***
Последние дни виделись кицунэ сплошным безумием: вспышка, лисьи лапы, побег, краденые одежды, попытки не попасться на глаза, гибель госпожи Сумико... Всё смешалось, образуя неясный давящий ком в груди, затрудняющий дыхание. Она не знала, что ей делать, как ей теперь быть. Паника безотказно завладевала ей всё больше, заставляла трястись от волнения: что, если во время её сна, ничем, кроме стен ветхого сарая, не оберегаемого, нагрянут воины? Что, если прямо сейчас за ней бегут по оставленным следам, избавиться от которых невозможно? Тут же осекаясь, Мэй резко остановилась, обняв себя за предплечья: «Если не сохранять спокойствие, можно выдать себя. Настоящая гейша не покажет чувств, скроет их за маской безразличия, улыбнётся невзгоде и продолжит изящный танец. Так говорила госпожа...» Она, опечаленная, нахмурила тонкие брови и продолжила путь, дыша в ладони, силясь согреться и думая: «И ничего не делать не позволю себе! Не от руки палача, так от голода или холода погибну. Стоит разобраться хотя бы с Нанами». Продолжила ступать и размышлять, сдвинув покрывшуюся россыпью снежинок шляпу, ведомая отчаянием: «Предложить сделку?.. Сказать, что и её линчуют? Гнев народа должен же на кого-нибудь обрушиться... Ей нужно бежать, как и мне... Какая нелепость, мне нечего ей предложить! Судя по всему, она и в самом деле рада ткнуть в меня пальцем, получив вознаграждение». Ветер пронзительно застонал, вынуждая прикрыть лицо рукавом. Мысли не переставали рождаться одна за другой: «Как быть? Заявить, что окажу услугу за услугу, когда появится возможность? Согласится? Нет, это так рискованно... Каков ужас, я собираюсь иметь дела с юдзё. Но как иначе? Делать больше нечего, решаюсь!..» После окончательно принятого решения было необходимо узнать, как добраться до нужного заведения. Как такового понимания о местонахождении Нанами кицунэ не имела и иметь не могла, потому что ранее судьба не вынуждала владеть подобными знаниями. Однако как же разузнать, где именно находится «Белая река», никак не привлекая к себе внимания? Отчего у столь примечательного места столь не примечательное название? Мэй повернула в тёмный переулок, полагаясь на интуицию. Двигалась спешным шагом, сворачивая то налево, то направо, будучи совершенно неуверенной в собственных действиях. Стоило ли спросить прохожего? Было бы ли это подозрительным? Ей пришло в голову нечто подходящее, однако столь же и опасное. Кицунэ поверить не могла, что шла на подобное, но не успела всё обдумать, как заметила шатающегося из стороны в сторону человека, идущего по направлению к ней. Он, вероятно, был пьян. Что ж, удача несмело, но улыбнулась ей. Она приблизилась к нему небрежной походкой, близко настолько, насколько позволяло положение, скрываясь во тьме невысокого строения и молясь, чтобы тени сгустились. Уже проходя мимо него, она резко остановилась и не слишком глубоко поклонилась, пряча лицо и хрипло вопрошая: — Господин, не подскажешь дорогу до «Белой реки»? И тут же задумалась, разгибая спину, сколько мест имеет подобное название. Вот бы пленённый хмельный разум не подвёл... Вот бы глаза не рассмотрели... И все колебания рассеялись в то же мгновение, когда хлопающий себя по колену от веселья мужчина задорно пролепетал: — А ты не слишком молод, юноша? Выглядишь совсем хилым. Но это ничего, я тоже в твои годы... — Господин, — с лёгким упрёком низко произнесла Мэй, волнительно сжимая пальцы, но больше никак не выдавая себя. Тот чужих переживаний не заметил, растянув рот в ухмылке и почесав подбородок, лишь промолвил: — Ладно, раз не терпится, то слушай... Ты уже близко... Энергично размахивающая рука