэхён подарил?! — восклицает Чонгук, честно говоря, уже готовый броситься лучшего друга убивать, в нынешних условиях только вербально и виртуально, а если не убивать, но точно при первой же встрече надавать ему ремнем по жопе, потому что это уже переходит все границы! — Нет, конечно же, — невозмутимо отвечает Чимин, закончив отправлять сердечки, смайлики и стикеры во все активные диалоги. — Чихён. — Даже не знаю, что хуже, — потерянно бормочет Чонгук, у которого в голове не укладывается, что брат Чимина мог подарить ему ТАКОЕ. Хотя почему его это так удивляет? Чихёна можно смело назвать девяносто девять процентов времени адекватным, но оставшийся один процент меняет все: нездоровая одержимость их отношениями у брата Чимина началась раньше, чем эти самые отношения у них вообще появились. Но одно дело — не имея никаких вещественных доказательств, строить гипотезы, какие нравятся, и свято в них верить. А совсем другое — вот так взять и на день рождения старшего брата отправить ему весь богатый ассортимент магазина для взрослых. Чонгук, раз уж все равно открыл, выкладывает содержимое коробки на кровать, в изножье которой сидит. Мягкие кожаные наручники-браслеты в комплекте с ошейником и цепочками, к которому они крепятся; аналогичные бандажи на щиколотки и телескопическая распорка для крепления между ними; три разных размера и формы анальных пробки; два типа вибраторов; и в довершение, словно всего этого для счастья однозначно мало, Чонгук извлекает еще одну вещь, которую не может идентифицировать: он впервые ее видит и может только догадываться, зачем она нужна. Чимин замечает его озадаченность и тихонько прыскает себе под нос. Не спешит перебираться от изголовья кровати, заваленный со всех сторон подарками и пустыми упаковками из-под них, к Чонгуку и этой черной коробке с проклятьем в его руках. — Это массажер для простаты, — просвещает он Чонгука, который явно больше увлекается порно с Чимином в главном роли, чем бороздит в поисках горячих видео бесконечные просторы Интернета, следуя примеру их лидера. И Чимин имеет удовольствие лицезреть, как удушливо Чонгук краснеет, держа в своих татуированных пальцах коробочку, на которой написано лишь название производителя — Анерос, с невинной на первый взгляд игрушкой изогнутой формы внутри. — Хочешь попробовать? — сощурившись, лукаво предлагает Чимин. А почему нет? Не пропадать же добру? И вообще, это подарок, а от подарков отказываться грешно. — Нет! — тут же выпаливает Чонгук, поспешно вернув массажер обратно в коробку. — Это тебе подарили. Даже не хочу знать зачем… Ты жаловался своему брату на однообразие нашей сексуальной жизни? — спрашивает в шутку, но на самом деле испытывает тревогу. За все эти годы Чимин ни разу не сказал, что хочет попробовать нечто подобное, хотя никогда не стеснялся озвучивать свои желания во время секса. И Чонгук почему-то думал, что его тела и отдельных выдающихся его частей Чимину хватает. Выходит, что нет. Почему-то неприятно и даже, наверное, обидно. Чонгук больше Чимина не удовлетворяет? Недостаточно старается? Дарит ему не новые впечатления и ощущения, а только тупую физиологическую разрядку? — Нет, конечно же, — мягко произносит Чимин, успокаивая мнительного Чонгука, который видимо напрягся. К секс-игрушкам он Чимина еще не ревновал, и Чимин даже не знает, как правильно поступить, чтобы не расстроить его еще больше. — Лишь имел неосторожность сказать Тэ, что мы не пользуемся игрушками. И он решил это, видимо, исправить, намекнув Чихёну, что мне стоит подарить, чтобы точно меня порадовать. Чонгук недовольно фыркает. Складывает все добро обратно в коробку и собирается ее закрыть, но Чимин, подобравшись к нему на четвереньках, неожиданно его останавливает, перехватив его руку за запястье. — Я серьезно, — говорит он, заглядывая Чонгуку в глаза, когда тот, вздрогнув даже от этого безобидного телесного контакта, вскидывает на него огромные, круглые, как у испуганного