Из темноты

В общем, спрашивает как-то Гера у Зевса: дорогой супруг, в чем суть этой вашей полиамории, а он ей и отвечает: ну вот у меня есть ты, Даная, Алкмена, Метида, Лето и Фемида, и я вас всех очень сильно люблю. А Гера ему и отвечает: супруг мой, если я возжелаю не только тебя, но еще и Аида, Посейдона и Эфира, это и будет полиамория? Арес взлетел по ступенькам, как нимфа, за которой гнался пьяный сатир, и распахнул дверь. — А Зевс ей и отвечает, — Гермес сидел за столом напротив Танатоса и чистил гранат, — нет, любовь моя, ты путаешь разврат с полиаморией. — Удивительно емкая характеристика Зевса, — заметил Танатос. — Хотя и не слишком почтительная. — Что, Минотавр вас раздери, происходит в моем доме? — аккуратно поинтересовался Арес. — О, Ленонидас! — Гермес распахнул объятья — Арес предусмотрительно попятился. — Это же я, Деметрий! Ну что же ты, разве с таким лицом встречают младшего брата, только вернувшегося из странствий? — Он наклонился к лицу Танатоса и громким шепотом продолжил: — Я постоянно в разъездах, ну знаешь как это бывает — сегодня здесь, а завтра уже на другом конце Греции, неудивительно, что он забыл мое лицо. — Дорогой Деметрий, я не смог бы стереть твой образ из памяти, даже если бы у меня по какой-то непонятной причине возникло такое желание, — Арес сладко улыбнулся. — Я просто не был готов к твоему визиту. — Ты у нас такой рассеянный, — умилился Гермес и снова склонился к Танатосу: — До сих пор помню, как на первом курсе училища он перепутал средство для роста волос с мазью от ревматизма. Отцу пришлось напрячь все свои связи, чтобы его не выкинули... Дионис однажды сказал, что Гермеса нужно либо убивать, либо терпеть. Арес как никогда был близок к первому. — …Как у тебя дела, дорогой брат? Мамины бобы прижились? Госпожа Летиция вылечила свой геморрой? — Не вылечила. Не успела, — Арес мрачно провел пальцем по горлу. — Сошла в Аид прошлой весной. — Жаль, жаль. Чудесная женщина, красивое редкое имя, сейчас такие уже не встречаются. — Согласен, — блеснул глазами Арес. — Да и Деметриев в последнее время все меньше и меньше. Надеюсь, у тебя тоже хорошие новости? — Конечно. Смотри, что я привез для твоего сада. — Гермес продемонстрировал ему охапку защитных амулетов. — Чудесное средство от кротов, все мои знакомые фермеры на него молятся. — Твоя доброта не знает границ. — Арес ухватил его за плечо. — Пойдем, тебе наверняка не терпится посмотреть, какие бобы я вырастил. На пустыре за тренировочной площадкой он позволил себе дать волю эмоциям. — Ты последних остатков совести лишился? Его состояние не повод устраивать балаган! Гермес сдул со лба челку. В его темных глазах не было и тени смущения. — Ага, так ты наконец понял, как мерзко это выглядит со стороны. —Что? — окончательно вышел из себя Арес. — Что выглядит? — Ну вот это твое «Привет, я добрый доктор, ха-ха-ха, я сам хожу к пациентам, ха-ха-ха, я подрался в таверне, ой, мою собаку кто-то задрал, кажется это волк! — Гермес не улыбался. Странно, Аресу всегда казалось, что эту улыбку кто-то пришил при рождении. — Он ведь тебе вроде как нравится. Так зачем ты с ним так поступаешь? — Это другое. У меня есть причины. — И они завели тебя слишком далеко. Ты ему тоже нравишься, босс. Он тебе верит. Он за тебя беспокоится. Да он первым делом спросил, не собираюсь ли я привести сюда толпу с вилами и факелами, а если собираюсь, то можно ли сжечь только его одного? Арес помассировал виски. У него раскалывалась голова. — Это