Сомниум

[ебучий вэл!!!] Кир смахивает уведомление и откладывает телефон в сторону. Преподша по экономике диктует лекцию с листочка, и Кирилл прилежно конспектирует её. Пожалуй, единственный на потоке. Все остальные страдают фигнёй, спят или тихо переговариваются, уверенные, что перед зачётом Кир обязательно поделится с ними записями. [он подослал в замок мантикору!!!] [он знает как я ненавижу мантикор!] Кирилл закатывает глаза. «Ебучий Вэл», он же Вэл Винтерс, он же Тёмный Господин, он же Свергнутый Принц если и задолбал кого-то сильнее, чем Мефа, так только Кира, которому четыре года приходится выслушивать о его злодеяниях. И всё бы ничего, будь он реальным человеком. Но Вэл Винтерс существует исключительно в голове Мефа. У нормальных людей не бывает врагов и уж тем более заклятых, но Меф — отдельный случай. Его личный Немезис преследует его во снах столько, сколько он себя помнит. [ты чё в универе] [приходи на рыбье лежбище будем по-рыбьему лежбиться] [лан похуй я сам приду нежданный негаданный] Меф всегда пишет ему в середине дня, сразу как проснётся, а спит он часов по двенадцать, ведь «нужно же кому-то управлять Сомниумом». Ведь, конечно же, мир из его снов рухнет, если он оставит его без присмотра. Очевидно. «Я не могу оставить Сомниум без присмотра», — всегда говорит Меф, имея в виду, что не может оставить без присмотра Вэла Винтерса. Он одержим им настолько, что впору звать священника, вот только Кир всё ещё не определился: для экзорцизма или венчания. [какая аудитория мон сеньор] Последнее сообщения застаёт Кира уже под конец пары по «зарубежке», и он, вежливо отпросившись, сгребает вещи со стола и покидает кабинет, потому что с Мефа станется ворваться в чужой универ на лекцию. Он так уже делал. Приходил, разваливался на парте рядом с Киром и каким-то образом убалтывал препода: «Современный литературный процесс — моя страсть, и хотя я презираю институт образования в нашей стране, я жажду знаний, вы ведь… вы ведь не откажете мне в просвещении, правда?» Кирилл находит его внизу, спорящего с вахтёром. Или заигрывающего — с Мефом не поймёшь. — Это нарушение моих прав и свобод, и вообще… О, Кирчанский! Видите? Я же говорил, он за мной придёт! — Меф подтягивает Кира к себе, приобнимая за плечи. Улыбается вахтёру так, словно позирует для совместного фото: «Я и мой лучший друг. Гляньте, какого отхватил!» — Извините, — ровно говорит Кирилл. Вахтёр бормочет что-то про пропускную систему, пока Меф тащит друга к выходу, по пути рассказывая о том, как тяжело биться с мантикорой перекушенным надвое мечом. — Говорю тебе, он что-то замышляет. Это отвлекающий манёвр. Когда я засну в следующий раз, Лунное Сердце уже будет кишмя кишеть слизненогами! Во снах Мефа полно нелепых созданий и ещё более нелепых топографов. Сны Мефа — дешёвое фэнтези из тех, что издаются в зернистых голубых обложках с перерисованными с голливудских актёров лицами. — Ага, — откликается Кирилл. Сегодня у него нет сил выслушивать всю эту чушь о Сомниуме. Сегодня у него день плановых загонов. День Осознания Собственной Посредственности. День, когда он ощущает каждой мышцей, каждой костью, каждым суставом, что эта история не о нём. У Мефа долбанутая