кролика, глаза. — Хочешь попробовать? — повторяет свой вопрос и кивком головы указывает на щедрые подарки. — Я согласен. Можешь все на мне опробовать, если хочешь. Чонгук заторможенно моргает. Думает, ослышался. Возможно, даже надеется, что ослышался или хотя бы не так Чимина понял. Тот ведь не хотел подарок открывать, верно? Почему вдруг передумал? А почему Чонгук сам так растерялся и смутился? Будто не он иногда смело фантазирует, как когда-нибудь отважится строптивого Чимина нежно связать, надежно стреножить и… Чонгук резко выдыхает. Голова идет кругом. Чимин правда согласен? Он ему позволит? Он этого хочет? — Прямо сейчас?.. — ломающимся голосом лепечет паникующий Чонгук. Будто девственник, который получил предложение заняться сексом. Черт, да он даже в их первый раз так не нервничал! — Ну, я готовился к праздничному сексу, — тихо смеется Чимин, весело щурясь, а у Чонгука уже не только уши пылают, но и всё тело охватывает жар, когда он думает о том, что Чимин готовился. Для него. И как он это делал. — Рассчитывая на то, что ты мне его подаришь, Гукки, — мурчит Чимин и подается еще ближе, дотягиваясь до его губ. Целует в уголок, легко и дразняще, и Чонгук шумно сглатывает. Сердце колотится где-то в глотке, не давая выдавить из себя ни слова. Но вряд ли это будут слова протеста, скорее “о боже, Мин-а, что ты творишь со мной, ты меня с ума сводишь, пожалуйста, продолжай, только не останавливайся”. — Я ведь говорил, что ты лучший для меня подарок? — ласково шепчет Чимин, целуя его в горящую щеку, подбираясь еще чуть ближе, словно грациозная пантера, незаметно сокращающая дистанцию между собой и своей жертвой для финального, фатального броска. — Ты делаешь меня каждый день бесконечно счастливым. Он давит рукой на крепкое бедро Чонгука, делая вид, что для опоры, но тут же проскальзывает ей выше, к паху, и Чонгук рефлекторно ловит его за запястье. Чимин замирает, больше не двигается, смотрит Чонгуку в глаза, прямо и серьезно, не понимает, почему тот остановил его, пробует разобраться в причине такой резкой реакции. Но едва успевает открыть рот, чтобы задать вопрос “что не так, Гукки?”, как Чонгук резко подается навстречу и пылко целует его, сминая его губы в порывистом поцелуе — будь он чуть менее сдержан, они бы точно столкнулись зубами и повредили один или оба слизистую. Чимин задыхается и от его напора, и от восторга — не всегда у него получается довести Чонгука до той степени возбуждения, что он практически теряет над собой контроль. Подарки и коробки, кроме одной, черной, летят на пол — хорошо, что все хрупкое и бьющееся Чимин, распаковав, переставил на тумбочку. Чонгук, как только они синхронно, не прерывая кусачего поцелуя, перебираются к изголовью, наваливается на Чимина сверху, решительно подминая его под себя, втискивает колено между его ног, давит своим бедром на пах, притираясь в ответ, и Чимин трепетно и протяжно стонет в его жадный рот, дрожа от растущего возбуждения и волнительного предвкушения. И хотя он полностью, всецело, и сердцем, и душой, и телом, Чонгуку доверяет, он ловит себя на том, что немного нервничает, вот-вот лишась контроля, который еще ни разу не отдавал полностью. Он не знает, что почувствует. Ему понравится? Это состояние полной беспомощности, тотальной зависимости от другого человека, от его желаний и намерений? Раньше Чимина бы это напугало, вызвало оборонительную реакцию, он бы попросту не смог позволить кому-то связать себя, особенно после тех практик с учителем тхэквондо, которые тот применил один раз, но Чимину хватило на всю жизнь. Но с Чонгуком… Чимин, похоже, правда этого хочет. Чонгук садится, рывком оттолкнувшись от постели. Дотягивается до коробки с игрушками, придвигает все разом к себе. Достает первым ошейник, трогает его, гладит по обратной стороне и краям, проверяя, что нет выступающих частей, которые могут давить или царапать, что подкладка достаточно мягкая, приятная на ощупь, что ошейник не