Ghostemane — Changing of the Tides
Мы молчим, слушая гул старенького холодильника. Дэн запивает выкуренную сигарету вином и доливает в бокалы новую порцию. На улице стемнело. Тусклый свет фонарей блеклой звездой отпечатывается на сетчатке, мерзко слепя воспаленные от слез глаза. Маленькая кухня погружена в бледное, желтое свечение лампочки, обманчиво теплое и уютное. — Угостишь сигареткой? — обращается Кэсси к Дэну. Тот протягивает ей пачку и подносит зажигалку. Я с большим усилием заканчиваю трапезу, параллельно наблюдая за развернувшейся сценой, и отодвигаю пустой контейнер, сосредотачивая внимание на вине. — Будешь? — любезно предлагает парень, видя мой интерес. — Нет, — отрицательно качаю головой. — Не курю. — От одной ничего не случится, — усмехается он подначивая. — Да не буду я! — раздражённо огрызаюсь. — Ассоциации негативные, — добавляю, смягчив тон. Дэн смущённо прокашливается и закуривает сам. Кухня окутана серой дымкой, в смеси с желтым светом окружающей меня мутной грязной пеленой. Атмосфера давящая и траурная. Траур не только по моим родителям. По нашим жизням, разительно не сходящимися тупой реальностью с мечтами в голове. Кэсси тянется к вину левой рукой, чуть неестественно изворачивается и сдавленно шипит. Я настораживаюсь, с вопросом глядя на нее. — Все в порядке, — машет она. Сизый дым сигареты взвивается от резкого движения. — Не ври, — откидываюсь на спинку стула, хмуря брови. — Что случилось? Вижу по ее лицу — попала в цель. Нащупала нечто, о чем не знаю. Судя по реакции Дэна, он в курсе. — Кэсси, мы же подруги, — упрек звучит в голосе помимо моей воли. Она рваным, злым жестом тушит окурок в пепельнице, сминая с неприкрытой яростью, делает несколько щедрых глотков вина и расстёгивает пару верхних пуговиц рубашки. Хлопковая ткань в клетку чуть распахивается, и я обмираю. Мне видна только часть, которой достаточно, чтобы по спине пробежал холодок ужаса. Широкая розовая полоска шрама начинается над грудью, уходя ниже, частично скрываемая одеждой. Рубец блестит, слишком сильно выделяясь на коже. По краям видны следы от проколов. Шрам так напоминает мой, с которого швы пока не сняты. Дэн злобно рычит, напрягается и, дергаясь, отворачивается к окну, да так, что стул под ним жалобно скрипит. — Швы недавно сняли, — подтверждает мои догадки Кэсси и застегивает одежду. — Только не спрашивай. Не хочу сейчас об этом. В голове роятся догадки, а в чувствах — смесь страха и паники. Как это вышло? Кто виноват? — Можно я поживу у тебя? — спрашивает подруга, и мой уставший мозг складывает два и два. — Конечно, — киваю, слишком активно начиная налегать на алкоголь. На душе становится паршиво. Огромная черная дыра разрастается в груди, поглощая меня, оставляя бесконечное ощущение тоски, смерти и пустоты. Спонтанная посиделка затягивается до глубокой ночи. Мы приговариваем несколько бутылок вина, хмелея все сильнее. Разговоры о жизни и пространных, порой философских вещах занимают пьяную беседу с предрассветными, холодными сумерками, пробирающимися внутрь сквозь ледяную гладь окна. Я стою возле него, пустым взглядом смотря на рваный узор горизонта большого города. «Как мне дальше жить?» Алкоголь в крови не способствует здравомыслию и позитиву. Дэн удручённо молчит, пялясь в одну точку на стене. Страшно представить, что в его мыслях, сколько невысказанной боли он носит в себе. Кэсси, пошатываясь, встаёт и подходит ближе. Берет за руку, по-дружески гладя ладонь. — Ты сильная, ты справишься, — звучит от нее как приговор. — Какой в этом смысл? — обречённо выдыхаю в ответ. — Какой смысл мне просыпаться утром? Для чего? Для кого? Отпрянув в сторону, гляжу на печальное лицо подруги. Она криво улыбается и утешительно сжимает мою руку. — Потому что ты всегда вставала и шла дальше, — звучит сначала ободряюще. — Потому что вариантов у тебя нет. Ты либо тащишь на себе эту жизнь, либо… — она прикусывает губу, умолкая. По моим щекам бегут непрошенные слезы. Обещала себе не плакать, но не могу сдержаться. Слишком давит мучительная реальность. Кэсси обнимает меня в попытке утешить. А я понимаю: вариантов и правда у меня нет.***
Jeff Fontain, Moti Brothers, Deep Spelle — We Go A Deep Way
— Официантка с тебя глаз не спускает. Я бы на твоём месте поинтересовался укромными местами в этом заведении. — Самаэль! — мама хмурит брови, осуждающе зыркая на отца. — Лилит, — непоколебимо парирует отец, лукаво щурится и продолжает, — только не говори, что ты не заметила. Мама недовольно пыхтит, начиная слишком активно жевать свой салат. Отец поставил ладонь сбоку от лица, шуточно прячась от мамы. — Ревнует. — Ничего подобного, — она напустила на себя непринуждённый вид, стискивая в руке вилку. По какой-то неведомой мне пока причине мама весь вечер была на взводе. Одергивала отца, сосредоточенно слушала его слова с тревожностью во взгляде, шутила меньше обычного. Будто ждала подвоха или неприятного разговора, о котором заранее знала. — Ты его очень опекаешь порой, — отец задумчиво крутит в руке бокал. — Люцифер больше не маленький мальчик, которому ты дула на коленки, когда он их разбивал. — Он мой сын! — нервно и дёргано, голосом, излучающим претензию. Сегодня явно что-то было не так. Я не гнал коней, не требовал сиюминутных пояснений. Ждал. Отец все скажет, когда придёт время. — Мой тоже, Лилит, — отец сжимает губы в тонкую