указывала направление, сопровождаемая несдержанными речами. Поражённая обвенчавшимся успехом своего обмана, кицунэ поклонилась и, наконец, удалилась в сторону нужной улицы. Она располагалась на окраине. Зачесалась ладонь. Брови сдвинулись ближе к переносице, а воодушевление смешалось с недоумением: «То ли он был совсем весел, то ли я хорошо притворилась». Вскоре отбросила эти думы, едва ли не срываясь на бег в надежде прийти как можно скорее. Вдруг Нанами занята клиентом? Вдруг она уже собралась бежать, ведомая тем же упадком духа? В любом из случаев стоило ускориться. Давно пустующий желудок, оттого болезненно сжимающийся, был с ней полностью в том согласен. При очередном повороте бьющееся подобие вьюги перестало хлестать по лицу с шеей, осталось за спиной. Шум неспящей улицы резко ударил в уши — звучали громкие песни, звенели короткие разговоры, трясли покрытую шершавым льдом землю танцы, — вынуждая сдвинуть полы шляпы ещё ниже. Она бросила беглый взгляд на одну, а затем другую, третью подсвеченные яркими фонарями вывески, недовольно кривясь от поражения и ускоряя шаг. Что-то шевельнувшееся под кожей ей шептало, привлекало к себе внимание, заставляло едва ли не срываться на бег — то ли пробудившееся звериное чутьё, при мысли о котором Мэй вздрагивала, то ли развившаяся при бегах интуиция. Она ведь теперь совсем была иная, пусть и околдованная; больше не являлась она ни юной майко, ни повзрослевшей гейшей... Не было для неё места в мире расписанных вееров, отдающихся тяжестью в руках, струившихся тканей кимоно, привлекающих мужской взор. Она больше не станет разливать мужчинам чай, внимательно слушая их беседы и задавая, где нужно, вопросы. Она погасила денежный долг, однако что это значило после всего несмываемого позора, пестрившего на окия? Разве станут теперь ходить к госпоже Кинуё? Разве будет теперь всё как прежде? Разве осталась живой госпожа Сумико, истерзанная по её вине?.. Прав был неугомонный сплетник, с пылом заявлявший, что лучше ей не высовываться. Её не ждут: прогонят как обнищавшую, испугаются как чахоточную, осудят как виноватую, линчуют как преступную. Больше не будет, как прежде. Но что же такого совершила, раз оказалась околдованной? Разве кому-то причинила вреда? Теперь кицунэ отчётливее некуда осознавала, что находилась в том же положении с Нанами. Злой ветер несдержанно ударил в спину, словно подначивая ступать быстрее. Противиться ему Мэй была не в силах. «Белая река» встретила её обшарпанными фонарями, тускло светящимися и едва позволяющими прочесть надпись — ту почти замело. Здание казалось не величественным, скорее угрожающе нависающим над путником, не заманивало, а притягивало взгляд своим пугающим видом. Кое-где краска облупилась, в иных местах — затёрлась, как заметила скрывшаяся от наблюдательных глаз за стеной кицунэ. И, оказалось, не зря. Внезапно внутри скрипнула половица, и на порог ступили скрытые броской тканью ноги. Мэй они показались столь же величественными в своём движении, как и здание. Она подумала и рассудила, что это не Нанами, поскольку та не являлась владетельницей дома. Последняя же распахнула губы, словно намереваясь что-нибудь сказать, но успевшая начаться метель унесла каждое произнесённое слово. Кицунэ думала подобраться ближе и послушать, надеясь услышать нечто важное, однако поняла, что бросится в глаза. В таком случае хорошо было бы оказаться лисицей, пришло в голову ей, то есть стать маленькой и незаметной, шустрой и ловкой — в мыслях сразу же возник проворный лисий образ. Несмотря на уместность данной затеи, она отмела её, ведь не знала, как превратиться. Не знала, возможно ли было это