доставит Чимину неприятных ощущений. Хорошо, что стилисты больше не надевают на Чимина чокеры — теперь Чонгук точно не сможет смотреть на них спокойно, мгновенно проводя аналогию с этим самым ошейником в своих подрагивающих от дикого волнения руках. Боже, он правда собирается надеть на Чимина ошейник, как на… — Смелее, — подталкивает его Чимин и даже запрокидывает голову назад, открываясь, побуждая Чонгука к действию. У Чонгука пальцы немеют и не слушаются, когда он осторожно продевает конец ошейника под шею Чимина, вытягивает его, чтобы уже спереди продеть в замок и аккуратно затянуть. И Чимин не сопротивляется, не пытается откусить ему пальцы — он такой покорный, что Чонгуку хочется подцепить кольцо ошейника и чуть потянуть на себя, проверить, насколько Чимин теперь покладистый и послушный в его руках, позволит ли он ему сделать с собой все, что Чонгук захочет? — Не туго? — голос ломается, не слушается. Чимин очень провокационно облизывает искусанные им губы, словно ему все еще мало. — Нет, — выдыхает томно и поднимает руки над головой. Чонгук сразу понимает, что от него хотят, быстро собирает подол футболки Чимина наверх и стягивает с него. Теперь на контрасте с его обнаженной светлой кожей черный ошейник выглядит еще более вызывающе, моментально бросаясь в глаза. Чонгук не может оторвать глаз ни от него, ни от лица соблазнительно раскинувшегося на подушках Чимина. Понимая, что пути назад нет, что все мосты уже сожжены и идти можно только вперед, Чонгук вынимает из коробки наручники с цепочками. Ищет взглядом, за что их лучше закрепить, анализирует, как будет удобней и практичней, потому что в пустующей от других мыслей голове уже простроен пугающе четкий план того, что он собирается с Чимином сделать. В итоге сцепляет цепи между собой, делая одну длинную. Чимин удивленно наблюдает за его сосредоточенным лицом и техничными манипуляциями, но не спрашивает ничего: ему дико интересно, что Чонгук придумал и задумал, ему нравится эта легкая, нервная щекотка в животе от волнительной неопределенности. Чонгук берет его правую руку, Чимин держит ее на весу, чтобы Чонгуку было удобно застегнуть ремешок, после чего тот заводит ее ему за голову. Нависает сверху, чтобы дотянуться до изголовья, и Чимин не удерживается от того, чтобы резко привстать и укусить его за мощную шею с выступившими от поднявшегося внутреннего давления венами. Присасывается к горячей коже, мычит довольно от того, насколько ему вкусно. Чонгук глухо стонет и с горем пополам, но справляется с поставленной задачей: продевает цепь через щель в основании изголовья и свободный ее конец цепляет ко второму наручнику. Ловит другую руку Чимина, обмусолившего его шею и удовлетворенно упавшего обратно на подушку, и через еще несколько секунд борьбы не слушающимися пальцами с ремешком Чимин оказывается надежно прикован к кровати. Цепь достаточно длинная, чтобы Чимин мог свободно двигать руками, даже сгибать их полностью в локтях, но, увы, ее длины не хватает, чтобы дотянуться до Чонгука. Зато у Чимина свободны ноги — и он тут же изворачивается, чтобы Чонгука ими поймать и сжать покрепче, восторгаясь тем, как ощущается между ног его сексуальная, возбуждающе узкая талия, так подло скрытая под оверсайз футболкой. Чонгука обстоятельство того, что его нагло схватили и почти зафиксировали, не смущает. Ему так даже удобней. Нужно всего повернуть корпус назад, чтобы по очереди надеть на щиколотки Чимина бандажи для ног. — Если не хочешь, чтобы мы в итоге кончили в штаны, тебе придется меня отпустить, — низким голосом угрожает Чонгук и, пользуясь вынужденной паузой в подготовке, мнет бока Чимина, перекатывая под пальцами упругие мышцы, которые ему так нравятся. Проводит рукой по его топоршащимся штанам, придавливая член к животу, потирает его основанием ладони вдоль ствола, упиваясь нежными стонами и заводясь еще больше от ответных подергиваний чужого тела, которое безмолвно умоляет его о большем. Чимин