полоску. — Но он к тому же мужчина. Однажды у него будет своя семья, ответственность, и ему придется научиться принимать решения. Пусть и не самые приятные. — Вы сегодня сама загадка, — кинул шутку в попытке разрядить обстановку. — Давайте по существу, — отец становится серьезным, а значит разговор близится к сути. — Твой Свободный год подошёл к концу. Что планируешь дальше? После окончания школы я решил взять перерыв, целиком и полностью одобренный родителями. Необходимости в спешке не было. «Важно дать себе время все обдумать в выборе своего жизненного пути», — сказал тогда отец, одобряя мой выбор. — Есть на примете специальность и университет, — окидываю взглядом родителей. — Университет Южного Иллинойса в Эдвардсвилле. Бизнес и менеджмент, — отец кивнул, не мешая моему ходу мысли. — Есть несколько идей на будущее. Мечтой называть свои планы я считал неправильным. Мечтатели строят воздушные замки. Целеустремлённые люди трансформируют мечту в план действий, прикладывают усилия и добиваются. Работают над собой, над своей жизнью, берут быка за рога и задают вектор. Так меня учили родители. За прошедший год я почувствовал себя куда свободнее, чем многие мои одноклассники, торопящиеся запрыгнуть в поезд под названием «Жизнь». Пока они готовились к экзаменам, недосыпая, недоедая и волнуясь, я устроился на работу в автомастерскую, просматривал ближайшие университеты, анализировал, размышлял. — Не хочется бросать работу в автомастерской. Мне нравится возиться с инструментами, — признался с долей сожаления. — Думаю, смогу найти похожую рядом с университетом, чтобы оплачивать свою учебу. Мама выжидательно посмотрела на отца и отложила приборы, теряя интерес к еде. — Об этом мы хотели с тобой поговорить, — отец заметил острую настороженность мамы. — Если ты определился, значит готов подавать документы со дня на день? — Да, — я тоже прервал трапезу. Надвигающаяся серьезная тема чувствуется кожей. — У нас к тебе есть предложение. — Я была против изначально! — мама негодующе всплескивает руками. — Лилит, — отец накрывает ее руку своей, призывая к спокойствию. — У нас есть счёт, который мы готовы отдать в твое свободное пользование. Я немало удивился. Никогда не тешил себя надеждой на помощь родителей, зная, как им непросто далось все достигнутое. Планировал сам устраивать жизнь, заработать на оплату учебы и встать на ноги. — Но есть одно «но», — догадался до того, как будет продолжена фраза. — Именно, — подтверждает он мои догадки. Мама виновато отводит глаза и убирает руку. Ей методы отца всегда казались грубыми, топорными, жестковатыми для собственного ребенка. «Он мужчина», — помню эти его слова лет с пяти. Нет-нет да намекал маме, что опеки слишком много, того и гляди вырасту нежной барышней, а не помощником и защитником. Я хорохорился, старался соответствовать, выворачиваясь из материнской заботы как уж. Мама говорила, что отец отбирает у меня детство. — Какое условие? — я весь обратился во внимание. — Служба в армии. Изо рта мамы вырывается горестный вздох. Она поджимает губы, ставшие бледной полосой, дергает плечом, сбрасывая тягостное ощущение беседы, и начинает крутить обручальное кольцо на пальце. В моменты тяжёлых тем она всегда так делает. Мне видится, как на долю секунды она сомневается в правильности своего брака. Мама никогда не говорила о своих мыслях в этот миг. Молча думала, возмущалась, шла против мнения отца, но никогда не высказывала сомнений в выборе спутника жизни. По крайней мере, я таких слов не слышал. Уверен, у них были нелёгкие эпизоды семейной жизни. Но я никогда не был свидетелем подобных сцен. Мой отец считает свою службу в армии бесценным жизненным опытом, давшем ему стойкость, выдержку, любовь к порядку и расчету. Важные качества для того, чтобы добиваться целей. Такие качества он хочет развить и во мне. Я просил его рассказать об армии, но он всегда отмалчивался, а мама и вовсе переводила тему. Отец все равно ценит службу за опыт. — Я была против. И против сейчас, — вклинилась в разговор мама. Ее голос наполняется нотками претензии. — Счёт совместный. Могу отдать тебе половину без каких-либо условий. — Лилит, — отец качает головой, выражая протест. — Так будет правильно. — Правильно? — мама насупилась, метая искры глазами. — Отправить нашего сына на войну? Отец сжимает ее ладонь в своей, вкладывая всю свою любовь и нежность в жест и короткий взгляд. — Армия даёт мужчине очень многое. К тому же, — теперь он обращается ко мне. — Тем, кто служил положены льготы на учебу. Отложенные деньги ты сможешь потратить по своему усмотрению, — отец знает, как мастерски использовать мои амбиции. — В противном случае, мы лишь оплатим твой университет. Я смогу убить двух зайцев сразу. Бесплатно получить образование и стартовый капитал для бизнеса. Предложение слишком заманчивое. — Возьми время, чтобы подумать, — мама смотрит на меня с невысказанной мольбой. Я знаю, что она надеется на отрицательный ответ. — Мама права, Люцифер. Ты до неприличия молод. У тебя вся жизнь впереди. Возьми ещё одну паузу, — отец мгновенно преображается, будто и не было того серьезного разговора ранее. — Спешить некуда. — Кстати, о паузах и жизни. Роб предлагает мне путешествие автостопом, — я хотел сообщить об этом при более нейтральной беседе, вышло иначе. — Это же здорово! — мама заметно оживляется, стоит теме