***
Для октября на улице было жарко. Чифую уселся на диван к матери и устроил ей голову на плечо, заставив женщину отвлечься от книги и мягко улыбнуться. — Что читаешь? — тихонько осведомился Мацуно. — Роман, — женщина мягко погладила сына по голове и чмокнула в лоб. — Он женский, тебе вряд ли понравится. — Мам, — Чифую обнял ее, уткнувшись носом в шею. — Что, милый? — Я тебя люблю, — шепнул юноша. — Я тебя тоже, мой мальчик, — Мацуно-сан ласково глянула на сына, в такие похожие голубые глаза, совсем как у неё. — Ты куда-то собрался? — Майки сейчас подойдёт, нам надо с ним кое о чем поболтать по работе, — отозвался Чифую. — А Майки-кун не хочет зайти поужинать? — осведомилась женщина. — Ему же, наверное, весьма одиноко, он же сирота, я правильно помню? — Да, его семью убили, — коротко кивнул Мацуно. — Бедный мальчик, — вздохнула женщина. — Мам, а когда стекольщиков будем вызвать? Ты же хотела какой-то витраж вместо обычного… — Руки никак не доходят, — вздохнула женщина. — Вот когда будет отпуск, как раз сделаю все дела по дому, которые хотела. В дверь как по заказу позвонили. Чифую подскочил открывать, Майки приветливо помахал ладошкой госпоже Мацуно в проем. — Доброго дня, Мацуно-сан! Как здоровье? — Доброго, Майки-кун, все прекрасно! — женщина приятно улыбнулась. — Зайдёшь к нам на ужин? — Конечно, только сначала покурю, если вы не против. Постоишь со мной, Чифую? Мацуно послушно вышел на улицу и замер рядом с прикуривающим Манджиро, бросив настороженный взгляд на трассу. — Напряженный ты какой-то, — хмыкнул Майки. — Случилось чего с нашего телефонного разговора? — Да нет… — Чифую как-то странно закончил предложение, словно не договорил, но помотал головой. — Нет, все нормально, не обращай внимания. — Как дела у Казу-чана? — осведомился Сано, пожав плечами. — Ты впервые за все это время спросил, — удивленно хмыкнул Мацуно. — Ничего, терпимо. Много работает. Ты хочешь с ним поговорить? — Не против, но инициатива должна исходить от него, — отозвался Манджиро. — Да что ты там выглядываешь? — Ничего, — Чифую встряхнул отросшей чёлкой. — Пойдём в дом? Мама уже накрывала на стол, доставая из микроволновки разогретые токпокки, а после присела за стол, приятно улыбаясь двоим парням. — Спасибо за еду, — мило улыбнулся Манджиро, приступая к поеданию порции, а после все трое залипли в телек, до этого игравший фоном, где шли экономические новости, методично жуя. Там транслировался министр финансов Японии, говоривший о подъеме цен на газ в скором времени и о росте акций газовых компаний. — Не смотрите это, Мацуно-сан, дурят людям голову, — фыркнул Майки, отворачиваясь от телека. — А что он не так говорит? — с интересом поинтересовалась женщина. — Вон, на графике же видно рост цен. — Это не рост, а шорт сквиз, — качнул головой Манджиро. — Я в этом плохо разбираюсь, объяснишь? — Смотрите, есть люди, которые играют в «лонг». Это когда я покупаю акции, которые, как я думаю, подорожают, за свои деньги и сижу, жду пока они вырастут. А есть ещё игра в «шорт». Это когда я думаю, что какие-то акции упадут, и хочу их продать по высокой цене прямо сейчас. Но акций у меня нет, и мне приходится брать их в долг у брокера на какой-то срок, и я их продаю, скажем, за 100 йен, и если я все правильно сделал, то они падают до, допустим, восьмидесяти, я покупаю их в назначенный срок по 80 и отдаю брокеру в том же объеме, таким образом я в плюсе на 20 йен. А шорт сквиз — это когда большое количество людей одновременно решает, что акция начнёт падать, и начинает играть в шорт, а гиганты рынка, вроде инвесторов с огромными деньгами или хэдж-фонды, наоборот начинают скупать эти акции, чтобы «выдавить» шортеров. Создают ажиотаж, акции из-за таких действий растут очень быстро, шортеры вынуждены либо запаниковать и срочно начать выкупать то, что они взяли в долг себе в убыток, потому что брокеру, у которого они одолжили, нужны гарантии в виде реальных средств, либо, если они пытаются держаться, свободные средства перестают покрывать стоимость стремительного роста, и брокер имеет право продать любые их акции по маржин коллу. Обычно это очень краткосрочный рост, длиной примерно в сутки-пару, после чего акция либо падает до изначальной стоимости, либо падает ещё ниже. Сейчас на газ шорт сквиз, а завтра, я уверен, цена рухнет ещё ниже. — Откуда ты все это знаешь, Майки-кун? — удивленно осведомилась Мацуно-сан. — Интересовался, — легко пожал плечами Манджиро. — Там Коко в панике, наверное? — весело хохотнул Чифую. — Знает, что это шорт сквиз, но все равно в панике, это же Коко, а там деньги, он там наверняка раз в минуту на графики пялится, — идентично рассмеялся Майки. — Но мы подготовились к этому шорт сквизу, обеспечили свой шорт на газ средствами, и будем упрямо стоять в шорте. Уже завтра-послезавтра отыграем процентов пять-семь, думаю. — Ребятам с тобой повезло, Майки-кун, — рассмеялась женщина. — Это мне с ними повезло, — разулыбался Манджиро. — По поводу того, о чем мы хотели поговорить… я подумал, пусть Баджи продолжает раскалять конфликт с «Тиграми», а ты постарайся затянуть его в долгую, у нас сейчас нет времени на масштабные драки, сейчас очень важно не потерять прибыль по заработкам, не надо, чтобы нам наших ребят избивали. Разобьём их где-то через три-четыре недели. — Примешь участие? — поинтересовался Чифую. — А кто у них лидер? — Огромный такой тип, два метра, в плечах тоже бог знает сколько. Думал, будет показательно, если ты ему наваляешь. — Значит приму, — усмехнулся Сано. — Только будьте аккуратнее, мальчики, — строго попросила женщина. — Не переживайте, Мацуно-сан, у меня чёрный пояс по тхэквондо с семи лет, я ребят в обиду не дам, — с улыбкой качнул головой Майки. — Я побегу, мне надо с одним несговорчивым должником лично пообщаться. Спасибо за такой тёплый приём. — Заходи ещё, Майки-кун, — улыбнулась женщина. — Я провожу, — оборонил Мацуно, выходя из-за стола, а уже на улице тихо бросил, — к кому поедешь? — К бизнесмену недоделанному этому ебаному, — вздохнул Майки. — Раскачался на стероидах, и теперь думает, что ему пизды никто не даст, придётся немного его переубедить. — Руки ломать будешь? — Ногу, — отозвался Сано. — Там просто команда из отряда Нахои и Сои, боюсь, с такой хитровыебанной задачей никто не справится без прямого рукоприкладства, а приводы в ментовку нам не нужны. — В очередной раз заставишь его «удачно» упасть? — поинтересовался Мацуно. — Именно. И поговорю вдобавок, — Майки уселся на байк. — А Дракен на чем? — осведомился Чифую. — С Инуи на байке у другого должника. Говорю же, Коко рынок сидит мониторит, так что сегодня на нашем за рулём я, — Майки встряхнул головой, откидывая прядки с лица. — Я полетел, давай! Чифую лишь махнул рукой и коротко обернулся на шоссе.***