сделать по собственной воле вообще. Позади послышался едва уловимый шорох — словно крадущееся животное перемещалось. Испуганная Мэй обернулась, удивившись и ужаснувшись одновременно: то был человек!.. Невысокая и тонкая фигура, очевидно скрываясь, удалялась от здания с сундуком в руках. Но скорее не удалялась, а едва шагала, оставляя глубокие следы на снегу. Пусть силуэт и очевидно спешил, однако быстро скрыться не сумел, ведь тяжесть ноши не позволяла. «Как можно в бегах уносить с собой так много вещей? Что внутри?..» — вопрошала обескураженная кицунэ. Лицо тронула улыбка, которой она не позволила перерасти в смех; лишь направилась к худой фигуре, точно зная, что это Нанами. Хотя приблизиться не осмелилась, поскольку знать намерений скрывающейся не могла, но и оставаться у дома не решилась — страх обнаружения подсказывал, что владелица вполне могла совершить обход в поисках пропавшей. Резко остановилась, наблюдая за спрятавшейся в тени хвойного леса, а затем бросилась бегом к ней, сетуя на предательское белое покрывало, выдающее направление шага отпечатками, меняя мнение за считанные мгновения. Вот бы непогода не прекращалась, а враг не нагнал, дыша в спину!.. Мэй поубавила пыл, ступив под сень покрытых серебряным деревьев, и неверяще оглянулась. Следы оборвались, едва Нанами скрыли широкие ветви сосны. Подле остался столь же свежий след сундука — вблизи он оказался куда больше! Однако и беглянка не исчезла, провалившись сквозь землю: стоило человеческим следам прерваться, как возле них, спереди, лежали нетронутыми... иные. Они похожи были на неестественно длинную кисть с изогнутыми тонкими пальцами и острыми когтями на краю, впившимися в землю. Чуть же позади виднелись отпечатки пальцев ног с до ужаса худой ступнёй. Словно человек... Существо... Передвигалось на четвереньках. Всю радость от того, насколько удачно складывалось дело, будто вышибло из кицунэ, она громко ахнула, лихорадочно хватая не наполняющий лёгкие воздух. В горле засаднило. Она затряслась, настойчиво отгоняя от себя догадку, точно успела рассмотреть не только следы, но и того, кто их оставил. Сумасшествие... Полнейшее сумасшествие!.. Как возможно?.. Нет, нет, вероятно, над ней поглумилась скрывшаяся за облаками луна, жестоко обмануло зрение, рассудок помутился. В конце концов она начала заболевать, столько времени проведя на морозе, возможно, у неё жар, а значит показаться могло что угодно, и найти объяснение нужно совершенно другое, верно? Стоило всего лишь прикрыть глаза, позволить им передохнуть, самой отдышаться, успокоившись, а затем распахнуть их, встретив... Сливающееся с белым нечто, выглядывающее из кустов с бросающей в холод улыбкой, обнажающей несколько рядов тонких острых зубов, и сияющими опалесцирующими глазами. Мэй послышался разрезающий тишину вскрик — единственное, что запомнилось перед тем, как она почувствовала щекой что-то ледяное, пока в висках начинала отдаваться боль, а всё вокруг теряло очертания за завесой тьмы.***
Первое, что почувствовала кицунэ при медленном пробуждении — ломоту в сжавшемся теле. Оно ныло от неприятных ощущений, кричало о пронизывающем насквозь холоде, покрываясь сотнями мурашек. Распахнув сухие глаза, она поморгала несколько раз, едва различив увиденное перед собой: потухший костёр, серые камни, создающие массивную арку, а впереди — мир, погребённый толстым слоем снега. Она находилась в пустой пещере. Облака успели исчезнуть, небо — раскраситься голубым, солнце же — нависнуть над горизонтом. Кто привел её сюда? Что произошло? Неизвестное существо, заставившее содрогнуться при одном лишь воспоминании, не появилось и спустя несколько