уйти в другое русло. — Посмотрите страну. Тщательно обдумаешь разумность предложения твоего отца. Она демонстративно отпивает из бокала, глядя на отца хитрым, почти победным взглядом. Он улыбается одним уголком губ — слишком хорошо ее знает. Мамины методы достижения целей куда мягче, тоньше и хитрее. — Это не для меня. Слишком непредсказуемое мероприятие. — Как и служба в армии, — не сдается мама. — Лилит, — без претензии, изумляясь упорству, говорит отец. — Что? — она делает смешные круглые глаза. Они порой становятся не строгими родителями-наставниками, а друзьями, совета которых я могу спросить. Доверие — на этом строится все в нашей семье. — В армии с порядком проблем нет, — парирует отец, и мама закатывает глаза. — Люцифер любит держать все под контролем, — продолжает она, напуская на себя непринуждённости. — В армии контроль будет над ним. — Зато опыт ценный, — не сдается отец. — Не будем давить на него, Самаэль, — дипломатично подводит к нужной мысли мама. Всегда меня защищает, чтобы не случилось. Желает мне простой, беспроблемной жизни, полной лёгких путей. Материнская мягкость в противовес строгости отца. — Ты очень, — она делает паузу, ища слова, — стабильный по жизни. Это неплохо. — Напишу это в своем резюме: «Мама говорит, что я стабильный», — довершаю фразу, прочерчивая рукой в воздухе строчки текста. Родители смеются. Гнет серьезной беседы ослабел, перестав довлеть надо мной. Они примут любой выбор. Помогут встать на ноги, направят по жизни. — Подумай о путешествии, — мама накрывает мою руку своей, тепло, по-матерински советуя. — Иногда стоит выйти из зоны комфорта. — Согласен, — внезапно вклинивается отец. — Важно иметь смелость бросить себе вызов. Своим устоям. Не бояться, что люди и места нарушат привычный ход вещей. Он берет бокал с вином и поднимает его для тоста. — Перед тобой открыты все пути. Весь мир как на ладони. Стоит только взять, — отец обводит пространство ресторана рукой. — Твоим первым словом было не «мама» или «папа», — вдруг ударяется он в ностальгию, — твоим первым словом было «дай», — мы с мамой смеемся. — Поэтому живи и бери эти возможности. Строй и насыщай свою жизнь так, как угодно тебе, а мы дадим тебе возможности для этого. Все, которые нам по силам. Звон тонкого стекла завершает родительское напутствие. Весь мир передо мной. Чтобы ни случилось, родители всегда протянут мне руку помощи. Благодаря им я полон уверенности и решимости. Семья — моя поддержка и опора.***
«Люцифер будет в ярости». Мне стоило больших усилий не засмеяться, поэтому я прикусила щеки и пыхтела себе под нос, стараясь сдержаться. От напряжения стало жарко, взмокшие руки слегка подрагивали. К тому же, чтобы себя не выдать, приходилось задерживать дыхание, лишаясь кислорода. В полумраке комнаты я чувствовала себя увереннее. За окном давным-давно рассвело. Замутненный тучами приглушённый дневной свет частично освещал спальню, недружелюбно напоминая о промозглой реальности за окном. Сейчас мне уютно, несмотря на промозглую серость за пределами мира для двоих. Люцифер безмятежно спит, крепко, что весьма непривычно для него. Обычно он очень беспокойный во сне, возится, приглядывает за мной, посреди ночи прижимая так близко, что у меня хрустят ребра, и я слышу это сквозь сон. Он выглядит как хищник, готовый напасть даже спящим: внешне расслаблен, но чувствуется энергия власти и силы вокруг него. Я научилась слышать его размеренное дыхание. Понимать, когда он правда спит, а не делает вид. Стоит мне только начать приглядываться, как он открывает один глаз, с ревом хватая меня за бока. И щекочет, пока не польются слезы из глаз, а я не начну задыхаться от смеха. Когда начну беспомощно и шумно хватать ртом воздух, он поцелует меня в шею, туда где бьётся пульсирующая венка, опустится ниже к ключицам и груди, на которой оставит горячий, влажный поцелуй. Потом потрется носом о впадинку на шее, прижмёт крепко-крепко к своей горячей коже, заключая в кольцо сильных рук, и на короткое мгновение положит голову мне на грудь. Он старается не задерживаться так надолго, наверное боится показаться слишком чувственным. Только я знаю, что так ему удается слушать мое дыхание и быстрый стук сердца после шутливой борьбы. Ещё никогда я не была так осторожна, как сейчас, практически сапёр на задании. Я закончила с приведением коварного плана в действие. Неслышно отползла и позволила себе отдышаться. Получившееся зрелище меня насмешило. Это было очень непривычно, волнующе и грозило моей не отошедшей от вчерашней порки заднице новым наказанием. Люцифер сонно заморгал, подвигал плечами и попытался повернуться. Я хихикнула, как самый настоящий мелкий пакостник. «Шухер». Облокотилась на согнутую руку и вытянула ногу, принимая соблазнительную позу. — В чем дело? — металлическая цепочка поскребла по рейке на изголовье. — Уокер, что за, — он запнулся, посмотрел на свои руки, на меня, затем снова на свои руки и на меня, — фокусы? Люцифер моментально проснулся, сжал челюсти, да так, что желваки на его лице заходили. Густые брови съехались на переносице, оповещая о недовольстве. — Доброе утро, — мурлыкнула я, сладко потягиваясь. — Сюрприз, — завершила свою самопрезентацию игриво поглаживая себя по бедру в черном чулке. Надевать весь комплект смысла не было, все равно потом пришлось бы снять часть. Раздеваться самой мне было