наглухо жизнь, семейка сектантов, шестеро братьев, осознанные сны длиной в декаду и таинственный мужик, пытающийся украсть его выдуманное королевство. У Кира — друг, жизнь которого интереснее, чем его, и девушка, которая вчера с ним рассталась. Кстати об этом… — Меня Ася бросила. — Да? Красава! Я ей давно говорил, что она достойна лучшего. — Хороший ты друг, Меф, — бормочет Кирилл, пересчитывая в кармане мелочь: на метро должно хватить. — Да она ведь тебе даже не нравится. Я всё ещё верю в твой гейский потенциал, знаешь. Из нас бы вышла прекрасная парочка: я бы веники тебе всякие носил, конфетами угощал, а ты бы ебал меня до потери пульса. Классно я придумал, а? — Меф играет бровями, прижимаясь к боку Кирилла. — Нет, — коротко отвечает Кир, покупая два жетона. Денег у Мефа не водится, что не так уж и удивительно для безработного. «Быть королём Сомниума — это работа, Киря, и работа тяжёлая». Жаль только неоплачиваемая. — Когда-нибудь я тебя уломаю, — обещает Меф. — Просто подумай об этом. Мы можем друг другу помочь. Вот он — истинный пионерский дух! У меня аж сердце быстрее начинает биться, следуя генетически-коммунистическим инстинктам. Ещё один факт о Мефе: если его не заткнуть, он не заткнётся. Но за четыре года Кир нашёл один действенный способ и теперь достаёт из рюкзака пакетик сока, втыкает пластиковую трубочку, делает глоток и передаёт другу. — Ух ты, непрямой поцелуй. Так ро-ман-тиш-на, что я обкончался… Но! Ангелы напели мне что-то про водку, и знаешь, я смотрю на тебя и думаю: про этого человека в Википедии бы написали: «Даёт только после дождичка в четверг», а сегодня как раз четверг, и дождь там вроде прекращал капать… Сечёшь? Они подходят к краю платформы, и тоннель озаряется светом. Приближается, гремя, поезд. Если бы Кир был один, ждать пришлось бы минут семь, а потом из динамиков объявили, что из-за аварии на линии поезд задержится. Но с Мефом всегда так: поезда подстраивают своё расписание под его шаги. Автобусы показываются из-за поворота ровно в тот момент, когда он подходит к остановке. Светофоры загораются зелёным, когда он шагает к переходу. Единственный раз, когда ему пришлось ждать, был четыре года назад. — Такой цветочек, как ты, Кирочка, не должен расти без садовника, — заявляет Меф уже в вагоне, хлюпая остатками яблочного сока. — Ты, знаешь, идеальный такой подорожник, так и хочется тебя приложить к причинному месту. — Обойдусь. Меф хмыкает, теряя интерес к разговору и доставая побитый телефон. Покопавшись в сотне вкладок, он открывает видео с чарующим названием: «В Новосибирске нашли мёртвую русалку?!» Он флиртует с Киром с самого первого дня их знакомства, и иногда Кирилл боится, что за всем этим картонным фасадом скрываются настоящие чувства. На которые он никогда не сможет ответить. Меф с неподдельным интересом пялится в экран, и Кир знает — он действительно верит: чё, реально нашли? В тесном вагоне Меф стоит свободно и расслабленно, пока Кира зажимают со всех сторон, пихая локтями. К ауре главного героя, окружающей Мефа, Кирилл уже давно привык. — Охуеть, — выдыхает Меф, не отрываясь от экрана, где происходит самое интересное: откапывают древнее захоронение на грядках бабки Алевтины.