— Плохое предчувствие, — вдруг в тишину оборонил Изана, едва выкинул бычок в приоткрытое окно своей красной Мазды. — В смысле? — отвлекся от созерцания пролетающих мимо фонарей и кружащихся снежинок под ними, осведомился Какучо. — Не знаю. Просто плохое предчувствие. Может все-таки выставить охрану на Майки, пока ещё не поздно? — задумчиво поджал губы Курокава. — Не знаю, — дернул плечами Хитто. — Ты нормально себя чувствуешь? Выглядишь… — Нормально. Просто не люблю стволами махать перед носом у этих мужиков с компьютерного рынка, они и так зашуганные, — отозвался Изана. — Ну и спал плохо. — Я заметил, — устало улыбнулся Какучо, мягко укладывая свою ладонь на бедро мужчины. — Может, не следовало пить чёрный чай на ночь? — Думаешь, он виноват? — тепло усмехнулся Курокава. — В чёрном чае, говорят, больше кофеина, чем в кофе, — ответил тёплой улыбкой Какучо. — А в самом деле, ты слишком много думаешь. Надо выдохнуть. — Меня не научили, — повёл плечом Изана. — Дома найдется выпить? — Найдётся, но алкоголь — плохое снотворное, — хмыкнул Хитто. — Извини за то, что поздно вернулся вчера, там был очень несговорчивый товарищ с поставкой наркоты. — Да ничего, я все понимаю, — спокойно кивнул мужчина. — Попробуем сегодня лечь пораньше? Мне кажется, у тебя это волнение из-за недосыпа. — Давай, — спокойно кивнул Курокава. Квартира у них была хоть и недешевая, но обычная двушка недалеко от их офиса, довольно скромно обставленная, ведь дома оба только спали, а гостей у них почти не водилось. Поэтому одну комнату занимала большая хорошая кровать с двумя тумбами и платяным шкафом, а в гостиной скапливалась пыль на всех поверхностях за ее ненадобностью. На кухне же редко появлялись продукты — ели обычно в кафе или в офисе, зато исправно появлялся алкоголь: что-то дарили, что-то покупалось горничной, знавшей, что крепкое на полках в кухне должно быть всегда. Изана для Какучо всегда был какой-то родной, но сложной субстанцией. Изана был королем, и одновременно был обесцвеченным призраком. Он был самым важным человеком для всей их банды, но при этом и самым молчаливым спутником любых их дел. Изана много молчал, редко высказывался, любил надолго замирать в каком-нибудь углу офисной переговорной, заставляя всех окружающих забыть о его существовании, а потом вдруг иногда заговаривал, будто бы так и должно быть, со своим этим взглядом сверху вниз. Сейчас Изана напоминал призрака больше, чем обычно. Весь белёсый, полупрозрачный, он разулся, скинул красный пиджак, устроив его на вешалку, переоделся в домашние белые штаны, чуть ёжась от декабрьского холода, оставшись целиком бледным, выцветшим, с непроницаемыми сиреневыми глазами в качестве единственного цветного пятна. Какучо аккуратно обнял его со спины. — Хватит уже думать и заморачиваться. Расслабься, — шепнул Хитто ему на ухо. — Изана, мы с таким количеством дерьма справились вместе за свою жизнь… Мы справимся и дальше. И я рядом. Я — твоя правая рука, и буду ей оставаться. — Я люблю тебя, — развернувшись в объятиях, шепнул Курокава, а после мягко и запредельно бережно коснулся его губ. — Пообещай мне, что если со мной что-то случится — ты бросишь все. — В смысле «все»? — нахмурился Какучо. — Поднебесье, весь этот бандитизм, — тихо выдохнул Курокава. — Пообещай, что бросишь все, и займёшься своей жизнью. — Брось, Изана, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось, — строго шепнул Какучо. — На примере ситуации с Манджиро мы видим, что получается все совершенно по-разному, и мы ничего не контролируем, — опустил глаза Изана. — Впервые в жизни слышу от тебя подобные речи, — покачал головой Хитто. — Точно ты недоспал. Давай ложиться, завтра у нас много дел. — Да, напомни мне, пожалуйста, набрать типу, который занимал у нас на открытие клуба и платит за крышу. Он хотел о чем-то переговорить, — опускаясь на постель, зевнул Курокава. — Спокойной ночи. — Спи спокойно, — мягко улыбнулся Какучо.***
— Привет, как уроки? — крикнул Мицуя в коридор, стаскивая обувь. — Со мной Хаккай! — Все сделали, братик! — моментально отчитались сестры, появившись в проходе и принявшись обнимать брата. — Это вам, разбирайте пакеты, — передав два пакета из супермаркета, оборонил Такаши, сам снимая рюкзак и забрасывая в шкаф. — Выйду на раздачу бегункам к пяти утра, так что оставайся здесь, пока не выспишься, если хочешь. — Зачем так рано? — осведомился Хаккай. — Сам знаешь. Не люблю держать вес дома, — поморщился Мицуя. — Но скидывать в тайник такие объемы тоже не готов, мало ли. Хаккай прошёл на кухню, оглядывая сестёр, стоящих на табуретках и раскладывающих мясо на верхние полки в холодильнике, — у Мицуи даже младшие строго соблюдали порядок, — чуть нахмурился. Ему в качестве семьи достался старший набожный брат-католик, судимый и больной на всю голову, и старшая сестра, прекрасная, боевая и добрая, но с жутким синдромом спасателя, вечно защищавшая его от брата, но всегда твердящая, что он им родной, что он такой человек, и что у каждого должен быть шанс на исправление. Сколько конкретно этих шансов надо давать, впрочем, никто не уточнял. Трогать эту тему с Мицуей Шиба старался аккуратно, избегая многих неприятных подробностей, понимая, что Такаши далеко не столь мягкий, как он сам, и вряд ли останется солидарным с тем, что наличие