лень. Поэтому я ограничилась чулками и поясом, найдя такой вид достаточной компенсацией для Люцифера за причиненный моральный ущерб. — Не люблю сюрпризы. Он все ещё был хмур. — Ну ты чего, — я обиженно надулась. — Я в чулках и вся горю, — сопроводила слова обмахиванием рукой. — Предпочитаю контролировать ситуацию лично, — Люцифер сжал кулаки на скованных руках. — Да не бзди ты, — я рухнула на кровать, закидывая ноги на стену над спинкой. Он сопроводил мои действия долгим, задумчивым разглядыванием. — Ничего страшного не происходит. — Ты привязала меня, чтобы подразнить? Люцифер одарил меня своей обезоруживающей улыбкой, от которой внутри все замерло. Прокашлялся, заметно расслабляясь и указывая глазами на мои маячащие прямо перед его лицом ноги. Я чуть сдвинула одеяло в сторону и погладила пальцами его напряжённый пресс, побудив закрыть глаза и едва ли не мурчать от удовольствия. — Видишь, не так страшно, — заверила, наблюдая нужную мне реакцию. Он тяжело вздохнул в ответ, скептически покосившись на наручники. Я убрала ноги, принимая сидячее положение. — Почему ты так боишься немного отпустить вожжи? — я начала обводить пальцем витиеватые рога бафомета на груди Люцифера. — Жизнь не всегда будет подчиняться твоим правилам. Он хмыкнул, изумляясь на мой вопрос, коротко вздернул брови и снисходительно начал пояснять, удовлетворяя мое любопытство. — Если я контролирую ситуацию, я контролирую ее исход. Подчиняю всё своим планам и правилам, — Люцифер дёрнул рукой и покосился на мои пальцы на его груди. — Мне важно, чтобы происходящее было в достаточной мере предсказуемо и последовательно. — А если не будет? — бросила вызов такому мировоззрению, вглядываясь в страстно изучающие меня глаза. — Значит нужно взять все в свои руки, — он сжал и разжал ладони и насмешливо поднял уголок губ. — Я ответственности не боюсь. Мне хотелось подразнить его, воспользоваться беспомощностью, которую он так не любит. Я откинула одеяло в сторону, по-собственнически стащила с него пижамные штаны и победоносно оседлала горячие ото сна бедра, устроив ладони на твердых, напряжённых позой плечах. Люцифер попытался приподняться, гремя цепочкой наручников, обречённо вздохнул и закусил губу, разглядывая меня, сидящую сверху. — Всё или ничего? Он ответил не сразу, заворожённый зрелищем. — Да, — покрутил затёкшими руками. — Развяжешь меня? — Неа. Ты ведь не дашь привязать себя обратно. — Конечно нет! Стало смешно от этого возмущения. Я наклонилась, щекотя волосами его руки с напряжёнными мышцами, звучно поцеловала в идеальный, ровный нос, одновременно надавливая руками на татуированные плечи. Люцифер расслабился под моим напором и опустился на подушки. — Только Ситхи всё возводят в абсолют, — добила его цитатой из фильма. — Перейдешь ко мне на темную сторону? — он потянулся за поцелуем, поднимая подбородок. Щетина слегка уколола кожу. Я отстранилась совсем немного, повела рукой по теплой груди вниз, прошла по линии между мышцами пресса, в довершении накрыла ладонью напряжённый член. Люцифер негодующе зарычал, мотнув руками. Кровать жалобно скрипнула от его напора. — А ты покажешь свой световой меч? Он запрокинул голову и громко рассмеялся. — Уокер, раз ты связала мне руки, может сама наденешь кляп? — Не-е-ет. Необычно видеть его таким, скованным в действиях, уязвимым, отданным полностью моей воле. По утрам он особенно открытый. Настоящий. Позволяет себе немного слабостей, побыть не солдатом на службе жизни, а человеком. Мужчиной, рядом с которым девушка, вызывающая светлые, теплые чувства. Вчера остро ругались, метая опасные фразы, потом страстно мирились, выпуская пар. Сегодня только тепло и спокойствие. Это редкое время, практически короткий миг перед тем, как Люцифер наденет свою броню, защищающую от мира, и маску вечного спасателя окружающих. Будет тщательно собирать свой образ, проверять, достаточно ли идеально сидит одежда, хорошо ли уложены волосы и подстрижена щетина до нужной длины. Все должно быть четко, практически идеально, по уставу, как в армии. Я подглядываю за его приготовлениями, не испытывая раздражения от такой маниакальной любви к порядку. Он — воплощение постоянства, которого нет в моей жизни. — Что? — поинтересовался Люцифер, заметив мой задумчивый взгляд. — Почему ты так редко бываешь настоящим? — он изменился в лице. — Открытым, как сейчас. Я попала в точку, увидела ту сторону личности, которую не дозволено видеть никому. — Потому что жизнь как поле боя, — он выдержал паузу. — Нельзя позволять себе слабость. Только сейчас я осознала глубинные причины его поведения. Внутри него борются чувства и убеждения. Люцифер будет оказывать всю возможную помощь, почти не спрашивая, если согласие не нужно, по его мнению. Делать, а не говорить попусту, так незамысловато демонстрируя свое отношение. Корить себя за слабости в виде зарождающихся чувств, отметая их в сторону, ведь они только мешают. — Со мной, — я поцеловала его в губы, поглаживая по колючей щеке, — ты можешь быть настоящим. — С тобой, я должен быть ответственным. Я с наигранным укором покачала головой, обхватила его голову руками, коснулась губами лба, виска и шеи. — Иногда можно всего лишь быть рядом, — прервала свою речь, укладывая голову ему на грудь. — Люди могут ценить тебя просто за то, что ты есть. Люцифер удручённо выдохнул, ничего не отвечая. В его картину