catharsis

Голова Тэхёна трещит, даже обжечься кислотой кажется не таким болезненным, как это. С громким хрустом ломается печенье на зубах и отдаётся оглушительным звуком в ушах. Крошки остаются на губах. Стеклянные глаза направлены в потолок. Он лежит на холодном полу рядом со сценой, медленно жуёт и не без труда глотает, потому что слишком сухо. Голова изнутри разрывается на куски; до слёз, до протяжного животного крика предсмертного. Тэхён терпит, смахивая появляющуюся влагу в уголках глаз. До него через призму доносится спор ребят, но Ким слышит только хруст и биение собственного сердца. Они окутывают его, словно кокон бабочку, из которого он не может выбраться, как бы ни трепыхался… Он и не пытается, лишь лежит неподвижно и со временем перестаёт жевать. Небольшой кусочек печенья остаётся на ладони, где должен был быть шрам от осколка. Раньше он не придал бы этому значения, даже внимания не обратил бы под давлением дикого страха и адреналина. Знал, что порезался, чувствовал насколько глубока рана, но сейчас… Ничего. Даже напоминания нет. Что с ним происходит? «Это ненормально», — теплится на подкорке сознания. Он давно не чувствовал такой опустошённости. Его выпотрошили, словно мягкую игрушку, оставив лишь оболочку, которая мнётся и протирается. Тэхён слабый, даже бороться не хочет. Кажется, будто тело больше не принадлежит ему и выплёвывает остатки души. За последние два дня с ним столько дерьма произошло, что эта проблема ощущается совсем незначительной; можно назвать её обесцененной или вовсе не проблемой. Головная боль — мелочь. Он морщится, когда писклявый голос Суён разбивает вакуум окружающий его. — Почему мы не можем их выгнать?! Джессику укусили! Она может стать таким же монстром и сожрать нас всех! — Ты пересмотрела фильмов про зомби! Хватит херню пороть, лучше подумай, как ей помочь! — не раздумывая, кричит ей в ответ Кён, а Тэ закрывает уши руками; невозможно их слушать. Суён для Кима — ходячий источник раздражения. Они друг другу демонстрируют открытое пренебрежение и настоящую неприязнь. Тэхёну не нравится в ней всё: начиная от противного гнусавого голоса, который она намеренно завышала и делала милым, общаясь с альфами, и заканчивая привычкой закрывать ладонью рот во время смеха. Его бесит игра в ребёнка на публику: девушка всегда выдаёт себя за ту, кем не является. Всячески пытаеется задеть Тэхёна: то плечом где-то толкнёт, то подножку поставит. Бывало даже с лестницы толкала, а потом он месяц ходил с синяками. Но как бы Тэ не убеждал себя в том, что бесит она его именно из-за этих фактов, правда была в том, что у неё не было отбоя от альф. Тэхён завидовал, когда они случайно пересекались в туалете, а она замазывала засосы на шее. Завидовал легкости её общения с противоположным полом и некой наглости, которая ему была не присуща. Его корежило, когда на физре Суён надевала короткие шорты, а альфы кричали пошлые комплименты на весь зал. Тэхёна никто не удостаивал даже сальными оценивающими взглядами. Его никто не считал и не считает за омегу. Поэтому Суён занимает почётное третье место в его списке ненависти. — Ничего не пересмотрела! Я совсем тупая, по-твоему?! — Уверена, что хочешь услышать ответ? — вмешивается в их разговор Сонхо, развалившись на стуле и засовывая сигарету между губ. — Все омеги пиздец тупые, а ты — тем более, да, Чонгук? Парень подмигивает Чону, и тот еле слышно хохочет, но сразу же берёт себя в руки. — Сонхо, иди на хер. Тебя вообще никто не спрашивал! — возмущается Суён. — И не кури здесь! Ты не один! — Отъебись, а? Он поджигает сигарету и выдыхает сизый дым в потолок, протягивая полупустую пачку Чонгуку. Тот хлопает по карманам, не находит своей и принимает предложение друга. — Хён, нет! Не кури здесь! А Чонгуку курить хочется пиздец как. Нервы натянуты, словно струны. Вот-вот порвутся, а никотин расслабляет немного, когда дым заполняет лёгкие. Он садится на стул рядом и также закидывает голову. Утро только наступило, а он уже готов отбросить коньки. Слишком много вопросов в подвешенном состояние, а ответы не спешат находиться. — Полегчало? — Ага, — признаётся Чон. Чимин сидит и, закинув ногу на ногу, ковыряет кожу вокруг ногтей. Чонгук его озадачил, и теперь он не успокоится, пока сам для себя не найдёт какого-либо решения. Как появились монстры? Что делать с Джессикой? Её нельзя бросать в таком состоянии, но и выходить с ней — тоже. А если Суён всё же права, и в монстров превращаются от укуса? А если её укусил монстр, значит, они встретились с ним лицом к лицу, и как это должно ему сейчас помочь? Никак. Из-за всей суеты никто даже не рассказал, что творится там, за плотно закрытой дверью. Хотя, честно говоря, Чимин и не надеется узнать что-то новое, потому что немного побаивается; обычно его пугает неизвестность, но сейчас был совсем иной случай. Однако расспросить, наверное, стоило. Джес в первую очередь выбывает из списка, Чонён всё ещё не вернулся, и Пак уже сомневается, что снова увидит его живым. Он смотрит на Суён, которая спорит с Кёном, яро жестикулируя, и думает, что им сейчас явно не до любопытства Чимина. Кто же