Тайджу в качестве кровного родственника лучше просто перетерпеть. Поэтому семья Мицуи, хоть и совсем другая, не как у него, где Такаши наоборот был самым старшим, казалась ему чем-то невероятным. То, как его друг, его ровесник отчаянно боролся за будущее младших, именно за их будущее в первую очередь, а за не своё, его поражало. — Ты упоминал сегодня, что скоро мы сможем уйти назад в Тосву, — тихо оборонил Хаккай, когда младшие, смеясь от чего-то известного только им двоим, унеслись с кухни. — Перестал бояться Майки? — беззлобно усмехнулся Мицуя через плечо, разогревая еду. — Определился, что между Майки и тюремным сроком, я больше боюсь срока, — чуть смутившись, отшутился Шиба. Майки был у них единственной точкой, на которой они расходились, в остальном же все их интересы и мнения о людях были схожи. Но не о Майки. Если Хаккая маленький глава банды искренне пугал, причём непонятно толком, чем, ведь самому ему Майки никогда ничего плохого не делал, то Мицуя считал того за предельно близкого друга, почти брата. Собственно, Манджиро его страх явно чувствовал, и излишне много с Хаккаем контактировать не старался, обходясь обычно тем, что передавал все через обязательного Такаши. — Зря ты так его боишься, — в бог знает какой раз хмыкнул Мицуя. — Мы для Майки «свои», а своим он если и выдаёт пиздюлей, то только в воспитательных целях. — Я на этом моменте каждый раз Дракена с пробитой головой вспоминаю, в тот вечер, когда гроза была, — отозвался Хаккай. — Это другое, ты же понимаешь, — покачал головой Мицуя. — У него сестру убили. Я бы тоже с ума сходил, случись со мной такое, но Майки хватило буквально пару недель, чтобы вернуть себя в дееспособное состояние. — Это меня и пугает, — озадаченно оборонил Шиба. — Столько лет его знаю, а дрожь пронимает каждый раз, когда он по имени меня зовёт. И вообще, как можно не бояться человека, который способен приказывать Санзу? — Ну вот Санзу я тоже опасаюсь, у него точно с головой не все в порядке, — хмыкнул Мицуя. — Мне, кстати, одно время казалось, что он на чем-то жестком сидел, но, видимо, я ошибся, потому что потом он в себя пришел. Дракен по телефону говорил, что Харучие сдружился с казначеем, который Коко. — Странно, мне Коко показался адекватным парнем. Даже очень адекватным. — Ну, может на противоположностях и сошлись, — пожал плечами Такаши, выставляя тарелки на стол. — Как дома обстановка? — Тайджу только выплатил предыдущий долг и тут же взял новый, — вздохнул Хаккай. — Нам сказал, что на открытие собственного дела, но учитывая то, что он продолжает шататься на юге со своими головорезами — не удивлюсь, если на новое оружие и пожертвования в церковь. — А прошлый на что был, напомни? — осведомился Мицуя. — На взятку ментам, чтобы ему не влепили условку, — отозвался Шиба. — За что ему впаять хотели? — За незаконное ношение, — дернул плечом тот. — Замкнутый, блять, круг, — ругнулся Мицуя. — А что сказал? — Что его ведёт Господь, а Господу лучше знать, чем Тайджу надо заниматься, — негромко бросил Хаккай. Он опустил уйму подробностей о том, как впавшая в истерику Юзуха попыталась на старшего накричать и получила жёсткую пощёчину его огромной рукой, от которой у неё остался синяк, а самого Хаккая хорошо отпирали по рёбрам. — А сестра? — осведомился Мицуя. — Нормально, так и работает текильщицей, — чуть поморщился Шиба. — Не хочет уходить, потому что там много платят. Встречаю ее с работы, чтобы никто не пристал к ней. — Ну, после нашего повышения тебе должно хватать на покрытие долгов и жизнь, — грустно усмехнулся Мицуя. — Да надолго ли? Вдруг опять срок? — ещё более мрачно бросил Хаккай. — Да и это порочный круг, по-хорошему, нам нужно куда-то деться от Тайджу, я то съехать могу, но сестра отказывается, она говорит, что он без нас совсем свихнётся и хрен знает что начнёт делать, чтобы таскать в церковь пожертвования. Как будто он и так недостаточно неадекват… — Да, не самый удачный пример верующего, — вздохнул Мицуя. — У меня останешься? — Если можно, утром поеду, прибраться дома надо, — чуть смущённо улыбнулся Шиба. — Братик Хаккай! — синхронно нарисовались перед ним Луна и Мана. — А если ты останешься, ты с нами поиграешь? — Братик Хаккай устал, — строго отрезал Такаши. — И я тоже, девочки, дайте поесть спокойно, а потом посмотрим. — А, и братик, — стыдливо потупила взгляд Луна. — Надо сдать деньги в школу на учебники. — Сколько? — вынимая купюры из кармана, осведомился Мицуя. — И что за подозрительный взгляд? — Три тысячи йен, и учительница просила тебя ей набрать, — добавила Мана, тоже со стыдом утыкаясь взглядом в пол и принимаясь перебирать подол платья. — Что вы натворили? — устало вздохнул Такаши. — Я стукнула мальчика, который дергал Луну за хвостики… Ну, как ты учил… — призналась Мана. Несмотря на то, что с незнакомыми девочки были одинаково стеснительными, а перед братом стремились быть прилежными, все, кто с ними много контактировал, прекрасно знали, что Мана — та ещё задира и непоседа, а Луна как раз тихоня, а Мицуя даже смеялся над такой параллелью с их близнецами. — Так, Мана Мицуя, — строго наклонился Такаши, оторвавшись от еды. — Я учил вас драться не для того, чтобы вы кого-то били, а чтобы могли защититься, если бить соберутся вас, это ясно? Чтобы я больше ни о чем таком не слышал. — А что плохого в том, чтобы драться, если нас задирают? — насупилась Мана. — Вон, дядя Майки же дерётся! — Именно поэтому дядя Майки сидел в тюрьме, — строго отчеканил Мицуя. — Надо уметь решать конфликты словами, а не тумаками, и дядя Майки, между прочим, обладает этим навыком в совершенстве, в отличие, видимо, от вас. Мои слова зарубите себе на носу, вот деньги, и теперь кыш отсюда! Шиба тихонько усмехнулся в кулак, когда двойняшки смылись с кухни, а Мицуя достал телефон и набрал номер, тяжело вздохнул. — Ненавижу с ней разговаривать, жуткая истеричка, — устало оборонил Такаши, пока шли гудки. — Да, извините, что поздно, Оокубо-сан, это Мицуя Такаши, брат Луны и Маны. Да, да, они уже мне все рассказали, вы можете не утруждаться подробностями… Да, я понимаю, что так не должно быть, я уже с ними поговорил. Да, конечно, обязательно накажу, обещаю, такого больше не повторится. Да, извините, меня зовут, доброй ночи. — Правда накажешь? — усмехнулся Хаккай. — Да нет, конечно, — отмахнулся Мицуя, возвращаясь к еде. — Думаю, разговора хватит.***