мира не укладывались безвозмездные чувства. Они должны быть отвоеваны, добыты жертвами и стараниями. Он страшится моей открытости, ведь это значит, что не нужно отстаивать у каждого дня право быть любимым кем-то. А можно просто… быть. Я, в отличие от него, не боюсь своей слабости. Чрезмерной, мешающей жить. Загнавшей меня в ловушку собственных страхов и этого городка. Как бы я не пыталась закрыть свое сердце, мне никогда не удается держать глухую оборону долго. Ее непременно прорывают, вопреки страху, сигналящему об опасности. Я слишком открыта. В противовес Люциферу. Мне нравится чувствовать, пусть даже ценой боли, пусть даже помня горечи потерь. — Моя жизнь как коробка шоколадных конфет, только половину сожрал упаковщик, а оставшаяся просрочена. Люцифер тихо усмехнулся на мои рассуждения. Его смех гулко раскатился в груди под моим ухом. — Может снимешь наручники и мы переведем нашу философию в другую плоскость? — за невозможностью пошевелиться он немного поёрзал на месте от нетерпения. — Тебе понравится, — я оживилась. — Расслабься. Он попытался возмутиться, получив в качестве наказания укус за сосок. — Уокер, — хрипотца в голосе оказалась красноречивее любых эпитетов. — Т-ш-ш, — пришлось приложить палец к его губам. — Не заставляй меня принести кляп. — Только попробуй, — он посмотрел на меня с угрожающим прищуром. — Тогда я в следующий раз принесу тебе хвост. — Я подумаю над твоим предложением. Люцифер застыл в замешательстве от моих слов.Ramsey — Who You Do It For
Я воспользовалась паузой, чтобы продолжить свою задумку. Царапнула ногтями грудь, поцелуями опустилась вниз, задержалась на линиях напряжённого пресса, поводила по ним носом, вдыхая умопомрачительный запах, которым пропитана не только моя квартира, но и я сама, каждая клеточка моего тела. Потерлась грудью о возбужденный член. Люцифер рванулся вперёд, желая взять главенство, напрягся всем телом, давая понять, что он не привык быть на вторых ролях. Я лизнула уздечку, коротко, с нажимом, хитрюще посмотрела наверх и туго обхватила головку губами. Быстро покружила по ней языком и вобрала член в рот, стараясь максимально расслабить горло. Обилие слюны было мне только на руку. — Я сломаю кровать, — Люцифер звучал грозно и возбуждающе одновременно. Я с причмокиванием выпустила влажный член изо рта, в качестве финального штриха проведя кончиком высунутого языка по всей длине, обхватила его рукой и устроилась поудобнее между ног Люцифера. — Вряд ли, — протянула томно, по слогам. — Уокер, я тебя... — продолжение оборвал его довольный стон, когда я начала двигать рукой. — Что? — я сделала хватку крепче. — Накажу, — голос Люцифера стал не таким уверенным. Он схватился за декоративную перекладину, через которую была перекинута цепочка наручников, и приподнялся. Мускулы под плотным рисунком татуировки напряглись, очерчивая сексуальным рельефом руки, грудь и пресс. Я поймала себя на разглядывании его прекрасного, до дрожи в коленях совершенного тела, отданного моей власти. Скажи кто мне раньше, что такой мужчина обратит на меня внимание. Будет желать меня, ко всему прочему оказавшись воплощением благородства, — подняла бы на смех. Спинка кровати жалобно затрещала, в голове успела промелькнуть мысль, что мебель сейчас и вправду сломается. Люцифер замер, следя за моими действиями. Блестящие глаза и неровное дыхание дали мне зелёный свет. Он наблюдал за мной взглядом, полным неприкрытого, откровенно нетерпеливого желания. Ему бы все взять в свои руки, грубо овладеть моим телом так, как происходит всегда, показать, кто тут главный, кого я посмела заключить в оковы. Я не ускорилась, не усиливала нажим, скорее наоборот, замедлилась и ослабила, возбуждая аппетит, при этом сама будучи порядком заведенной. Непривычная ситуация раззадорила меня не на шутку. Сильный, властный, любящий командовать Люцифер оказался полностью в моих руках. Я повела ладонью второй руки ниже, мягко сжала его яйца и чуть оттянула. Во взгляде Люцифера вспыхнуло поистине адское вожделение. Цвет глаз стал практически черным в интимном полумраке. — Ты за это поплатишься. — Да брось, — я погладила нежную кожу пальцами. — Хотя я буквально взяла тебя за яйца. — Готовь, — Люцифер рыкнул, стискивая в кулаках перекладину, — свой зад. — Эй, — я переместилась выше, вновь седлая его бедра, и продолжила ласки. Теперь уже более настойчиво провела вверх-вниз рукой, туго сжимая ствол члена. — Просто расслабься, — поцеловала в шею, ключицы, — и получи, — грудь, — удовольствие. Он неохотно смирился с положением, потемневшим под влиянием похоти взглядом изучая меня, сидящую сверху. Когда я начала медленно, описывая круги, размазывать пальцем выступившую каплю смазки по налившейся кровью головке, при этом не прекращая движений рукой, Люцифер закрыл глаза и сдержанно простонал своим хрипловатым, низким голосом. От этого звука меня пробила волна крупной дрожи, электричеством пощекотавшая позвоночник. Живот охватило приятным, ноющим жаром. Я перенесла вес тела вперёд, прижимаясь ногами к его торсу, и направила член в себя. Долгожданное чувство наполненности развязало горячий, тяжёлый узел, томившийся внизу. Волна тепла разлилась по всему телу, до кончиков пальцев, нарастая по мере моих неторопливых вращений бедрами. Люцифер сжимал перекладину в руках с такой силой, что она опасно потрескивала, намекая на