«С дождём бороться — что горам приказать склониться»
Дождь всё лил и лил на высокие пики и черепичные крыши Академии. Изредка гремел гром, создавая впечатление, что сейчас небеса упадут на землю. Глухое эхо грома долго висело в воздухе, прежде чем исчезнуть на некоторое время. Запах сырости преследовал меня как в кабинетах, так и в холодных коридорах, ведущих в разные стороны. Огромные окна, увешанные тяжёлыми портьерами, словно звали спрятаться за ними от любопытных глаз, открывая вид на сумрачный лес. Солнце казалось ослабевшим бледным диском, надолго укрывшимся за прозрачными тучами. Я вышел из кабинета, где только что закончился урок латинского, и поудобнее уселся на широком подоконнике, вытягивая ноги и доставая блокнот с карандашом. Всё вокруг навевало смертную тоску и боль. Не то, чтобы я скучал по тюрьме, но определённо скучал по другой стороне Англии, где властвует солнце и зелень. По крайней мере, я никогда не любил холод. "— Не любишь темноту и холод? Тяжко тебе будет в гробу, сынок, — однажды посмеялся мой старый сокамерник, когда узнал обо мне чуть больше, чем остальные заключённые». Бордовый бархат занавесок надёжно укрыл меня за собой, но едва я коснулся кончиком грифеля бумаги, как кто-то резко раздвинул тяжёлую ткань. Я медленно перевёл взгляд на невысокую фигурку красивой смуглой брюнетки. Та самая девушка, кто сидела передо мной на занятиях и сегодняшним утром столкнула с лестницы Таисию. Она заправила пряди своих тёмных волос за уши, и тут же уселась напротив меня, быстро одёргивая занавески, тем самым вновь ограждая нас от внешнего мира. Её ноги… Они были идеально гладкими, словно отполированными бронзами. — Рисуешь? — её голова встречно мотнулась ко мне, висок плотно прижался к моему. Я уловил лёгкий аромат кофе, почувствовал её жёсткие кудри. Она провела пальцами по листу. — О! Пишешь… И о чём же? Ведёшь дневник? Я захлопнул блокнот, прищемив её указательный палец, и повернулся к ней. Наши носы столкнулись, и она со смехом отпрянула назад. Фальшивый смех, но он лился в мои уши, словно деревенский мёд. Раз в неделю, в тюрьме нам показывали фильмы, где самой лучшей частью был момент, в котором промелькала женщина. Она могла улыбаться, молчать, хлопать ресницами, рыдать, кричать, но когда актриса смеялась… Все заключённые тут же гоготали, услышав этот живой звук. Я не был исключением. Это было то, ради чего стоило жить. — Меня зовут Виктория, — произнесла она, протягивая мне руку. Иные бы приняли это за дружелюбие, но опасаться стоит именно тех, кто может оказаться так близко, что начинаешь безоговорочно проникаться к ним. Они лезут под кожу, добираются до костей, а затем кромсают мясо, как те самые военные пули, что бутоном роз раскрываются внутри плоти, разрывая вены. Я сжал её сухую узкую ладонь. — Нил. — Знаю, знаю, Нил, — она ритмично постучала пальцами по своим скрещенным коленям. — Говорят, что ты убил человека… Это правда? Хотя, Джейн свято верит в то, что тебя посадили за совращение малолетних. Я подавил ухмылку. — А во что веришь ты? — Плевать! — почти с удовольствием ответила она, звонко смеясь. — Неважно, за что ты сидел. Важно то, что ты оттуда выбрался. И попал к нам… — её ладонь легла на моё колено. Я улыбнулся. — Если хочешь здесь выжить, то не советую обижать меня, Нил. Её галстук всё болтался перед моими глазами, медленно вгоняя в транс. Губы шевелились, озвучивая пустую угрозу. Я внимательно, хотя и насмешливо, слушал её. — Ты не глупый и не маленький мальчик, поэтому наверняка догадываешься, что везде есть свои важные люди. Они… хм… они держат всё, — она поджала губы и закатила глаза. — Без них система запросто рухнет. Академия живёт старыми традициями, но благодаря нам… здесь царит покой и порядок. Раз уж ещё никто из нас не ознакомил тебя с правилами, позволь это сделать мне. Виктория приблизилась ко мне. Её острые колени теперь опирались на мои вытянутые ноги, рука крепко держалась за оконные ставни у моего левого плеча. Я продолжал сидеть без движения, даже не моргал, пристально глядя на неё в упор. Она слегка улыбнулась. — Не вмешивайся в ссоры и драки. Героев здесь никто не любит. Я приподнял брови, и девушка тут же несколько раз щёлкнула языком. — Дай мне договорить, милый Нил. Запомни, что у каждого здесь есть своё место. Не прыгай выше головы. Упадёшь и разобьёшься. Говорят, что наши лестницы… крайне ненадёжно построены. С них часто падают. Несчастные случаи, сам понимаешь… Она наклонилась и коснулась влажными губами моего уха. Я прикрыл веки, слушая её прерывистое дыхание. В брюках стало тесно. — Соблюдай комендантский час. После девяти часов вечера ты должен быть в своей комнате. Дверь закрыта и заперта. Даже если услышишь посторонние звуки… Притворись, что ты глухой. Понял меня? — Виктория провела кончиком своего носа по моей скуле, шумно вдохнула запах моей кожи. — Не лезь не в свои дела, Нил. Не пытайся разнюхивать