ещё выходил?.. Тот очкарик. Пак оборачивается в сторону сцены. Тэхён закрывает рукой лицо, и его почти не видно в тени занавеса. Чёрт. У него есть принцип: относиться к людям хорошо или никак. На негативные эмоции тратится слишком много сил, которые можно направить на что-то более полезное. Сказать, что Чимин переживает за него, не сказать ничего, потому что это вранье. Они не друзья и даже не знакомые. Просто одноклассники, не более. Пак часто видел, как Чонгук с друзьями подсаживался в столовой к нему и издевался, громко смеясь. Он выливал ему сок в рис, плевал в суп, затем перемешивал всю еду и заставлял есть. И это самое безобидное, что Чон делал. Пак до сих пор не понимает, почему Тэхён никогда не заступался за себя, а лишь забивался в угол, словно мышь, и дрожал, боясь услышать басистый голос Чона. Было ли Чимину жалко Кима? Возможно, но это его никак не касалось, а с Чонгуком лишний раз пересекаться не хотелось. До сих пор не хочется, честно говоря. Просто так получилось, что они теперь заперты в одном классе, и от этого, к сожалению, не убежишь. До Пака доносится едкий дым вонючих сигарет, и он разгоняет его ладошкой с тихим «фу», смотря на курящих альф. Он бы такие никогда в жизни не курил. «Идиоты», — подмечает про них омега и хмыкает, привлекая внимание Енсу. — Чимин-и, тебе плохо? Голова болит? — начинает суетится вокруг него альфа. — Эй, вы! Хватит курить в помещение! — А где нам ещё, по-твоему, курить, жирдяй? Сонхо выдыхает дым в его сторону и скалится голодным хищником. Енсу собирается ответить, но Чимин прерывает его, хватает за рукав пиджака и тянет обратно на место. — Зачем ты с ним разговариваешь? — Но… Он же… — Просто игнорируй. К Чимину не впервые относятся так, словно он хрустальная кукла, хоть в какой-то степени и является ею. Пак не любит подбрасывать дрова в костер конфликта, а тем более быть искрой, из-за которой этот костёр появляется. — Посторожи мой рюкзак. Омега перекладывает его на колени альфы и пробирается между рядами стульев, направляясь в сторону сцены. Енсу прижимает вещь к себе и светится от счастья, расплываясь в улыбке и обмякая на стуле. Наконец-то прекрасный и любимый Пак Чимин его заметил. Енсу больше никого в жизни так не полюбит, как Пака. Оказавшись на краю привычного мира, у него появился шанс заполучить его сердце, а своё он уже ему очень давно отдал. Ещё в средних классах на уроке физкультуры. Пак единственный, кто помог ему подняться после бега вокруг стадиона. И это был самый незабываемый момент в его жизни, ведь тогда он встретил ангела. Енсу не может пройти мимо полюбившегося омеги, потому что его хочется оберегать, согревать по ночам в своих тёплых объятиях и выцеловывать пухлые губы. Но омега холоден, и, как оказалось, не только по отношению к Енсу, но и ко всем окружающим. Альфа принял это, пообещав себе перед зеркалом, что добьется его, несмотря ни на что, поэтому сильнее прижимает рюкзак, который пахнет Чимином. Пак не уверен, что Тэхён поддержит диалог, скорее, пошлёт его и не станет отвечать на вопросы, ведь час назад он его просто-напросто проигнорировал. Чимин даже не знает, с чего начать разговор, но долго думать не приходится. Стоит ему только подойти, как нездоровый вид Кима тут же бросается в глаза. Тэхён дышит хрипло, отрывисто, раскрывает потрескавшиеся губы и хватает воздух, словно рыба. Пак оглядывается на ребят и скрывается за занавесом. — С тобой всё хорошо? Ким поворачивается на бок, что вызывает очередную волну боли. Морщится, стискивая зубы и закрывая уши. Голос Пака кажется таким громким и противным, что оглохнуть можно. Он разносится по всему телу вибрациями, заставляя содрогаться. — Эй? Чимин садится на корточки рядом с ним, испуганно оглядывает и задумчиво хмурится, дотрагиваясь до лба. Холодный и мокрый. Заболел? Или так повлияли события? Разве так проявляется шок? Это хоть немного, но вроде похоже на панику. По спине бегут мурашки, Чимин сглатывает, а сердце ускоряет ритм. Он аккуратно переворачивает Тэхёна на спину, снимает очки, откладывая в сторону, и убирает прилипшие волосы со лба. «Сильно потеет, теряет много влаги», — проносится в голове. Мелькает мысль, что воды у них нет, а такими темпами обезвоживание наступит намного раньше. Нужны лекарства, только какие? — Что у тебя болит? Слышишь меня? Вопросы остаются без ответов. Тэхён просто не может отвечать. А хочет ли? Ким закрывает глаза локтем и скидывает руки слишком навязчивого Пака. Он нарушает личные границы, а Тэхён не любит, когда его трогают. И в какой момент у него появился такой пунктик, он тоже не знает. Возможно, совокупность обстоятельств подтолкнула. Получается резче, чем хотелось, отчего омега падает на сцену задницей, опираясь на руки. В ладони впивается мелкий мусор и деревянные тонкие щепки. Пак сдвигает брови к переносице и старается держать себя в руках, находя силы на то, чтобы не плюнуть на этого придурка и уйти. Он же не ругаться пришёл. — Отвали от меня, — с трудом выдавливает Тэхён и смеряет Чимина недовольным и прищуренным взглядом. — Я помочь хотел! — Мне не нужна ничья помощь, отъебись! — без прикрас и