— Хорошо запомни этот раз, потому что второй раз жизнь тебе дарить никто не собирается, — тихо и пугающе монотонно проговорил на ухо избитому парню Санзу, отбрасывая его от себя. — И не вздумай раскрыть свой рот перед легавыми, иначе я не буду таким мягким. А после качнул головой и ещё раз с силой засадил ему, лежащему на земле, по рёбрам. — Все, Хару, остынь, блять, — выругался Мучо. — Он и так уже еле дышит, ты ж не убить его хочешь. — Хочу убить, но приказ был не убивать, — отозвался Харучие, но все-таки отошёл от лежащего на земле тела и закурил. — Хочешь убить? Ты серьезно? — отходя ещё дальше, к своим байкам, хмыкнул Ясухиро. — Хочу, конечно. Он нарушил запрет главы, пытался спиздить деньги, которые ему не принадлежат, — Санзу достал из кармана влажные салфетки и принялся вытирать кровь с рук. — Ты кроме приказов Майки вообще ни о чем не думаешь? — приподнял бровь Мучо. — Думаю. Но приказы исполняю, — Харучие чуть повёл головой. — Мне не нравятся твои вопросы. Ты хочешь перестать слушаться Майки? — Боюсь, в общении с Майки нет такой опции, — усмехнулся Ясухиро. — И Майки действительно почти всегда бывает прав. — Так к чему тогда весь этот разговор? — осведомился Санзу. — Ты никогда не думал о том, что Майки… немного поменялся? Мучо облокотился на холодный капот своей припаркованной тачки, которую взял недавно почти за бесценок у одного знакомого, вяло выводя какие-то узоры по тонкому слою снега. — Думал. Все меняются. Но глава — это все ещё глава, — тезисно высказался Санзу. — Не спорю. Просто он раньше казался мне живее, а сейчас он немного… черствый, что ли. — Он лучше знает, каким ему быть, — отмахнулся Харучие, подбирая распущенные волосы в низкий хвост. — Ты, по-моему, стал более общительным, — прищурился Мучо. — Может, — дернул плечом Санзу. — Оставим этого пидора здесь? — Пусть лежит. Подумают, избили в подворотне, а к копам он не пойдёт, — спокойно отозвался Харучие. — Выпить не хочешь? — Можно. Харучие и вправду изменился. Давно прошёл период, когда он выглядел из рук вон плохо, и никто даже не знал, почему. А помимо этого Санзу и вправду стал разговорчивее, часто начал проводить свободное время с казначеем Тосвы, хоть и диалоги между ними часто выходили странные и короткие, но казалось, что они неплохо друг друга понимали, да и Тосвой в целом, и все чаще на собраниях бывал розоволосой тенью Майки, следуя за главой и Дракеном по пятам, не оглядываясь по сторонам, но явно внимательно прислушиваясь. — Виски? — предложил Мучо, едва они ввалились в бар. — Без разницы, — отозвался Харучие. — Слушай, — едва сделав заказ, бросил Ясухиро, — ты никогда ничего про семью свою не говорил. Ты вообще как в тюрьме один оказался и почему не писал никто? — Тяжёлое детство, — ровно отозвался Санзу. — Отец и старший брат избивали меня и мать. Отец был в секте, брат — там же, обоих приговорили к смертной казни за жертвоприношение, собственно, мать они и принесли в жертву. — Ты что, серьезно что ли? — замер Мучо, ошарашенно округлив глаза. — Это же пиздец какой мрак. Хуже чем у Майки. — Ну… как посмотреть. В детстве я думал, что так и должно быть, — пожал плечами Харучие, а после глянул на Мучо и хрипло рассмеялся, впервые за долгое время, демонстрируя лишь морщинки в уголках глаз. — Боже, какой ты доверчивый для командира пятого отряда! — Да ну тебя, блять, — насупился Ясухиро. — Еблан, с таким не шутят. И это не я доверчивый, а ты хорошо врешь, потому что ебла не видно и глаза у тебя стеклянные. — Буду считать это комплиментом, — вновь спокойно заговорил Санзу. — А не шутят только над Майки-сама и его приказами, запомни. — Ну и Дракеном тогда уж, — не особо согласно фыркнул Мучо. — И над Дракеном-сама тоже, — серьезно кивнул Харучие.***
— Чифую, да объясни мне, что с тобой происходит! — всплеснул руками Баджи, сдёргивая с волос резинку, связывающую хвост. — Ты правда выглядишь нервным и замученным, — Казутора подошёл чуть ближе и взял чуть сжавшегося парня за руку, доверительно заглядывая в глаза. — Мне кажется, что за мной следят, — едва слышно выдохнул Мацуно, отводя глаза. — И как давно?! Почему ты ничего не говорил?! — уже откровенно заорал Кейске. — Да не ори ты, блять, Баджи, — выругался Ханемия. — Как давно, Чифую? — Несколько месяцев… я не знаю… я сначала думал, что мне кажется, я осматривался, но никого не замечал. Но это случается все чаще и чаще… Я подумал, может это те парни, которые меня засадили в тюрьму тогда… — Чифую, сколько мы раз просили тебя не молчать о таком? — неровно втянул воздух Казутора. — Расскажите все Майки, он поймёт, что нужно сделать. — Парни, давайте хотя бы Майки не будем вмешивать… он и так очень занят, а я все ещё ни разу никого не заметил, когда присматривался, может у меня просто разыгралась паранойя… — Давай мы по очереди будем оставаться у тебя на ночь, — твёрдо отчеканил Баджи. — Днём никто в здравом уме не полезет, а ты обязательно закрывай все двери всегда, и маму попроси. — А если их будет несколько? Нас всего двое, Баджи, мы же не можем круглосуточно дежурить по ночам, надо спать и… — Кто у нас после тюрьмы не чутко спит? — мрачно хмыкнул Казутора. — Я выкуплю ствол в тире. Нормальный, боевой, у Ямато из тира, он точно не откажет. — Майки запрещает носить оружие, — поджал губы Мацуно. — Я не собираюсь его носить, а использую его только в случае, если тебе что-то будет угрожать, — отвёл глаза Баджи, закуривая, а после с усилием потёр переносицу. — Блять… Чифую, я бы волновался намного меньше, скажи ты мне это раньше. — А я все-таки настаиваю, что вам надо все рассказать Майки. Мы не лучшие образцы наблюдательности, а он может подежурить с тобой сам или прислать того же Санзу, я хорошо