ꅐꌦꂵ

       наконец звонок. Джон волнительно ждал его с начала лекции. ждал, как ожидают дети свой первый поход в зоопарк, или же как преступник ожидает вынесения приговора — другой вопрос. надо поговорить с Катериной. просто взять себя в руки и заговорить… куда делась та решительность прошлой ночи? почему сейчас это так сложно?.. а времени все меньше и меньше. нужно пересилить себя и поговорить, пока к ней не пришел Дамиано. но сначала позвонить Кевину. да. точно. позвонить и извиниться, что не смог прийти.       набрав номер, Джон спрятался от шума за холодной дверью шкафчика, закрыл одно ухо, приложив телефон к другому, и стал ждать ответа. абонент недоступен. черт… так уж и быть, остается только идти к Катерине.        она стояла в не самом людном месте, опершись об стену и усердно стуча пальцами по экрану телефона. даже неловко сейчас ее как-либо отвлекать. еще более неловко, чем ранее. Катерина совершенно не замечала, как Джон подошел к ней и стоял рядом, волнительно подбирая слова.        — Кейт… — неужели он назвал ее так? удивительно.        она подняла голову, переведя взгляд на него:        — да?        все, пути назад уже нет. нельзя отступать. тихо, неровно выдохнув, Джон с предельной осторожностью склонился над ухом Катерины, все думая о том, чтобы не показаться чрезмерно настырным, и шепнул:        — я вчера случайно заметил, как вы с девочками… ну… проводили какой-то обряд?..        тут она резко оторвалась и серьезно посмотрела на Джона огорошенным, тревожным, но твердым и все еще уверенным взором.        — …можно к вам как-то присоединиться? я обещаю помогать, — таким же шепотом договорил он отрепетированный в голове текст, понимая, что уже это были лишним. пару мгновений поразмыслив, Катерина тихо и собрано спросила:        — и как много ты видел?        — немного, наверное… я слышал, как вы пели, а потом ты, вроде, что-то рисовала. ну, на дереве. все…        она строго сложила руки и смерила Джона тяжелым, сосредоточенным взглядом. поразительно, сколько же эмоций могли выразить ее глаза. еще и так сдержанно, так минималистично. точно ведьма.       переведя взгляд куда-то в далекую пустоту, Катерина продолжила усердно размышлять и каждый миг напряженного молчания заставлял Джона все сильнее продавливать пальцами ладони. что-то серьезное. так не должно было быть. не стоило было начинать этот разговор. он снова налажал. снова.        Катерина безжалостно вытащила Джона из тревожных витаний, дернув за руку и притянув к себе:        — запоминай. — она говорила медленно и так тихо, как могла, но при этом состенуто, властно, почти приказывая. — сегодня, после девяти вечера, идешь к лесу, который рядом с заброшенными рельсами. находишь красный клен, он растет у озера. там тебя встретят. не бери с собой ничего, кроме ключей. понял?        — понял.        — повтори. — Катерина отстранилась, но продолжила говорить полушепотом.        — после девяти… — тут Джона прервала она, резко и строго подняв указательный палец. он понял, к чему это, и продолжил тише: — после девяти иду в лес, ищу там красный клен. ничего с собой не беру.        Катерина лишь коротко кивнула.        — это все, что ты хотел сказать?        — да-да, больше ничего…        только получив ответ, она развернулась и отправилась к брату, все еще, казалось, будучи на иголках. диалог явно не склеился. впервые, на памяти Джона, эта снежная королева была по-настоящему холодной к кому-то. несмотря на строгую наружность, Катерина всегда мягка и приветлива, будто умиротворяющий солнечный островок безопасности для каждого. но не в этот раз. все оказалось сложнее, чем думалось. ее стальные интонации болезненно засели в голове Джона надолго. не стоило во все это втягиваться. доставить проблем Катерине — худшее, что он мог представить. томилась тихо мысль догнать ее и извиниться, что бы там ни было. но нет, не стоит. вдруг Джон снова сделает хуже.        рельсы, лес, клен… Джон подобно заевшей пластинке машинально прокручивал в памяти свою задачу до самого вечера. не вдумываясь, не осмеливаясь допускать даже мысли о том, чтобы нарушить уговор. Катерина своим так несвычно ледяным голосом, будто колдунья, врастила эту цель в его кудрявую голову без права перечить. Джон выжидал, когда часовая стрелка доползет до девяти, ни разу не спустив с нее глаз с того времени, как только переступил через порог блока. и, как никогда дотошно очистив карманы от всех находящихся там вещей, спешно побрел к лесу, как только часы перешли третью четверть.        