вежливости. У него просто нет причин любезничать с Паком и всеми, кто здесь находится. Его против воли выперли за дверь, и это только малая часть их вины. Чимин усмехается и встаёт на ноги, отряхивая брюки и ладони от грязи, затем приглаживая растрёпанные волосы. Ким ему ответил и пусть не на вопросы, но разве нельзя назвать это началом диалога? Что дальше-то? Придурков он обходит стороной, но с другой стороны не хочет делать поспешных выводов. У него просто нет идей и сил, как и у всех здесь. Ещё никто не отошёл от шока, потому не принял ситуацию. Чимин старается, перебирает различные причины и исходы событий, но в голову лезут только третьесортные боевики и фильмы про апокалипсис. Последнее больше всего пугает. А если во всей Корее так? Что если чудо случится, и они выживут здесь? Куда бежать и где искать безопасное место? А есть ли оно вообще? Что с его родителями? Они тоже превратились в монстров или их успели сожрать? А если нет, звонили ли они ему хоть раз, слыша в ответ монотонное: «Абонент недоступен»? А как выжить ему в мире, где без лекарства он впадёт в кому, а потом благополучно и, надеется, без мук умрёт? У ребят идёт счёт на дни, а у него на часы. И… так хочется кушать. — Что произошло в библиотеке? — голос дрожит, переливаясь всеми оттенками надежды. — Сходи и узнаешь, — бросает безразлично Тэ. Нечестно. Его выгнали, как крысу с корабля, что ещё на плаву, а теперь просят рассказать об увиденном. Ким ненавидит лицемерие и людей. Они не оправдывают образы в сказках, романах и драматических фильмах, а подростковые сериалы нагло врут про дружбу. — Я же по-хорошему спрашиваю! — А я по-хорошему прошу отъебаться. — Блять, — тихо ругается Пак. Тэхён не позволяет приблизиться к разгадке даже на миллиметр. В классе, за занавесом, что-то с грохотом падает. Чимин оставляет Кима в покое, но только на время. Может, тот ещё передумает и захочет обговорить увиденное. Пак отодвигает багровый бархат в сторону, видя, как Кён стирает кровь с губ, привстаёт с пола, а над ним скалой нависает Сонхо. Он крупный альфа, даже больше Чонгука и в плечах заметно шире. «Но мозгов меньше», — часто подмечает Чимин. Тупые шутки отпускает, а потом сам над ними смеётся, задирая молодых учителей. От их класса однажды даже хороший преподаватель английского отказался из-за похабных и грязных высказываний Сонхо. Чем он цеплял омег, Пак тоже понять не может. Тело красивое? Допустим, а дальше-то что? На красивую картинку смотреть надо, а не отношения строить. Хотя, возможно, на отношения с ним никто и не рассчитывал — одноразовый альфа. Даже Суён, с которой они могли бы стать хорошей худшей парой, от него воротит нос. Пак нехотя спускается и присоединяется к ребятам, что полукругом стоят и смотрят на драку. Никто их не разнимает, потому что страшно. Уйти без травм практически невозможно. — Эй, — Чимин тянет рукав бежевого и безразмерно плюшевого кардигана Хани. — Что произошло? Она, пожалуй, единственная, с кем Пак состоит в хороших отношениях. На Хани с первого дня знакомства показалась ему особенно наивной; не отличалась выдающимся умом и навыками, но что-то всё равно тянуло к ней людей. Таких обычно называли «человек-солнышко», чьё присутствие рядом согревало. — А, — она прижимает кулачок к груди и подходит ближе. — Кён хочет отнести Джессику в медпункт. Она говорит тихо, практически шёпотом. Её голос, словно тёплое молоко, обволакивает и греет душу. Чимину приходится сосредоточиться, чтобы услышать что-то. — А Сонхо не хочет, — заканчивает он за неё. Хани кивает и кидает взгляд на капли крови рядом со стульями, будто вот-вот заплачет. Чимин этого и боялся, когда только оказался здесь. Вот как чувствовал, что гладко ничего не пройдет. Внутренние конфликты превращают людей в зверей, а они, под выбросом адреналина вперемешку со страхом, могут и убить, почувствовав привкус хаоса и безнаказанности. Ведь когда всё закончится, никто не будет разбираться по какой причине умер человек: монстр обглодал или человек забил до смерти. — Ещё хочешь в морду получить, четырёхглазый?! Чогнук — единственная преграда между альфами, которая сдерживает напор Сонхо. — Успокойся, ты только хуже делаешь! — Чон подходит к нему вплотную. — Чё, блять, хуже?! Я тут единственный, кто здраво ситуацию оценивает! Джессика сдохнет в любом случае, и это факт! — Не смей так говорить! Кён вмешивается, поправляет очки и уже хочет подойти, но на его пути встаёт Суён. — Он прав! Зачем нам рисковать жизнями, если она всё равно умрет?! Кён, очнись! Мы ничего не можем сделать! — Видишь, даже тупая Суён это поняла. — В смысле «даже»?! От их криков раскалывается голова и лопаются ушные перепонки. Но страшнее то, что Чонгук принимает обе стороны конфликта; мечется меж двух огней мотыльком и не может принять чью-то сторону. А это сделать всё же надо, потому что на мировую не пойдет ни один из них. За спиной Сонхо лежит Джес, а она — маяк, к которому шёл в трудную минуту. Неважно с какой проблемой: пропущенная лекция, ссора с родителями или в отношениях пиздец, потому что Джессика всегда помогала, даже если и ругалась. Он видел в ней не