Из темноты

— Как вы, смертные, ходите? Это тело такое тяжелое, — пожаловался Танатос. — И совсем меня не слушается. По мнению Ареса, на чью руку Танатос опирался всю дорогу, его тело почти ничего не весило. А слушалось пока не очень, это да. Зато расположение дверей, высоту порогов и количество ступеней на крыльце он выучил очень быстро. — Ну да, а еще оно периодически хочет есть, пить, спать и еще всякое разное. Не торопитесь, милорд, а то успеете. Вы еще не поправились до конца. — Арес отвел в сторону нависающую над тропой ветку. — Потом будет легче. Он всей душой верил в то, что говорил. Амброзия поможет. Должна помочь. Нужно лишь немного времени. Поправлялся Танатос отвратительно медленно, но проблем никаких не доставлял— ел то, что предлагают, без разговоров носил повязку и вообще вел себя так тихо и незаметно, что временами Арес вообще забывал о его присутствии. — Леонидас, я все хочу спросить… Почему к тебе не приходят другие пациенты? Арес закатил глаза. Тартар, какой же он все-таки наблюдательный. — Как вам сказать, милорд… — вкрадчиво произнес он. — Люди в здешних местах простые и суровые. Они, безусловно, уважают богов, но я уже упоминал, что у вас довольно необычная внешность? Мои пациенты могут решить, что я призвал себе в услужение проклятого духа из подземного мира и сожгут меня на костре. И скорее всего, вы будете корчиться на соседнем столбе. Поэтому я временно отменил все приемы, а к особо тяжелым больным хожу сам. Ему и правда пришлось отвлечься на несколько сражений. Без божественной поддержки боевой дух солдат здорово упал — не помогали ни пафосные речи военачальников, ни обещания наград, ни даже угрозы трибуналом. Но вот на отдельные молитвы Арес почти не отзывался, даже если они сопровождались богатыми дарами. Ничего, как-нибудь потерпят. — Нужно быть очень могущественным чародеем, чтобы призвать проклятого духа обратно в мир, — возразил Танатос. — Не говоря уже о том, чтобы держать его в подчинении. К слову, сам он ничуть не походил на проклятых, изображения которых Арес видел в книгах. В каком-то плане на него даже приятно было посмотреть, хотя за время заточения он изрядно отощал. Белый хитон Ареса был ему не по размеру и только подчеркивал худобу, ключицы казались слишком острыми, а плечи узкими. Хотя волосы — длинные, густые, белые — были хороши. В такие приятно запустить руку. Вернее, было бы приятно, привлекай Ареса мужчины. — Если я скажу толпе с вилами, что я могущественный колдун, как думаете — они мне поверят? — ухмыльнулся он. Врать у Ареса получалось филигранно, в какой-то момент он понял, что игра в целителя доставляет ему удовольствие. Перед сном он развлекался, придумывая несуществующему Леонидасу несуществующую жизнь — семью, любимый интерес, друзей, любимые книги. Совесть, конечно, покусывала, но Арес напоминал себе, что это для его, Танатоса, пользы. В следующий раз он не будет судить незнакомых богов по их репутации. — Мне не по душе, что из-за меня ты лишился заработка, а эти люди — помощи, — сказал Танатос. — Я ведь сижу в той комнате достаточно тихо. Если этого недостаточно, ты можешь хоть сюда отвести меня на день. Арес даже споткнулся — на совершенно ровном отрезке тропы. Он ни знал ни одного бога, который в не лучший момент своей жизни переживал бы за смертных. Нет, не так — он не знал ни одного бога, который в принципе переживал бы за смертных, если речь не шла о его детях или любимцах. Последнее, впрочем, тоже ничего не гарантировало. Олимпийские коллеги Ареса отворачивались от своих вчерашних фаворитов быстрее, чем снег таял на солнце. — Вы еще предложите запереть вас в кладовке, — не подумав бросил он. Теперь споткнулся Танатос. Его лицо стало пепельно-серым, а дыхание прерывистым. Арес остановился. Зевс же его дернул такое ляпнуть. У него и кладовки-то не было. — Передохнем? — осторожно предложил он, сжав плечо Танатоса. — Или вернемся? Искупаетесь завтра. Танатос выпрямился и мягко отвел его руку. — Нет, я в порядке. Он был не в порядке. Сизиф покалечил его не только снаружи, но и изнутри. Аресу опять захотелось напоить мечи его кровью. До озера они шли в полной тишине, каждый в своих мыслях. Арес думал, что надо бы пересилить