***

По пути на «лежбище» Меф успевает ввязаться в драку. Первый год Кир ещё пытался его останавливать, но быстро смекнул, что это так же бесполезно, как становиться на пути у товарняка. В этот раз конфликт назревает у «Табакерки» в очереди за сигаретами. — Пидор, — сплёвывает какой-то блондин, и Кирилл отходит в сторону, как человек, с готовностью открывающий зонт, потому что всё утро чувствовал боль в суставах. — Что-что, мой хороший? — смеётся Меф, кокетливо убирая назад волосы. — Подожди, это ты про меня? Бозе-бозе, это так трогательно, да, да, я согласен, тысячу раз да! — восклицает он, беря лицо офигевшего парнишки в ладони и смачно чмокая в губы. — Детка, ты на вкус, как конфетка! Которая, знаешь, «Бешеная пчёлка», я так бы тебя и съел, да боюсь поперёк горла встанет, да и вообще — встанет. Иногда Кирилл не понимает, кто из них ебанутый: Меф, превращающий реальность в абсурд одним своим существованием, или сам Кир, который относится к этому с буддистским пониманием. Кир успевает проверить беседу группы, пока Меф скандалит посреди улицы. Раньше Кир ошибочно полагал, что у него просто шило в заднице, но вскоре осознал, что Меф сам себе шило и сам себе задница. В итоге блондин, конечно же, ведётся на провокацию и замахивается для удара. — Ну, наконец-то, — Меф расплывается в улыбке, бросаясь в драку с такой радостью, как древние викинги, наверное, бросались в бой, нет, как бойцовские собаки рвались драть глотки, нет, тоже нет, как истинные русские бабы бросались в горящую избу вытаскивать оттуда скачущих коней… В общем, Меф валит пацана на землю, пинает в живот, разбивает губу, получает коленом в грудь, бьёт парня башкой об асфальт и задорно сплёвывает кровь, получая в челюсть… Он фонит адреналином, как Припять — радиацией, он горит, пылает, плавится, мир вокруг крутится так быстро и суматошно, что Киру хочется то ли блевануть, то ли рассмеяться, но он просто стоит и смотрит. Стоять и смотреть — это всё, что остаётся, когда ты лучший друг Мефодия Пожарского. Когда у блондина заканчиваются силы, а у Мефа — запал, у Кира к концу подходит интернет-трафик. — Идём, — говорит он, оттягивая своего бешеного за шиворот. Они проходят дальше во дворы, сворачивают к железной дороге, проходят мимо пруда и свалки. Этот путь Кир знает так же хорошо, как и путь к собственному дому. Может, даже лучше. Меф прихрамывает и театрально вздыхает, но ему это быстро наскучивает. Уже в подвале он плюхается на диван, позволяя Киру обработать свои боевые раны — походная аптечка уже четыре года как поселилась в его рюкзаке. — Он меня реально бесит. Я аж изнемогаю, — вздыхает Меф, морщась, когда ватка с перекисью касается разбитой брови. — Тот гомофоб у «Табакерки»? — Чё? Да нет. Вэл Винтерс. Ах да, конечно же. Заклятый враг. — Он у меня уже в печёнках, в селезёнках, в желудочках… Вездесущий сукин сын. С тех пор как он выкрал Драконий жезл, все ящеры Сизых островов ему жопу лижут, а я, может, тоже хочу, чтобы мне чего-то там полизали. И всё, понимаешь? У него авиация! А у меня казна пустая: злата нет, но вы держитесь. Когда Мефу надоедает забота, он отмахивается от Кира и хохлится на диване побитым воробьём. Снова о Винтерсе своём думает небось. При всей околомодельной внешности и определённой эксцентричности, повадки Мефа никогда не были «пидорскими» (если только он не пытался навязать чьей-то морде лица свой кулак). На самом деле, Кир всё ещё пытается разгадать, из каких кирпичиков Меф выстроил свою личность. Воспитанный в семье православного батюшки вместе с шестью братьями, он с ранних лет пытался выделиться. В пятнадцать он сбрил аккуратно подстриженные «под горшок» русые волосы, в шестнадцать заявил о своей ориентации. Кир никогда не скажет этого Мефу, но иногда он теряется в догадках: действительно ли он гей или же это лишь способ отличиться, выделиться среди одинаковых чашек