только товарища и подругу, но и наставницу. И сейчас будто от сердца отрезают кусок, заставляя мучаться. — Чонгук! Ты ведь тоже ей помочь хочешь! Кён будто издевается над ним, не оставляя выбора и переманивая на свою сторону, а Чонгук боится поспешить и в итоге ошибиться. Поэтому молчит, всё ещё сдерживая друга. Это отвлекает. Ему бы в тихое место, где обстановка поспокойнее и думается лучше, но привычная зона комфорта разбилась вдребезги ещё вчера. — Хён! Скажи Кёну! Почему ты молчишь?! Суён обходит с другой стороны и размахивает руками, будто желая привлечь внимание. Они с Сонхо друг друга стоят — крикливые чересчур. — Че заглох-то? Скажи что-нибудь. Чон открывает рот, но не находит каких-либо слов, чувствуя давление, окружившее со всех сторон. Он будто оказался в средневековой пыточной, где его четвертуют, а голоса даже нет, чтобы закричать. Да и толку от этого? Что будет, если на них накричать? Они пошлют его на хер или заткнутся? Стоит ли вообще рисковать? У самого урчит в животе; хочется есть и пить. В горле пересохло, от этого и говорится, и думается сложнее. Он не может выстроить для себя приоритеты: что и кто важнее на данный момент? Джессика? А для кого она важна? Только для него и Кёна. Для других в приоритете еда и безопасность — базовые потребности, о большем не могут думать. — Заткнитесь вы все! — не выдерживает Чонгук и отталкивает Сонхо от себя. — Просто помолчите хотя бы пять минут! Чонгук ощущает на себе любопытные взгляды, которые прожигают затылок до мозга. Даже Пак прерывает диалог с Хани и скрещивает руки на груди. Альфа трёт переносицу, запрокидывает голову, чтобы собрать крохотные частички в единый план, учитывая интересы всех. Но проблема в том, что интересов мало. Они полярные, словно чёрное и белое. Сейчас бы не помешал совет Джес. Чон хочет ей помочь, и это одно из эгоистичных желаний. Ребята, которые на него положились, хотят есть и пить. Где взять еду? Разве что в столовой, что находится на втором этаже в восточном крыле учебного корпуса. Далеко, но выбора нет. С водой намного легче, потому что её можно набрать из-под крана в уборных. До них только нужно дойти. Необходимо обсудить это с кем-то. «Я совсем идиот, что ли? Даже сам решение принять не могу?». Но это не решать, что на завтрак съесть, а за судьбы и жизни других людей брать ответственность. Даже в правительстве устраивают заседания, а затем все вместе обсуждают поставленные задачи. Там люди не глупые и взрослые. С чего тогда он взял, что вывезет всё самостоятельно? — Эй, — Чон подзывает Чимина к себе ладонью. Среди всех Пак кажется самым адекватным, как-то более-менее держится на плаву, к тому же неглупый, а главное — нешумный. — У тебя с памятью проблемы? — омега подходит ближе и наклоняет в любопытстве голову. — В смысле? — Даже собак по имени зовут, а ты меня «эй», — каждое слово, пропитанное ядом, выжигается на коже. — Чимин, — исправляется Чон и, в наглую схватив под локоть, отводит в сторону доски. — Я пойду в медпункт с Джес. Пак не удивляется, будто заранее зная, что он скажет. — Ты хочешь, чтобы я тебя отговорил или что? — скептически изгибает бровь и облокачивается плечом о стенку. Честно говоря, Чонгук не на это надеялся, хотя и на более лояльное отношение рассчитывать не мог. Между ними немало чёрных кошек пробежало. — Хочу обсудить это. — Мне как-то всё равно, можешь идти, если хочешь. Надеюсь, ты всё продумал, прежде чем принимать это решение. — Нет, — честно признаётся. — Я всегда знал, что в твоем случае мозг — декоративный элемент к члену. — Да, блять, может, хватит?! Я пытаюсь решить, что нам всем делать, а ты выёбываешься только! — Ладно, — спокойным тоном говорит Пак. Заметно, как он немного сутулится, а взгляд становится более… мягким? — Понимаешь же, что один не дойдешь? Тем более обратно. Как вариант, можете остаться там, пока помощь не придет, но, когда она будет — неясно. Второе: можем вместе постепенно перебираться ближе к выходу из школы, только что это даст — не знаю. Но по крайней мере на первом этаже есть гаражи с учительскими машинами. — А смысл? Ключей от машин-то нет. — Если перебивать будешь, то я уйду. — Хорошо, Пак Чимин, простите. Омега закатывает глаза, но всё же продолжает: — На втором — учительская, скорее всего, там лежат трупы учителей, а значит, и ключи. — Думаешь, они их таскают с собой на занятия? — Там же кабинет директора, он точно на машине разъезжает, чуть ли не каждый день в город мотается. — На втором и столовая. Чимин понимающе кивает. — Я отнесу Джес в медпункт, а вы на второй этаж двигайтесь. Тогда там и встретимся. — А ты на какой пойдешь? — настораживается омега. Школа большая, медицинских кабинетов тоже немало. — На третий, скорее всего. Медицинский кабинет находится на третьем этаже. Там должен быть инсулин. Чимин прикусывает губу, внимательно разглядывая альфу, будто только что нашёл решение своей проблемы в его лице. А если это и его шанс тоже? Чон один точно не выживет, тем более с Джес на руках. Не странно ли будет, если он вызовется в качестве добровольца? Что-то типа: «Чонгук, я благородный и от чистого сердца помогу