Сомниум

Если попробовать описать происходящее литературно, получится что-то среднее между: «Всё смешалось в доме Облонских» и «Да воцарился хаос». Толпа за секунду превращается в блендер, и Кира мотает из стороны в сторону. Даже на «Роке за Бобров», на который они гоняли с Мефом прошлым летом, не было подобного, когда в первых аккордах «Сплин» народ разгадал «Выхода нет». И выхода действительно нет, и сердце остановилось, за-мер-ло, и волна бежит и что-то бредит, и… Кирилл отпихивает от себя суетящихся людей, пытаясь прорваться к Мефу и остановить драку, больше напоминающую избиение. Если он что-то и понимает, так это то, что вечером им надо сесть на поезд домой, а не торчать в обезьяннике, куда их такими темпами загонят. Меф всегда бросается в драки с радостью, игривым весельем, но сейчас каждое его движение режет злостью, искрит ненавистью, и Кир молит Бога, в которого не верит, чтобы он проследил за своим верным фанатом и не дал Мефу вспомнить о ноже в кармане. — Меф! Блять, Меф! — кричит он, дёргая друга за воротник. — Да слезь ты с него! — Это тебе, падла, за мантикору! А это за льдистую порчу! А это за… — Меф! Кир перехватывает его кулак и наваливается сверху, сшибая друга на пол. — Успокойся! — Это Вэл Винтерс! Это он! Пусти меня, я его прикончу! За годы общения с Мефом Кирилл так и не научился нормально драться и даже отвесить пощёчину у него не поднимается рука, так что он просто дует Мефу в лицо, и тот вдруг замирает, смотря на него изумлённо и обиженно. Кир резко поворачивается к чёрно-белому пижону, растерявшему всю свою глянцевость, и шипит: — Скажи, что это часть презентации. Ну, живо! Парень медленно и манерно убирает прядь растрепавшихся волос за ухо и достаёт из кармана платок. Настоящий, мать его, тканевый платок с ебучей вышивкой в углу. Вытирает кровь, сочащуюся из разбитой губы. — Вот ещё, — проговаривает он жидким азотом — едким, высушенным морозом — и поднимается на ноги. Киру кажется, что его образу подошла бы резная трость, но она, видимо, давно засунута ему в задницу и теперь поддерживает спину в неестественно ровном положении. — Кира, пусти меня, я его угандошу. — Правда, что ли? — улыбка змеится на лице Зимина, когда он смотрит на Мефа сверху вниз. — За двенадцать лет, что слышу от тебя эти слова, они мне ничуть не надоели. Услада для ушей. Толпа притихает, вслушиваясь в разговор. Панические возгласы сменяются на недоверчивые: «Так надо?..» «Вэл и Валентин, — вдруг понимает Кир. — Винтерс и Зимин». Как он сразу об этом не подумал?.. — Ты воруешь мои сны, урод! — Громкие слова для героя моей книги. Почему он так спокоен? Как он может говорить такие невозможные вещи с таким непрошибаемым лицом и таким ледяным тоном? И какого чёрта тут вообще происходит?! — Давайте… Давайте все… — пробует Кирилл, но честно не знает, как закончить фразу. «Давайте жить дружно»? Он беспомощно оглядывается на толпу. Среди затаившихся в ожидании лиц взгляд выцепляет одно хмурое и сосредоточенное. Девушка поправляет круглые очки, неотрывно следя за Мефом. — Идём, — говорит Кир, поднимая его за локоть. — Кирчик, это он! Он — Вэл Винтерс! Он… — Я понял, понял. Идём, Меф. Ну же! — цедит он, с силой толкая друга в сторону выхода. Тот не сводит глаз с Зимина, будто никого другого для него и не существует. И только когда они оказываются на улице, где даже пыльный и душный московский апрель кажется освежающим после людной библиотеки, Мефа наконец-то прорывает: — Что это значит? Почему он тут? Ёбаный Вэл Винтерс, в каждой заднице затычка! Сучёныш! Ненавижу! Как такое может быть, Кир?.. Какого хуя?! — Я не знаю, — выдыхает Кирилл, переводя дыхание. — Я не знаю, Меф. Несколько долгих минут они молча смотрят друг на друга. — И что, мы просто уйдём, оставив его там? Он опасен! Он что-то замышляет! Я его знаю, Кирыч, я это тщедушное отродье насквозь вижу! Рентгеном! — Не думаю, что он устроит резню на презентации своей книги. — Не недооценивай его! Он истинное