мгновений, в течение которых ослабевшая, не сумевшая в должной мере отдохнуть, Мэй закашлялась, тут же пожалев об этом. Насколько велика вероятность того, что произошедшее оказалось всего лишь пугающим кошмаром либо плодом больного воображения? Тем не менее если некто неизвестный и исчез, это не значило, что он не вернётся. Стоило не подавать признаков жизни, пока не нашлось убеждения в том, что опасность не близко. Однако было слишком поздно. Она попыталась встать, упираясь руками в землю, да так и застыла удивлённой: со спины и плеч полетели иссохшие, цветом походящие на грязь, листья. Под ней лежали точно такие же, крошащиеся при любом движении, а на кимоно покоилась смутно напоминающая одеяло ткань. Листья. Зимой. После не щадящей вьюги. Ей захотелось ущипнуть себя за руку, но внезапный порыв прервала не менее внезапная головная боль, точно ударившая в виски. Казалось, нечто подобное кицунэ испытала ещё тогда, во тьме ночи... Она позволила себе поморщиться и задуматься о непрекращающей расти пустоте в желудке. Затем выпрямилась, правильно садясь и опуская ладони на колени, натянула сползшую ткань обратно, вновь обвела взглядом пещеру, только на сей раз более проницательным. По ту сторону костра стоял уже знакомый сундук, и вправду оказавшийся большим, на котором лежала шляпа Мэй. Тащить его хрупкой девушке точно было невмоготу, никаких сомнений больше не осталось. Сундук. Нанами. Существо. Ёкай. Тогда справедливо ли сказать?.. — Лисичка проснулась? — сперва показалась растянувшаяся на каменистой земле тень, после послышался полный веселья голос, и лишь затем кицунэ увидела воочию уже знакомую тонкую фигуру девушки, ставшую спиной к солнцу. Держалась она весьма необычно и одета была в другое кимоно, не для юдзё. — Кто ты?.. — бесцеремонно выдохнула напуганная Мэй, сжавшая покоящуюся на плечах ткань не без тени страха. — Кажется, мы обе уже знаем друг друга, — преспокойно ответила Нанами, подобравшись к потухшему костру, так ничего и не пояснив. — Ты справишься? Готовить я не умею, — резко сменяя тему, спросила она, указывая на тушку зайца в своих руках и изучающе глядя на кицунэ. Та не разглядела несчастное животное, лишь съёжилась под внимательным взглядом. Лицо его обладательницы было светлым и узким, с пухлыми губами и тёмными чарующими глазами. Длинные волосы ниспадали, рассыпавшись по плечам и спине. Ткань кимоно цепляла взор. Мэй могла бы восхититься красотой Нанами, не будь столь безнадёжно пленена непониманием. Кицунэ постаралась придать уверенности собственному тону, тихо выпрямляя спину, приводя в порядок дыхание и вопрошая: — Откуда тебе известно, что я превращаюсь в лису? Девушка озадаченно склонила голову и уставилась на неё, недовольно кривясь: — Ёкай чувствует другого ёкай. Это понимает каждый детёныш! Неужели ты и правда ничего не знаешь? Застывшая кицунэ даже не шевельнулась после несмелого поклона, лишь промолвила в попытке скрыть жгучее отчаяние: — Прошу, скажи, кто ты. Нанами едва ли не вспыхнула от возмущения. — Лучше показать, да ты вновь упадёшь без сознания, в лису превратишься, а я опять тащить буду тебя! — Следом она проворчала нечто невнятное, нанизывая зайца на тонкие ветви над костром; получалось не совсем умело, однако девушку это словно не беспокоило. — Если попрошу разжечь огонь, то тоже застынешь как камень? Видимо, это и сделала недоумевающая и пытающаяся осмыслить всё услышанное Мэй, поскольку бурчащая Нанами не поскупилась на слова. — Всё с тобой ясно, опять всё самой... — она принялась тереть камни друг о друга, выжидая появления искры. — Что ж, я не буду рада очередному обмороку, поэтому отвечу на