себя и передать послание Афине — пусть временно заберет себе все войны и оттачивает свою драгоценную стратегию сколько душе угодно. Навестить Афродиту и подарить ей уже ту жемчужину, которую жители одного приморского городка, положили ему на алтарь после победы в стычке с пиратами. И предупредить Гермеса, чтобы не трогал до поры до времени одну душу. О чем думал Танатос, было не понять — его лицо оставалось совершенно непроницаемым. — Спасибо, дальше я сам, — сказал он, когда Арес помог ему спуститься к воде. Арес вложил ему в руку флакон с мыльным раствором. Почему нет — водоем был неглубоким, дно — чистым и ровным. — Вы умеете плавать? — Умею. — Танатос быстро погрузился в воду по плечи — стеснялся, что ли. — А еще я слышу удивление в твоем голосе. Арес опустился на траву. — Я думал, в подземном мире нет рек. Кроме Стикса, по которому, если верить слухам, может передвигаться только одно плавательное средство. Однажды — опять же, в детстве — он пробовал войти в Стикс просто ради интереса, но вода будто оттолкнула его, а уже через мгновение рядом появилась ладья Харона. Собственно, этот и был тот случай, когда будущего бога битвы огрели веслом. — Все так. — Если Танатос и удивился таким познаниям, то виду не подал. — Но в наших покоях есть бассейны. Еще есть Лета и Коцит. В них даже водится рыба. Правда, ты бы не захотел ее пробовать. Арес попытался представить, на что похожи его покои. Воображение рисовало что-то мрачное и торжественное — мраморные кресла, рельефные фрески, тяжелые бархатные шторы, скрывающие пейзажи Тартара. — Можно еще вопрос? — напомнил о себе Танатос. — Ты сказал, что когда нашел меня в саду, при мне не было никакого послания. А что-то вообще было? — Вы про ваше золото? — вынырнул из своих мыслей Арес. Браслеты и оплечье он убрал в сундук. — Они в целости и сохранности. Мне чужого добра не надо. Танатос испустил разочарованный вздох. — У меня и мыслей таких не было. С радостью подарил бы их тебе, чтобы отплатить за доброту. только это проклятое золото, ради которого убивали людей. В подземный мир попадают только такие сокровища. Оставишь его себе — заболеешь, попытаешься продать — и тебя скорее всего зарежут. Арес покачал головой. Зарезать его, серьезно? — Я же говорю — все ваше при вас, — без раздражения повторил он. — Только хитон я, уж простите, сжег ввиду его непотребного состояния. Надеюсь, хоть он не проклятый и не придет душить меня. Танатос улыбнулся. Арес даже вздрогнул от неожиданности. Хорошая у него была улыбка. Открытая и искренняя. На Олимпе так не улыбались — разве что Афродита, и то под настроение. — От хитона я тебя спасу, — серьезно пообещал Танатос и брызнул водой на берег. Уворачиваться Арес не стал. — Так что вы потеряли? Какое-то время Танатос молчал, явно размышляя, отвечать или нет. — Мою косу, — сказал он наконец. — Я помню, как она выпала у меня из рук, когда… неважно. И с тех пор я ее совсем не чувствую. Возможно, это связано с тем, что я больше не бог, но… понимаешь, Юфелия была рядом всю мою жизнь, она появилась из Хаоса вместе со мной. Для меня это не просто рабочий инструмент. Арес понимал. Мало кто давал имена рабочим инструментам. Его мечи, к примеру, были безымянными. — И вам было бы легче, знай вы, что она в надежных руках, так ведь, милорд? — тихо произнес он. — Жаль, что я не могу вам помочь. Вообще-то, кое-что он мог. И планировал заняться этим, как только его гость окажется дома. — Не бери в голову, — посоветовал Танатос, отжимая волосы. — С моей стороны было бы наглостью ждать от тебя большего, чем ты уже сделал. И как насчет того, чтобы отбросить милордов и прочие церемонии? Зови просто по имени. Арес кивнув, в очередной раз забыв, что сейчас это бесполезно. Предложение ему нравилось. Жаль только, что предлагали не ему. *** Купол мягко светился в темноте чащи. Арес приблизился, постучал по поверхности и рявкнул: — Его коса! Куда ты ее дел? Тартар, надо было сразу об этом позаботиться, а теперь придется что-нибудь сочинять. Парящая внутри тень Сизифа медленно открыла глаза. — Мой лорд, клянусь всем своим потомством до шестого колена… Арес задумчиво похрустел пальцами. — Интересно, я все еще могу сделать тебе больно? Сизиф