с трудом заставляет себя Чонгука отпустить, когда так не хочется терять ощущение его твердого тела между своих ног. Особенно того, как восхитительно плотно он прижимался пахом к его промежности, и Чимин мог бесстыже тереться о чужой каменный стояк, провоцируя свой собственный член сильнее пульсировать, наливаясь кровью, подергиваться в нетерпении и обильно течь. На его домашних штанах уже проступило мокрое пятно. Чонгук все прекрасно видит, чувствует и понимает, и желания Чимина мучить долго и изощренно прелюдией и дразнящими ласками у него нет. У него все тело горит от совсем другой потребности — поскорее Чимина раздеть, стреножить, смазать и выебать до звезд перед глазами. И пусть завтра не жалуется ему, что их праздничный секс представлялся ему ленивым и медленным, когда они, полусонные, лежали бы в обнимку и оттягивали разрядку максимально долго. У Чонгука цель довести Чимина до оргазма столько раз, чтобы в последний кончать уже было нечем. И в этом, спасибо Тэхёну и Чихёну, ему помогут замечательные игрушки. Не знает, опробует ли все, но одну, которая вызывает больше всего вопросов и интереса, точно. Стоит Чонгуку приспустить шорты Чимина, ухватив вместе с ними и резинку белья, как его член тут же выпрыгивает и мажет влажной головкой по животу. Чонгук не удерживается и наклоняется, чтобы ее облизать, слышит, как звенит цепь, когда Чимин непроизвольно дергается, забыв, что связан, и привычно за голову его схватить не получится. — Гукки, — почти жалобно скулит он, но это точно не просьба остановиться. Чонгук сдергивает вниз по его ногам одежду, не глядя откидывает ее на пол. Застывает на мгновения, любуясь разметавшимся по кровати Чимином, таким беззащитным и просящим, отчаянно в нем нуждающимся, и Чонгук почти давится слюной, неожиданно вязкой, которую не с первого раза получается сглотнуть. Он с нажимом ведет руками вверх по стройным, мускулистым ногам, сжимает с удовольствием пальцы на сильных бедрах, опять спускается вниз, поглаживая ладонями голени, а потом берет Чимина под коленками и сгибает его ноги. Тот позволяет ему перемещать себя, как Чонгуку хочется, и весь покрывается мурашками, когда Чонгук вставляет распорку в соответствующее кольцо на бандаже. Медленно разводит ноги Чимина в стороны, раскрывая его, и Чимин уже готов кончить просто от того, каким взглядом Чонгук при этом смотрит на него, неотрывно, глаза в глаза. Чимин задыхается, хоть еще ничего не происходит, и вздрагивает всем телом, когда слышит, как щелкает второй замок, который Чонгук закрывает на ощупь, не сводя пожирающего взгляда с его лица. Кладёт обе руки на распорку, раскручивая ее по часовой стрелке, удлиняя, вынуждая Чимина переставлять ноги, раздвигая их все шире. И, черт возьми, это не первый раз, когда Чонгук его видит в такой позе, он бывал и в более провокационных, но все ощущается как-то иначе теперь, когда и руки, и ноги Чимина надежно зафиксированы, а ошейник надет только для красоты — но Чимин ощущает его непривычное давление на шею, и ему уже словно нечем дышать. Он охвачен жаром, и часть его все-таки из-за смущения, которое он испытывает впервые, лежа перед Чонгуком в столь беззащитно открытой позе. Чонгук быстро раздевается сам, не теряя времени. Берет с тумбочки влажные салфетки — хоть все игрушки в упаковках, он все-таки решает их протереть перед использованием, сил на то, чтобы пойти их помыть в ванную, нет. Он не в состоянии оставить Чимина, выпустив его из поля своего зрения дольше, чем на пару секунд. И мысленно он уже перетрахал его во всех возможных позах. Вернувшись обратно на кровать, Чонгук без труда одной рукой поднимает обе ноги Чимина вверх за распорку, придвигается, садясь вплотную к его заднице, оставляет распорку прижатой к своему животу, освобождая обе руки. Льет лубрикант на пальцы, наносит на мягкий вход, проверяя, как хорошо Чимин себя для него подготовил. Сразу же проскальзывает в него пальцем, проталкивая гель