что-то, что тебя совсем не касается… Её рука мучительно медленно поползла вниз, задевая маленькие пуговицы на рубашке, и тонкие пальцы обвились вокруг металлической пряжки моего ремня. Я бесшумно сглотнул, не открывая глаз, но её цепкий взгляд явно уловил движение моего кадыка. Виктория крепче сжала ладонь. — Не трахайся с кем попало, Нил. Не водись с этой белой шлюхой. Поверь, она заразна. Я медленно улыбнулся. Девушка прижалась носом к моей шее. — Не нарушай правила Академии. Бунтарей здесь никто не любит. А любопытных… и вовсе ненавидят. — Это угроза или предостережение? — поинтересовался я, испытующе глядя на ель, раскачивающуюся под мощным ливнем. Виктория ослабила узел моего галстука, провела горячим языком по кадыку, медленно облизывая солоноватую кожу. Я тихо зашипел сквозь зубы. — И то, и другое. Затем резко, но не менее грациозно, она спустилась с моих колен. Широко улыбнулась, оглядывая меня. — Не разочаруй меня. Живым ты нравишься мне больше. За окном вспыхнула яркая молния. Всего лишь на секунду стало так светло, что даже глаза заслепило. И в это самое мгновение мне показалось, что Виктория улыбается, но уже по-другому. Губы раздвинулись в какой-то иной, зловещей ухмылке, обнажающей как верхние, так и нижние зубы. Глаза увеличились, чуть округлившись. Точно улыбка какого-то безумца, задумавшего страшное дело, и прячущего острый нож за спиной. Я не испытывал страха, но моё возбуждение к девушке словно ветром сдуло. Спина покрылась лёгкой испариной. А затем полутьма вернулась, и Виктория уже улыбалась по-прежнему, широко, весело. Я слегка мотнул головой, отгоняя её образ, застрявший в памяти. — Ну… Ещё увидимся, Нил. Виктория шутливо поклонилась, как иллюзионист, завершивший своё сказочное представление. А затем исчезла так же стремительно быстро, как и появилась. За бордовыми и тяжёлыми занавесками. Только золотистые кисточки качались из стороны в сторону, давая понять, что я не заснул после нудного урока. Огромные часы в коридоре звучно дали понять, что сейчас семь вечера. Я устало протёр веки и бросил взгляд на свой блокнот. Писать совершенно не хотелось. Хотелось лишь спать. Но мысли о наступлении темноты вновь отозвались диким раздражением. Я спрыгнул с подоконника, и вышел из своего укрытия, направляясь прямо в свою комнату. К счастью, меня поселили одного, но я был здесь всего раз, когда оставлял свой старый тканевый рюкзак. Комната была маленькой, и только одинокая узкая кровать и письменный стол со стулом кое как заполняли пространство. Над самым столом находилось узкое окно. Я проверял несколько раз рамы, что сил дёргая их, но оказалось, что ставни забиты гвоздями. Окно было невозможно открыть. Стекло было толстым. Лампочка ярко сияла, но когда я скинул рубашку и обувь, прямо в брюках забираясь на кровать, то она слабо замигала несколько раз. Я прищурился, поднимая голову. Только не выключайся, чёрт возьми. Подушка была прохладной. Я рухнул на неё лицом вниз, чтобы не смотреть в серый потолок, кое где пожелтевший от высохшей влаги. Бессонница вернулась. Дождь не переставал лить как из ведра. Я перевернулся на левый бок, блуждая пальцами по деревянным краям кровати. Затем резко сел на постели, вздыхая. Проклятый сон. Проклятое место. Проклятые дожди. Подушка жёсткая. Подушка чертовски жёсткая. Подушка не была жёсткой, но мне хотелось обвинять в бессоннице хотя бы кого-то или что-то, лишь бы не себя. Я швырнул подушку на пол, встряхнул простыню и одеяло, но когда поднимал матрас, чтобы нервно потрясти и его, то что-то с глухим стуком упало на деревянный пол. Тетрадь. Вернув матрас на место, я опустился на корточки. Обложка была самой обычной, как и сама тетрадь. Я сел на подушку, открывая её. Тим Питерс. Тим Питерс… Так звали студента, который жил тут до меня. Да. Мне говорили, что он утонул в местном озере. Это его комната. Я занял его место. Первая страница была порвана, но вторая полностью уцелела. 13.07.87 «Здесь всегда идут дожди. Всегда холодно. Всегда. Только в снах мне бывает тепло и хорошо. Иногда я просыпаюсь от острого чувства, что кто-то в лесу настойчиво зовёт меня. Это был мужской голос. Молодого парня. Он звал на помощь. Его голос показался мне очень знакомым. Это смешно, потому что кроме звуков дождя, здесь больше не бывает никаких звуков. Но я всё же рассказал об этом учителю тригонометрии. Чтобы мне стало спокойнее. Чтобы он наконец сказал: «Успокойся, Тим, тебе показалось». Но нашу беседу услышали. Вчера Дэвил и Грант угрожали мне, что ночью привяжут меня к дереву, если я не заткнусь. Что закопают меня живьём, и единственным звуком, который я услышу, будет стук капель дождя о крышку моего гроба. Они догнали меня в столовой. Я долго отмывал волосы от холодных спагетти. Они паршиво пахнут. Не забывай, Пит. Не пей йогурт, который утром тебе оставляют за дверью. В нём всегда плавают гвозди. В нём всегда что-то плавает. Что-то острое. То, что перережет тебе глотку и наконец-то заткнёт тебя». Я вздрогнул, когда за окном прогремел оглушительный раскат грома. Поднялся с пола и поудобнее уселся на кровати, глядя на тетрадь. В кое каких местах чернила смазались. Листы были испачканы чем-то жёлтым. Мой взгляд вернулся к неровным строкам. 