лес располагался неблизко. про него уже не одно поколение ходят дурные слухи, потому и строить что-либо неподалеку никто не желает. уж очень укрепилась гадкая репутация у сего места. чуть ли не ежемесячно происходит что-то около этой местности, что непременно переплетают с мистикой. то злые духи крадут людей; то они же нагоняют на город катастрофы, ибо кто-то их посмел разгневать. мнительные жители в это охотно верят. скептики же доводят, что слава того места лишь работает на него: лес все обходят десятой дорогой, а значит, что-то умышлять там безопасно и наверняка не попадешься. говорят, главные преступные логова и прячутся в этом лесу. и все новые происшествия объясняют потусторонними силами, что лишь еще более отгоняет людей от этой местности и делает ее еще более удобной для нелегальщины.       Джон в мистику не верил, но опасность той территории неоспоримо реальна. редко когда кто осмеливается туда сунуться, но сейчас, ради Катерины, он был готов и на большее. да, пожалуй, самая мистическая сущность в лесном округе — сама Катерина. лишь призрачная тень недовольства в ее глазах — и Джон мчится в сумерках к самому проклятому месту города, чтобы это исправить. ну не чародейка ли?        чем дальше в глубь необъятных сплетений когтистых древесных лап, тем сильнее ощущалась дурная аура этого места. холодный, сырой туман отрезвлял после инертно пройденного с кипящей головой пути. сознание невольно дорисовывало жуткие образы из неразборчивых ветвистых силуэтов, все больше вселяя страх, перебивающий уже по тысячному кругу проговариваемые в мыслях условия: лес, озеро, красный клен… только сейчас появились вопросы. красный клен? в июне? в этой местности? откуда? что это может значить?.. нет, надо для начала отыскать озеро. тогда уже заботиться об остальном. лишние переживания сейчас ни к чему.       пестрая, сочная листва, почти что сияющая в полумраке своей зеленостью — единственное, что успокаивало. она пухом прикрывала хищные острые когти деревьев, делая их чуть более дружелюбными, и мягко-мягко шелестела на ветру, не позволяя неживой тишине душить нервы мальчика.        и наконец, вдали стал поблескивать водоем, отражая растущую луну средь безоблачного неба. когда клубок острых веток начал редеть, у берега теперь виднелся и огонек… или же пару огоньков недалеко друг от друга — сложно разобрать. а прямо над ними резко рдела огромная грубая клякса. пройти сквозь паутину колючих кустов, нагло и безразборно царапающих все тело — та еще задача. ноги путались в кустах ежевики, что колко щекотали обнаженные щиколотки. темнело с каждой минутой. лишь тот мягкий огонь оставался ясным ориентиром.        последний ветвистый пласт обойден, и мокрый воздух открытой околоводной местности ударил в голову. озеро, столь небольшое, что казалось, его мшистый берег можно обогнуть за пять минут. а клен был и правда красным. ствол казался удивительно тонким для такой массивной кроны, искусно гладкая лужа из опалых алых листьев вокруг него до совершенства плавно переходила в грубые сорняки. в тени густой листвы стояли две женские фигуры, держащие в руках факелы. Джон изрядно подустал после борьбы с зарослями, но поспешил к ним изо всех сил.       во внешнем виде девушек, на удивление, не было чего-то примечательного, кроме множества навешенных украшений. каждый их ряд состоял из множества ценностей: тончайшая ручная резьба по разным сортам дерева; неотесанные натуральные камни; кусочки смолы, во всех из которых застыли то цветы, то жуки, то странные цветные капельки, то крохотные пучки шерсти — каждая бусинка была сама по себе произведением искусства. но чем дольше Джон всматривался в лица посреди полуночной тьмы, тем больше они пугали. очертания все еще виднелись смутно под светом природного огня, лишь глаза словно даже не отражали, а поглощали его. казалось, девушки смотрели вдаль одними и теми же глазами, делили один жуткий взгляд на двоих. чего только не дорисует воображение во тьме…       вблизи они тоже не стали казаться более земными. то ли и вправду янтарное свечение так дивно играло с их лицами, но до последнего не пропадало ощущение, что перед Джоном стоят не девушки, а те самые лесные демоны.       