внутрь, смазывая как следует, и Чимин непроизвольно дергается, как и его член — он уже готов кончить без рук от одного только пальца Чонгука в себе, давно достигнув пика возбуждения и, кажется, уже перейдя за ту грань, где еще ни разу не был. Его всего потряхивает даже от движения молекул воздуха вдоль разгоряченной кожи, что говорить о том, что делают с ним прикосновения Чонгука. Но Чонгук даже не пробует двигать пальцем внутри — это был лишь элемент подготовки. Он открывает коробку с Анерос, достает его, понимая по изогнутой форме, как именно он должен быть расположен, чтобы точно давить на простату, тщательно протирает его салфеткой и выдавливает по всей его длине лубрикант. Не ждет, когда тот стечет и вязко закапает на покрывало, и приставляет игрушку ко входу. Больше видит, чем чувствует, как Чимин внезапно зажимается, и замирает, тут же вскинув на него глаза. — Все в порядке? — Чонгук с трудом узнает свой низкий, охрипший голос, будто он без перерыва скурил за раз пачку сигарет, чудом еще не откинувшись сам. Состояние у него схожее. — Да, просто холодно, — Чимин тяжело дышит, как и он, словно у них это уже по меньшей мере второй заход и они успели запыхаться. Но на самом деле они не начали даже, и Чонгук внезапно колеблется. Знает, что Чимин не стал бы ему врать — и если бы он передумал, то сказал бы ему об этом. Они ведь уже прошли и проработали тот период, когда Чимин готов был из неверных представлений и ради неправильных побуждений предать и себя, и свое тело, верно? — Извини, — Чонгук не догадался игрушку погреть в руках или дыханием, уже чудо, что соображает хоть что-то. — Мин-а… Я могу продолжить? — внимательно всматривается в раскрасневшееся лицо Чимина. Конечно, из-за перевозбуждения башка у Чонгука работает плохо, но не настолько, чтобы он не понимал, что творит. И если Чимин скажет “нет”, он не станет настаивать: развяжет его, и они попробуют иначе, не проблема. Но Чимин говорит ему “да”. Расслабляется. Чонгук поглаживает головкой игрушки его вход, проверяет еще раз реакцию, прежде чем начать осторожное проникновение: игрушка маленькая, в толщину явно меньше, чем два его пальца, она не сможет причинить Чимину боли или дискомфорта, даже если тот вдруг зажмется. Чонгук придерживает ее за основание одного из загнутых хвостиков, контролируя погружение, и Чимин, рефлекторно сжавшись, как только чувствует контакт с простатой, буквально сам затягивает ее внутрь, выдергивая из пальцев не ожидавшего этого Чонгука. Маленький кусочек гибкой пластмассы, с виду не внушающий никаких опасений, заставляет Чимина биться словно в агонии, содрогаясь, ерзая, вскидывая бедра, снова падая обратно, сокращаясь и сокращаясь, заставляя массажер двигаться — и чем больше он пытается справиться с этими конвульсивными сокращениями, тем интенсивней они происходят, полностью ему неподконтрольные. Чонгук в первые секунды даже пугается, хочет игрушку вытащить, но не успевает. А потом видит, как из члена Чимина, стонущего протяжно и громко, выстреливают почти прозрачные струи семенной жидкости, сцеженной из простимулированной простаты, и вместо того, чтобы опасть, его член еще больше увеличивается от прилившей порции крови, приобретая пунцовый оттенок. Чимин не просит Чонгука Анерос вытащить: тот продолжает произвольно двигаться в нем, точечно стимулируя и изнутри, и снаружи, и Чонгук только жадно смотрит, впитывая каждую секунду, видя по лицу Чимина, как ему хорошо, и это его самого почти подводит к грани. Он едва прикасается к члену Чимина, собираясь довести его исступления сверхстимуляцией со всех возможных сторон, и тот, горячий и твердый, тут же изливается ему на пальцы непривычно густой, молочно-белой спермой. Чимин затихает, забываясь в полубеспамятстве. Слышит сквозь звон в ушах, как глухо стонет Чонгук, додрочив себе рукой, скользкой от спермы Чимина, изливаясь на его яички и так и не спавший член, пачкая в конце и живот. Тяжело дышит, размазывает их