зло, понимаешь? Он младенцев ест утром, днём и обязательно вечером — «Ленивый шоколад», растяни удовольствие! Ну вот, к Мефу возвращается его долбанутость. Уже лучше. — Он заносчивый придурок с комплексом бога, который пишет весьма посредственное фэнтези, — фыркает Кирилл, пихая Мефа в укромную тень на углу здания. — Мы всё выясним, успокойся немного. — Мы зажмём его в подворотне и устроим тёмную, — мрачно поправляет Меф. Дверь библиотеки открывается, и он подрывается к ней, но оттуда выходит лишь девушка в огромных очках и, коротко взглянув на них, отходит в сторону, отворачиваясь. Время тянется невыносимо долго, разжёвывает секунды, смакуя и причмокивая, и Кир то и дело одёргивает Мефа, мотыляющегося к библиотеке и обратно после каждой выкуренной сигареты. Когда у него кончается пачка, Кирилл подсовывает ему пакетик сока. Наконец толпа начинает медленно просачиваться сквозь двери, и каждый считает своим кровным долгом глянуть на них, показать пальцем, что-то шепнуть другу. Многие держат свеженькие блестящие книги, некоторые открывают форзац и любуются автографом. — Классный косплей, — говорит одна девушка, обращаясь к Мефу. — Вообще, ты даже немного похож на Мефиуса, только он повыше и помускулистей. Но за линзы плюсик. — Спасибо, — вежливо отвечает за Мефа Кирилл, удерживая того от преднамеренного убийства. Когда толпа рассеивается, сливаясь с прохожими, дверь библиотеки снова открывается, и Кир внутренне подбирается, поворачиваясь к Мефу, но всё, тот уже потерян для мира. Всегда ясные глаза сейчас затуманены хмельно, наркоманисто, руки стиснуты в кулаки. — Вэл Винтерс, — хрипит он, чеканя шаги. Вампирский хрен непринуждённо поворачивает к нему, цедя улыбку соком цикуты. — А, снова ты, — скучающе бросает он. Зря он так. Ну, правда, зря. Потому что у Мефа тут же включается режим бронепоезда, и Кирилл… В конце концов, кто он такой, чтобы ложиться на рельсы? — Как всегда, красноречив. Может, Мефа и не нужно останавливать. Может, иногда нужно дать бронепоезду разогнаться. — Ты… — Меф задыхается, глотая воздух тяжело, с надрывом. — Используй слова, — подсказывает парень, и от тона его голоса следовало бы изобрести противоядие. — Как ты выбрался из моих снов, подгнидыш? — Меф подходит ближе, вскидывая подбородок. Зимин не двигается. — Ща обратно затолкаем. Они стоят слишком близко — и руки между ними не просунуть. Раскалённый гнев Мефа сталкивается с ледяным спокойствием Зимина, и Киру кажется, что воздух начинает рябить от перепада температур. Он чувствует себя секундантом на дуэли и немного, самую малость, оператором порно. — Из твоих снов? — лицо парня искажается, изламывается. — В Сомниуме нет ничего твоего. — Я король Сомниума! — Узурпатор. — Тиран! — Выскочка. — Ебанутый шизоид! — Зарвавшийся щенок. — Я Избранный! — Слабоумными предателями и крысами, — пальцы Зимина тянутся к Мефу, но вдруг замирают, и он складывает руки на груди, сжимает губы в тонкую линию. Он будто бы собирается отвернуться, но не может. Смотрит на Мефа, игнорируя остальной мир. Киру знаком этот взгляд, это всепоглощающее чувство внутри. Он давно привык к тому, что Меф — центр его Вселенной, но никогда не думал, что придётся мириться с мыслью, что не только его. Кирилл неловко прочищает горло, подходя ближе. — Здравствуйте, — говорит он. — Я Кирилл. Если что. — Плевать, — коротко отзывается Зимин, даже не повернувшись в его сторону, сплавленный, сцепленный взглядом с Мефом. Намертво. — Давайте-ка… Кхм. Давайте-ка во всём разберёмся, как цивилизованные люди. Вы не против пойти в какое-нибудь менее публичное место? Кир сам не знает, почему обращается к Зимину на «вы» — не намного уж он и старше. Просто аура у него такая. «Вытельная». — Ну уж нет, — подаёт голос Меф. — В прошлый раз, когда я пошёл с ним в «менее публичное место», то оказался в яме, полной змей. — Думаю, сойдёт и «Cofix» напротив, — предлагает Кир. — Я ни глотка не сделаю в присутствии этого мерзавца, — предупреждает Меф. — В