помню его из колонии, он слышит любой шорох в трёх камерах от себя, у него феноменальная внимательность, — Казутора тоже закурил, попутно начиная осматриваться вокруг себя. — Пару дней подежурим, понаблюдаем, и, если что-то заметим — расскажем, — принял решение Кейске. — Чифую, ну черт возьми, почему ты все время нас жалеешь? Неужели ты не понимаешь, что мы волнуемся? — Я все понимаю, Кейске, но у нас столько дел, и отвлекать вас на какие-то мои подозрения, которые, может, ещё и правдой не окажутся… — А если окажутся, Чифую? Ты понимаешь, что твоей жизни может реальная опасность угрожать? Ох, блять, — Баджи хотел было стукнуть кулаком по стене, но вовремя пожалел ремонт в доме Мацуно и просто навернул нервный круг. — У нас остался вискарь со вчера? — В шкафу над раковиной, — тихо отозвался Чифую. — Но вы так не волнуйтесь, я же правда могу ошибаться. И я не хочу, чтобы вы кого-то убили, а потом сели в тюрьму снова… — Если речь идёт о твоей жизни — то плевать я на срок хотел, — отчеканил Кейске, делая большой глоток из бутылки. — Аналогично, — строго кивнул Казутора. — Нельзя быть такими легкомысленными! Вы нужны Токийской свастике, Майки… — Ты тоже нужен Майки и Токийской свастике. И нам, — отрезал Ханемия. — Ты помнишь, что сказал Майки, когда я его спросил, не жалеет ли он о том, что убил двоих, напавших на его семью? — нахмурился Баджи. — Он сказал, что восемь лет — это безусловная мелочь, и он не задумываясь повторил бы это сколько угодно раз за каждого, кого любит. — Но он забыл упомянуть, что те, кто любят его, не хотели бы, чтобы он это повторял, — тихонько оборонил Мацуно.***
— Коко, я тебя умоляю, ложись спать, — натурально взмолился Инуи, появляясь на кухне босиком и в одних домашних штанах, где Хаджиме сидел за недавно купленным ноутбуком, который позволил себе, скрепя сердце, чтобы опять, блять, работать ещё больше. Как результат, Коко не спал уже трое суток совсем, пялился в графики и читал статьи, днём кому-то звонил и о чем-то говорил, а ночью производил расчеты в окружающих его листочках, то и дело потирая гудящие виски, пытался без особого энтузиазма врать, что спит днём, когда Инуи катается по должникам, но едва ли Сейшу ему верил, глядя на его покрасневшие глаза и мелко дрожащие руки. — Погоди, я занят, Нью-Йоркская биржа недавно открылась, — скупо отозвался Хаджиме, рисуя себе на листке непонятный график и нервно стуча по нему карандашом. — Так… если это чашка с ручкой, то все хорошо, а если двойное дно, то… — Ты с катушек съехал? — закатил глаза Сейшу. — Что ты несёшь? Какая чашка с ручкой? — График, видишь, тут чашка с ручкой, — Коко развернул на него экран и глянул как на тупого, после чего опомнился и обратной стороной карандаша обвёл фигуру, отдаленно напоминающую чашку на графике. — Вот чашка, а вот тут начнётся ручка. Или не начнётся, и тогда это скорее всего двойное дно, и тогда мне надо шортить… И по акциям Такея надо подумать с Лондонской биржей… — Коко, пойдём спать, — ещё раз повторил Инуи, устало вздыхая и чуть морщась от света ноутбука в темноте. — Попозже, ты ложись, не жди меня, я закончу тут кое-что и приду… — Хаджиме, я знаю, что как только закроется Нью-Йоркская биржа — откроется Лондонская, а потом Токийская. Потому что существует разница в часовых поясах, — строго фыркнул Сейшу. — И что, ты вообще спать не планируешь? — Обязательно планирую, солнце, — даже не глядя на него, жуя кончик карандаша, пробормотал Хаджиме. — Только вот надо ли шортить?.. — Коко, ты издеваешься? — Инуи явно начинал злиться и раздраженно вытянул кружку из шкафчика, наполняя ту водой из-под крана и громко опускаясь с ней за стол. — Ты не спишь трое суток, я уже не говорю про то, как это скажется на твоём здоровье, но ты через пару часов просто-напросто вообще перестанешь понимать, что ты делаешь! — Но пока же понимаю, — без особой увлеченности парировал Хаджиме, уткнувшись в компьютер. — Я последний раз тебя прошу, Коко. Мы не бедствуем, и это мягко говоря, переехали в новую квартиру по-приличнее, и нет ни одного весомого повода так упарываться в работу, — Инуи оперся о стол и вкрадчиво заглянул Хаджиме в глаза. — Я понимал все, и закрывал глаза, когда ты только начал этим заниматься с деньгами Такея, понял бы, если бы Майки тебя попросил сейчас поработать пару суток без сна, но Майки наоборот говорит тебе высыпаться, а ты ебешься с этой биржей уже четвёртые сутки по счёту. Так что я тебя прошу по-человечески последний раз: пойдём спать сейчас. Завтра встанешь и продолжишь. — Да, но не раньше, чем через четыре часа, — так и не глянув на Сейшу в ответ, бросил Коко. — И не больше, чем на два часа, чтобы успеть проанализировать час до закрытия Нью-Йоркской биржи. И Инуи просто захлопнул ему крышку ноутбука. Коко на секунду остервенело заморгал, пытаясь привыкнуть к темноте кухни, после зажмурился, а открыл уже строгие и недовольные чёрные угольки глаз. — Я правильно понимаю, что ты хочешь поссориться? — Я хочу, чтобы ты поспал! — рявкнул Инуи. — Сейшу, там, — Коко ткнул пальцем в ноутбук, — большие и абсолютно реальные деньги, которыми сейчас управляю я, и любое колебание ебанного очень волатильного американского рынка — и я эти деньги могу просрать! Мы впервые начали жить нормально, без гребанных долгов и шатания с ножами по улицам, чтобы себе на жратву наскрести, а ты мне говоришь о том, что мне надо, блять, спать! Я что, сам не в курсе, по-твоему?! — Похоже, что не в курсе! — Так вот я в курсе, и не думай, что я не хочу спать, я просто хочу, чтобы с деньгами все было хорошо! — А чтобы у нас с тобой все было хорошо ты не хочешь? — Инуи замер, нависнув над столом, а после поморщился и метнулся до ванной, выхватив оттуда сегодняшнюю футболку и тут же подхватив куртку. Коко безмолвно смотрел за тем, как хлопнула дверь, а после уронил голову на руки, но открыл назад ноутбук. Шанс все исправить уже был потерян, а значит теперь ему оставалось только работать.***