сперму, смешивая, по коже Чимина, видит, как Анерос в нем по-прежнему подергивается, и вытаскивать его не спешит. Ждет, когда пульс и дыхание чуть-чуть выровняются. А потом все-таки использует салфетки, очищая Чимина от спермы до того, как она засохнет и превратится в тянущую корку. Своими прикосновениями заставляет его вновь метаться и жалобно стонать, когда с каким-то извращенным восторгом, понимая, насколько разбухший член Чимина сейчас сверхчувствителен, протирает и его — удивительно, как после такой мощной эякуляции тот даже не спал. У Чонгука мелькает шальная мысль, что, может, он подарит Чимину сухой оргазм? Ну в конце концов, день рождения только раз в году, а двадцать пять лет — вообще раз в жизни. — Я больше не могу, — скулит Чимин, дергая бедрами, но распорка не позволяет ему свести колени. — Пожалуйста, Гукки… Но не просит его прекратить, а потому Чонгук понимает, что его просят продолжить. С распоркой неудобно. Но спасибо этому провокационному фильму в нескольких частях, который Чимину так зашел, а Чонгук, закрыв рукой лицо в жесте фейспалма, смотрел эту из самых кассовых кинолент сквозь пальцы, сгорая от неловкости за главных героев и сценаристов в некоторые моменты и от стыдливого жара возбуждения из-за откровенности определенных сцен. И вот как раз на той, где использовалась похожая телескопическая распорка, Чонгук глаз от экрана не отвел, чтобы краем зрения увидеть реакцию Чимина, а лучше — потрогать эту реакцию, просунув руку к паху под подушкой, которую тот обнимал, прижав к своему животу, уютно умостившись на диване под боком у Чонгука. Кто бы мог подумать, что просмотр подобной сомнительной по содержанию кинокартины когда-нибудь ему реально пригодится. Чонгук без сомнений отодвигается, вытягивает ноги Чимина, держа за распорку, садится, принимая устойчивую позу, поднимает распорку выше и прокручивает ее в руках, вынуждая тело Чимин последовать за зафиксированными ногами, уверенно переворачивая его одним движением на живот. Слышит его удивленный выдох, словно Чимин даже понять не успел, что произошло и почему он теперь лежит, уткнувшись лицом в подушку. Чонгук времени ему прийти в себя не дает: перебирается через распорку, оказываясь вновь между ног Чимина, и тянет его наверх за пояс, вынуждая встать на колени, придерживает, помогая привстать на локтях, чтобы стоять было удобней. Видит, как простата, настойчиво массируемая игрушкой, выбрасывает еще секрет, и берет Анерос за основание, оттягивая чуть назад, прекращая конвульсивные сокращения ануса. Чимин едва выдыхает с облегчением, как Чонгук сразу заменяет игрушку своим языком. — Чонгук! — Чимин запоздало дергается, но даже ноги сдвинуть не может, а Чонгук держит его за бедра так крепко, что не сдвинуться. А потом громко, пораженно стонет, сдаваясь, роняя голову вниз, слушая эти постыдно-хлюпающие звуки, с которыми Чонгук смачно и увлеченно вылизывает и посасывает его вход, все настойчивей и глубже толкаясь языком. Чимин подается инстинктивно навстречу, желая ощутить больше, желая почувствовать в себе что-то большее, твердое, длинное и большое, так невыносимо приятно заполняющее собой и распирающее изнутри. И думает он, конечно же, о члене Чонгука, но тот какого-то черта выбирает вместо этого вибратор в форме капсулы. Проталкивает его внутрь, куда тот легко проскальзывает, полностью скрываясь из виду, и в другой руке держит пульт управления на длинном проводе. Включает его и выбирает первый режим, на пробу, не зная, как Чимин отреагирует. Чимин тоже не сразу понимает, что вообще ощущает, нравится ему или нет, постанывает, а потом Чонгук проникает внутрь двумя пальцами, вылив еще смазки, находит на ощупь вибратор, подтягивает его поближе к выходу за провод и прижимает изнутри точно к простате. Чимина буквально на кровати подкидывает — и он бы вскочил, если бы не связанные руки. Но он четко зафиксирован и ничего не может сделать, только принимать. Сотрясается всем телом, напряженным