17.05.87 «Тётя Джулия говорит, что я мало ем и сплю, поэтому мне мерещится и слышится всякое. Она говорит, что я в бреду. Что я… Нет, нет, нет, нет, я не схожу с ума! Здесь что-то происходит. Час назад я услышал женский крик под своим окном. Она кричала… Никак не вспомню… Да, да, она кричала: «Я никому не скажу, обещаю, обещаю, только не убивайте меня!». И что-то ещё, но я не расслышал, потому что уже выбежал из своей комнаты и помчался в коридор. Весь в поту и ужасе, я прижался к стене и хрипло заорал. На мои крики из своих комнат выбежали почти все студенты, но они все сказали, что мне приснилось. Никто не слышал этот шум. Никто, даже Джордан, который сейчас не спал и выполнял домашнее задание. Несколько парней даже зашли в мою комнату и высунулись через окно. Они уверяли меня, что там всё тихо и спокойно. Они принимают меня за безумца. И вот я снова здесь. Мне страшно. Я говорю себе: Тим, не бойся. Но я боюсь. Они скоро доберутся и до меня». Проклятие. Я уставился в окно. Дождь уже утих, но слабая молния освещала небеса и лес каждые три минуты. 21.05.87 «Номер восемьдесят. Это номер моей комнаты. Вот почему я слышу эти крики. Моя комната самая крайняя у западной стены. Моя комната самая последняя по пути, что ведёт в лес. Вот почему именно я слышу эти звуки. Вот почему вчера Грант и Дэвис избили меня так, что я перестал видеть своим левым глазом. Я оказался тем, кому суждено слышать эти вопли. Я должен молчать. Я не должен никому рассказывать о том, что здесь происходит. Я должен умереть. Каждый раз, когда я хочу повеситься на своём галстуке, я думаю о том, кто же будет защищать Таисию, если я умру. Мне становится смешно, потому что даже я толком не могу защитить её. Но я хотя бы отвлекал её от страшных мыслей. А если меня не станет… Я хотел предложить ей сбежать отсюда. Она бы согласилась. Мы могли бы дойти до Тайнехэма, а дальше доехать на автобусе до Лондона, но ночью… ночью в лесу… Днём в Академии легче устроить побег, но не забывай, Тим, что они следят за тобой. За каждым твоим шагом и вздохом. Тим, ты покойник. Так не затягивай с собой на дно ещё и Таисию. Каждый раз, когда я слышу крик, я молюсь, чтобы это была не она. А затем со стыдом и ужасом понимаю, что даже если это она, я не смогу выпрыгнуть через окно и спасти её. Мне страшно. Я вбил гвозди в ставни. Теперь никто не посмеет сюда вломиться. На некоторое время я буду в безопасности». Ниже крупным и кривым, почти дрожащим шрифтом было выведено: «ОНИ СТУЧАЛИСЬ КО МНЕ В ОКНО!» Я чертыхнулся, хмуря брови. Этот парень точно был параноиком. Оперевшись затылком о стену, я тут же отшвырнул тетрадь на стол и проглотил разочарованный вздох. Только истории с сумасшедшим парнем мне и не хватало для полного счастья и покоя. Таисия… Эта девушка дружила с Тимом, если верить в этот бред. Прыснув от смеха, я лёг на кровать, вглядываясь в одинокую лампочку. На столе была зажжена лампа, ещё больше освещая комнату, так что я был спокоен. Вот бы, закрывая глаза, было так же светло. Вот бы, уже отключаясь, я увидел солнце. Дождь всё лил и лил. А затем случилось это. На рассвете я услышал крики.***
Было восемь утра, когда в мою дверь постучали. Перед ней, в коридоре, оставили маленькую пластиковую бутылочку с жидким йогуртом. Я открутил крышку и встряхнул её, но долго глядел на бледно-розовую жидкость, словно пытался разглядеть в ней гвозди. А затем сделал большой глоток, уставившись в окно. Слабый свет солнца косо падал на верхушки елей, и земля, рыхлая после дождя, была покрыта прозрачным слоем света. Я медленно потянулся, вспоминая об утрах в тюремных стенах. Ежедневный рабский труд закалил меня, одарив выносливостью. Я смеялся, когда думал именно о тех, кто сейчас потеет в три ручья, выходя на утреннюю пробежку и занимаясь спортом, желая нарастить мышцы. Это не было настоящим телом. Это была фальшивка, всего лишь видимость. Настоящее тело можно было создать только работая так, как мы. Потея так, что тюремную форму можно было выжимать, и достать таким способом ведро пота. Когда я только-только попал за решётку, то мои мышцы напоминали собой мякиш французской булочки. Спустя месяцы, они казались стальными, вырезанными из металла. Мы работали не в прачечной, как могло бы повезти новичкам. Мы работали чёртовыми каменщиками. Мы строили крыши. Мы таскали бетонные блоки, надрывая поясницы. Цементная пыль покрывалом окутывала наши лица и тела, и этот самый запах… Запах опилок, смолы и цемента… Они врезались в мою память навечно. В дверь вновь постучали. Я обернулся, когда она тихо заскрипела. Русые растрёпанные волосы Артура