Шелест кимоно

Она поднялась с постели измученной. Спешно оделась, пригладив волосы, проплыла по покоям к сёдзи. Зверь, запертый в клетке. Птица, сжатая в ладонях. Полагала, что останется незамеченной. Но Сино-Одори не столько заметила, сколько почувствовала — метания с борьбой. Вышла следом. Звёздное небо опустилось на плечи шёлком. Влагой, тронувшей жаркое лицо. Знойный день сменила прохладная ночь. Одного лишь хотелось: сделать вдох, сомкнув веки, а затем тихо выдохнуть. Сглотнуть горечь незаметно и расслабить губы. Обвести взглядом. Удалялась тень, которой не коснулся свет. Ловкая, изящная. Уменьшилась, коснулась песка, сбросив обувь. Склонилась в молитве. Воображение рисовало морщинку меж бровей — разгладить бы легко, — шёпот торопливый. Сбитое дыхание. Метнулась к воде и зачерпнула, умыв лицо. Смыть всю усталость, тереть долго кожу, разогнать кровь, громко стучащую. Застыла бы от липкого страха, от мыслей злых?.. Голову подняла и столкнулась с ликом яркой луны. Остановилась, больше не плыла по течению, замедлившись. Глядела на земное создание с любопытством, долго изучала. Распознав сестру в живом, пытливом выражении, продолжила свой путь. А она сможет продолжить?.. Сино-Одори неслышно двигалась, старалась долго не рассматривать спину. Пусть и красивая, словно цветущая вишня по весне. Горы, скрытые туманом. Безмолвное величие. На что ей облик, что всегда мелькает перед глазами — роскошный, статный, скрытый дорогими тканями? На что ей тело тонкое? На что свои глаза, если души ими, самого важного, не разглядеть? Души бессмертной, сильной. Такой стойкой, запертой в ломком теле. Почему она такая? Откуда взялось в ней всё, что есть?.. Молчание, когда внутри крик. Покой на лице, когда нет его на самом деле. Шаги вперёд, пока руки в дрожи. Поражение сердца, когда самое нужное отнимают. Победа разума. Сино-Одори так не умела. Ведь нет в лесу ни манер, ни желающих их соблюдать. Одни законы природы, исполняемые, такие, каким следуют безоговорочно. А иначе — наказание, но не от владеющих разумом. Оно приходит не по просьбе. В ней не было ни сдержанности, ни стремления им овладеть. Было привычно восклицать, не сдерживая порыв. Не было многого до судьбоносной встречи с ней. Мэй сделала её ведомой, сама того не зная, сотворила подобие выросшей среди людей. Не Такао, нет. Но желание переступить черту, увидеть больше, чем привыкла. Но привязанность к ней, рождённая внезапно. Думала, что обретёт знания о других, отличных от себя. Обрела куда больше, сопровождая госпожу, подавая завтраки, смешивая травы в офуро. Но дело ли в том, что она — гейша? Изнуряющий труд принёс плоды — так ли было? Наставница ли воспитала дух сдержанности, самоотречения? Сумико ли взрастила мудрость с наблюдательностью? Какой она была в начале своего пути? Как ступала: с той ли осанкой, с той ли гордостью и хладнокровием? Было ли в ней это постоянство? Смешивалось ли оно с гибкостью, умением подстроиться? Мэй — актриса. Играла дочь самурая, притягивая сотни взглядов и не боясь их. Ловко выкручивалась, лгала. Умело вела светские беседы, завоёвывая внимание. Притворялась на виду у тех, чьему роду её собственный значительно проигрывал. Была не менее достойной. Будто бы безмолвно насмехалась над аристократией. Обернулось всё иным: оказалась единственной наследницей престола. Оттого ли в ней столько добродетелей? Она — Ирис, носительница имени императора, Хаттори. Здесь ли берут своё начало её достоинства?.. Потому ли в ней встретились могущество и настойчивость — качества, присущие великому правителю? Потому ли она милостива к нуждающимся, сострадательна к тем, кто ниже — черты, необходимые государю, желающему быть любимым народом? Нежный ветер коснулся щеки, лизнул ноги. Мэй едва заметно вздрогнула, повела плечом. Ткань повторила изгибы. Сино-Одори не видела, но помнила кимоно, расшитое пенистыми волнами, тронувшими берег. Солнечный отблеск. Запах соли и бриз. Коснувшаяся вдруг лёгкость. Имеет ли значение, почему волны бегут по поверхности? Почему они есть, кто их сотворил?.. Есть лишь они и их шум — голос моря, шёпот его признаний. Не лучше ли вслушаться, наслаждаясь? Дышать глубоко и покойно. Приблизиться безмолвно, коснуться, не коснувшись, да так, чтобы стало понятно. Ясно как в тихий полдень. Тепло как в цветущем саду.