Джон вновь заволновался, не зная, с чего начать разговор. к счастью, это и не понадобилось: девушки сразу молча протянули ему руки — худые, увешанные почти до локтей массивными, громкими браслетами и хрупкими цепочками, соединенными множеством тонких колец. на мгновение опешив, он сообразил, что от него требовалось, и протянул в ответ, легонько вздрогнув, когда теплой ладонью ощутил ночной холод, что впитал в себя металл их украшений. так и не произнеся ни слова, девушки взяли Джона за руки. несильно, но столь приказно и настойчиво, и он беспрекословно последовал за ними.        странно. как же все странно… один-единственный красный клен посреди леса в июне. загадочные девушки с настоящими факелами… но Джон и не собирался все это обдумать и связать воедино. он крепко держался за стадию отрицания: все не просто так. скоро все станет ясно. сейчас мысли были заняты лишь одним: девушки хранили молчание, а их жесты были сдержанными и по-светски строгими. так ведут либо на важную встречу, либо на казнь. и сложно было сказать, что же всё-таки для Джона приготовила Катерина.        скоро за густым забором из крепких стволов стала виднеться высоченная плетенная ограда, охватывающая территорию точно с королевский дворец. таки правда: чего только, оказывается, не промышляют в этом лесу.        вокруг было привычно темно, но заметно, что за оградой точно есть свет. не разобрать, с какой стороны вход, но остановились они прямо у края одной из огромных стен. одна из девушек постучала рукою, держащей факел — Джон слегка вздрогнул, переживая о том, не загорится ли деревянная ограда.       в ответ выдвинулось узкое окошко с чьими-то выглядывающими глазами, пристально всматривающимися в лица гостей. пару молчаливых мгновений спустя оно закрылось, а вместо этого вся плетенная стена стала трястись и грохотать. но не успел Джон запаниковать, как в стене будто из ниоткуда открылась широченная дверь. сколько же тут, оказывается, странных механик, скрытых и незаметных за однообразной плетенной текстурой.        территория внутри дышала жизнью. обставлена и увешана факелами вдоль древесных стен, от едкого дыма поблизу которых жгло глаза. малые амбары, построенные по бревнышкам и укрытые соломенными крышами, как настоящие древние жилища. множество сундуков, причудливых столов. и все это, точно вручную, расписано дивными узорами, покрыто причудливой резьбой, и поразительно аккуратно и изящно обросло живописными стебельками вьюна и барвинка. полно людей, и каждый чем-то занят.        а у самой дальней стены красовался больше остального окруженный светилами преискусно вырезьбленный из массивнейшего пня высокий трон. величавые корни расползлись, похоже, по трети всей огражденной земли, огибали расписанные, излучающие живой огонь столбы, обвились травами и обросли ступеньками мясистых белесых грибов, рассеянными по окаменелой с годами коре. даже издалека линии трона завораживали и вызывали восхищение. ажурные края, тонко вырезьбленные лица, и около них сотни мелких эмблем и символов. а на троне вальяжно восседала Катерина.       остановив свой взгляд на прибывших гостях, она встала и павой направилась к ним, сложив руки за спиной, словно сама она — владелица этой территории. ни один вычурный наряд девушек вокруг не сравнится с тем, как была разодета Катерина. длинный край плетенного, сверху донизу обрамленного цветистой вышивкой, филигранного платья плыл по волнам молодых трав. десятки рядов рубиново-красного ожерелья, напоминающие брызги крови, тонко и ритмично звенели с каждым ее шагом. вместе с величественным взглядом Катерина выглядела настолько по-царски, что, когда она приблизилась, Джон невольно поклонился. краткий кивок ее головы, и его спутницы покорно разошлись по своим делам.        — что ж… — Катерина деловито и медлительно обогнула глазами территорию, остановившись в итоге на Джоне. — готов вступить в наши ряды?        и ее ободряющая улыбка, миражная и как всегда полутонная, но настолько теплая и красноречивая, что Джон взлетел до седьмого неба. груз томительного переживания наконец был сброшен.        — конечно готов! — Джон всем видом излучал энтузиазм и заинтересованность.        — тогда следуй за мной, — Катерина аристократично протянула руку и повела его к круглому столу. чем дольше Джон осматривал эту местность, тем более она завораживала. и тем больше он замечал, сколько же всего тут удерживается на старинных пнях… сундуки стояли на пьедесталах из коренастых пней, столы, стулья — все это были покрытые резьбою пни, даже не вырванные из земли. какое-то логово дриад. и тот стол, как и сиденья около него, тоже когда-то был древом.        легким жестом Катерина пригласила Джона присесть, и тот, на удивление для самого себя быстро уловив ее намек, нетерпеливо уселся на ровно срезанный пень. все находящиеся на территории люди собрались вокруг посмотреть на грядущее зрелище. только сейчас Джон заметил, что среди них одни лишь девушки. по-матерински нежно взяв левую руку Джона и уложив ее на стол, Катерина произнесла:        — раскрой ладонь. — и он послушался.        не сводя глаз с его кисти, будто просчитывая что-то, она слегка протянула руку к кому-то из толпы. та, явно подготовившись, вручила Катерине изящный кинжал и мелкую деревянную мису, на краю которой висела грубая льняная тряпка. расставив все на столе, она присела рядом, окунула кусок ткани в посудину и бережно протерла ею лезвие. Джон все еще смиренно держал руку на столе, даже не двигая пальцами.       окончив, Катерина вновь взяла его ладонь. снова смочив тряпку и выжав ее одной рукой, бережно и кропотливо протерла ею руку Джона. не глядя положив лоскуток обратно в мису, она вновь взяла в руку кинжал и тонкое острие коснулось нежной ладони. Джон почувствовал скорее испуг, чем боль, и зоркие глаза Катерины это заметили:        — не волнуйся, — поспешила успокоить она, начиная легонько вести тонкую линию. от середины красной нитью вырисовался ромб, а вплотную рядом еще один, и еще. всего их оказалось восемь, и все они сложились в подобие звезды. закончив с сим лаконичным узором, Катерина на мгновение выпустила его кисть и принялась вытирать капли крови с лезвия. Джон продолжал держать руку в том же положении, и она, вновь омыв тряпку, принялась снова легонько протирать его ладонь, ответственно обрабатывая каждый порез.       несколько раз Катерина выжимала ткань, позволяя земле впитать стекающую кровавую воду, по новому кругу окунала ее в мису и продолжала протирать красные линии уже чистым. боль была совершенно терпимой, но иногда Джон тихо морщился от того, как жгли эти касания. пока происходил сей обряд шрамирования, одна из девушек уже успела принести тонкий лоскуток. она подала его Катерине, и та мастерски обмотала раненую ладонь:        — лучше не снимай, пока не заживет. — она нежно поскучала холодными пальцами по замотанному следу, все еще еле-еле просачивающемуся красными разводами на белую ткань.        Катерина величественно поднялась, дав понять, что данный этап завершен. она вновь взяла Джона на этот раз за здоровую руку и сопроводила к уже подготовленному подобию трона, стоящему в самом сердце территории и солнцеподобно обложенному по кругу длинными связками высушенных трав. кажется, это была первая мебель, что увидел Джон, не вросшая в землю. престол выглядел значительно скуднее, чем у Катерины, но все равно в каждом миллиметре чувствовалась тончайшая работа настоящего маэстро.       одним негрубым, но властным движением она усадила Джона на трон, и снова кто-то из наблюдающих протянул ей на этот раз пестро вышитую повязку. он мимолетно вспомнил, что там, на заброшенной стройке, девочки носили такие же.       тонкие пальцы Катерины ловко завязали ее на затылке Джона, одновременно тепло перебирая его мягкие кудри. головою ощутилась приятная щекотка тоненьких листочков, когда на импровизированной коронации Катерина надела на него венок из юных ветвей ивы. Джон крепко вцепился в ручки твердого кресла, от чего шрамированная ладонь ныла горячей болью, но ее с головой заглушало чувство предвкушения и светлой эйфории.       послышались суматошные шаги: девушки встали в круг, и началось загадочное фольклорное пение, аккомпанементом которому служили лишь шелест ветра, звон украшений и цокот каблуков об твердую, холодную землю, когда затеялся энергичный хоровод. на сей раз Джон вспомнил: они поют на украинском. пела, точнее, снова только Катерина, остальные негромко едва вторили ей.       