Майки пересчитывал деньги, равнодушно пакуя их по пакетам и по шкафам. Они были нужны и важны для развития Токийской свастики и для совершения его мести, но каких-то особых чувств Сано к ним не испытывал, хоть и в то, что у него дома лежат больше пятнадцати миллионов йен, и это только то, что осталось свободным, не разошлось на зарплаты и на необходимые расходы, все ещё не до конца верилось, это казалось немного ирреальным. За год они достигли, в общем-то, даже большего, чем Майки рассчитывал, но останавливаться было нельзя, было важно и нужно продолжать раскручивать банду. Токийская свастика уже покрывала четверть огромного Токио, хоть и там постоянно вылезали недовольные новым режимом, но тех быстро душил отряд Кейске. Коко собирал документы на открытие биржевой брокерской конторы, у них все получилось с инвестициями денег Такея, и их личная маржа составила двадцать миллионов, которые Майки сразу отдал Хаджиме под открытие фирмы и инвестиции. Кен активно занимался должниками, Манджиро же больше раздумывал над общей стратегией, помогал Коко, которому больше особо никто помочь не мог, вступал в сложные ситуации, все так же мало спал, и много работал и думал. А попутно искал везде, где только можно, любую информацию о виновных в смерти его семьи. И каждая ниточка вела в никуда. Дракен много месяцев смотрел за тем, как Манджиро постепенно мрачнел, но помочь ничем не мог. Вакаса изредка звонил Майки, интересуясь состоянием его дел, но ничего нового он тоже не узнал. Изана больше тоже не совершал попыток поговорить с Манджиро, а Майки старательно избегал лезть к Поднебесью, оставляя их «на потом». Чем было продиктовано такое его решение, он пояснять отказывался, но все это легко забывалось за ежедневными проблемами, которые они постоянно решали. Сано связал последнюю пачку купюр резинкой, убрав в пакет к остальным, а после рухнул на кровать, включив новости. Мицуя так и не присоединился к ним: его с Хаккаем повысили в должности в его наркокартели, и получаемые им суммы все ещё превосходили заработки командиров. Майки же принял решение не повышать зарплаты, хотя они могли бы, просто чтобы продолжать вкладывать как можно больше средств в развитие их работы. Голова болела от бесконечных графиков и нескончаемых проблем, сообщения, приходящие на телефон, Майки игнорировал последние пару часов, а они все продолжали сыпаться. Было бы срочно — позвонили бы. Кен с утра пропадал с Инуи на переговорах со службой безопасности банков, подбирали долги на перекуп на следующий месяц, а ночью ему позвонил Инуи, и он сорвался из дома, сообщив, что Сейшу с Коко опять поссорились и нужно поддержать друга. И все было нормально и уже почти стало привычным, начало слабо напоминать застой. Майки уставал, но уставал умеренно, волновался, но не слишком сильно, скучал по Кен-чину, потому что их дела часто расходились, но так даже приятнее было лежать с ним вечером в обнимку, утыкаясь носом в изгиб его шеи. Все снова стало слишком нормально. А из своей жизни Манджиро помнил, что долго такая стабильность не держится, и ждал того, что парни из первого нарвутся на крупную облаву от копов, и часть сядет, что, быть может Нахоя и Соя крупно поссорятся впервые в жизни, и начнётся какой-то пиздец, что кто-то близкий серьезно пострадает в драке… Но никак не ждал, что холодным декабрьским вечером, когда дома он был один, в дверь неистово замолотят, а за ней окажется испуганный и испачканный в крови парень в форме Поднебесья. — Господин Сано? — едва справляясь с отдышкой, выхрипел он. — Это я, — начиная волноваться, отчеканил Майки. — Курокава-сама просит вас прийти к нему… мы вынуждены торопиться… — Что с Изаной? — ледяным голосом выдал Манджиро. — Пойдёмте, пожалуйста, это срочно! И мы не сможем приехать дальше определённого места, придётся потом пешком, точнее бегом… Майки уже накинул куртку и судорожно вылетел из дверей, едва успев провернуть ключ в замке. Причин своей паники он не понимал, чувствовал нутром, что произошло что-то очень важное, и что надо торопиться, лететь как можно быстрее. Тачка у парня была недорогая, но резвая, Манджиро даже не пристегнулся, и они за пять минут долетели до какой-то пешеходной улицы, где парень бросил ее прямо на обочине, выпрыгивая и бегом ударяя вглубь темного переулка. Майки рванул за ним изо всех сил. — Почему не проехать? — на ходу, слыша шум крови в ушах, рявкнул он. — Они перекрыли все подъезды… и проходы, но тут есть один двор с аркой, от которой только у нас есть ключи, — едва дыша, высипел парень. — Господи, хоть бы успели… Майки видел, как парень придерживал бок окровавленной рукой, понимал, что тот ранен, но времени на вопросы не было, как и не хватало дыхания на разговоры. Они бежали долго, с двадцать минут. Возле небольшого двухэтажного здания на асфальте лежали два мертвых тела каких-то амбалов, сжимающих оружие в руках. — Сюда… второй… этаж… — едва дыша, засипел парень. Майки взлетел по лестнице наверх, не оборачиваясь на лежащие повсюду тела, на жуткий разгром, который был вокруг: перевёрнутая мебель, битые стекла, дыры от пуль в штукатурке. Наверху Курокава полулежал на маленьком кожаном диванчике в окружении таких же вооруженных тел. И без того вечно бледный, сейчас он был белее мела, сжимал одной рукой пистолет, а второй — две дыры в районе то ли груди, то ли живота, где на красном пиджаке расплывались темно-красные пятна. — Майки… — Изана слабо улыбнулся, когда застопорившийся на секунду Сано появился в комнате. — Твою же… молчи, — отчеканил Манджиро, бросаясь вперёд и рушась на колени перед диванчиком, судорожно нащупывая дрожащими руками какую-то тряпку, пытаясь помочь брату заткнуть пулевое. — Вы вызвали скорую? — Они не дадут ей… — Изана закашлялся, — проехать… оцепили все подъезды сюда… послушай меня, пожалуйста. — Черт, сейчас, только не теряй сознание, говори со мной, — отчеканил Манджиро, начиная разрывать на нем пиджак и рубашку, выдирая пуговицы. — Сейчас я что-нибудь придумаю… — Майки, все уже решено, — тихо, почему-то с улыбкой шепнул Курокава. — Просто послушай. На меня напали те же люди, и