тебе». Это же не похоже на него, но и Чон не особо умный, да и не знает о его болезни. Его сердце начинает биться быстрее, Пак стискивает зубы, понимая, что если сейчас не воспользуется шансом, то другого придётся ждать очень долго, а тело явно против такого. Даже слова из него не лезут. Он не хочет выходить за дверь. Хочет жить. Хочет к папе и отцу, которые в два счета решали любые проблемы, если у самого руки опускались. Пак не думал, что быть один на один со своими проблемами — это так сложно и страшно. Ошибётся — жизни придёт конец. Хотя тут вопрос стоит в совершенно другом: сидеть и ждать скорой смерти или попытать удачу с вероятностью выжить пятьдесят на пятьдесят. — Ну, чего молчишь? — Я, — голос осип от переживаний, он откашливается. — С тобой пойду. — Со мной? У Чона раскрываются глаза от удивления, а брови летят вверх. Он ожидал всё что угодно от Чимина, но не этого. Возникает мысль, что Пак уже сошёл с ума и сейчас просто бредит, не понимая, что несёт. Но тот неуверенно кивает, а тяжесть, с которой он это делает, убеждает в совершенно обратном. — Значит вдвоем… А остальные? Их на второй этаж отправим? — Думаешь, согласятся? — Но так будет лучше. — Ты меня сейчас убедить пытаешься? Я знаю, что лучше, потому что сам предложил, логично, не? Они стоят где-то пять минут, думая, а между Кёном и Сонхо снова мерцают искры гнева. Чонгук замечает вовремя и хмурится. — Сейчас опять подерутся. — Мне кажется, они и не переставали, — Пак задевает его плечом и возвращается к Енсу, который, словно преданный щеночек, до сих пор сторожит рюкзак. Чон заправляет светлые волосы за уши, начиная немного нервничать. Ему снова нужно отправить ребят в пасть монстров. Радовало то, что он тоже покинет класс; хотя бы совесть будет чиста, а на переживания, что пожирают его нещадно, не будет отвлекаться. Курить хочется безумно сильно, Чон думает о том, чтобы стрельнуть сигарету у Сонхо, но это уже потом, когда все на втором этаже окажутся в безопасности. Маленькая награда. Он опускается на корточки рядом с Джессикой и убирает чёрные пряди со лба. Бледная, словно смерть. Хоть они и пытались остановить кровотечение, но всё же… У неё нет целого куска руки. Всего одна кость, которая соединяет локоть и запястье. Что он может сделать? Нужно ли эту кость отрубить, а затем перевязать? Так будет лучше или, наоборот, хуже? С ним пойдёт Чимин, он, скорее всего, сможет что-нибудь придумать. — Держись, в медпункте подлечим тебя. Только не умирай, пожалуйста, — шепчет Чон, а у самого голос дрожит, поэтому он откашливается и встаёт. — Я и Чимин отнесём Джессику в медпункт, а вы не спеша на второй двигайтесь. Чонгук становится напротив Кёна, кладёт на плечи напряженные руки и заглядывает в глаза. А там безграничная надежда с проблесками непонимания. — Чон, ты совсем ёбнулся?! — Хён, что ты несёшь?! — Т-ты серьезно? — не веря, спрашивает альфа и снимает очки. — Ты рискнёшь ради неё? А в ответ уверенный кивок. — Я хочу с вами, я должен быть рядом с ней. — Вот, блять, и иди один! Чонгук, хватит херню пороть! Сонхо уверенно преодолевает расстояние между ними и грубо разворачивает к себе. — Не смей со мной так разговаривать, — спокойно отзывается Чон и скалится альфе в лицо. — Хочешь крутым быть, тогда отведи всех на второй этаж к столовке ближе, — он скидывает чужую руку со своего плеча. Чонгук не хочет подрывать авторитет, поэтому не позволит Сонхо так общаться с собой. Как друг, как человек, как альфа, которого выбрали лидером. Не будет сдавать позиции и не допустит трещин в авторитете. — Похоже, что мы дойдём? Ты посмотри на них! Он обводит рукой класс. Хани жмётся ближе к своему парню, Суён выжидающе смотрит на альф, задрав подбородок, Пак закидывает рюкзак на плечо, а Енсу суетится поодаль, что-то бормоча и отговаривая. За ними сидит Вонхва, закинув ноги в розовых кедах на стулья перед ней, и дремлет, будто её не касается вся эта суета вокруг. — Думаешь, кто-то согласится выйти? Думаешь, я соглашусь? — Просто признай, что зассал. Тогда я схожу в медпункт, а когда вернусь, то отведу ребят на второй, а ты и дальше можешь разбрасываться громкими словами. Сонхо кивает и поджимает губы. — М, — тянет он. — На слабо берёшь. Хорошо. Чон не верит в услышанное, поэтому ждёт, пока друг скажет что-то ещё. — Только мы все вместе даже на четвертый не спустимся. — А ты сделай так, чтобы спустились. — Даже они вчетвером, — он указывает пальцем на Джессику, — не смогли вернуться в полном составе. Чонён откинулся непонятно где, а Джес вот-вот. — Не говори так. Они оба живы. — Это пока. К ним уверенно подбегает Кён и толкает Сонхо в грудь, осыпая бесчисленными проклятиями. Так непривычно и странно видеть его в гневе, альфу, который славился хорошо подвешенным языком, решая любые конфликты словами. Сдержанного и вежливого сломал всего один день, а поход в библиотеку и обратно превратил в зверя, из-за чего вся сущность альфы лезет наружу. С ними тоже такое случится? Или только он оказался слабым? Чонгук хватает его подмышки и тянет в сторону, прося успокоиться и перестань наводить суету. У Кёна сил столько, что удержать