перед глазами мелькали лишь их размытые силуэты, огни и черно-красные нити вышитых на повязке орнаментов. все оказалось куда грандиознее и серьезнее, чем думалось. грандиознее, завораживающе, чарующе. Джон чувствовал, что уже целиком влился в эту таинственную, живописную атмосферу и уже ощущал себя своим среди этих ведьмочек, в этом кем-то с любовью построенном и поражающим своими масштабами сказочном мирке. неужели Катерина сама сотворила всю эту красоту? богиня.        гулкий топот затих вместе с голосами. холодные пальцы вновь коснулись головы Джона и осторожно стянули с глаз грубую повязку. он и не замечал, насколько по-мальчишески радостным сейчас выглядел, но это замечала Катерина и не смогла сдержать улыбки.        — да поприветствуем мужчину в нашем культе! — и в ответ на торжественный возглас Катерины последовали радушные овации.        Джон поднялся с древесного трона и уважительно поклонился перед правительницей, охотно подыгрывая:        — благодарю, это честь для меня.        Катерина направилась назад к своему престолу, вновь величественно сложив за спиной руки, и, не оборачиваясь, продолжила разговор:        — сейчас тебя ждет первое задание. — когда она воссела, одна из «служанок» уже была рядом.        — я готов! — Джон с нескрываемым нетерпением поспешил за ней следом.        девушка, услужливо стоящая справа от Катерины, протянула ей стеклянный сосуд, напоминающий тот, в котором ведьмы хранят зелья. внутри находилась одна только ветка того самого красного клена. она вручила это Джону, словно знатный артефакт:        — твоя первая задача. ты должен добыть сердце девственного человека, проткнуть его этим кленом, поместить сюда, вовнутрь, и принести мне.        Джон вздрогнул и впал в ступор:        — э-это шутка? — ему не хотелось показаться мнительным дурачком без чувства юмора, но ее слова слишком огорошили. уже мгновение спустя Джон понял, как нелепо он сейчас выглядит, если это и правда была шутка. но Катерина продолжала казаться серьезной:        — это не шутка.        — н-нет, я не верю, — с каждой фразой Джон все больше думал о том, каким глупым и занудным кажется, но других слов подобрать не мог.        Катерина глубоко выдохнула. тихо и едва заметно, но пар изо рта в полумраке придал ее виду демонической зловещести. она поднялась, снова взяла Джона за руку — на этот раз куда решительнее и строже, и приказно повела к небольшому амбару поблизости. где-то среди десятков звенящих украшений по всему телу она достала небольшой ржавый ключ и принялась монотонно отпирать массивный замок с цепями.       когда конструкция с грохотом и лязгом упала на землю, подняв клубок пыли, увешанная сушенными травами дверь скрипуче отворилась. Катерина распахнула ее чуть больше и повелительно дернула Джона за запястье, заставляя заглянуть. внутри — лишь огромные букеты трав, разложенные по полочкам, и свет бедной керосиновой люстры, а под ним синели бледнейшие безжизненные тела, прагматично ровно уложенные в ряд, будто бревна. мерзкий, мертвый запах сырья и гнили. в углу ясно очерталась бочка, к которой вел пролитый багровый след, а внутри того же тона мокрая каша поблескивала под бледным.       от гадкого зрелища у Джона закружилась голова, а к горлу подкатила тошнота. заметив, как ему дурно, Катерина резко захлопнула дверь и крепко скрепила ее цепями, навесив замок обратно. однако ее, казалось, не заботило самочувствие Джона никак. строго взглянув на его побледневшее от ужаса лицо, она лишь сухо вкинула:        — извини. — и неспешной, вальяжной походкой стала возвращаться к своему трону. чуть не выронив из рук сосуд, преодолевая дурноту и холодный озноб, Джон последовал за ней.        слишком много мыслей и слишком много вопросов, а Катерина слишком холодна и немногословна. непросто было разгрести в голове все нахлынувшее.        — могу я как-то покинуть вас? — единственное, что Джон смог бездумно выпалить, и о чем мигом пожалел, когда поймал на себе тяжелый взгляд.        — нет. — ее голос сталью ударил по голове. нужда вытягивать из нее каждое слово, молчание, ее недружелюбный настрой доводили до паники. куда пуще, чем тот треклятый утренний разговор. лучше бы она оставалась такой же смущающе серьезной, как тогда, пусть, но не настолько черствой и молчаливой, как сейчас. благо, Катерина соизволила сжалиться и после душной паузы продолжила сама: — никто извне не должен знать о культе. либо ты с нами, либо…        — Кейт!..        — здесь и для тебя — Госпожа Катерина. — ее сдержанное недовольство было словно подзатыльник.        — …Госпожа Катерина, я никому ничего не расскажу! обещаю! — сглатывая слезы, Джон по-детски наивно пытался вымолить спасение. — обещаю…        показалось, будто на лице Катерины проскользнула мимолетная ухмылка. не злостная, скорее лишь позабавленная такой наивностью.        — даже если и так, тебя не отпустят ни за какую цену. культу нужен мужчина. наш предыдущий член нас подвел и не справился в положенный срок. а времени у нас совсем не осталось. — она поднялась и сделала пару неторопливых шагов к Джону. — у тебя, кстати, три дня.        крепко сжатая склянка заскрипела в его руках. медленно выдыхая, он попытался собраться с духом для следующего вопроса. Катерина замечала его напряжение и строго выжидала. под ее ведьминским взором успокоиться было куда тяжелее.        — что будет, если я не успею?        — Кевина прошлой ночью постигла казнь. — Катерина перевела взгляд на крепкий столб, обложенный горелыми копнами сена, но пару мгновений спустя вернулась глазами к Джону. — но ты должен понимать, что ты — наша последняя надежда. и если ты нас подведешь… — она болезненно тянула каждое слово, совершая манерные паузы. — тебя ждет кое-что хуже.        Джона потянуло обернуться в сторону, куда глядела Катерина, но она его прервала:        — еще есть вопросы?        — н-нет, больше нет.        она одобрительно кивнула.        — мы собираемся здесь каждую ночь, от заката до рассвета. с девяти до половины четвертого, — дополнила Катерина. — с выполненным заданием приходи в это время. на сегодня можешь быть свободен.        Джон в ответ только растерянно кивнул. обогнул взглядом местность. бегло, настороженно. удивительно, как за пару минут из таинственного и притягательного все, все, каждый кусочек, все, вплоть до нежнейших лепестков барвинка и невинных божьих коровок на кустах земляники, все стало таким враждебным и пугающим. кто-то за столь краткий срок в этом логове убил всех дриад и поселил обросших мхом демонов с грязными гоблинами. и отныне ощущалось, что словно ласковый шелест ветра — вой неупокоенных душ, что вся причудливая роспись вокруг была создана кровью и каждый символ означал «смерть», а под видом цепких зарослей таятся зловещие лапы, что сию минуту обовьют ноги и утащат прямо в болотистый ад. во всем, во всем кроется опасность.       Джон нашел в себе силы сдвинуться с места и, все еще заливаясь волнами страха, направился к обгорелому столбу, как и намеревался прежде. казалось, преодолеть себя уже удалось, но тошнотворные мысли о том, что совсем недавно тут заживо сожгли человека, все же заставили остановиться в нескольких шагах от цели. казнь провинившегося, по всей видимости, происходила здесь — горелые следы не дали сомневаться. слабо очерченные во тьме горстки пепла виднелись неоднородными, и рассматривать их было невыносимо жутко. Джон спешно отвел взгляд, но воображение неумолимо продолжало дорисовывать углям, видимым боковым зрением, формы недогоревшей плоти. а Катерина заверила — если так, Джона ждет судьба еще хуже. как звали виновника, Кевин? Кевин?.. но… нет, не хочется больше томить эти мысли. хватит.       в диком напряжении Джон последовал к выходу. минуя служанок, амбары, столбы, столы и заглушая тревожные раздумья о том, что все эти красавицы — убийцы, а под каждой соломенной крышей наверняка тоже разлагаются охапки трупов, или что куда хуже. медлительно он переступил высокий порог, так осторожно, будто целая толпа язвительно наблюдала за тем, как он с этим справится.       дверь грузно захлопнулась за спиной. треск факелов и рабочий гул теперь слышались лишь сдавленным шумом. Джон остановился от того, что невольно снова стал думать и размышлять об опасности этого места: страх и неясность вновь сковали. глубоко вдохнул пропахнувший соснами и пыльным цветением морозный воздух. вслушался в шорох усилившегося ветра. провел взглядом по заросшей острыми ветвями местности. и со всех ног бросился бежать, путаясь в жухлых зарослях. бежать, куда подальше от сего порочного места.        около непривычно тихого и пустого вокзала ни души. казалось, в подрассветный час должен быть хоть кто-то, бродящий вдоль скамеек и ожидающий своего рейса, но нет. а дурнославное заброшенное здание, через которое неизменно пролагается путь от вокзала в пору, когда автобусы еще не ходят, сейчас же было зоной безопасности. его опасность проста, хорошо известна, ясна и прозрачна, да и не столь пугающа, когда небо уже светлело. и уже было известно, что никакие угрозы этого места не сравнятся с тем злом, что промышляется чуть поодаль.        