до предела, не сглатывает, жадно глотая раскрытым ртом воздух, которого будто уже не хватает, и кончает так долго и так бурно, что если бы не распорка, он бы не смог выстоять на ногах. Чонгук продолжает сдавливать его член, двигаясь замкнутыми в плотное кольцо пальцами от основания к головке, выдавливая Чимина до последней капли, и только после этого вытаскивает из него сначала пальцы, а потом вибратор. — Живой? — спрашивает у дрожащего и задыхающегося Чимина, поглаживая его успокаивающе по мелко дрожащим бедрам и влажной от пота спине. Чимин в ответ только отрицательно мотает головой, упершись лбом в свои сдвинутые предплечья, чудом продолжая стоять в коленно-локтевой позе. — Ты все? Или я могу продолжить? Ждет, когда Чимин примет волевое решение: хочет он умереть в свой день рождения от очередного крышесносного оргазма или все-таки еще поживет, так и не узнав, каково это — кончить в сухую. В вязком полузабытье Чимин чувствует, как Чонгук притирается вновь вставшим членом о его пульсирующий вход, и вспоминает, что так и не получил его в подарок, а хотел он именно его. И выбора у него нет, кроме как пойти до конца. — Хочу тебя, — дрожащим голосом шепчет Чимин, подаваясь навстречу, подставляясь, разрешая себе вставить вот так, без дальнейшей подготовки и особых церемоний. Но именно сегодня Чонгук решает все сделать правильно — и растянуть Чимина перед тем, как в него войти. И для этого он использует не свои пальцы, конечно же, а анальную пробку, которая понравилась ему больше всего: больше овальная, не такая широкая у основания, чтобы не пришлось все делать медленно и постепенно, а можно было растянуть Чимина максимально быстро и эффективно. Тот не только не зажимается, но сам жадно на пробку насаживается, застонав почти с вымученным облегчением, что в нем оказалось наконец что-то более-менее подходящее для удовлетворения его потребностей. Чонгук больше отвлекает себя, чем Чимина, хаотично целуя и покусывая в нетерпении его ягодицы, оставляя красные следы от зубов на нежной коже, вытягивает пробку уверенней, не чувствуя больше сопротивления, и отбрасывает ее за ненадобностью в сторону. Чимин уже ждет, замерев, перестав дышать в ожидании долгожданного момента, как его наконец натянут по самые яйца, но Чонгук опять все решает по-своему. Переступает через его ногу, перебираясь на кровать рядом, опять роняет безропотного Чимина на живот и снова переворачивает его с помощью распорки обратно на спину. Поднимает ноги вверх, ныряет под распорку, как под гриф штанги, укладывая ее на верхнюю часть спины. Пристраивается к приподнятой над кроватью заднице Чимина, обнимает его за ноги и входит в него, даже не помогая себе рукой. Они стонут в унисон: Чимин снова дергает руками, забыв, что они связаны, когда так хочется вцепиться в Чонгука, впиться ногтями в его крепкие бедра, притянуть его еще ближе, почувствовать его еще глубже. Но тот и сам притирается, подстраиваясь, вдавливая свои бедра максимально плотно. Чувствует, как жадно Чимин пульсирует на его члене, такой чувствительный, уже готовый кончить, только ощутив его член внутри, еще до того, как Чонгук начал двигаться. И Чонгук делает первый толчок. Чимин вскрикивает, но точно не от боли, а от контакта с измученной, как и он, простатой, который простреливает его насквозь. — Боже! — он почти паникует, не зная, как сможет пережить еще один заход, но Чонгук опять проходится точно по раздраконенной железе, и Чимина под ним выгибает и ломает окончательно. Чонгук наращивает темп и мощь, не встречая ни малейшего сопротивления, хлестко сталкивается бедрами с покрасневшей еще после его укусов задницей Чимина, и тот кончает под ним, дергаясь, как от ударов током по оголенным нервам. Его багровый член дергается, пульсирует, но не выпускает ни капли. И Чимину кажется, он продолжает кончать и дальше: долгожданная разрядка пришла, но не уходит, расплавляя мозг от переизбытка ощущений и взрыва гормонов. Он