***
Москва Кириллу никогда не нравилась. Он был здесь всего дважды и оба раза с отцом. В первый раз они навещали бабушку, во второй раз — её могилу. Москва запомнилась Киру массивной серостью — давящей, масштабной, гудящей. С вокзала они сразу направились на окраины, и всё, что удалось Кириллу повидать — это лес одинаковых многоэтажек, впитавших стенами остатки развалившегося Союза. Спальные районы Минска были абсолютно такими же, но в Москве ощущались иначе. Безграничней. Безвыходней. Москва с Мефом кажется абсолютно другим городом. Едва они сходят с поезда, как он бросается к ближайшему «Макдоналдсу», клянясь, что вот-вот умрёт с голоду. Уплетая гамбургер, он восхищённо тарахтит о том, что даже «Мак» тут другой, и котлеты по вкусу не такие, и картошка «ненашенская». Поменяв деньги, Меф обмахивается купюрами, заявляя, что теперь он миллионер: «Тысяча рублей, Киря! Сроду таких деньжищ в руках не держал!» До презентации книги у них остаётся ещё пять часов, и Меф твёрдо решает за это время «постичь русскую душу», и первым пунктом в его плане идёт Красная площадь. — Ты просто хочешь посмотреть на Ленина в Мавзолее, — фыркает Кирилл. — Это не Ленин, а восковая фигура, в то время как настоящие останки испо… — Да-да, как скажешь, — Кир не хочет с ним спорить. И теперь они вот уже час стоят в километровой очереди, чтобы поглядеть на труп. Меф втюхивает китайским туристам что-то про клона Великого Вождя, пока они вежливо и неловко улыбаются ему, не понимая ни слова по-русски, а Кирилл пытается поймать городской вай-фай, чтобы удостовериться, что презентацию никуда не перенесли. Наконец подходит их черёд спускаться в Мавзолей, и Меф хихикает: — Перед ним во мгле печальной гроб качается хрустальный, и в хрустальном гробе том спит царевна вечным сном… Охранник сердито на него шикает, указывая на табличку, призывающую соблюдать молчание. — Не буди лихо, пока оно тихо? — улыбается ему Меф. — Кирчик, а как думаешь, если поцеловать его, он очнётся от волшебного сна?.. Кирилл пихает его локтем в бок, и текучей процессией они проходят мимо витрины — тьфу ты, гроба, — не успев толком ничего разглядеть. — Это было… познавательно, — сдержанно высказывается Кирилл, косясь на друга и боясь прочитать разочарование на его лице, но Меф, похоже, всем доволен. — Я же говорил. Восковая фигура. Всё, теперь погнали арбатиться. Ни на Казанский, ни на Покровский собор Меф старательно не смотрит, и Кирилл мысленно вычёркивает из своего собственного списка исторический музей, в котором хотел побывать. До Арбата они доходят пешком, и Меф успевает потратить все свои деньги на такие необходимые вещи, как птичка-свистулька, леденец в виде петушка, камень-оберег для приманивания денег (иронично дорогущий) и шесть магнитов на холодильник для каждого из своих братьев. Через полчаса Кир забирает у него свистульку и прячет куда подальше, потому что писклявое чириканье начинает сводить его с ума. — Итак, — говорит он, открывая заметки в телефоне. Он подготовился. — Мы можем пойти в «Художественный» — первый в Москве, или в знаменитый ресторан «Прага». Потом я бы хотел забежать в музей-квартиру Пушкина и, если успеем, в театр Вахтангова, я всегда… Как студента филфака, Кирилла Москва привлекает своей исторической литературностью. Как безработного и беззаботного, Мефа она привлекает барами, уличными музыкантами и неблагополучными районами. Было бы у них побольше времени, они могли бы отправиться по маршруту «Москва-Петушки», пока Кирилл пытался бы впитать в себя атмосферу известнейшего произведения Венечки Ерофеева, а Меф бы, наверное, пытался повторить подвиги главного героя. — Ух ты, Киря, смотри! Котяра! Московский, настоящий… Меф бросается гладить бродячего кота с огрызком вместо уха и злыми настороженными глазами. Кир уверен, что от него можно подцепить не только лишай, но и блох, и бешенство, и — при должном везении — чуму. Под рукой Мефа котяра выгибается в экстазе и громко тарахтит. Кир в жизни не слышал мурчания уродливей. Меф смеётся тихо и будто бы неверяще, смущённый доверием животного, и Кириллу почему-то кажется, что, увидь его сейчас Уолт Дисней, мир обзавёлся бы новой принцессой. Когда Меф скармливает коту остатки их провизии, Кир уже почти уверен, что это чудище они увезут с собой в Минск, но нет, друг прощается с котом так, как прощался бы с человеком, желает ему всего наилучшего и встаёт с колен, расправляя плечи и хрустя позвонками. Меф никогда не станет никого приручать, чтобы не быть за него в ответе. Хотя уличный кот отлично подошёл бы его бродячему стилю жизни: Меф даже мог бы назвать его Бобом и написать об этом книгу. — Ну, что? Идём в твои дома-музеи? — улыбается он. Кир счастливо кивает, начиная заготовленный заранее рассказ о том, как менялась сквозь время знаменитейшая улица Москвы.***