все твои вопросы: я — Сино-Одори, ёкай, как и ты, спасла тебя бледнющую ночью, дотащив сюда. А сейчас пытаюсь накормить, да бесполезно это, никогда не готовила мясо... В сознании кицунэ тут же всплыл оскал, увиденный за несколько мгновений до потери её сознания, вполне объясняющий, каким образом предпочитала питаться Сино-Одори. В том, что то существо и легко поддающаяся эмоциям девушка, упорно старающаяся воспламенить собранный хворост, находящаяся перед её глазами, — едины, Мэй не сомневалась. Лишь вздрогнула, обхватив себя за плечи, однако сумела подавить полный горечи вздох, осознав, что, видимо, никакого вреда, ёкай наносить не собиралась. По крайней мере в данную минуту. Но что же значили произнесённые слова о ёкай? Она назвала её такой же, как и она, к тому же дважды. — Ты ошиблась, — задумчиво произнесла кицунэ, наблюдая за движением чужих рук. Сино-Одори на услышанное лишь изогнула изящную бровь, на миг остановившись, а после спохватившись и продолжив своё немудрёное дело. — Я не могу быть ёкай. — Что? — раздражённо нахмурилась она в ответ. — Я ведь не была такой раньше... — принялась объясняться Мэй. — Меня околдовали или прокляли, но ёкай я не могу быть. Свежий порыв ветра пробрался в пещеру, тут же заставив вздрогнуть. — Не думаю, что ты понимаешь, как это работает, — пониженным тоном произнесла ёкай, крайне ожесточённо потирая вдоволь исцарапанные камни; её губы сжались в тонкую линию от напряжения. Наконец, искра озарила пространство вокруг, заставив вспыхнуть сухие ветки. Сино-Одори прикрыла огонь от дуновения ветра, подставив спину, и обессиленно выдохнула. Мэй же подобралась поближе к теплу, подставляя под него замёрзшие ладони. — У тебя один хвост, ты умудрилась разоблачить себя, говоришь странности... Неужели родители ничего не рассказали? О янтарных и жемчужных лисах? Об охоте, которая ожесточилась в последнее время? Порядком уставшая от неизвестности кицунэ на сей раз глубоко и почтительно поклонилась, смотря прямиком в глаза ёкай, а затем вкрадчиво попросила, вкладывая в слова всю мольбу и раскаяние, на которые была способна: — Госпожа Сино-Одори, прошу прощения за свою бесцеремонность. Я была напугана, потому не сумела совладать с собой. Пожалуйста, расскажи мне всё, что знаешь о таких, как я. Та на миг поражённо застыла, словно припомнив что-то, но вскоре тряхнула головой и начала свой рассказ более благожелательным тоном: — И ты меня прости, лисичка Мэй, — названая покосилась на Сино-Одори, только потом осознав, что многим в городе известно её имя. — Ночь выдалась сложной, я кипела вся от напряжения, сбегая и таща за собой тебя с тяжёлыми вещами. А теперь... начнём. Кицунэ — какой ты не стала, а была с самого рождения — это лисы-оборотни, делящиеся на янтарных и жемчужных. По мере совершенствования магии, у них появляется всё больше хвостов. Янтарные лисы способны управлять волшебством огня, подчинять себе его, контролировать. Потому я и попросила тебя заставить вспыхнуть пламя. С жемчужными лисами всё по-другому: они владеют иллюзией, создают тени, где нет им места, меняют свой облик, если захотят, — замолчала. — Это если совсем кратко. Чего-то особенного я знать не знаю, близких знакомых кицунэ у меня нет, да и не колдунья ведь... Мэй на некоторое время задумалась, стараясь осмыслить всё, что стало известно: «Неужели поэтому мне столь часто удавалось обмануть прохожих? Дело в иллюзиях?.. Поверить не могу, что ведусь!.. Но как я могла родиться такой, если ни ушей, ни хвоста не появлялось ни разу за всю мою жизнь? В легендах говорится, что у юных и неопытных кицунэ именно так теряется контроль. Разве я и впрямь