свою хлипкость. Я залюбовалась сильными руками, мечтая о том, как они могли бы блуждать по моему телу, изучая каждый изгиб, сминая грудь, спину, бедра, зад, по которому он непременно отвесил бы обжигающий шлепок. После горячие пальцы сомкнулись бы вокруг шеи, слегка лишая кислорода до одуряющего трепета внутри. — Быстрее, — севшим голосом, в своей обычной манере приказал Люцифер. В потемневших глазах полыхало самое настоящее пламя. Он подался мне навстречу, намереваясь ускорить темп. — Да-а-аже не зна-а-аю, — я как можно более медленно опустилась вниз, переставая двигаться вовсе. — Думаю, нам стоит поменять позу. Я определенно вошла во вкус. Он озадаченно проследил за моими действиями. Последнее, что я увидела перед тем, как развернуться, — это как Люцифер сжал челюсти, когда раскусил мою задумку. — Надеюсь, — я качнулась, опускаясь вниз, — тебе хорошо видно. Перенесла руки вперёд, упираясь на них, прогнула спину и начала двигаться, задавая размеренный ритм. Увлеченность ослабила мою бдительность. Я без остатка отдалась наслаждению, которое оборвал громкий треск. Моя реакция и физическая подготовка ни за что не могли потягаться с Люцифером. Я не успела сориентироваться и вообще как-либо отреагировать, в следующие несколько секунд оказавшись придавленной к кровати задом кверху. — Вздумала дразнить меня? — Люцифер прижал мою голову к постели, игнорируя свои связанные руки. Его влажный от смазки член лег между моих ягодиц. — Расстегни, — приказал он, ослабляя хватку и протягивая руки. Я обернулась, трясущимися от волнения пальцами отцепила карабин, намереваясь развернуться лицом. — Нет, — он снова опустил меня вниз. Щека неприятно потерлась о простынь. Жалящий шлепок по заду сорвал громкий вскрик боли. Кожа не до конца прошла после вчерашнего, сегодня удары ощущались острее. Люцифер отпустил меня, впрочем, теперь самовольничать я не осмелилась, оставаясь все в том же положении. Он потянул пояс чулок, ткань впилась в кожу, а я насадилась на член до упора. — Давай, Уокер, — с лёгкой усмешкой приободрил меня Люцифер. — Ты же хотела быть главной. Кружево захрустело под сильными мужскими руками. Он направлял меня, сам оставаясь неподвижным. Ягодицы с влажными шлепками ударялись о его бедра, кожа горела и ныла после вчерашнего выяснения отношений. Поза не давала возможности ускориться, задать нужный мне ритм, распаляя желание все больше и больше. Возбуждение туманило рассудок. Я захлебывалась воздухом, чувствуя, как темнеет в глазах под натиском желания и беспомощности в сильных руках, а перед закрытыми веками мелькают белые мушки. Ощущать его член в себе, каждым толчком погружающийся внутрь, без возможности ускориться — пытка и наслаждение одновременно. Люцифер остановил меня, обхватил одной рукой поперек талии и рывком развернул к стене. Я успела заметить повисшую, отломанную с одной стороны перекладину прежде, чем ладони упёрлись в холодную стену. Он потянул пояс чулок на себя, колени разъехались в стороны, обожженные о простынь. Я попыталась посмотреть назад. — Какая же ты все-таки непослушная, — Люцифер погладил тыльной стороной пальцев внутреннюю поверхность бедра. Кожа под его прикосновениями покрылась тёплыми мурашками, с губ сорвался взволнованный вздох. — Я… — Ты молчишь, — прервал он мою попытку сказать, зажимая мне рот.Two Feet — Quick Musical Doodles
Спокойный, уверенный, властный тон, от которого у меня начинали подгибаться ноги и дрожать коленки. Бабочки в животе расписались в собственной несостоятельности и уступили место куда более приземлённым потребностям. Он скользнул пальцами по половым губам, собирая смазку, и начал описывать восьмёрку вокруг клитора, без нажима, лишая меня возможности достичь разрядки. Холодная цепочка наручников щекотала кожу, контрастируя с жаром его рук. Бедра свело от щемящего желания, а низ живота сладко стянуло. Я горела от возбуждения, сдавленно постанывая в широкую ладонь. Отрывистые поцелуи обрушились на плечи и спину. Кожа плавилась под касаниями его горячих губ, делая меня податливой, послушной, умоляющей без слов. Я глухо промычала в ладонь, зажимающую мой рот. — Хочешь меня? — вибрирующим от возбуждения голосом спросил Люцифер, цепляя зубами мочку уха. Я закивала, не пытаясь получить возможность говорить. Он собрал разметавшиеся по спине волосы, прикусил, царапая зубами, мокрый от пота загривок и грубо толкнулся вперёд, одновременно натягивая кружево. Довольный вскрик превратился в его имя, которое я произнесла шепотом, прозвучавшим не менее громко в тишине. Люцифер застыл, потерся носом о мою шею, сокращая расстояние между нашими разгоряченными телами до минимума. — Никогда не смей связывать мне руки, — сказал он, не тая агрессию в голосе. Под жёстким натиском я полностью растворилась в резких, ритмичных толчках, выпадая из реальности, утопая в вихре наслаждения, охватившем тело. Ногти цеплялись за холодную стену, стопы покалывало от напряжения. Я жадно хватала воздух ртом, облизывая пересохшие губы. Люцифер потянул волосы и пояс на себя. Я выгнула спину сильнее, впечатываясь ягодицами в его пах. По коже словно поползли языки пламени, воздух вокруг стал густым и тяжёлым, опаляя горло при каждом вдохе. Он оперся рукой о стену, приближаясь, стиснул пальцами талию и ускорился. Чернильные узоры перевила сетка вен. Я сжалась мышцами вокруг члена, готовая