показались передо мной. Он улыбнулся, скользнув быстрым взглядом по моему обнажённому торсу. — Доброе утро, новичок. Ты ушёл к себе ещё вечером, и ни разу не высовывался до самого утра. Все удивляются. Ты так любишь одиночество? Я пожал плечами, опустошая бутылку йогурта. Артур вошёл в комнату и тут же презрительно скривился. — Чёрт меня возьми, как ты его допил? Он на вкус как дерьмо. — Ничего вкуснее в жизни не пробовал, — ответил я, хватая махровое полотенце со спинки стула. Артур поспешил выйти вслед за мной в коридор. — Первый урок начнётся в одиннадцать. Сегодня мисс Мартин заболела. — Мисс Мартин? — Преподаёт нам французский. — А… Французский… — я вошёл в ванную и втиснулся в тесную душевую кабину, сдернув полупрозрачную занавеску. Артур остался стоять у раковины с зеркалом, поправляя причёску. — Тебе хорошо спалось, Нил? Я стянул с себя брюки и выдавил на ладонь немного жидкого мыла. Спалось мне хуже некуда. — Прекрасно. — Вот как… Это хорошо. В пять часов утра… На рассвете я услышал пронзительные крики. Это были мужские голоса и женский крик. Мне почему-то показалось, что кричала Виктория. Я тут же вскочил с кровати и подбежал к окну, упираясь носом в стекло, надеясь хоть что-то разглядеть. Вдалеке сверкали яркие белоснежные круги от трёх фонарей. Несколько высоких фигур скрылись за густыми еловыми ветвями. А затем крики стихли. Намылив шею, я хмуро уставился в стену. Тим не сходил с ума. Он слышал то, что слышал и я. Ему не хватало смелости выглянуть в окно, выбраться наружу и проследить за теми, кто утащил девушку в лес. Он был трусом. И самолично подписал себе приговор. — Нил..? Ты слышишь? Я раздражённо сжал челюсти. — Чего тебе? Он помолчал несколько секунд. — Я буду в столовой. Догонишь? Я дёрнул скулой. — Да. Дверь громко захлопнулась. Я вновь остался один, в звенящей тишине. Уже смывая пену с пресса, я весь напрягся, услышав тихие звуки шагов. Дверь не открывалась. Это могло значить только одно. До нас с Артуром здесь уже кто-то был и ждал момента, когда я останусь один. Я не обернулся и не выключил воду, но внимательно глядел на белоснежный кафель, пытаясь разглядеть в нём приближающийся силуэт. Холодная ладонь коснулась моего плеча, и я мёртвой хваткой вцепился в запястье, резко разворачиваясь. Раздался громкий стон. Она вся скривилась от боли. От неожиданности я тут же разжал руку, выпуская её из своей хватки. Привлекательная рыжая девушка осела на мокрый пол, прижимая запястье к своей груди. Я ни разу не видел её здесь. — Проклятие… Ты мне руку чуть не сломал… — простонала она, касаясь губами своей покрасневшей кисти. — Чудовище. — Что ты здесь делала? — процедил я, натягивая на себя брюки. Ткань напрочь прилипла к мокрому телу. Рыжая вскинула голову, с открытым ртом наблюдая, как я застегиваю ширинку. — Понятное дело, что я здесь делала! Следила за тобой, вот что. — Западное крыло… — Я знаю о правилах, новичок. Не учи меня. Именно я их и придумала. Не стой столбом, подними меня, — она протянула мне руку, и я молча поднял её на ноги. Рыжая удручённо оглядела свою безукоризненную форму. Её юбка была короче, чем у остальных девушек, а пиджак, казалось, вот-вот лопнет, еле вмещая в себя такую большую грудь. — Ну вот, теперь я вся мокрая… Я ухмыльнулся. — Зачем ты следила за мной? Она вперила свой любопытный взгляд в мой торс, прежде чем прямо взглянуть в мои глаза. — А мускулы у тебя очень даже ничего… Меня зовут Валери. Валери Гибсон. Я староста всей женской половины Академии. Отвечаю за каждую девушку в этом убогом здании. Тогда ответь, что за девушка кричала этой ночью. — Это не ответ на мой вопрос, — пробормотал я, хватая полотенце с крючка, и вытирая им грудные мышцы. — Полагаю, причина была веская, раз ты нарушила правило, которое сама же и создала. Она покраснела и прислонилась плечом к стене. — Ты прав. Причина действительно существенная. — Я весь внимание. Валери судорожно выдохнула. — Вчера… вчера мы с девочками поспорили на то, за что же ты сидел. На кону пятнадцать фунтов стерлингов, так что, пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты ограбил банк! Я усмехнулся, и она тут же просияла. — Так я была права? Ты и вправду ограбил банк? Как в фильмах, с пистолетом, в маске, в угнанной тачке? Я сложил руки в карманы, пока она фанатично перечисляла свои варианты. Жизнь в Академии определённо была скучной или я действительно являлся главной местной интригой? — Отвечу, если выполнишь мою просьбу. — Бога ради! — воскликнула она, качая головой и встряхивая своими рыжими прядками. — Чего ты желаешь? — Чтобы ты отсосала мне, — спокойно ответил я, закидывая полотенце на плечо. Её взгляд инстинктивно метнулся к моей ширинке, прежде чем зелёные глаза в ужасе округлились. — Бессовестный, наглый подлец! Негодяй! Бесстыжий! — вскричала она, хмуря брови. — Попросить такое! Какой же ты мерзавец! Это же надо быть таким извращённым… — Не шуми. Займи