являюсь?..» — Разве родители не должны быть такими же, как я? — Всё так. «Мать я не знаю, но отец таким не можем быть, точно нет». Так и не прийдя к окончательному выводу, кицунэ решила сконцентрироваться на ином. — Что насчёт охоты? — Кто-то из большого мира вылавливает лис и убивает. Что из леса, что из толпы — им безразлично. Раньше можно было заметить непринуждённо пробегающего по тропе лиса, сейчас же... никто ничего не видит, — произнося последнее, ёкай перешла на опечаленный шёпот, словно испытывая боль оттого, что лисам-оборотням причиняют страдания. Подставила под пламя ещё не зарумянившийся бок тушки зайца. — Но почему? — Кто его знает. Люди всегда боялись нас, а теперь, возможно, кто-нибудь из лисичек насолил кому-нибудь важному, вот они и бесятся, — былая злость вернулась к ней. — Если тебе интересно, то ёкай редко показываются в большом мире, в городах. Там нам не рады. Как и людям в лесу. Мы никогда не пересекаемся, потому что они считают нас другими. Отличающимися. Потому готовы убить. — Тогда что ты делала в большом мире? — на манер Сино-Одори спросила Мэй. — Гостила, — подобрав подходящее выражение, она удовлетворённо расплылась в очаровательной улыбке. — Пусть и было страшно, я решила посмотреть на то, как живётся людям. И больше возвращаться туда вряд ли захочу! Да, я владею магией, могу перевоплотиться, но столько всего выдаёт меня... Люди придают огромное значение обычаям и манерам поведения, что не может не расстраивать. Успевшая расслабиться кицунэ улыбнулась своим мыслям, однако вскоре решила подобрать к самому главному, посерьёзнев. — Что было ночью? И где мы находимся? Ёкай едва ли не театрально вздохнула. — Когда ты обернулась лисичкой, я обрадовалась, решив, что так мы спрячемся быстрее. Ведь сбегая, дождалась момента, когда строгая хозяйка отлучится, понимая, что времени не так много. Но нет! Ты упала и даже не пошевелилась. Зато лисье тело тащить проще, чем человеческое... Так что я посадила тебя с вещами на спину и побежала глубоко в лес. Пусть у меня лапы и быстрые, метель была такой сильной, что надолго меня не хватило, пришлось спрятаться здесь. Мы достаточно далеко, да и вряд ли кто-то в ночи умудрился преследовать. Как поешь, пойдём дальше. Помолчали. — А мы и вправду прежде виделись? — озабоченно начала Мэй, припомнив беседу у постоялого двора. Сино-Одори заколебалась, сгорбившись, распрямилась и смущённо сказала: — Ты уж прости меня... Оказывается, торговать телом не так просто, как мне думалось... Пришлось зарабатывать по-другому. Я и до всего этого, — она раскинула руки в стороны, — не хотела подставлять тебя. Мы ведь похожи, у нас одна судьба, это было бы подло... Но хозяйка, такая мерзкая и надоедливая, и шагу свободного не давала. Я даже поохотиться не могла! Ни днём, ни ночью! А как ходить человеком, если есть нечего? Бывало, чувствовала, что ещё немного и в родное тело вернулась без воли. Очень тяжёлое состояние... Это ещё одна причина, почему я сбежала, совсем невыносимо становилось здесь... — она указала на область груди, где учащённо билось загнанное сердце. — Ты ведь хорошая, я вижу. Больше похожа на человека, чем я, но всё ещё ёкай. Не могла я так обходиться с невиноватой. Губы кицунэ изогнулись в нежной улыбке. Она подавила порыв, однако по-прежнему мягко промолвила, изучая взглядом ёкай: — Ничего. Главное, что нас там больше нет. Говоря об этом... на нас точно не выйдут? — Следов не осталось, но я унесла кое-что оттуда, поэтому искать, думаю, собираются. «Вот оно что». Заинтересованная Мэй посмотрела на сундук, гадая, что там. Шутливо недовольная Сино-Одори зашипела, а после рассмеялась. — Ах, если