На презентацию книги они опаздывают. Не потому, что зашли поесть в «Теремок» («Хэй, крошка, нам две окрошки! Боже, всегда мечтал это сказать!»), и не потому, что заблудились в метро, запутавшись во множестве линий, и даже не потому, что искали нужный дом, то и дело сверяясь с навигатором и мнением прохожих. А потому что Меф упирается и отказывается входить в здание. — Ты не говорил, что презентация в библиотеке! Я не пойду туда, нет, нет, не заставишь, даже не пытайся. Смертушки моей хочешь? Кирочка, милый, не уговаривай, не пойду! Я подожду тебя тут, хорошо? Ты там как-нибудь своими силами да с божьей помощью… — причитает он, цепляясь за фонарный столб так, словно Кир его силой тащит. — Меф, я тебе клянусь, никто не собирается убивать тебя там. — Откуда ты знаешь? Ты не можешь знать! Я на ступеньках посижу, вот здесь, на крылечке… А ты возьмёшь этого Зимина за шкирку и притащишь ко мне. — Меф. — Что — Меф? Не мефай тут мне, а то заладил… Я не пойду. Люди добрые, помогите! Душегубец! — обиженно бросает ему друг. Кир раздражённо вздыхает, оглядываясь на обшарпанное здание. Он так и знал. Так и знал… Поэтому и не говорил Мефу, что действо будет происходить в библиотеке. Напрасно он верил, что любопытство пересилит в нём страх. Заклятый враг Мефодия Пожарского номер один — это, конечно же, Вэл Винтерс. Заклятый враг Мефодия Пожарского номер два — библиотеки. Все библиотеки мира. Вообще. А всё потому, что лет десять назад какая-то цыганка нагадала ему, что смерть он примет от руки библиотекаря. Не собираясь шутить с судьбой, Меф избегал библиотеки с того самого дня, и ни разу не делал исключений. Кир в жизни не слышал предсказания тупее и прямо сейчас мысленно пожелал цыганке с сомнительным чувством юмора подавиться краденой кониной. — Ладно, — говорит он в итоге, поглядев на время. Презентация уже двадцать минут как началась. — Пойду сам. А ты сиди тут и жди своей смерти, потому что меня не будет рядом, чтобы тебя спасти, когда библиотекарь выйдет покурить и… — Я с тобой! — вскидывается Меф, впиваясь в рукав Кира. Когда они заходят внутрь, он с опаской озирается по сторонам и чуть бледнеет с лица, когда замечает старушку, расплывшуюся за стойкой. Она близоруко щурится в монитор, тыча узловатым пальцем на кнопки клавиатуры. Кровожаднейшее создание, вестник смерти. — Не высовывайся. Я закрою тебя грудью, — говорит Кир, мешая сарказм с патетикой, но Меф действительно жмётся к нему сзади, сунув одну руку в карман, где всегда держит складной нож. Интересно, если библиотекарша дёрнется в их сторону, Меф прирежет её тут же и без раздумий или просто грохнется в обморок?.. — Ки-и-ир-р, — жалобно тянет он, и Кирилл торопливо уводит его вглубь зала, откуда раздаётся шорох толпы, и чёткий поставленный голос вещает нечто про Мефиуса. Вот оно. Момент истины. Кир продирается сквозь толпу ближе, ближе, от волнения позабыв о вежливых извинениях. — Эй! Аккуратнее, блин, — ворчат со всех сторон. Какая-то девушка с короткой стрижкой и огромными круглыми очками прожигает его недобрым взглядом. Кто-то шепчет: «Это косплеер? Вон там, с розовыми волосами. Похож, да?» Меф шумно дышит ему в затылок. — Этот голос… Я его знаю. Наконец они подбираются достаточно близко к первому ряду, чтобы разглядеть человека за кафедрой. Табличка на ней гласит: «Валентин Зимин», и Кир невольно думает: «Где?» Потому что эксцентричного старика-экстрасенса, увешанного талисманами, нигде не видно. Вместо него перед ними стоит молодой парень. Тёмные волосы, крупными локонами вьющиеся на концах, убраны назад. Манжеты чёрной рубашки украшают серебряные запонки. Смотреть на его лицо отчего-то некомфортно, и лишь спустя пару мгновений Кир понимает: это потому что он излишне красив. Неподвижный, строгий, бледный, он напоминает старую чёрно-белую фотографию из тех, что можно увидеть на гранитной плите и невольно посочувствовать ранней смерти. Он похож на вампира, если бы вампир хотел подчеркнуть свою вампиристость. «Что за напыщенный придурок?..» — думает Кирилл. Такого хлыща только Валентином и можно назвать. И говорит он странно: будто нехотя, будто каждое слово навевает на него смертельную скуку, и тон у него какой-то заунывный, тянущийся. И смотрит он поверх всех, и держится осанисто, надменно. И тут Меф вырывается вперёд и, в один прыжок преодолев расстояние до кафедры, нависает над ней. — Ты! Парень отшатывается назад, и Кирилл видит, как трескается, обсыпаясь, гипсовая маска его лица. Тонкие брови вскидываются в ужасе и тут же снова опадают в озлобленной гримасе. — Ты?! Голос Мефа, всегда яркий и громкий, как фейерверк, дребезжит от ярости, когда он, замахиваясь для удара, бросается на парня: — ВЭ-Э-ЭЛ ВИНТЕРС!