семейного сервиза. Отрекаясь от образа послушного мальчика, Меф обзавёлся типичными пацанскими замашками: он сидит с широко расставленными ногами, зевает не прикрывая рта, ржёт, как конь, запрокинув высоко голову. Он может почесать себе яйца или без стеснения поправить член в труселях. И когда он без остановки мелет языком, тон его всегда остаётся живым, весёлым, и ни одной жеманной интонации никогда не проскальзывает в нём — разве что если Меф пародирует кого-то смеха ради. Скептично осмотрев общую побитость друга, Кир хмуро отворачивается, доставая из рюкзака ноутбук. Домашку он привык делать в «лежбище» — в основном потому, что с Мефом они разлучаются лишь во время его двенадцатичасовых «сеансов сновиденья». А звать друга к себе домой Кирилл перестал, с тех пор как Меф назвал его отца «сексуальным дилфом» и при любом удобном и неудобном случае пытался распить с ним на кухне бутылку-другую. — Раздай вай-фай. Меф включает хот-спот, делясь интернетом, и даже любезно сообщает пароль: «хуйхуйхуй» латиницей. Кир усаживается на диван, а Меф прислоняется к его согнутым коленям спиной и, изогнувшись таким боком, чтобы вечно избитое тело ныло минимально, с любопытством кликает на рекламную ссылку: «ДЕВУШКА ПРОШЛА ЭТОТ ТЕСТ И УМЕРЛА ЧЕРЕЗ 7 ДНЕЙ», тут же его начав. Странно, что сомнительную новость о «неизвестном вирусе, убивающем людей бессоницей» он пропустил. Кир молча наблюдает из-за его плеча, как друг серьёзно отвечает на идиотские вопросы. Вы ведёте здоровый образ жизни? Вы курите? Вы пьёте? Вы конфликтный человек? В вашей семье были хронические заболевания? Кто вы по знаку зодиака? А по восточному гороскопу? А сколько раз в день вы моете руки? Вы христианин? Вы когда-нибудь разбивали зеркало? А ебало? — Вот бля, — выдыхает Меф, демонстрируя Киру экран своего мобильника. — Мне осталось жить четыре дня. Пиздец. Я молод, молод, знал ли ты?.. Что вообще можно успеть за четыре дня? Дом не построил, сына не родил, дерево не посадил… И я ведь так и не посмотрел ни одних «Мстителей» и не сгонял в то караоке! Кирстон, у нас проблемы. И что делать теперь? Кир уже знает ответ: явно не домашку. Вбивая в поисковик «Мстители смотреть онлайн», он для приличия делает вид, что вся эта суматоха ему осточертела. Но правда в том, что смотреть «Мстителей» с Мефом — идея куда более заманчивая, чем проект по программированию. Правда в том, что Меф — всё ещё центр его Вселенной, и когда он говорит: «К фильмецу нужно бухлецо!», Кир послушно плетётся с ним в ближайший магазин. Кроссовки чавкают в грязи, ранняя весна пахнет ночным морозом и сгнившей травой, лицо Мефа сводит после драки, и он то и дело гримасничает, проверяя чувствительность, но идётся легко, даже весело как-то. По пути они один раз останавливаются отлить за углом, ещё один раз, чтобы посраться с какой-то бабкой, обматерившей их ни за что ни про что из окна. Но в итоге возвращаются в «лежбище» с добычей, и на душе становится совсем хорошо, и Кирилл даже забывает об Асе, достойной лучшего, а Меф — о том, что жить ему осталось четыре дня.

***

Через час они бессовестно пьяны для понедельника. — Я в зюзю, — улыбается Меф. — И я бы дал Тони Старку. А Кэпу бы не дал, хотя-я-я… Нет, дал бы. Я бы всем дал, вот такой я щедрый, я Джой Казино Точка Ком, засовывай в меня монетки, детка, а можно не только монетки, но купюры я не принимаю, потому что я при-лич-ный. Кстати, этот ваш Локи похож на Вэла Винтерса. Не только внешне, знаешь, но ещё и этой своей злоебливостью, и всем его «какое низкое коварство»… Я хоть и не полуживой, но был бы не против, чтобы меня кто-то позабавлял. Он ржёт, делая большой глоток водки и с наслаждением облизываясь. Кирилл морщится от одной мысли о том, чтобы пить вот так — без смешивания и запивона. Морщится от сочетания «Онегина» в одном монологе с «Джой Казино». Морщится оттого, что снова, снова, снова