ты задашь ещё один вопрос, мне придётся топить снег, чтобы спасти своё бедное горло! Но ладно, так уж и быть! Я не удержалась и унесла всё это, — она горделиво открыла крышку сундука и поманила кицунэ рукой ближе к нему, словно ребёнок, показывающий свои спрятанные сокровища близкому другу. Таби, кимоно, в котором она сбегала, оригами бабочки, гребень для волос, маленький засохший цветок, небольшое зеркальце, бумага для оригами, шпилька, вновь таби, целое множество украшений, оригами птицы, тушь и кисть для письма, картина с изображённым на ней осенним лесом, бумага для письма, цветок в горшке, оригами рыбы, ещё одна шпилька, гэта... — Зачем тебе столько всего? — Я забрала только самое нужное! — вкрадчиво заявила ёкай и мечтательно прикрыла глаза, быстро закрывая сундук и любовно поглаживая его. — Всё-таки кое-что мне понравилось в большом мире. И уйти без этого у меня не получилось. Теперь уже рассмеялась Мэй и закашлялась, аккуратно снимая приготовленное мясо с огня.***
Путницы собрались в дорогу едва кицунэ закончила с завтраком. Она, задумавшись, решила следовать за новой знакомой до тех пор, пока они не доберутся до достаточно отдалённого поселения, где можно будет не прячась остановиться, раззнакомиться с жителями и, быть может, остаться. Небо пестрело безоблачностью, однако и лучи солнца, не встретившие препятствия, не смогли согреть заболевшую и начавшую лихорадить Мэй, укрытую всё той же тканью. Голова шла кругом, перед глазами плыло, дышать было трудно из-за насморка, а горло до того воспалилось, что разговаривать стало практически невозможно без пронизывающей боли, поэтому пришлось перейти на изредка раздающийся негромкий шёпот. Сино-Одори, вернувшаяся в родное тело, предварительно удостоверившись в том, что кицунэ не падёт в сугроб от страха, волнительно оглядела спутницу. Та изредка поглядывала на идущую перед собой, угадывая очертания смольных волос, скрывающих голову. Вероятно, дёргалась бы от жути представшего образа, не будь занята иным. — Лучш-ше бы ты превратилас-сь в лис-су, — на произнесённое Мэй лишь пожала плечами, надеясь, что данный жест был замечен. — Знаю, знаю, не умееш-шь, но теплее бы с-стало, это точно. Два с половиной падения озябшей кицунэ спустя ёкай не выдержала, грозно издав неописуемый звук. Нечто смешанное с полным ярости участившимся дыханием зверя и цоканьем от возмущения человека. Она сбросила со спины сундук — Мэй показалось, что земля вздрогнула от падения столь тяжёлого предмета, — предварительно подойдя к большой куче снега, а следом спрятала его в ней, торопливо сглаживая углы. Отошла подальше, быстро взглянув со стороны, и почти прыжком достигла остановившейся кицунэ, которая распахнула было губы, чтобы задать вопрос, и взмахом лапы заставила замолчать, даже не начав. — Побереги с-силы и залаз-зь на меня. Изумлённая Мэй не пошевелилась. — Чего с-стоишь, залаз-зь скорее! Дос-ставлю тебя к с-своим знакомым, они с-согреют и вылечат, никуда ты от меня не денешьс-ся! Так получится куда быс-трее. Кицунэ тут же оседлала Сино-Одори, словно лошадь, держась за её бока. — Прижмис-сь ко мне грудью и крепко обхвати, бежать будем очень быс-стро, — не оценила ёкай, чуть пригнувшись, будто готовясь к бегу. Мэй исполнила просьбу, прислонившись щекой к худощавой спине. Сино-Одори стремглав двинулась навстречу её родным краям — высоким и сберегающим от ветра горам, что прячут синоби с ёкай от всего угрожающего мира. По пути она рассказывала о своём доме успевшей уснуть кицунэ: — Милой лис-сичке обясательно помогут, потому что другие должны помогать другим... Там тихо и с-спокойно, никто не долж-жен потревожить...