кончить от одного этого зрелища. Реальность перестала существовать. Я сконцентрировалась на захлестывающей разум похоти и сбитом, частом дыхании Люцифера. Он низко, гортанно застонал и замедлился. От его стона по телу пробежал колючий разряд тока. Поглаживающим жестом опустился по животу вниз и покружил по самой чувствительной точке, продолжая двигаться внутри. Я надсадно простонала, ловя нарастающее удовольствие. — Громче, — рыкнул Люцифер Прижал пальцы сильнее, вбиваясь жадными толчками, вынуждая влагу вперемешку с его спермой течь по внутренней стороне бедра, и потянул пояс на себя. Глубоко вошёл до приятной болезненности, ставшей спусковым крючком. Я затряслась с громким криком, когда оргазм растекся по мышцам горячей судорогой. У меня перехватило дыхание, а я осознала, что безумно возбуждена, до всех своих возможных пределов. Дрожащие руки не желали больше подчиняться мне, мокрые ладони заскользили по шершавой стене. Люцифер придержал меня, не давая рухнуть без сил. Расслабленные и довольные, мы завалились на кровать. Он сгреб меня в объятия, не давая отстраниться. Я закрыла глаза, восстанавливая дыхание, впитывая каждую минуту момента близости. Люцифер не стремился скорее покинуть кровать, оставить меня одну, стоило ему получить удовлетворение. Он относился ко мне с трепетом и вниманием с самого первого раза. Заботился о моем удовольствии и комфорте. Другие парни так не делали. Те двое, после Стэна, отношения с которыми были короткими, казались мне пределом девичьих мечтаний. Иногда дарили цветы (посуда была бы куда полезнее), знакомили со своими друзьями (и никогда с родителями), в постели, правда, мои желания никто не пытался узнать, больше думая о себе. И я тоже думала лишь о них, ведь я хорошая девушка. Меня это мало заботило. Мне происходящее казалось любовью. Он ведь рядом, значит любит меня, так? От их «люблю» веяло скупостью, на которую я старательно не обращала внимание. Они не были плохими, вовсе нет. Они не обращались со мной неподобающе. Все было более чем прилично. Скорее… никак. Стэн вообще никогда не думал обо мне. Обида за безответную любовь и использование моих чувств не прошла до сих пор. Я слишком выдохлась за время тех отношений. Отдала всю себя, не получая ничего взамен. Много лет грезила о человеке, который размазал мою самооценку и остатки желания жить. Стала пустым сосудом, который не наполнился, а значит не может представлять хоть какой-то интерес. Люцифера это не пугало. У него светлых чувств и порывов в избытке. Нерастраченных, ищущих пристанища. Он лечит меня, заполняет пустоту в душе. Меняет мир вокруг. Спасая других — спасает себя. Теперь, спустя столько времени, для меня стала откровением мысль: любовь, она прячется не в красивых словах. И не в известной всем фразе. Все гораздо сложнее. И я не уверена, что любила по-настоящему хоть однажды. Умею ли я любить вообще? — Ещё раз меня привяжешь к кровати, — Люцифер начал расстёгивать ремешки наручников. — Я сам тебя пристегну, — он отложил в сторону наручники, предварительно скрепив их. — И устрою пытку удовольствием. — Звучит как вызов, — я начала снимать пояс и чулки, в них было ужасно жарко. — Кровать сломана. Твой план не получится осуществить. — За это можешь не переживать. Я ее починю. Я избавилась от белья и разлеглась в позе морской звезды. — Признай. Тебе понравилось. — Нет. Больше никогда так не делай, — Люцифер хотел выглядеть грозным, но в его тоне не было ни капли недовольства. — Ты завелся, — я легла боком, опираясь на согнутую руку. — У тебя глаза блестели. И ты весь такой... — я поводила в воздухе кистью, обозначая невидимые глазу энергии. Люцифер демонстративно поцокал языком, выражая недовольство, и отрицательно покачал головой. — Только вторая часть, — красивые губы изогнулись в хитрой усмешке. — Вре-е-ешь, — я дернула ногой от возмущения. — Тебе понравилось все. От и до. Вместо ответа Люцифер сделал резкий выпад и принялся щекотать меня за бока. Задыхаясь от смеха и извиваясь змеей, я кое-как отбилась, вскочила с кровати и с визгом унеслась в ванную, надеясь скрыться. Он не отставал, настиг меня на пороге, где я все же схлопотала свою порцию щекотки. Прием душа несколько затянулся, расходуя наше время на дурачества друг над другом. Когда с утренним ритуалом было покончено, мы оделись, собравшись на завтрак в соседнюю квартиру. Я взяла из прикроватной тумбы дневник Линды. Подумав, прихватила ещё и Коржика. Избегать вопросительных взглядов ее отца мне вряд ли удастся. Джек будет ждать моего прочтения, откладывать неизбежное нет смысла. К тому же мы планировали заниматься расследованием при любых раскладах. В своей квартире Люцифер уныло осмотрел содержимое холодильника. — Нужно сходить в магазин. Опять ничего кроме яичницы не сообразить. Я сунула нос за его плечо. — Точняк. Холодильник порожняком почти, — ответом мне послужил изумлённый взгляд. — Что? — Порожняком, — повторил Люцифер. Он начал доставать ингредиенты для нашего скромного завтрака. — Может ты мне составишь свой словарик? — Непременно, — я поставила сковороду на огонь. — Выйду на пенсию и займусь составлением словаря. — О да, — Люцифер заулыбался. — Ты будешь колоритной бабушкой. — Буду сидеть на террасе вечерами, смолить махорку и орать: «Шалашовки малолетние у-у-у!», — я потрясла кулаком в воздухе. — Вот я в ваши годы! Мою театральную