прошлый раз, когда я… — Да-да, я понял, у вас богатое прошлое, — перебивает его Кирилл и тянет под локоть к кофейне. Зимин странным взглядом провожает этот жест, но, не изменившись в лице, идёт следом, всем своим видом показывая, какое большое одолжение им делает. Какое большое одолжение делает земле тем, что ходит по ней своими начищенными туфлями. Обернувшись, Кир видит, что девушка в очках всё ещё наблюдает за ними. Может, фанатка? Наверное, хочет поймать любимого автора для фото. Ну, не сегодня, извините уж. Сегодня господин Зимин занят господином Пожарским, записывайтесь на приём заранее. Оставлять этих двоих наедине Кир не решается, а потому идёт заказывать напитки вместе с Мефом. Тот постоянно оглядывается на Зимина, взбудораженно тараторя: — Ты видишь? Он что-то замышляет! Сидит, тварь злорадная, притаился… Но я-то знаю, я знаю, Кир. Я прям вижу, как у него в голове шестерёнки поворачиваются, шарики за ролики, ролики за шарики… Да он прямо сейчас раздумывает, куда бы деть наши трупы! А утром нас выловят из Москвы-реки, изуродованных до неузнаваемости… Кирилл косится на Зимина, который с прохладной леньцой наблюдает за Мефом. — Наверняка он к тому же библиотекарь. Рожа у него подозрительная — пиздец, — продолжает науськивать Меф. — Я библиотекарей сразу вижу, энергетика у них нездоровая. Он и бледный такой небось, потому что из архивов не высовывается, корпит над книжками, перебирает… — Один американо, один латте и… — Кир задумчиво замолкает. Чем принято потчевать заклятых врагов? Вряд ли в меню есть цианид. — Не знаю. Что взять Зимину? — Кровь девственниц. — Давайте капучино, — решает со вздохом Кирилл, перебирая монеты, незнакомые и непривычные. Пока они ждут, Меф в подробностях расписывает девять разных способов убийства, которые Зимин на них испробует. Четвертование кажется Киру наиболее милосердным из них. Когда они возвращаются с напитками к столику, Зимин молча берёт свой кофе. Даже не благодарит, скотина… Он брезгливо принюхивается и тянется к сахару, высыпая сразу два пакетика. Меф повторяет его жест, не сводя напряжённого взгляда со своего личного Немезиса. Зимин медленно и зловеще берёт ещё одну упаковку. Меф повторяет. Зимин высыпает четвёртую порцию сахара. Меф тоже. Зимин тянется за пятой, Меф рвёт сразу три… Когда в подставке больше не остаётся сахара, этот долбанутый поединок завершается, и Меф, урвавший последний пакетик, победно улыбается. — Что ж, — неторопливо проговаривает Кирилл, — вернёмся к нашим баранам. — Бараны никуда и не уходили, — сухо подмечает Зимин. Пока дело не переросло в очередную драку и пока Меф не принялся засыпать в свой кофе соль, Кир поспешно вставляет: — Так откуда вы знаете про сны Мефа? Зимин морщится то ли от незнакомой клички, то ли от приторности своего капучино. — Это мои сны, — говорит он. — Я создал Сомниум. А значит, и Мефиуса тоже. — Хуясе ты загнул! — фыркает Меф. — То есть маман меня три часа рожала, а создатель ты. Здорово придумал. Придумывалку не перетрудил? — Меф — реальный человек, а не персонаж, — на всякий случай добавляет Кир. Просто чтобы внести ясность. А то мало ли… — Я знаю его достаточно давно, чтобы это подтвердить. — Я знаю его двенадцать лет, — говорит Зимин. Собственник, значит. Так и запишем… — Ну, это ведь не состязание, верно? — Кирилл призывает на помощь всю свою дипломатию, которую развил, раз за разом расставаясь с девушками. — Значит, вы утверждаете, что создали Сомниум… — Приснил, — кивает парень. — Сомниум — плод моего воображения. С раннего возраста я практикую осознанные сновидения. Я построил этот мир задолго до того, как эта… ошибка там возникла, — мышцы его лица сводит от явной неприязни. Напряжением за столом можно заряжать электрошокеры. — Сомниум — свободная страна, где хочу, там и хожу, — цыкает Меф. — Ну, теперь-то свободная, когда я избавил её от твоей диктатуры. Мы даже праздник учредили — «День освобождения от вэлвинтерского гнёта». Хлопушки взрываем, песни