я, кажется, знаю, что им было нужно тогда, и зачем они пришли сейчас… — Обязательно расскажешь мне после того, как тебя подлатают, — цыкнул Сано, зажимая своими ладонями глубокие дыры на бледной холодной коже Изаны, привалившись к нему почти вплотную. Кровь сочилась сквозь пальцы и текла по рукам, Майки чувствовал, как гулко заходилось сердце прямо в горле, мешая вздохнуть, чувствовал панический ужас, когда быстро завертевшиеся шестеренки в его голове дали понять, что Изана все это время был не виноват. И никакого отношения ко всему этому не имел, а теперь ещё и сам стал жертвой этого пекла, устроенного какими-то уродами. — У меня мало времени, — прошептал Курокава, вкладывая Манджиро в ладонь что-то маленькое и холодное. — В наследстве, которое от деда перешло Шиничиро, а от Шина — мне, был этот ключ, его они искали у Эммы… Я думал, что он от дедушкиного сейфа с деньгами, хотел отдать тебе, когда приезжал… но он не от сейфа. Не знаю, что там, но что-то очень серьёзное, дедушка о чем-то нам не рассказывал… я полный идиот, что не понял раньше… Майки… они не узнают, что ты здесь был, я не оставлю свидетелей, и они должны знать, что мы с тобой не общались, но ты все равно в опасности… выясни все, если тебе это важно, и беги подальше… береги себя, я умоляю… — Я не оставлю тебя здесь, — едва ли воспринимая информацию, отрезал Манджиро. — Черт, должен же быть способ вытащить тебя отсюда… — Какучо уже едет сюда, они прорвутся, а я могу умереть с минуты на минуту, Майки… — Изана моргнул, а открыл глаза с невероятным усилием, насыщенный сиреневый стремительно терял свой цвет. — А если единственным живым здесь останешься ты — эти бляди упекут тебя, как виновного в массовом убийстве, на уйму лет, или убьют… Уходи, прошу тебя. И, Майки… прости меня, брат, я бы мог спасти Эмму, если бы понял тогда… — Я… прости меня тоже… я… блять… — Манджиро весь затрясся, прокусывая губу до крови. — Позови того, пожалуйста… — просипел Курокава. — Эй! Подойди сюда! — срывающимся голосом крикнул Майки. Парень, который забирал Манджиро, зашёл наверх, а Курокава дернул рукой с пистолетом, и тот тут же рухнул на пол мешком с ровной дыркой во лбу, а мужчина обессилено разжал руку с пистолетом. — Все, свидетелей больше нет… Я люблю тебя, Майки, уходи… — шепнул Изана и закрыл глаза. — Я тоже тебя люблю… — ошарашенно шепнул Манджиро, прижимаясь лбом к его плечу. А после он на деревянных, негнущихся ногах спустился по лестнице и потащился по улице, чувствуя, как по щекам течёт что-то омерзительно холодное, а перед глазами летают чёрные мошки, словно сознание вот-вот его покинет.***
Когда Кен вернулся домой, едва успокоив взбешённого, а потом и расстроенного до чертиков Инуи, было больше трёх ночи, а Майки, который никуда не собирался, исчез в неизвестном направлении. Дракен написал ему смс, и Манджиро, который обычно отвечал ему в течение получаса, молчал час, после чего Кен решил позвонить. В ответ на звонок электронный голос сообщил ему, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Дракен написал всем, у кого мог быть Майки, но у Баджи и Чифую его не было, как и у Мицуи, Коко, Мучо, Санзу, близнецов и даже Хаккая. От безысходности и неясного избыточного волнения Дракен написал даже Ямато в тир и Казуторе, но тоже мимо. Рюгуджи вообще не понимал, почему так активно бил тревогу, ведь случалось и раньше, что Майки мог пропасть, но перед такими ситуациями он обычно никогда не заявлял уверенно, что «будет дома и никуда не собирается». Поэтому Кен маялся до утра, даже попытался поспать, но сон не шел, как бы он не крутился, пытаясь улечься поудобнее, и как бы не отгонял от себя всякие уродские мысли. На ум чего только не приходило: что на Майки напали, что тому ударило что-то в голову и он напился до чёрного экрана, хоть Дракен и ни разу не видел, чтобы тот блевал или забывал что-то после бухла, что он мог нарваться сам на неприятности, что его застрелили, зарезали, связали и закопали заживо, что ему пробили голову и сейчас он истекает кровью в больнице, и много других жутких картин. Поэтому у Кена от сердца отлегло, когда в двери загремели ключи в половину седьмого утра, когда на улице было ещё темно. — Неужели было так трудно ответить на телефон, Майки? — укоризненно начал ещё с лестницы Рюгуджи, спускаясь вниз, но там тут же замолчал. Манджиро был весь мокрый насквозь от шедшей ночью метели, какого-то хрена в одной легкой ветровке вместо пуховика, — Дракен понял, что не обратил внимание на него на вешалке за всю ночь. А ещё Сано дрожал, шатался, еле стоял на ногах, глаза его были остекленевшие и воспалённые, в одной руке он сжимал почти допитую бутылку виски, а в другой — что-то небольшое и блестящее. — Боже, ты где так надрался?.. — озадаченно пробормотал Кен, пока Манджиро скинул куртку прямо на пол, а после, словно не замечая его, прошёл мимо него, словно специально громко наступая на паркет. Рюгуджи почувствовал, как внутри все холодеет. От Майки исходила смутно знакомая абсолютно жуткая аура, Кен даже отшатнулся, когда тот прошёл мимо. Что-то похожее он уже видел, а когда припомнил на неспавшую голову, в какой именно ситуации он это видел — то сердце ухнуло куда-то вниз, к ногам, ударилось о кости таза и продолжило гулко биться где-то в животе, заставляя судорожно сглатывать. Майки же шёл по дому, как сомнамбула, стучал подошвой ботинок о пол, проходя из гостиной в ванную, а потом в бывшую комнату его деда. После вернулся в кухню, взял самый большой нож, а с ним уже пришел туда, закрыл за собой дверь, и принялся царапать что-то на полу, судя по звукам. Дракен так и стоял в оцепенении как дурак посреди коридора, пока в комнате что-то с треском отрывали от пола, а после зазвенел металл, и раздался поворот ключа и несколько удаляющихся шагов следом. Поэтому Кена дернуло все телом, когда Манджиро тихо и задушенно бросил: — Кен-чин… иди сюда…***