вырывающегося альфу оказывается сложнее, чем думалось изначально. Чон отпускает его только между кривыми рядами стульев, которые тот задевает ногами и чуть ли не падает, утаскивая альфу за собой. — Ваши ебанутые идеи нас в могилу сведут! — кричит Сонхо, находясь на другом конце класса. Трагедия в том, что Чонгук его понимает, как никто другой. Он не умеет говорить красиво и убедительно настолько, чтобы ребята поверили в необходимость выйти отсюда. У кого-то в животе громко урчит, и в одно мгновение повисает тишина. Все хотят есть, Сонхо — не исключение, как Кён и Чонгук. Ждать, когда закончатся мизерные запасы еды, просто глупо, а ещё глупее — надеяться на спасателей. Сидеть на жопе ровно и до последнего ждать, пока желудок не отсохнет? Или пока в обмороки падать не начнут? Ничего из этого допустить нельзя. — Мы не можем голодать! — рявкает на него Чон. — Неизвестно, сколько ещё помощь ждать. А если они не придут ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю? Что тогда делать предлагаешь, а?! Сонхо молчит. — Отнести её в медпункт — это твое окончательное решение? — недолго думая, выдаёт он. Чонгук кивает и отпускает Кёна. — Тогда беру ещё двоих, и мы принесём еду. Чонгук снова не верит в услышанное. Его глаза становятся большими от удивления, он бы рассмеялся и запрыгал от счастья на месте, но ситуация не та. Встаёт, придерживаясь за подлокотник, и оценивающе рассматривает друга. Сонхо никогда не блистал благородством, скорее, даже наоборот — был воплощением низости и подлости, но то, что он открывается с хорошей стороны не может не обнадёживать Чона. Признаться честно, Чонгук был о нём плохого мнения, поэтому не ожидал, что вольный альфа, для которого не существует авторитетов, будет его слушаться. — Ты со мной идешь, — он указывает на парня, что стоит позади Хани, вцепившись в хрупкие плечи девушки, словно она — спасательный круг. — Я-я? — сомнительно тянет, сжимая бежевую кофту девушки. — Я-я не могу, что ты такое говоришь? Сонхо, я же тебе только мешаться буду, — наигранно и крайне ласково спрашивает. — Да и толку от меня не будет. — Тебя, блять, не спрашивали. Я сказал, что ты идёшь со мной, значит, идёшь! Ещё раз ебало откроешь и первым на корм монстрам пойдёшь, — он смиряет взглядом всех альф в классе. — А второй ты пойдешь, свинота. Енсу сжимается от страха, жмурится, стараясь сделать вид, что не услышал его, но крупная дрожь выдаёт с потрохами. Он поворачивается к Чимину и умоляюще смотрит, не зная, на что надеется. — Чимин-и, — переваливается набок, ближе к омеге, будто ища спасение. — Скажи ему, я… я… — он не может подобрать подходящих слов и признаться любимому, что испугался. Смотрит на рюкзак Пака и тушуется ещё больше. — Что — ты? — уточняет Пак. Он режет словами на куски, выбора не оставляя. — Н-н-но, н-н-но… — Хватит скулить! Поднял свою жирную жопу и подошёл сюда! Сонхо подходит к столу, осматривает канцелярские ножи со всех сторон, проверяя количество лезвий в них, и подзывает Чонгука к себе. Кён останавливает Чона. — Енсу не сможет. Поднимается и поправляет рубашку. Весь их путь до библиотеки и обратно — это сплошная беготня. Даже он начал задыхаться после таких марафонов, что уж там говорить про человека с лишним весом. Енсу — сочный кусок мяса, который даже убежать от монстров не сможет. Это же просто глупость какая-то, если только Сонхо его кинуть где-нибудь не хочет. Да и Ханыль, который за омегой прячется, не лучший выбор для отчаянных мер и рисков. Чонгук смотрит на него, цыкает и прикусывает сухую губу. Блять, ну вот так всегда, ничего гладко не может пойти. Омег не отправит, Сонхо их точно на хер пошлёт, как только за дверью окажутся. А кто есть ещё? Вонхва? Чон поворачивается в её сторону, но видит только розовые конверсы с белыми шнурками. «Они друг с другом подерутся», — делает вывод. — Кён, — альфа пытается подобрать нужные слова. — Иди вместо Енсу. — Нет! Я с тобой иду! — Сейчас не до разборок, мы переговариваемся дольше! Ты уже был там, знаешь, что и как делать. Можешь помочь дойти до столовой, — делает паузу, чтобы отдышаться. — Я позабочусь о Джессике. Не сомневайся. Кён смотрит за спину альфы, разглядывая пиджак, пропитанный кровью, что уже потемнела и засохла на теле девушки. Его разрывает изнутри. — Но я тебе тоже нужен! Ты говоришь, чтобы я пошёл с Сонхо, потому что смогу помочь, но тебе же тоже помощь нужна! — хватается за малейшую возможность переубедить его. — Чонгук, пожалуйста. Я… я сам вызываюсь тебе помочь, меня не надо уговаривать. Я расскажу какие монстры там бродят, покажу классы свободные, где спрятаться можно. И монстры! Они говорят! Да! Меня с собой возьми! — Успокойся! Ты не один выходил. Чонгук сам не понял, что ляпнул; язык уже не слушается мозга. Осознание приходит позже. В словах Кёна — истина и правота. Чонгуку тоже будет проще с тем, кто уже сталкивался и убегал от монстров, но Кён — не единственный, кто выходил. Джессика не в счёт, Чонён не вернулся ещё, а времени ждать нет. Остается только задрот. Сонхо не возьмёт его с собой. Он не горит желанием доверять собственную жизнь неудачнику. Возлагать