Джон бродил по бетонному лабиринту, впервые не шарахаясь каждого звука. ни шумы, напоминающие чей-то шепот, ни остатки не слишком законной жизнедеятельности не вселяли страх. задача была одна: побыстрее добраться до дома, спастись от тревожности и гнетущей враждебности всего окружающего извне. разобраться с навалившимся завтра. утро вечера мудренее.        но как бы он ни пытался уйти в себя, отчетливое звучание некоего диалога совсем рядом все же заставило насторожиться. не задумываясь, Джон привычно припрятался в углу, оставив на полу неудобно болтающуюся всю дорогу в руках выданную склянку, и выглянул в гнилые остатки окна. голоса доносились точно юные. по двум силуэтам это стало еще яснее. двое парней, явно школьного возраста, занято склонились над коробкой:        — оно точно бесхозное?        — да точно, оно давно там жило! ходит к нему какой-то очкарик, пару раз видел. но он-то нам точно проблем не доставит.        — слыш, а вдруг нас заметят?        — никто в такую рань тут не шастает, расслабь булки! а если и заметят… — мальчишка поднял край длинной толстовки и достал скрывающийся до этого пистолет.        — нихуя ж… — даже в темноте было заметно, что у его напарника глаза чуть было не выпали. — у бати спиздил?        — ага. крутой?        — да ты шо!.. стоп, ты собираешься тут кого-то прикончить?        — если понадобиться. — пистолет ушел обратно. — батя тут уже пару раз прятал трупы, поле ж огромное. еще и все заросшее… вряд-ли кто найдет.        — слыш, оно затихло.        — блядь, я ж говорил, не суй так глубоко! а ты резанул, как кусок бекона, бляха. походу оно сдохло…        — и шо делать?        — шо-шо… выкинуть, шо.        — закопаем?        — нахуя? кинем в заросли, и все. кому там не похуй, а? и мало ли серых котов в городе…        серых котов? Джон невольно вспомнил о Лесли, и в глазах потемнело. он бездумно вскочил и быстро выбежал к мальчуганам.        вооруженный сидел спиною к проходу и не заметил приближающегося человека, а его напарник же сразу принялся убегать, не успев даже никак предупредить второго.        — ты чего? — но только он успел подняться и развернуться, как Джон укоризненно вцепился в его запястье.        — что вы тут творили?! — в его голосе грубо слышались недоступные никогда ранее строгость и злость, что застали паренька врасплох, но лишь на миг:        — слыш, отпусти, не нарывайся! — от растерянности уже точно не осталось и тени.        Джон пропустил угрозу мимо ушей, поспешив взглянуть, что же произошло. в коробке виднелся плохо рассмотримый в темноте кошачий силуэт, залитый кровью. пугающе знакомого сложения и окраса.        — Лесли!.. — вырвалось из его уст.        — а… это ты, что ли, тот дрочила, что выхаживал это зверье? — юный живодер стал выглядеть еще увереннее и нахальнее, словно понял, что перед ним легкая жертва. свободной рукой он вновь достал оружие и запугивающе покрутил им в руках, думая, что выглядит достаточно убедительно. — вали отсюда, и не смей никому и заикаться обо всем этом.        мальчуган явно надеялся, что Джону будет достаточно пригрозить. но тот лишь еще крепче сжал его запястье, словно намеревая сломать или разорвать, и в ярости изо всех сил зарядил малому ногой в живот. тот выскользнул из рук Джона и отлетел в сторону, вскрикнув, когда ударился затылком об бетон. жмурясь и кривлясь от боли, он не глядя вытянул вооруженную руку и спешно выстрелил.       краткий резкий звук заставил Джона на миг выпасть из реальности. земля будто ушла из-под ног. пуля пролетела мимо. только-только начав приходить в себя, Джон быстро нащупал на запыленном полу нож и до боли крепко сжал перемотанной рукой. возможность самообороны немного успокоила. отпустило. пока он пытался оклематься, Джон, надеясь его приглушить еще ненадолго, ни о чем не думая шустро бросил в него камень, попав прямо в плечо. юнец вновь вскрикнул, но не сдавался:        — ну все, задрот, ты допизделся! — он поспешил подняться на ноги, заодно еще раз выстрелив: на этот раз ближе, но снова мимо. паренек рванул к Джону, собираясь напасть, и тот рефлекторно вытянул руку с ножом в попытках защиты и в панике испуганно зажмурился. в это время, казалось, уже не происходило ничего. вселенная встала на паузу. все прекратилось.        