— Нет, ну какое же блядство… какое блядство… — Майки отбросил бумаги в сторону, отряхивая ладони от пыли, которой был покрыт весь пол в «тайнике». — Я всегда знал, что дедушка был сложным человеком… Твою же мать… Майки отхлебнул из горла большой глоток, зажмурился и швырнул бутылку в стену со звоном разбившегося стекла. Дракен дернулся от звука и продолжил медленно, неверяще перебирать листочки, проглядывая текст замыленным взглядом. После того, как он спустился сюда, придя на крик Майки, они за два часа залили в себя по две бутылки в каждого, пытаясь смириться с мыслью о том, что под полом все это время была комната, заваленная оружием, документами и герметичными пакетами с наличными. Комната, принадлежавшая Мансаку Сано. Комната, в которой хранились фотографии дедушки Майки, уже в возрасте, но моложе, чем на их семейных фото, фотографии, на которых Мансаку был среди важных людей в дорогих костюмах с хмурыми лицами, и сам был одет так же. Документы, на которых были записи о делах группировки якудза под названием «Вальхалла», в которой господин Мансаку был старшим советником. Деньги: доллары, евро, йены, но в основном иностранная валюта, две штурмовые винтовки, одна снайперская, набор метательных ножей и четыре пистолета — Кольт Анаконда, Беретта 92, Глок 17 и Вальтер Р99. Майки так и не сказал толком ничего кроме ругательств, а Дракен и не спрашивал, просто нажрался сам следом за Манджиро, пытаясь вникнуть во вновь окруживший его сюр. Майки же был пьян почти до отключки, едва сидел вертикально, но упрямо читал бумаги все эти пару часов. — Дай сюда, — протянул руку к бутылке Манджиро, толком не глядя. — Ты напьёшься до того, что просто отрубишься, — отозвался Рюгуджи. — Я этого и добиваюсь, — пробормотал Майки. — Дедушка… как можно было скрывать, что ты — бывший якудза… — Я, честно говоря, так ничего и не понял толком, — тихо признался Дракен. — Дед был советником при кумичо клана, пока того не убил в тайне его сайко-комон, и сам не стал кумичо. В клане якудза убийство главы — это преступление против семьи, поэтому он бы не стал кумичо, если бы кто-то узнал о преступлении. А дедушка был одним из старшего совета при клане и, видимо, стал свидетелем преступления. Он попытался угрожать новому кумичо, но ему самому в ответ, по-видимому, начали угрожать, и дедушка побоялся за нас с братьями и Эммой и сам ушёл из клана. А потом его убили, не знаю, почему. И Шина заодно, а Эмму — как человека, который потенциально может что-то знать. И Изану… — Майки тяжело зашипел сквозь зубы и схватился за грудь. — Что «Изану»? — Напали. Убили, почти наверняка, — Майки вновь уронил голову, впиваясь пальцами в свои светлые патлы. — Я с ним говорил… два пулевых… в районе груди. — Боже, блять… Тише, — подбираясь поближе шепнул Кен, поджимая губы. — У тебя что-то болит?.. — Это сейчас не важно… — захрипел Сано, выворачиваясь из его рук. — Изана… черт, Кен-чин… я, должно быть, проклят? — Он умер у тебя на руках? — тяжело осведомился Рюгуджи, сглатывая вязкую слюну. — Умирал, — едва слышно поправил Майки. — Я не мог ему помочь… там трупы, человек тридцать… и полы ещё так, знаешь, хлюпали от крови… — Все, остановись, не надо рассказывать, — замотал головой Дракен, пытаясь вытряхнуть оттуда живописную картину, но скорее больше для самого Манджиро, ведь тот трясся все больше с каждым словом. — Тихо… — А Изана… брат… он лежал весь белый, как лист бумаги, посреди всего этого красного, а глаза у него с каждым словом мутнели и становились как у мертвой рыбы, белесыми, — вдруг затараторил Майки, сорвавшись на шепот. — Такой белый, как снег, а я ему всегда в детстве говорил, что ему не идёт этот его уродский красный, он из нас никому не шел никогда, ни Шину, ни ему, ни мне не идёт, я такой идиот, господи, такой гребанный идиот, я опять опоздал, понимаешь, Кен-чин, опять! Опять все поздно понял! За моими родственниками охотились гребанные якудза!!! Сано заорал так же неожиданно, как и вскочил на ноги, рушась плечом на стену и впиваясь в свои волосы. Лицо искривила неясная и абсолютно жуткая гримаса, где горечь болталась рука об руку с безумием, но Майки не плакал, а наоборот, даже не моргал, таращась в никуда воспалёнными красными глазами из-под встрепанных волос. — За Эммой они пришли, а якудза, они, знаешь, обычно даже не думают о том, кого убивают, да они даже не кривились наверное, когда стреляли ей в грудь, а рука у стрелявшего была где-то низко, на уровне его живота, потому что он стрелял в четырнадцатилетнюю, мать ее, девочку, которая ему до плеча не дотягивала!!! И Изана, он же сопротивлялся до последнего, он их всех перестрелял, он с дырой в животе по ним стрелял, чтобы отдать мне этот гребанный ключ!!! Почему они все вообще должны были умереть, Кен-чин?! Почему, черт возьми, все, кто был мне дорог, должны умирать?! — Я не умру, Майки, — зачем-то шепнул Рюгуджи, едва ли понимающий, что вообще сейчас происходит. — Обещаю. Такого с Манджиро он не видел никогда. Он был странным, у него часто менялось настроение, но все всегда оставалось в рамках какого-никакого контроля, и всегда переваривалось маленьким блондином в скупом молчании или редких фразах, а даже если и выходило за рамки, как тогда, когда погибла Эмма, то Майки все равно говорил мало, однообразно, как тогда, когда избивал его, Кена, на внутреннем дворе колонии, повторяя одно и то же «она мертва». Но такого, чтобы он разбрасывался эпитетами, красочно описывающими полный дом трупов, не случалось. Майки вообще не был любителем красочных описаний. Сано со всей дури припечатал кулаком о стену и зашипел от боли в мгновенно опухающих костяшках, а после подошёл к бутылке, шатаясь на каждом шагу, и сделал еще два больших глотка, а взгляд его вновь похолодел и упёрся в пол колкими ледяными чёрными стеклышками, а после он медленно потянул телефон из кармана и стал набирать кому-то какие-то сообщения, медленно, но методично, а следом и вовсе отшвырнул телефон на пол и молча, не говоря ни слова, полез по лестнице наверх. В последних отправленных сообщениях были два коротких и абсолютно одинаковых «Мне нужна вся информация о группировке Вальхалла», отправленных Санзу и старшему Кавата.