надежды на труса — сомнительное решение, но а вдруг? У него просто нет выбора, и это лучше, чем вообще ничего. Кён напротив него внушает больше доверия. Как же всё сложно… — Да… — Кён вспоминает случай в библиотеке и осматривается, словно ястреб, выслеживая добычу. — Не один. Подрывается с места и тараном идёт к сцене под заинтересованные взгляды одноклассников. Сонхо отвлекается от своего дела и недовольно начинает следить за альфой. Пак хмурится и подходит к краю ряда. Даже Вонхва приоткрывает сонные глаза и провожает Кёна за бархатный и тяжелый занавес. Под классическими ботинками скрипят деревянные ступеньки, альфа поднимается, громко топая, чем и привлекает внимание Тэхёна. Кён хмурится, когда видит лежащего на полу омегу, кипит от гнева, а кровь горячая вот-вот хлынет из носа. — Ты! — он поднимает омегу за грудки. — Пойдёшь и поможешь Джессике! Тэхён смотрит мертвыми глазами, слова Кёна перемешиваются в непонятную кашу из букв, и смысл доходит не сразу. Его вакуум, защищающий от шума, рушится, словно тонкий фарфор. — Ты слышишь меня?! Он ещё раз сильнее встряхивает его, и очки в толстой оправе немного съезжают с носа. Ким — тряпичная кукла в руках альфы, отпустит, и он упадет. Тэхён запрокидывает голову, не в силах держать её ровно. Кучеряшки отлипают ото лба, открывая красноватые язвы и шрамы на бледной коже с еле заметными багровыми пятнами от недавно прошедших прыщей. Ким его слышит, но очень плохо. Уверен, именно так чувствуют себя люди перед смертью: будто связь между телом и душой лопается, как натянутая резинка, и больно бьёт по внутренностям. В особенности по мозгу, потому что другой причины он не может найти этим мучениям. Кёна видит нечетким пятном, который легко сойдёт за смерть с косой, хватается за его руки ледяными пальцами и со всей силы сжимает, но даже костяшки не белеют. — Не пойду, — шепчет он и пытается отодвинуться, как от прокаженного. — Не пойду?! — переспрашивает альфа. — Она ради тебя собой пожертвовала! Ты обязан! Кён срывается на крик, а окончания слов звонко слетают с языка. Тэхён чувствует его горячее дыхание на лице. Ноги подкашиваются. Он разглядывает его из-под очков — чёрная оправа скрывает разъярённый взгляд Кёна. «Пожертвовала? Зачем? Для чего?». Может быть, Тэхён слишком глуп, чтобы понять это? И чувство, когда готов жертвовать собой ради другого, ему незнакомо. Для чего вообще люди так делают? Чтобы казаться смелее? Или чтобы спасенный испытывал навязанное чувство вины? У Кима его нет. И оправдать действия Джессики он не может, потому что… Потому что если бы он был на её месте, то вряд ли бы вышел даже из библиотеки. А утопал бы кто-то в истерике ради него? Кён? Ради него бы он тоже снова вышел из класса? А Чонгук бы вызвался ему помочь наперекор всем? Достаточно риторические вопросы, на которые он знает ответ. Именно поэтому его сейчас трясут за грудки, выбивают остатки души и… надежды на лучшее? Что ещё трепещется где-то в сердце? Самопожертвование приводит к ненависти, и его воплощение Тэхён видит перед собой. Чего он хочет? Мести за подругу? Ким еле заметно поднимает уголки губ, а на глаза наворачиваются слёзы. За него-то мстить некому, его не жалко. С чего вообще он решил, что сейчас что-то изменится? Как был отбросом, так им и остался. Грязь на дорогих ботинках, от которой все спешат избавиться. — Никто её не просил жертвовать, — навзрыд отвечает Ким, шмыгая носом. Потому что не хочет жертвовать собой ради других, потому что, черт возьми, жить хочет! Для многих Джес — подруга, любимая, а для него кто? Никто! Просто знакомая, с которой пересекались каждый день. Он ничем ей не обязан, как и она ему. Это был её выбор, Ким не просил ради него умирать. Тэхён не будет виноват в её глупом поступке. Самопожертвование — некая концепция эгоизма, которое должным оставляет вопреки желанию, навязывает обязанность и ответные меры. — Ты бы сдох, если не Джессика, урод! Он наклоняется к уху омеги и еле слышно проговаривает, жёстко выделяя каждое слово: — Если она умрёт, то ты будешь следующим. Ким не удивляется, скорее, даже убеждается в верности своих размышлений. Все, кто здесь есть, без сомнений им пожертвуют, даже если не нужно. Когда-то люди приносили в жертву животных, сейчас же животные приносят в жертву людей. — Всё равно не пойду, — цедит сквозь сомкнутые зубы. Тэхён уже привык к боли, что давит на его череп прессом со всех сторон. — Ты не имеешь права не идти! — Хватит уже, — Чимин хватает его за руку. — Угрозами ты ничего не добьешься. Тебя Сонхо ждёт. Пак недолго стоял за занавесом, вслушиваясь в слова альфы, но этого хватило, чтобы понять глупость, которую он творит. Если и дальше всех будут выгонять угрозами, то не миновать им более крупных конфликтов, потому что сейчас каждый на взводе. Страх не только перед монстрами будет, но и перед друг другом. Чимину это кажется таким элементарным, но даже у самых сдержанных людей уже крыша едет. Не хватает ещё погрязнуть в убийствах и подозрениях друг к другу. В замкнутом пространстве люди сходят с ума. Кён отпускает ворот рубашки, и Тэхён с грохотом падает на пол, ударяясь задницей