едва ли понимает, что делает, не отдает себе отчета, кто он и где, что с ним происходит, чувствует только, как Чонгук, почти рыча, неистово долбит его в горящий зад, и Чимин уже плачет, но не просит его остановиться: удовольствие такое острое, будто пронзнающее его насквозь, но он не может добровольно слезть с этой иглы. Ему противоестественно хочется еще. И еще. И гиперчувствительность не спадает даже тогда, когда Чонгук, толкаясь особенно сильно и глубоко, наконец кончает, изливаясь в него, двигаясь на автопилоте, постепенно замедляясь. Даже когда он останавливается полностью, задыхается и продолжает жалобно постанывать, как и Чимин, словно от боли, но так хорошо им не было давно. А может быть, и вовсе никогда. Чимин протяжно, вымученно стонет, когда Чонгук медленно из него выходит. Он расстегивает замок на бандаже левой ноги, придерживая ее, потому что Чимин своего тела не чувствует вообще — только как все горит и пульсирует, наполненное почти болезненной слабостью. Чонгук мягко опускает его ноги, снимает бандажи, поглаживает его бедра, на которых остались следы от его пальцев, а завтра стопроцентно появятся синяки — и ему правда стыдно, но он даже не помнит, когда настолько отпустил тормоза, что это допустил. Но Чимин не чувствует боли или дискомфорта, только протестующе мычит, не способный и двух слов связать, и пробует сдвинуть ноги, когда Чонгук надумывает его вытереть салфетками: он не переживет даже этого контакта, он весь словно одна сплошная эрогенная зона. Но Чонгук все равно собирает вытекающую со смазкой сперму, вытирает под жалобное хныканье промежность и член Чимина, после чего подбирается ближе к изголовью и расстегивает ремешки на его руках, окончательно его освобождая. Чимин находит в себе силы только на то, чтобы опустить руки вдоль тела. Все гудит, включая голову. Последние аккорды отзвучавшего бешеного удовольствия до сих пор его не отпускают, пуская дрожь и мурашки по коже. Уставший не меньше его Чонгук ложится рядом и крепко обнимает его за живот. Целует в плечо, словно извиняясь, но у Чимина нет желания открывать глаза, даже чтобы увидеть выражение его лица. Ему слишком хорошо. И он надеется, что Чонгуку тоже. Тоже все понравилось так же сильно, как и ему. И он захочет повторить. Но не через год, а когда Чимину снова захочется умереть в его объятиях. Может быть, вот прямо сегодня — ночь длинная. — Принимаешь мой подарок? — бормочет Чонгук ему в плечо, не отнимая губ от покрытой испариной солоновато-сладкой кожи. Как же вкусно и охренительно от Чимина пахнет сексом. — Уже его принял и даже не один раз, — пошло отшучивается Чимин. Не может придумать ничего остроумней: голова как ватой набита. Так долго в себя он еще не приходил. — Но хвалебную оду я этим гадам строчить не буду. Чонгук тихо смеется. — Они же обидятся. Ладно, сам напишу им “спасибо”. Ему стоит сказать Чихёну спасибо уже за то, что в подарочном наборе не было конского дилдо. Вот встречу с ним лицом к лицу Чонгук точно не пережил бы. — Только попробуй, — угрожает ему Чимин, который не хочет, чтобы его преследовали эти блядски-развязные улыбки Тэхёна и многозначительные поигрывания бровями Чихёна в каждую их встречу на протяжении всей его жизни. — Разрешаю тебе только зайти на сайт производителя и поставить пять звезд, если хочешь выразить свою бесконечную благодарность за беспредельное удовольствие. Чонгук ржет, а пресс болит, напоминая о том, как они без остановки хохотали с самого утра, как засели за просмотр всех пропущенных выпусков стендапа. А потом один за другим начали приходить курьеры, и Чимин ждал, пока не прибудет последний — тот, который доставил ценный груз из Пусана. Чонгук даже боится подумать и представить, что Чихён может подарить брату в следующем году. Он заявки только от Тэхёна принимает, или можно заранее желание загадать, чтобы точно исполнилось? Хотя Чонгук даже не знает, чего хочет — у него есть все. Все, что ему нужно, это Чимин.