рот чем-то полезным, — отрезал я, рывком толкая её к стене. Она забилась в угол, большими оленьими глазами следя за каждым моим движением. — О Боже, да ты сейчас изнасилуешь меня! Знай, я закричу так громко, что президент будет здесь прежде, чем ты кончишь! Я криво улыбнулся. — Мне много времени и не нужно. Слишком долго воздерживался. Мои руки потянулись к ширинке, быстро расстегивая её. Валери вскрикнула, в страхе глядя на меня. Её пальцы беспомощно хватались за скользкие стены. — Пожалуйста, не надо! — Так ты ещё не догадалась? Я сидел за изнасилование такой же рыжей красотки, как и ты. Она кричала ещё громче, чем ты, но её никто не услышал. Она широко разинула рот, в немом потрясении уставившись в мои глаза. — Я больна. СПИДом. Гонореей. Жуткой заразной дрянью. Передаётся через слюну и тому подобное. Так что подумай дважды, прежде чем... Я настоящая зараза! — Какое совпадение. Я тоже. Она побледнела, замерев от шока. Затем со свистом втянула ртом воздух. Я тихо засмеялся, отодвигаясь от неё, и вновь застёгивая ширинку. — Успокойся, я не собираюсь насиловать тебя. Валери с шумным вздохом скатилась вниз по стене. Её ресницы дрожали на фоне бледной кожи с веснушками. — Проклятый шутник! Да я едва не умерла со страху! Я пожал плечами. — В следующий раз будешь умнее и не появишься в мокрой облегающей рубашке в мужском душе. Она хмыкнула, медленно поднимаясь на ноги, словно минуту назад и не напоминала собой призрака. — Честно говоря, я собиралась откусить тебе член, если бы ты заставил меня сделать это. Это был план С. Я одобрительно засмеялся. — Умница. Её щёки вспыхнули и покраснели. Валери неторопливо вышла вслед за мной из душевой кабинки. Я остановился перед зеркалом, изучающе глядя на своё отражение. Волосы на голове уже отросли до густых прядей, как и покалывающая щетина на скулах. Я провёл ладонью по подбородку. — После Гранта, ты самый сексуальный парень в Академии, — утверждающим тоном пробормотала Валери. Я проигнорировал её замечание. — После девяти вечера… Никто не выходит наружу из Академии? — Никто. Нарушителей мы строго судим. Начиная от мытья посуды и полов в столовой, до самого отчисления из Академии. Я задумчиво нахмурился, схватившись за края раковины. — Кто следит за этим? — Обычно это дежурный сторож на смене. Порой президент сам делает обход по всей территории Академии. Он не любит, когда студенты слоняются без дела. — Следуй за мной, — приказал я, услышав дальний шум в коридоре. Девушка открыла рот, словно желая протестовать, но затем молча сомкнула губы. Я вышел из ванной, и Валери без возражений помчалась вслед за мной в мою комнату. Я закрыл дверь, рывком поворачиваясь к ней. — Кто жил до меня в этой комнате? — Тим. Тим Питерс. Он был болен. Ему… слышалось всякое… — ей явно было неудобно разговаривать на эту тему. Валери напряжённо возвела голову к потолку. — Он не был плохим… Он только был очень странным. — От чего он умер? — Утонул. Тим не умел плавать. В тот вечер многие купались, но никто не услышал его… если он и вправду кричал. — Когда это произошло? — Два месяца тому назад. — Вы видели его тело? Валери смертельно побледнела и перекрестилась. Я заметил, с каким выражением лица она смотрит на окно. С испугом. С недоверием. И отчаянием. — Нет. Гроб был закрытым. — Что сказала полиция? — Полиции не было, — растерянно ответила она. — Президент не хотел, чтобы Академия мелькала во всех газетах, порицая безопасность студентов. Он не стал распространяться на эту тему. Возможно, сюда приехала скорая помощь и установила причину смерти, но я ничего такого не слышала. Я прошагал взад и вперёд по комнате, зарываясь пальцами в волосы на затылке. — Что насчёт родителей этого Тима? — Они живут в Мехико. Наверное, им уже сообщили об этом, но пока они не давали о себе знать, — Валери удивлённо посмотрела на меня. — Почему… почему это тебе так интересно? О Тиме очень быстро забыли. Его словно и не было никогда. — Кто нашёл его тело? — повернулся я к ней. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить. Её ногти забарабанили нервный ритм по дверной ручке. — Кто же это был… Дэвил! Дэвил его нашёл, когда купался. Дэвил. — До этого… Кто-то ещё умирал или пропадал из студентов? Она кивнула. — Этой весной сразу два студента. Кимберли и Брэдли. Они были близнецами. Оба пропали без вести. Моё нутро похолодело. Я подошёл к Валери и наклонился к ней, хватая её за предплечья. — Поподробнее. — Они пытались сбежать из Академии, ночью, на машине президента. Дальше… Я не знаю. Может быть, им удалось, но позже мы увидели машину. Её пригнали обратно во двор. Сиденья пустовали. Никто не знает, куда же исчезли Брэдли и Кимберли. Я медленными успокаивающими движениями растёр её руки. — А ты что думаешь об этом? Она тяжело вздохнула. — Не хочу даже думать об этом. Мне плохо, когда я думаю о близнецах. Они оба были здесь так счастливы. Понятия не имею, зачем им