о паркет. — А тебя — Чонгук, — продолжает Чимин, смотря на Кима. Тэхён вздрагивает, услышав ненавистное имя. Дыхание перехватывает. Он откашливается, закрывает рот ладонью и жмурит красные глаза, делая глубокий хриплый вдох. — Я не пойду, не могу. С ним… я не… нет… — Я тоже пойду, — неожиданно вбрасывает, будто это должно как-то подбодрить Тэхёна. — И что с того? — он только сильнее начинает плакать, трёт глаза, приподнимая очки. — Вы все меня ненавидите, как твоё присутствие должно мне помочь? — Не знаю, — признаётся Пак. Он подходит ближе и садится рядом, осматривая болезненный вид омеги. — Если у тебя что-то болит, то можешь обезболивающие найти в мед кабинете. Ким поджимает коленки к груди и утыкается в них лбом, всё ещё содрогаясь в рыданиях. — Просто делай так, как раньше. — Есть пустые кабинеты, в которых можно спрятаться. Монстры нападут, как только увидят вас, они разговаривать могут, — Ким начал перечислять всё что запомнилось, но его прерывает Пак, поднимая за локоть. — Так не пойдет. На словах всё просто, но когда на счету моя жизнь, то я предпочту обезопасить себя со всех сторон. «На счету моя жизнь». Наверное, это и зацепило Тэхёна в последней фразе. Пак не прикидывается благородным и честным, не заливает ему в уши про жертвы и долг, а выдаёт чистосердечное признание. Тэ ему нужен, чтобы не сдохнуть. Выбора не даёт, его снова вытолкнут за дверь, если будет противиться. Он успокаивается и позволяет Чимину поднять себя. — Что мне за это будет? Нет, с его совестью всё хорошо, она не сжирает его и не корежит. Если он так необходим, чтобы выйти, значит, всё будет на его условиях. — А что ты хочешь? — Пак не удивляется и вполне спокойно спрашивает, ставя себя на его место. Может попросить всё что угодно, даже с расчетом на то, что они будут спасены. Что бы он попросил, если бы была возможность заполучить всё? Деньги есть, даже слишком много, чтобы отказывать себе в чём-то. Материальных благ у супругов Ким, а значит, и у детей больше, чем звёзд на небе. Чего у него нет? Семьи? Друзей? А надо ли ему, привыкшему жить в тени, менять устои жизни и добавлять в неё новых персонажей? — Не оставляй меня одного с Чонгуком. Так просто. Хах, смешно. Под угрозой смерти от острых, как бритва зубов монстров, он до сих пор боится Чона, а перспектива остаться с ним один на один пугает больше всего. — Хорошо. Чимин ведёт его со сцены и помогает спуститься. Восемь пар глаз уставляются на него, следя за каждым неуклюжим и робким шагом. Тэхён опускает голову и начинает мять рукава рубашки в холодных и мокрых ладонях. Мельтешит за омегой, вырваться не может. Они подходят к столу, где Чонгук откладывает нужные вещи на край и двигает в сторону Пака. — Держи. Перед Тэхёном мелькает желтый канцелярский нож. Он закрывает руками лицо, опасаясь удара. — Он твой. Ким неуверенно забирает вещь и кладёт в карман, непроизвольно отступая на шаг и останавливаясь за Чимином. Надеяться на то, что Пак — человек слова, опрометчиво, но а что ему остаётся делать? Он сможет прикрыться омегой, а тот притягивает внимание Чона явно больше. Все необходимое они спихивают в рюкзак Чимина. Кён помогает им привязать Джессику к спине Чонгука всем, чем только смогли: содрали рубашки с трупов и из лоскутов сделали верёвки. Фиксируют пиджаком руку: Пак придерживал, а альфы обвязывали. К ним подходит Енсу, начинает вертеться вокруг Чимина, словно утка, переваливаясь с ноги на ногу. Вытирает ладошкой пот с морщинистого лба и в лица заглядывает. Его суета никому не даёт покоя. Чон рычит на него пару раз, а Кён просит отойти подальше. Предпочитая отмалчиваться, Чимин продолжает завязывать узлы, ему всё равно, пока личное пространство никто не нарушает, а Енсу учтиво не переходит границы. — Чимин-и, я буду тебя ждать. Я бы с радостью с тобой поменялся местами, но от меня никакой пользы не будет, — с сожалением, будто оправдываясь, тараторит он. — Я сам вызвался, не надо со мной меняться, — холодно отвечает, затягивая последний узел. — Готово, можем идти. Кён объясняет Чонгуку и Сонхо, как обстоят дела в школе. Рассказывает, в каком классе переночевали и про огромного монстра, что тут бродит. По памяти примерно называет пустые классы на четвёртом и пятом этаже, а альфы запоминают каждую мелочь. Чон разминает ноги и шею, пару раз прыгая и проверяя надежность конструкции. Чувствует, придётся побегать. А Тэхён внимательно слушает объяснения, сопоставляет со своими воспоминаниями, учтиво подметив, что про монстра на потолке Кён рассказать забыл. Вшестером стоят около двери, внутренне волнуясь. Сонхо придерживает Ханыля, который, словно слизняк из ракушки, пытается выскользнуть. Чтобы не было соблазна остаться, они решили все вместе выйти и уже в коридоре разделиться. Первыми идут Чонгук, Тэхён и Чимин — им сворачивать раньше, как раз на ту лестницу, по которой шли в библиотеку, а Сонхо и Ханыль, под руководством Кёна, идут дальше к восточной лестнице, надеясь лишь на чудо и короткий путь до столовой. — Удачи, — ухмыляется Чонгук и толкает друга в ребро. — Удача нужна только неудачникам, — отвечает ему Сонхо.

March, 2.