поём, мёд пьём — по усам течёт, а в рот берём только по взаимному согласию. Зимин закатывает глаза, и это целое шоу. — Я истинный правитель Сомниума, он мой по праву, — властно тянет он. Голос у него для этого подходящий: глубокий, сильный, выразительный. Он мог бы стать актёром озвучки. Мог бы вести подкасты про серийных убийц. — И я тебя туда не звал. Всё было прекрасно, пока ты не заявился. — Народ ненавидел тебя! Ты заставлял их строить себе дворцы и памятники, начищать свои побрякушки, бегать за собой послушными собачонками, исполняя свои дебильные капризы. Ты швырял в них объедками, наряжал в нелепые костюмы, играл людьми в шахматы… — пылко перечисляет Меф. По лицу Зимина проскальзывает дрожь, и Кириллу кажется, что он вот-вот сорвётся, но когда он начинает говорить, голос его всё такой же ровный. — Мне было тринадцать. Идиот, — он выдыхает резко и рвано и наконец отводит взгляд. — И они всё равно ненастоящие. Кирилл трёт точку между бровей, вдруг чувствуя себя единственным взрослым человеком среди собравшихся. Когда он снова обращается к Зимину, назвать его на «вы» уже не получается. — То есть ты создал Сомниум, чтобы поиграть в Тёмного Повелителя? Побыть злодеем? — Злодеем? — насмешливо переспрашивает парень. — Я главный герой «Хроник Сомниума». Это он, — кивок в сторону Мефа, — злодей. — Я главный герой! Я Люк Скайуокер, а ты Дарт Вейдер. Я Гарри Поттер, а ты Воландеморт. Я морячка, ты хуйло, я рыбачка, ты хуйло, вот и сказочке конец, а кто слушал — отсосал. — Да неужели? — Зимин отставляет стаканчик с кофе и склоняется над столом. Меф зеркалит его позу, и они снова оказываются лицом к лицу, едва ли не сталкиваясь носами, словно собираются отгрызть друг другу языки. — Я Избранный, — упрямо твердит Меф. — Ты самозванец. Вэл Винтерс — протагонист «Хроник». Разве это не ясно? — Протагонистов не свергают с престола, — смеётся Меф, и Кир впервые слышит его смех таким: жестоким и грубым. — Протагонисты не живут на Злосчастных Пиках, не строят замки из своих костей, не учатся чёрной магии и не насылают проклятья на своё бывшее королевство! Шах и мат, хуёв корзина! — Это была моя арка становления героя, — шипит Зимин. — Это типичная сюжетка злодея, алло, гараж! — Ты адекватный? — от возмущения Зимин даже выпрямляется, подаваясь назад. Его возмущение, впрочем, совсем не похоже на взрывной запал Мефа. Оно сдержанное, дребезжащее, звонкое. — Очевидно ведь, что «Хроники» о том, как несправедливо изгнанный принц возвращает своё королевство. Вэл Винтерс — это имя главного героя, составленное по всем канонам, в нём даже аллитерация присутствует. А Мефиус… — он хмыкает, умудряясь растянуть этот короткий звук, выжать из него весь пафос. — Мефиус звучит по-злодейски. — Мефиус звучит охуенно, не надо мне тут лапшу на уши наматывать! Фетучини но ми густо! — Так, стоп, — встревает Кирилл. — Разве вам обоим не интересно, как Меф вообще попал в чужой сон? — По-хамски бесцеремонно, вот как. — Да как обычно, — отмахивается Меф от вопроса, — просто зашёл. Кирилл впервые чувствует солидарность с Зимином, недоверчиво фыркающим на его слова. — В смысле? — уточняет он осторожно. — Ну, знаешь, как это бывает, — Меф дёргает плечами, слишком увлечённый перепалкой, чтобы объяснить как следует. — Ты засыпаешь, нащупываешь ниточку, тянешься за ней и попадаешь в какой-то сон. — Абсурд, — презрительно бросает Зимин. — Меф. Никто так не делает. — Нет? — Нет. — А ты как попадаешь в сны? — удивляется друг, наконец переключая внимание на Кира. Надо же, а он уже и соскучиться успел. Уже и позабыл, как выглядит его лицо в анфас, а не в профиль, обращённое к другому. — Я… Я просто сплю, — Кирилл растерянно смотрит на Зимина, но тот по-прежнему игнорирует существование кого-либо, кроме Мефа. — Иногда мне что-то снится, но чаще всего нет. На какое-то время за столом воцаряется молчание. Среди компании из человека, создавшего в своём сне целый мир, и парня, пробравшегося в него, дёрнув за