надо было убегать… Возможно, они и не убегали. Их преследовали. Их подставили. Я кивнул и разжал руки с её плеч. Валери содрогнулась. — Не лезь в это, Нил. Таисия пыталась, и вот к чему это привело. Моё сердце дрогнуло. Женский крик на рассвете. — Что ты имеешь в виду под «к чему это привело»? Она нерешительно закусила губу. Я вопросительно вскинул брови, и девушка закрыла глаза. — Виктория и Сесилия преследуют её. Таисии крепко достаётся от них. Уж не знаю, чем она их разгневала, но это лишь мои предположения. После смерти Тима, Таисия многократно попадалась в руки президента, когда бродила ночью по коридорам. Как её только не наказывали… Осталось последнее предупреждение, и её точно отчислят и отправят домой. Но пока ей хватает насилия и со стороны девушек. Я сощурился. — Ты староста. Почему бы тебе не защитить её? Валери слабо улыбнулась. — Думаешь, я в силах остановить это? — её взгляд изменился. — Они начнут травить и меня, если я встану на сторону Таисии. Остался последний год учёбы, и я хочу вернуться к родителям целой и невредимой. К тому же… в каком-то смысле, она заслуживает всего этого. Незачем лезть на рожон. Излишнее любопытство ведёт к могиле. Я поступаю разумно. — Малодушно, — процедил я, хотя искренне был согласен с ней. Не моё дело. Не моя забота. Не моя проблема. Руководствуясь этими словами, я и выжил в тюрьме. Я не защищал слабых и не боролся за справедливость. По правде говоря, в тюрьме отсутствует любая справедливость. Когда избивали новичков, которые срывались в первую же ночь и рыдали, что покончат с собой, если их не выпустят, то я сидел в своей камере и читал книгу. В свою первую ночь я был занят тем, что сидел у шершавой стены и глядел на кучку муравьёв, которые собрались, почуяв запах трупа таракана, перевёрнутого брюхом к потолку. Я глядел, как муравьи отламывают конечности таракану, расчленяют его, и тащат к себе в нору. Ближе к рассвету от таракана ничего не осталось. Как и от моей слабости. Узнав про мой срок, многие заключённые смеялись. «— Два года, малыш… Они пролетят так быстро, что и моргнуть не успеешь». Среди них были те, кто сидели на пожизненном сроке, были те, кому дали тридцать лет, а то и сорок пять, но они не знали, как же мучительно долго для меня прошли эти два года. Хуже всего была не еда, не лишение свободы и даже не сексуальные домогательства. Хуже всего была темнота, наступающая каждую ночь. Я уставал до изнеможения, уставал так, что валился с ног, но когда наступал отбой и во всех этажах отключали свет, то даже моя усталость уступала перед бессонницей. Тьма была повсюду. Я вздрогнул, когда Валери яростно оттолкнула меня. Мозг вернулся к настоящему времени. Её глаза полыхали зелёным пламенем. — Не смей меня осуждать! Кто ты такой, чтобы ругать меня?! Она спешно повернулась к двери, но я не стал задерживать её и просить прощения. Мыслями я всё ещё был далеко. Этот Тим… Я поднял тетрадь со стола и вернул её на прежнее место. Под матрас. Но, помедлив пару секунд, решил захватить её с собой, спрятав за пояс брюк. Так надёжнее. Затем я быстро оделся и вышел из комнаты, не забыв запереть дверь. В коридоре уже не было так пусто. Несколько парней ждали своей очереди у ванной комнаты. Я прошёл мимо них, и поспешил войти в столовую. Вчера я не ужинал, и сегодня голод разъедал стенки моего желудка. В столовой было теплее, чем в коридорах, и пахло свежезаваренным чаем. Чем-то ещё. Более сладким. Оказалось, вафлями. В широкую тарелку поместилось несколько кусочков поджаренного бекона, порция глазуньи, и трое румяных вафель, обильно политых кленовым сиропом. Захватив с собой маленькую чашку с горячим чаем, я на несколько секунд замер у стойки с приборами, отыскивая взглядом свободное место. Одиноко сидящий чуть поодаль Артур тут же оживлённо махнул мне рукой, но мой взгляд остановился на Таисии, устроившейся у крайнего окна. Солнце светило так, что лучи падали на пол и край стола, где она сидела, освещая её и без того белоснежные волосы. Они напоминали собой первый декабрьский снег, покрытый блестящим инеем. Её профиль казался высеченным из белого мрамора. Мрамора, умеющего дышать. К ней я и направился, пройдя мимо Артура, который едва не задохнулся от обиды. Беловолосая девушка не сразу увидела меня. Она читала или, по крайней мере, искусно делала вид, что читала. Её волосы были собраны в небрежный узел на затылке, но несколько густых прядей спадали на лоб и щёки. Её синие глаза тут же остановились на моём лице, когда я опустился рядом. — Доброе утро, — чуть ли не доброжелательно поприветствовала она меня, и я кивнул, занятый поглощением вафель. Мои вкусовые рецепторы восхваляли местную пищу, богатую сахаром и углеводами. Вязкие капли сиропа всё липли к губам, стекали по подбородку, и я с удовольствием осознал, что ничего более слаще не пробовал за все двадцать лет своего существования. Таисия отложила книгу и с насмешкой вгляделась