в недоумении Джон открыл глаза. напоровшийся на нож подросток безжизненно повалился на землю, подняв клубок пыли, от которого Джон несдержанно чихнул. какая жуть. и что же думать? как дальше действовать? он сполз по шершавой стене на пол, пытаясь как-то уложить все в голове. теперь тут уже два трупа. всего за ночь пришлось видеть больше крови, смертей и убийств, чем за всю недолгую жизнь. нет. нет, Джон не виноват. нет. это была самозащита. парень сам напросился. он сам набежал на нож. Джон не собирался убивать. нет. Джон — не убийца. к тому же, сие юное отродье забавы ради пытало животное. не просто животное, а Лесли. самую светлую и дорогую девочку. и кто знает, сколько погибших в муках зверьков за его плечами. он заслужил. заслужил?..       ужаснувшись собственных мыслей, Джон поднялся. снова бегло взглянул на коробку. поспешил закрыть. не хочется видеть Лесли такой. пусть она останется в памяти тем пушистым лучиком света, с глазами цвета солнца и неба. дремающей на коленях, тихо помуркивая. вылизывающей пальцы мягким язычком, когда ее кормят с рук. навязчиво трущейся об ноги при каждой встрече. милой и ласковой.        тут Джон вспомнил о задании: девственное сердце. раз уж так произошло… Джон смутно помнил из энциклопедий, как в древности вырезали сердца ацтеки. сцепив зубы и брезгливо скривившись до предела, он задрал край толстовки у мертвого тела и ржавым ножом сделал надрез на животе. всунул руку в склизкую плоть и стал торопливо нащупывать подобие сердца. от отвращения с каждой секундой все больше хотелось закричать.       сердце вынимали из-под ребер: это он помнил. почти что наугад вырвав из последних сил кусок плоти, Джон резко выдернул руку и боязно открыл глаза, чтобы убедиться. сердце. оно. багровые потоки крови уже водопадом стекали с грязных обрывов.       стараясь миновать взглядом выпотрошенный труп, он поспешил нащупать в темноте оставленный стеклянный сосуд, открыл и достал кленовую ветвь. в таком стрессе проткнуть орган ею удалось быстро.        торопливо всунув сердце в полость и плотно закупорив, Джон худо-бедно вытер окровавленную руку об стену. благо, остатки трезвого рассудка сразу дали догадаться, что склянку до завтрашней ночи стоит припрятать. единственное, что пришло в голову — закопать неподалеку. правильно мальчишка говорил: поле большое, заметить тут что-либо будет сложно. Джон поднялся, захватив с собой сосуд, и отправился к выходу.       пару, казалось бы, обычных шагов, но тут что-то его все же остановило. Лесли. нет. нельзя ее тут так бросить. она должна упокоиться достойно. Джон вернулся и, все еще стараясь не смотреть на лужу крови и парня в ней, захватил с собою закрытую коробку.        земля до сих пор оставалась мягкой и сырой после утреннего дождя. не жалея брюк, Джон приземлился в нее на колени возле невзрачного куста, оставил груз на промокшей от росы траве и принялся копать, сдирая ногти на до сей поры дрожащих пальцах. малая ямка — для склянки, и побольше — для Лесли. как бы гадко ни было, чертовы слезы упорно не хотели поступать. может, позже оно вырвется в самый неподходящий момент. так бывало уже не раз.       Джон копал большую яму старательно, глубоко, будто оттягивая момент прощания. когда белый лоскуток, завязанный на руке, скатался в грязный ком, а раненные пальцы начало жечь свыше любого терпения, он все же сдался.       коробка вместилась, как влитая. тянуло ее открыть, хоть на миг, на прощание… нет. пожалуй, все же нет. не стоит видеть ее истерзанное тельце. бледные руки бережно засыпали картонный саркофаг липкой землей. ох, нужно кое-что еще…       Джон обломал две ветки у куста и очистил их от режущей листвы. сорвал иссохшую травинку, перевязал их ею в импровизированный крест и воткнул в место кошачьей могилки. раз уж не удается отвезти ее на кладбище и сделать все, как положено, Лесли заслуживает хоть чего-то большего, чем непримечательное местечко среди сотен квадратных миль.       два закопания, подобно символам двух жизненных этапов: прежнего и нового. и последнее, что связывало с прошлым, надо проводить с достоинством. теперь настала новая жизнь: в других тонах, на других уровнях, с другими людьми. непредсказуемая, неизведанная, загадочная, жестокая и кровавая.