придётся слушать о Вэле Винтерсе. — Знаешь, что, Кирюшенька? Я тебя люблю. Вот люблю — и всё тут! Иди сюда, дай я тебя как следует поцелую! Кир отпихивается всеми конечности с расшатанными алкоголем шарнирами, но Меф всё равно умудряется его поцеловать, пьяно стукнувшись губами о губы и грубо куснув напоследок. Потом он отвлекается и от Кира, и от фильма на то, чтобы разослать десяти друзьям сообщение смерти, дважды натыкается на чёрный список, обругивает всех и вся, а потом счастливо плюхается Кириллу на колени, останавливая фильм и включая то, что зовёт «музлом». Кир страдальчески стонет. Слушает Меф рэп и электронщину, и больше всего ему нравится слезливо-пацанский русский шлак, где девушку называют шлюхой, но всё равно поэтично любят и прозаично ебут. — Караоке! — вспоминает Меф. — Если Магомед не идёт к горе, то гора должна сделать первый шаг, потому что она — сильная и независимая феминистка третьей волны и четвёртой дивизии, — объявляет он. — В общем, я буду петь, а ты будешь рукоплескать и просить меня на бис, всё запомнил? Тогда поехали! Меф читает, сбиваясь и путаясь в словах, на ходу придумывает новые, ржёт, сбивается окончательно, снова ржёт, бормочет: «Ща, погоди, погоди», читает дальше и про тёлок, и про тачки, и про наркоту в заначке, кривляется, выпендривается и очень душевно подвывает на куплетах, не попадая в ноты от слова совсем. Он мог бы попасть, если бы захотел, но он не хочет: стесняется своего поставленного голоса, как стесняется того, что знает, какая вилка в наборе для салата, а какая — для рыбы. Как стесняется всего того, что другой бы выставлял напоказ. — Спасибо, спасибо, мне тоже было крайне приятно выступать для вас сегодня в этом чудесном андеграунде, — театрально раскланивается он в конце, посылает парочку воздушных поцелуев несуществующим зрителям и осушает свой пластиковый стаканчик, победно вскинув руки вверх. — У Винтерса, может, и восемьдесят драконов, зато у меня голос оперной дивы. Ну что, расписаться на твоём члене? — Извини, но нет, — Кирилл проверяет телефон, но не находит там ни одной мольбы вернуться и возобновить отношения ни от одной Аси. Не то чтобы он ждал, вовсе нет… — Не извиняйся. Никогда не извиняйся, Кирчик, вот мой тебе мудрый совет, ведь я старше, а значит, мудрее, дядя Меф хуйни не посоветует… Мефодий — это значит «познание», понял? — пьяно разглагольствует Меф, пытаясь выдернуть шнур из удлинителя. Когда получается, брызжут искры, и они остаются в темноте. — Темнота — друг молодёжи… — хихикает он и тыкается губами в губы Кира, правда, спьяну попадает, скорее, в подбородок, но быстро поправляет дело, проскальзывая горячим языком по солёным от чипсов губам. — М-м-м, со вкусом сметаны и лука, моё любимое… И это момент, когда им обоим нужно протрезветь. Вместо этого они засыпают на потрёпанном диване, и у Кирилла нет никаких сил бороться с другом, присосавшимся к нему осьминогом.

***

— Подъём, — объявляет Кир. — Никаких подъёмов в мою смену… — бормочет Меф, пряча помятую рожу на плече у Кира и неловко пытаясь натянуть на голову свою же олимпийку. — Если что-то поднялось, то пусть опустится, слышь? Давай спать долго и счастливо, пока свет не разлучит нас. Ты тёплый, как свежий чебуречек, я тебе сделаю кусь, если хоть попробуешь свою задницу поднять. Твоя задница охуенна, она общественное достояние, я посвящу мадригал твоим сексуальным полупопиям, только не вставай… Даже ранним утром и спросонья Меф остаётся чересчур разговорчивым или, говоря его языком, дохуя пиздливым. И ни сонно ворочающийся язык, ни ударная доза алкоголя в крови не могут удержать его словесный поток, бьющий, как освежающий родник или прорванная канализация — одно из двух, два в одном, акция в «Евроопте», проходите, свободная касса. Кир пытается вычленить себя из месива конечностей Мефа, но друг активно протестует. — Уже уходишь? Поматросил