в моё лицо. Мне казалось, что её взгляд проникает под мою кожу, пуская там свои корни. — Как же ты проголодался… Оторвавшись от лакомства, я вдруг заметил свежий фиолетовый синяк на её подбородке. Довольно крупный. Словно одной разбитой брови ей было мало. Отчего то стало тяжело жевать. Я с трудом проглотил вафли, прежде чем глухо спросить: — Дело рук Виктории? Она мягко улыбнулась. — Так ты уже познакомился с ней? Славная девушка. — Сама доброта. — Это верно, — беловолосая спокойно отпила глоток чая. — Нет, это моя неосторожность. Поскользнулась в душе. Не успела вовремя выставить руки и защитить лицо. Я отодвинул от себя всё ещё полный еды поднос, и вздернул бровь. — Тим был твоим любовником? Она прищурилась. Её ноздри раздулись, глаза опасно потемнели. Создалось ощущение, что между нами выросла непробиваемая титановая стена. — Это тебя не касается. — Да или нет? — Я не обязана отвечать. И не отвечу, — девушка приподнялась, но я схватил её за локоть и силой усадил обратно. — Ответишь. Он был твоим любовником? — Тебя интересует что-нибудь ещё, кроме секса? — прошипела Таисия, пытаясь вырваться. Я только сильнее сжал её руку. — Меня интересует, какого чёрта на рассвете под моим окном кричала девушка. Она вздрогнула и тут же обмякла на стуле. Её кожа вдруг заледенела, глаза померкли, словно синяя лампочка под кожей погасла. — Ты слышал? Я утвердительно кивнул, придвигаясь к ней ближе и заговорщически шепча: — Их было трое. Включая девушку, четверо. Они увели её с собой в лес. Возможно, уже убили. Таисия осторожно коснулась моей ладони, заставляя разжать её. Я отпустил её, но продолжал глядеть на неё в упор, ожидая её реакции. Она едва заметно улыбнулась. — Не убили. — Почему ты в этом так уверена? — с подозрением прохрипел я. — Как видишь, я сижу перед тобой, из плоти и крови. Не призрак. Я жива. Время словно остановилось на пару секунд. Шум столовой заметно поугас. Остались лишь её синие горящие глаза. Я тут же замер. Мир чуть пошатнулся. — Кричала ты. — Да. Кричала я, — она почти виновато взглянула на меня. — Прости, что разбудила. — Издеваешься?! — прорычал я, хватая её за галстук и рывком притягивая к себе. Её лицо оказалось в пару дюймах от моего лица. Она закашлялась, когда я несколько раз намотал её галстук на свой кулак. Её ледяные губы коснулись моей щеки, когда я вплотную наклонился к её уху. — Что они с тобой сделали? — Ничего страшного. Я в полном недоумении сдвинул брови. Меня до боли раздражала её невозмутимость. Это было похоже на дьявольскую игру, правила которой мне были неизвестны. Неужели я один понимал, что здесь творится что-то неладное? — Тебе нравится быть жертвой? — Нет, — она слегка отстранилась, и я разглядел вблизи каждую её белоснежную ресничку. Как засохшая корочка от потемневшей крови образовалась на разбитой брови. Как потрескались её красивые губы, словно на сильном морозе. И как налился кровью синяк на её маленьком подбородке. А ещё… как она дышит… Мерно, но так испуганно… — Конечно же нет. Нил, ты не знаешь и половины правды. — Так расскажи мне её. — Не лезь в мои планы. Ты всё разрушишь. Осталось совсем немного. Не смей вмешиваться. Слышишь меня? Не смей. Ни за что не прощу тебя, если ты всё испортишь. — Предлагаешь мне засыпать как младенец под звуки твоих криков?! — злобно процедил я, хватая её за лацкан пиджака. — С ума сошла? — В следующий раз я постараюсь не кричать, — она поднялась с места и поднесла палец к своим губам. — Считай, что этого разговора не было, Нил. Приятного аппетита. Её запах надолго остался висеть в воздухе. Запах дождя, мокрой земли, влажной травы. Не выдержав, я опрокинул чашку с чаем и взлетел с места, чтобы поскорее догнать её. Но догонять и не пришлось. Часы напомнили, что сейчас уже начинается зарубежная литература. Я предпоследним вошёл в класс и поспешил сесть рядом с Таисией. Она не обратила внимания на мой взгляд, который я бросил на неё, перед тем как мы поприветствовали учителя. — Так как я вижу здесь новенького, то позвольте представить себя должным образом. Меня зовут Льюис Барлоу. Разумеется, для вас я мистер Барлоу. Итак, начнём. «Поэзия — как искусство». Все взгляды в кабинете обратились на широкую доску. Многие принялись строчить в тетради то, что писал и Льюис. Таисия молча слушала его, записывая на бумаге лишь самые важные фразы. Я покрутил в руках ручку, левой рукой незаметно для всех доставая из-под пояса мятую тетрадь. После записи: «ОНИ СТУЧАЛИСЬ КО МНЕ В ОКНО!» Ежедневные рассказы закончились. Дальше следовали различные рисунки больших человеческих глаз, нарисованных чёрным карандашом. А затем и обрывочные информации, чертовски странные фразы. «Таисия не любит лжецов, но сама умеет лгать так, что не поймёшь, когда же она честна с тобой, а когда нет». Не сомневаюсь. Я украдкой бросил на неё взгляд, но девушка была всецело поглощена лекцией о поэзии. Её тонкие пальчики сжимали перьевую