что — цеховая солидарность психопомпов, да? У Гермеса вытянулось лицо. — Они точно еще не трахались, — авторитетно заявил он, обращаясь к белке, которая с интересом наблюдала за скандалом с разлапистой еловой ветки. — Иначе он бы не был таким бешеным. — Совсем ополоумел? — Арес взъерошил волосы. Мойры, за что? — Босс, когда ты на него смотришь, у тебя глаза стеклянные и взгляд дурацкий. — Они не стеклянные. — Нет, стеклянные. Поэтому, когда он вылечится, тебе будет очень грустно — Последние времена настали, — фыркнул Арес. — Бог обманщиков читает мне мораль. Завтра Дионис бросит пить, а отец повесит замок на причинное место. — И как бог обманщиков говорю тебе — лжец всегда в проигрыше. Впрочем, — Гермес небрежно взмахнул рукой, — это не мое дело. Давай по новостям. Я поговорил с лодочником, и он на меня дико разозлился. Сказал, что если я еще раз вздумаю так шутить, он утопит меня в Стиксе. — В Стиксе нельзя утонуть, — просветил его Арес. — Ты не уточнил, почему они так упорно считают его мертвым? Можно подумать, кто-то видел труп. — Шутишь? — вытаращился Гермес. — Да я еле сандалии унес. Больше не проси меня с ним разговаривать, нам еще работать вместе целую вечность. Арес не стал напоминать, что это вообще-то была его инициатива, а вместо этого спросил: — По проклятью есть что-нибудь новое? — Есть. Лучше сядь, босс, потому что ты сейчас упадешь. Это сделал человек. Упасть Арес не упал. Но удивление затопило его до краев. В памяти всплыл образ жены Сизифа — тихой незаметной женщины в богатых одеждах, которая ушла в свои покои по первому слову мужа, но напоследок бросила на Ареса внимательный взгляд. — Но тут вот какая штука, — продолжал тем временем Гермес. — Это очень мощный ритуал, босс, а его проводят уже в третий раз. Я знаю всех колдунов, способных на такое, и я навестил каждого. Ни у кого нет личных счетов ни к тебе, ни к этому парню. Доказательств Аресу не требовалось. Человек, способный обмануть Гермеса, еще не родился и вряд ли появится на свет в обозримом будущем. — И еще один момент — я уже говорил, что ритуал мощный? Он выпивает почти все жизненные силы, поэтому на него очень решаются очень немногие. Соответственно, хозяин твари уже должен быть при смерти, а они все здоровы как Асклепий. — Иным словом — мы вернулись туда, откуда начали, — подытожил Арес. — Боюсь, что пока именно так, — печально кивнул Гермес — И, боюсь, это не единственная неприятная новость на сегодня. У меня для тебя послание от Зевса. *** — Вот, — Арес сгрузил сеть к ногам Танатоса, — давай я покажу, где прорехи. Помни, что просто стягивать нельзя, иначе она потом не свернется в правильный мешок, и рыба может уйти. Медленно вяжи ячейки по всей площади… Началось все с того, что за завтраком Танатос сказал: — Леонидас, я понимаю, что это самая странная вещь, о которой такой как я может попросить такого как ты, но… есть ли у тебя какая-нибудь работа? Арес отодвинул тарелку. — А что ты умеешь? — Пожинать души. Сражаться с керами. Также я неплохо играю на флейте. Но я быстро учусь. — Это хорошо, — одобрил Арес. — Потому что с флейтами у нас напряженка. Теперь он сидел на крыльце рядом с Танатосом, наблюдая, как двигаются смуглые пальцы, и готовился к пережить самый неприятный момент в своей жизни. Слова Гермеса все-таки попали в цель, в основном потому, что и сам Арес все чаще думал в этом направлении. Странно получилось — он ведь преследовал благую цель, хотел преподать жизненный урок одному надменному молодому