и бросил, значит… А как же наша большая и чистая, великая и ужасная? Зачем начинаешь, нормально же общались… — причитает он с расслабленной улыбкой: прям плач Ярославны, только довольной, побитой и кончившей пару минут назад. Ни дать ни взять — царевна. — Меф, — собирая сознание по рассыпающимся частям, Кир пытается разглядеть время на экране, зернящем в глазах. — По-моему, уже утро. Мне пора в универ. А тебе… Тебе разве не пора в своё королевство? — Да мне жить три дня осталось, о чём ты?.. — зевает Меф. — А вообще, как карты лягут, Водолей в третьей фазе, Венера в Козероге, ты на суше, я на море… Значит, лыжи в руки, в рот мне ноги — и вперёд, вперёд. А там — по обстоятельствам. Или дурь друг из друга выбьем, или мозги вправим, или нажрёмся, или, — он артистично играет бровями, — цветы, шоколад и эс-е-ка-эс. Идёт? — Что ты… несёшь… — Кирилл раздражённо стряхивает с себя Мефа и поднимается. Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт. Он опаздывает. Он опаздывает на пары, и он всё ещё не до конца протрезвел. — Я тебя ненавижу, — вздыхает он, набирая объяснительное сообщение отцу. Меф заглядывает в его телефон. — О, передавай папику привет! — Иди нахер, Меф. — Попроси скинуть нюдсы! — Всё, пока. — Нет, стой, не покидай меня, прекрасная заря, останься… Если ты уйдёшь, я засну, и Вэл снова выебет мне всё невыебанное, а потом догонит и снова выебет, Кир, Кирочка, Кирюша, не… Кирилл хлопает дверью, отрезая от себя жалобные напевы и возвращаясь в реальность. Реальность, отдельную от Мефа и его центростремительного хаоса. Каждый раз, когда Меф засыпает, попадая в свой Дивный Новый Мир, Кириллу приходится жить эту жизнь второстепенного героя. NPC с заготовленными репликами. Массовка. Когда он подходит к зданию универа, серость массивных стен советской застройки придавливает его. Он чувствует себя грязным, уставшим и всё ещё слишком пьяным. Прошедшая ночь кажется маревом, сном, постепенно растворяющимся в повседневности. Меф кажется сном. Может, Кир выдумал его так же, как Меф выдумал Вэла Винтерса. Кирилл тяжело опускается за парту, выдирая из конспекта по экономике черновик — нужных тетрадей у него с собой нет. Сзади слишком громко и звонко для столь раннего утра переговариваются одногруппницы. Кир ловит отрывки их разговора, пытаясь подключить себя к реальности. — Не знаю, может, у меня просто фетиш на антагонистов, но Вэл реально горяч. — Да ну-у-у, он же такое клише! Мрачный принц без трона, обделённая душа… Тошнит уже. — Что вы сказали? — Кир оборачивается к ним, и девушки отшатываются то ли от запаха перегара, то ли от лихорадочно блестящего взгляда. Это глюки. Нет, это всё, конечная. Это белочка. Меф споил его до горячки, заразив своей гиперфиксацией на загадочном злодее. — Эм-м, — тянет одна из девушек. «Варя, — вспоминает Кир. — Её зовут Варя». — Кирилл, ты… нормально там, да? Держишься? Кир отмахивается. — Вы говорили что-то про… Вэла, — проговаривать имя, принадлежащее Мефу, вслух в беседе с кем-то посторонним кажется предательством. — Вы знаете Вэла Винтерса? — О, ты читал? — подхватывает вторая девушка. Возможно, её зовут Катя, но это не точно. — Что читал? — «Хроники Сомниума». — Что? Кирилл сглатывает. Откуда они знают о снах Мефа? Он и им мозги промыл? Что, блять, происходит? — Ну, «Хроники Сомниума» Валентина Зимина. Вэл Винтерс там главный злодей. — Или любовный интерес главного героя, — с усмешкой добавляет Варя. — Это как посмотреть. — Главного героя?.. — слова даются Киру с трудом. — Мефиуса, — любезно поясняет Катя. — Короля Лунного Сердца. Кир заторможено переводит взгляд с одной девушки на другую, пока вдруг не замечает лежащую на столе книгу. Он зачарованно ведёт пальцами по обложке, с которой на него воинственно смотрит Меф. Нарисован он неказисто. Грубая пародия. Но эти глаза… Чистые, ясные, светлые-светлые. У людей таких не бывает.