ручку до побелевших костяшков. «Это произошло, когда я только обустраивался в комнате. В тот вечер Таисия оказалась дежурной, раздающей письма. Я не знаю, почему же она так добра ко мне. Разве я заслуживаю этого?» Ниже были нарисованы необычные цветы, напоминающие своей формой небольшие кувшинчики. Я ни разу не видел таких в жизни. «И я живу в давно минувшем. Если бы всё было хорошо… Может, и она бы полюбила меня?» Тим, ты просто чёртов страдалец. Я не выдержал и тут же захлопнул тетрадь. Такую чушь мог написать действительно лишь умалишённый. Когда захочется проблеваться, тогда и вернусь к этим строчкам. Но спустя секунду я вновь раскрыл тетрадь и перелистал страницы. В правом углу среднего листа были написаны маленькие строчки. «Дождь мне скажет то, О чём молчит земля». Так он ещё и стихи пишет, дьявол его возьми. «В холодном стальном гробу, Лежит моё тело. Но я дышу». Я задумчиво взглянул в окно. Вновь начинал идти дождь. Таисия заправила прядь белоснежных волос за ухо, и я заметил, что она проколола его в трёх местах. Тонкая цепочка, словно серебристая змея, обвивала её ушную раковину. «Голубые волны зовут меня, Там я обрету спокойствие». Я замер, вновь и вновь перечитывая слова. Неспешно пульсирующее сердцебиение эхом отдавалось в ушах. А если он вовсе не утонул? Его и не утопили. Он сам утопился. К тому же, ещё до этого он нёс бред о повешении на галстуке. Сжав челюсти, я перелистнул страницу. «Это кажется необратимостью, Рана становится всё глубже и глубже, Но уже не кровоточит». Очередной бред. «Она говорила мне верить в себя, Но что же мне делать, если я давно потерял себя?» Уже раздражённый, я быстро пробежал глазами по нижней строчке. «Тишина меня оглушает, Больше они не кричат. Кричу я». «Я плакал и смеялся словно в первый раз, Прости, Таисия, это было таким притворством…» От меня словно отрезали все звуки внешнего мира. «Кричу, при этом не издавая ни звука, Луна станет моим свидетелем…» — Мистер Ричардсон! Я резко поднял голову, словно сквозь вату услышав свою фамилию. Учитель стоял в шаге от меня, сжимая в левой руке потрёпанную книгу. Его брови были вопросительно приподняты. Любопытный взгляд метнулся к тетради, но я тут же закрыл её, выпрямляясь. Периферическим зрением я заметил на себе пристальный взгляд Таисии. — Напомните мне своё имя, мистер Ричардсон. — Нил, — ответил я, разваливаясь на стуле. Он пренебрежительно улыбнулся. — Нил… Не забывайте, Нил, что следующей весной вам придётся сдавать экзамены и по моему предмету. Я дёрнул щекой, но мои мысли были заняты другим. Учитель медленно отошёл от меня. Сидящий за второй партой Артур задумчиво глядел на меня, прикусывая кончик белого карандаша. Я отыскал взглядом Валери, напряжённо уставившуюся в стену, и Викторию, которая как раз и глядела на меня. Наши взгляды встретились, и девушка широко улыбнулась. Одними губами прошептала слово, показавшееся мне похожим на: «Наконец-то». Я ухмыльнулся, но мои губы показались мне онемевшими. — Который из сидящих Дэвил? — спросил я у Таисии. Она лишь сощурилась, даже не посмотрев в мою сторону. — Третий ряд, четвёртая парта, слева. Блондин с пробором на правую сторону. У него были маленькие серые глаза, блуждающие по кабинету, словно отыскивая что-то. Пиджак казался ему слишком большим, он почти тонул в нём, но высокий рост давал ему преимущество, возвышая над всеми сидящими. — Грант? — вновь спросил я, чуть ближе придвинувшись к беловолосой. Она тут же посмотрела на меня. — Не ищи неприятностей, Нил. — Это не похоже на ответ. — Рядом с Дэвилом. Я вновь вернул взгляд к блондину. Рядом с ним сидел кучерявый брюнет, ослепительно улыбающийся на все тридцать два зуба словам девушки, сидящей перед ним. Мне вспомнились слова Валери. Так это именно он был вроде как местным красавчиком номер один? Смазливая внешность. Даже и не скажешь, что он способен угрожать параноику. «Я добрался до самых глубин, И там нашёл себя». Это метафора или… К чему эти чёртовы мысли, когда рядом со мной сидит та, кто запросто ответит на все мои вопросы? Я не выдержал и молниеносно повернулся к своей соседке по парте. Собственный тихий голос болезненно резанул меня по слуху. — Он не утонул, — пробормотал я, внимательно следя за ней. Таисия резко повернулась ко мне, и вперилась ошеломлённым взглядом в моё лицо. Её глаза пылали, нижняя губа почти дрогнула. И мне отчего то показалось, что стена между нами рухнула в одночасье. Что какая-то связь... Возможно, я в бреду. На фоне наших скрестившихся взглядов раздался гулкий шум, скрежет стульев, гул голосов. Кабинет постепенно пустел, но мы всё смотрели друг на друга. Каждый дюйм её кожи сиял, словно её соткали из звёзд. Бум. Бум. Бум. И я вдруг посмотрел на неё отчаянными глазами Тима. Я вдруг понял, что значили те самые неровные слова на старой бумаге. «Голубые волны зовут меня, Там я обрету спокойствие». Это было не озеро. Это были её глаза.