побледнел, но быстро взял себя в руки. — Мой лорд, подумайте, неужели у меня возникло бы желание прикоснуться к предмету, который должен был оборвать мою жизнь? Когда Владыка Танатос… Когда упали шторы, он ее выронил, и она так и осталась лежать в тронном зале. Я объявил, что тот, кто вынесет этот ужасный предмет из дворца, волен забрать себе драгоценный камень из оправы. — И что? —развеселился Арес. — Нашел дурака? Сизиф скорбно развел руками: — Потом добавил от себя сундук с золотом. Среди моих стражников много славных храбрецов, но ни один из них не согласился. Я увеличил награду, я предложил свободу рабам, но все было бесполезно. А вы изволите утверждать, что в Коринфе не уважают богов. — Ты… — Арес не нашелся с ответом, а такое с ним бывало нечасто. — Ты… — Я понимаю, что мой поступок кажется чудовищным, но что мне было делать? Я не хотел умирать. — Кто ж хочет? — хмыкнул Арес. — Вы не понимаете, — Сизиф возмущенно округлил глаза. — Мое время еще не пришло. Вся моя вина заключалась в том, что я рассказал одному убитому горем речному богу, что его любимую дочь похитил другой бог, с которым вы имеете честь состоять в кровном родстве. Арес состоял в кровном родстве с половиной Олимпа, но без труда понял, о ком речь. Ничего нового — отец опять не удержал в штанах свой член и создал проблемы всем, кроме себя. — Хочешь сказать, ты ничего не поимел с этого речного бога? — Разумеется. Я деловой человек и думаю о благе своих подданных, — Сизиф даже преисполнился некоторым достоинством. — Я попросил обеспечить мое царство пресной водой. Но я также проявил сострадание к несчастному отцу. Понятно, вот откуда в Коринфе взялись такие сады. Жаль, нельзя протянуть руку и схватить их бывшего владельца за шею. — Так почему за блага твоих подданных должны расплачиваться другие? — прорычал Арес. Сизиф отплыл к противоположной стороне. — Разве это справедливо — наказывать меня за мое доброе сердце? Вот у вас есть дети? Детей у Ареса не было, но они с Афродитой уже решили, что их будет минимум пятеро. Он мечтал о своей собственной дружной семье, но это не имело никакого отношения к делу. — Справедливость вынесенного тебе приговора ты очень скоро обсудишь с Миносом и Родамантом, — зловеще пообещал Арес. — Так что коса? — Я распорядился накрыть ее тканью и изготовить специальный короб, — ответил Сизиф. — Но на следующую ночь она таинственным образом исчезла. — Кто-то все же позарился на камень? — Арес не мог представить себе такого идиота. Но что-то подсказывало ему, что Сизиф не врет. — Если и позарился, то за наградой не явился. — Ладно. — Арес помассировал виски. Этот удивительный человек ухитрялся вызывать у него головную боль одним лишь звуком своего голоса. — У меня очень много дел, поэтому я сделаю вид, что поверил. — Милорд, — Сизиф снова подплыл ближе, пытаясь заглянуть ему в лицо. — Может быть, вы выпустите меня отсюда? Разве может жалкая тень навредить великим богам? Арес в очередной раз растерял все слова. Тартар, подобная наглость даже восхищала. — Тебя унесет Танатос. Когда поправится. А если захочет с тобой потолковать, я подержу его накидку. — А если он не… Арес снова ударил кулаком по куполу. Так сильно, что звон пошел по всей поверхности. — Понимаю, понимаю, — крупно вздрогнул Сизиф. — Но видите ли, милорд. Здесь чудовище. Арес оскалился. — И тебя от него ограждает только этот барьер. Подумай еще раз. — Я имею в виду — настоящее чудовище, — Сизиф оглянулся по сторонам и продолжил громким шепотом: — Вчера ночью оно появилось из золотого круга и уползло в лес. Я чуть не отдал богам душу от страха. Арес окинул его многозначительным взглядом. — Знаешь, не хочу тебя огорчать, но… Сизиф обхватил руками плечи — в исполнении человека его комплекции этот жест смотрелся максимально нелепо. — Не знаю, может ли человек умереть во второй раз, но клянусь, я был к этому близок. У него клыки толщиной с вашу руку! Арес попытался разозлиться — за кого он его принимал, за доброго и наивного Танатоса? — но у него не получилось. Удивительно, но абсолютная непрошибаемость Сизифа, кажется, вызывала у него некое подобие симпатии. Хотя человек, слывущий первым хитрецом Греции, мог бы проявить чуть больше фантазии.