ниточку, Кир чувствует себя инвалидом. Он даже начинает сомневаться, а не обделён ли он какой-то способностью, не пропустил ли урок, на котором объясняли тему? Может, всё это время он был как один из тех дальтоников, что только спустя годы узнают о существовании некоего синего цвета? Зимин проверяет время. Конечно же, на его запястье красуются изящные часы на тонком ремешке. Даже странно, что он не пользуется карманными, на цепочке. — Подожди-ка, голубчик, — вдруг вскидывается Меф. — Ты мне зубы не заговаривай, Кирюшка, я же отлично помню, как в прошлом году наведывался к тебе в сон! Помнишь, мы ещё самолёт угоняли. Кир замирает. Такое и впрямь было, но… — Но я думал, что это сон! — Конечно, сон, дурья ты головушка, — Меф щёлкает его по носу. Зимин сжимает челюсти, но молчит. — И ты… И ты можешь приходить к кому захочешь? — Мочь-то я могу, наверное, но ты попробуй оставить Сомниум хоть на ночь! Этот злыдень ведь тут же шухер наведёт, ящеров своих крылатых натравит, зелий наварит… Нет, за ним нужен глаз да глаз, тут лучше перебдеть, чем недобдеть, а то один раз недобдишь — и полетят клочки по закоулочкам, и вся королевская гвардия, вся королевская рать этого Шалтая не разболтает, сечёшь? — Сомниум. Мой. — Да уймись ты уже, окаянный! Мой да мой, мой да мой, если столько мыть, всё до дыр сотрётся. Ну создал ты его, и чё теперь, усраться? Грамоту тебе выписать, медаль на шею повесить? Орден Трудового Красного знамени? — Не смей говорить со мной таким тоном, — Зимин встаёт из-за стола, и Меф тут же вскакивает следом, словно привязанный к нему марионеткой. — А то что? — с вызовом улыбается он. Опасно так, нехорошо улыбается совсем не-мефовской улыбкой. — Что ты мне сделаешь? Во сне ты Лев Толстой, а на деле хуй простой и в реале даже меч себе нафотошопить не можешь, а ещё права качаешь, поди не водокачка. Да и сдался мне твой Сомниум! У тебя там текстуры лагают, если Тёмные воды переплыть. И названия у тебя голимые, плагиат на плагиате. И половина NPC на одно ебало сшиты. И… и трон у тебя неудобный, жопа затекает, на пиках точёных да хуях дрочёных и то сидеть приятнее! На секунду Кириллу кажется, что сейчас случится рукоприкладство, но Зимин вдруг, напротив, становится спокойным-спокойным, гладким-гладким, как заледеневшее озеро. Улыбкой на его губах можно зарезаться. — Прекрасно, — говорит он, прямой и строгий, монументальный. — Раз уж мы выяснили, что мой мир недостоин Вашего Величества, а мой трон слишком жёсткий для Вашей Избранной Задницы, полагаю, причин возвращаться туда у тебя нет. Принцесса. — Не больно-то хотелось, — бурчит Меф, отворачиваясь и раздражённо кусая костяшку большого пальца. — Всё, катись колбаской, скатертью дорожка, хуями подножка, задолбал, — добавляет он, но запаздывает: Зимин уже направляется к выходу, распахивает дверь с излишней силой и скрывается из виду. — Вот же уёбок… Ну, ты видел, а? — Видел, — кивает Кирилл. Он уверен, что всю дорогу до вокзала Меф будет костерить Вэла Винтерса на чём свет стоит, но вместо этого друг хмуро молчит, засунув руки в карманы и мрачно смотря себе под ноги. Кир не трогает его, думает об осознанных снах, о ночных путешествиях Мефа, об украденных королевствах, протагонистах и антагонистах. О парне, который создал целый мир и населил его людьми, которые выбрали своим королём другого. Когда поезд прибывает на платформу, и они забираются на верхние полки, Меф отворачивается к стене, непривычно тихий и чужой. Кир задумчиво смотрит в потолок, прислушиваясь к тайне, которая всю неделю жглась и трепетала внутри, а теперь исчезла. Они получили ответы, которые искали, так?.. Почему же тогда вместо логичной заполненности он теперь чувствует лишь пустоту? Кирилл поворачивается к Мефу, скользит взглядом по согнутой спине — он всегда спит скукожившись, подобравшись. Интересно, что ему снится теперь, если не Сомниум?.. И каково будет продолжение «Хроник», лишившихся своего главного героя? Или же… Главного злодея?..