богу, даже готов был получить от него в челюсть, когда все откроется. Но Гермес был прав — он слишком глубоко погряз во всем этом. Они оба погрязли. Надо было это все прекращать. Только вот Танатос искренне верил людям даже после того, что случилось с ним в Коринфе. Арес восхищался этим, а сейчас собирался уничтожить. — Ты какой-то тихий, — заметил Танатос. — Брату не понравились твои бобы? — В семье не без Деметрия, — посетовал Арес. Ночь выдалась ясной, на небо высыпали крупные звезды, ветер раскачивал ветки вязов, и момент для того самого разговора был на удивление неподходящий. С другой стороны — ни один момент не будет подходящим. — Суровая у вас семья, — Танатос подтянул сеть поближе. Его лицо было расслабленным и сосредоточенным. — Деметрий, кстати, совсем не испугался меня. — Он и правда очень много путешествует. И не только по Греции. Видел людей с кожей черной как смоль. И с желтой. И с красной. Но, наверное, не таких симпатичных. — Ты считаешь меня симпатичным? — несмело, удивленно спросил Танатос. По вечерам он все чаще снимал повязку, и его большие золотые глаза светились в темноте. — Да, — ответил Арес. — Тебя это смущает? — Просто никто никогда не говорил мне таких слов. Ни в Греции, ни в Подземном мире. — Насчет Греции все понятно, а в Подземном мире что, ни у кого нет глаз? — Аресу захотелось удариться лбом о крыльцо. — О боги, ужасно вышло. — Вовсе нет, — возразил Танатос. Арес понял, что если не начнет сейчас, не начнет никогда. — Нам надо поговорить. — Конечно. Я слушаю. Говорить правду было сложнее, чем убивать чудовищ. — Я плохо поступил по отношению к тебе некоторое время назад. — Да, — с легкостью согласился Танатос. — Ввязываться в трактирные драки плохо, Леонидас. Будь я богом смерти, мне бы рано или поздно пришлось проводить тебя к Харону раньше срока. Не люблю провожать хороших людей раньше срока. Пожалуйста, позаботься о себе хоть немного. Арес покрутил его слова в голове и понял, что именно ему не по душе. — Но ты и есть бог смерти. Рано или поздно… — Леонидас, — мягко прервал его Танатос. — Сколько я уже здесь? Месяц? — Тридцать восемь дней, — ответил Арес. — Тридцать восемь дней, и твое лекарство не подействовало. Вряд ли потому, что ты плохой целитель. Просто ты не умеешь творить чудеса. И я думаю, нам нужно посмотреть правде в лицо. В моем случае — в метафорическом смысле. Арес молчал. Он чувствовал, что это еще не все. — Я… знаешь, мне все еще очень тяжело. Я все еще нахожусь в стадии принятия. Но как бог я умер тогда в Коринфе. Но, может быть, из меня выйдет такой же неплохой человек, как ты. Можешь посмотреть, у меня хорошо получается с этой сетью? В горле Ареса будто поворачивался раскаленный кинжал, но он все-таки справился с голосом. — Отлично. Давно не видел такой аккуратной работы. Он вообще никакой не видел — его зачарованные сети было практически невозможно порвать, поэтому потребовалось немного работы мечом. — Ну вот, — Танатос даже слегка покраснел от похвалы. — Так что ты хотел сказать, когда я так невежливо тебя перебил? — Я обманул тебя, когда сказал, что у меня нет флейты, — с трудом ответил Арес. Одна ложь тянула за собой другую. — На самом деле я просто про нее забыл. Флейту он купил в ближайшем городе, заплатив на нее настоящими деньгами. Выпадать из роли Леонидаса с каждым днем становилось все сложнее. — Отлично. Я сыграю тебе что-нибудь, когда закончу с сетью. Если захочешь. — Захочу, — ответил Арес. Еще один день. В крайнем случае два.