постановку прервало шипение яичницы. Люцифер хмыкнул, по-доброму, с милой усмешкой, мечтательно разглядывая, как я насыпаю кофе в турку. — Тебе нельзя кофе, — он стал серьезным. — Люцифер, — я грохнула посудой о столешницу и развернулась к нему, упирая руки в бока. — Давай договоримся, — от моего тона он аж в лице поменялся. — Мне очень приятно, что ты заботишься обо мне, в мелочах и не только. Но я люблю кофе, и я хочу кофе. И я буду его пить, — я примирительно подняла руки перед собой. Люцифер смешно замер с лопаткой в руке, растерявшись от моего уверенного тона. — Не надо так на меня смотреть, — пользуясь замешательством, начала вновь наступать. — Сам вчера мне про ответственность затирал, — я налила в турку воды и поставила греться. — Вот, пожалуйста, ответственно порчу свой организм кофеином. Я рассчитывала на лекцию о здоровье или упрёки, пусть и шуточные, и приготовилась обороняться. — Затирал, — он разложил яичницу по тарелкам и кинул на горячую сковороду хлеб. — Тебе придется выпустить трёхтомник. — Вики Уокер и узник жаргонизмов, — я начала хохотать как ненормальная. Люцифер тоже начал смеяться, прижимая хлеб лопаткой. — Уокер, ты прелесть. Щеки вспыхнули. Я залилась румянцем до кончиков ушей. Внезапные комплименты до сих пор действовали на меня смущающе. Начала суетливо переставлять тарелки на столе, искать в холодильнике масло и молоко, стремясь занять руки. — Я ждал, — Люцифер вдруг стал серьезным. — Чего? — я так и застыла с бутылкой молока. — Двенадцать лет ждал. В Азкабане. — Люци... — я согнулась пополам от смеха. — Люциф... — мои попытки сказать не увенчались успехом. Я ухахатывалась, махая руками перед лицом, пока он наливал мне молоко в кружку. — Люцифер, — произнесла наконец-то с большим трудом, хватая ртом воздух. — Ты меня удивил. — Это я умею, — самодовольно заметил он. Я села за стол, только сейчас понимая, как зверски проголодалась вследствие бурного утра. — Ты и Гарри Поттер. В самое сердечко, — я приложила руку к груди. — Хорошая сказка, — Люцифер выложил тосты на подготовленные тарелки. — Но она должна называться «Гермиона и два придурка». Он снял с плиты кофе, разлил в кружки и сел за стол. — Почему? — Потому что эта девчонка тащит на себе всю историю. Если бы не она, эти двое умерли бы ещё в первой части. Он начал резать яичницу, воинственно ожидая моей реакции. — Люцифер и его глубокий анализ сюжетов, — ответ, вопреки моим стараниям, прозвучал как вызов не популярному мнению. — Сама посуди. Поттер как ученик посредственный. Вся суета вокруг него только потому, что он выжил, — Люцифер так проникся своей речью, что начал размахивать вилкой в непривычной для себя манере. — Это его главное достижение. Рон, — он пожал плечами, — вообще не понятно. Рыжий, — сделал задумчивую паузу, — и друг Поттера. Говорю тебе, вся история держится на Гермионе. Она могла выбрать кого-то получше в конце. Люцифер махнул рукой, будто смиряясь с тем, что известная сказка закончилась не так, как ему хотелось бы. — Кого же? — меня интересовала нить его рассуждения. — Малфоя, к примеру. — Малфоя? Севьефно? — я застыла с недожеванным тостом во рту. — Он конечно трусоват. Но амбициозен. Они вместе весь магический мир поработили бы. — Малфой и Гермиона, — мне с трудом представлялся такой странный союз. — Как ты до этого додумался? — Посмотри на ситуацию под другим углом, — он повернул столовый нож боком, изображая тот самый угол. — Я теперь боюсь смотреть с тобой фильмы. Ты мое представление о мире ломаешь. — Всегда пожалуйста. Люцифер улыбнулся во все тридцать два, наверняка жутко довольный собой и эффектом, производимым на меня. Некоторое время мы молча ели. Я переваривала нетипичный для меня взгляд на всем известную историю. Он, не без удовольствия, наблюдал за моим смятением и отпечатком долгих размышлений на лице. — Я уже спрашивал, — он прочистил горло, обращая на себя внимание. По тону стало понятно, что речь пойдет совсем не о кино. — Но предложу ещё раз. Может уедешь в Чикаго без меня? Пока что. Поживешь у моих знакомых. Как закончу с расследованием, вернусь. — Мы этот вопрос обсуждали, — я отложила приборы и откинулась на спинку стула, оборонительно сплетая руки на груди. — Без тебя я никуда не поеду. — Ты согласилась на переезд. Твое присутствие здесь не обязательно теперь, — не унимался он. — Твое, кстати, тоже. Повисла тишина. Я деловито подняла брови в ожидании ответа. — Я добился всего, что имею, не потому, что останавливался на полпути к цели, — Люцифер посуровел и сжал вилку. — Самолюбие, — догадалась я. — Твое самолюбие и гордость не позволят тебе все бросить. Он двинул челюстью, напрягаясь, словно его поймали на чем-то нехорошем. — Это не в упрек, — пояснила я. — Упорство — хорошее качество. У меня вот его нет. — Над этим можно поработать, — Люцифер вернул себе благостное расположение духа. — Есть в жизни вещи, ради которых стоит проявить настойчивость, — начал поучать меня с видом наставника. — У нас философский баттл? — я задорно хрустнула тостом, возвращаясь к еде. — Отказаться от чего-либо не значит сдаться и проиграть. Иногда это лучшее решение. Люцифер состроил кислую мину на мое замечание. Сама мысль о возможности отступить наверняка была для него оскорбительна и недопустима. — И все же, — он помолчал, жуя свою яичницу, — подумай над моим предложением. — Нет, Люцифер, — меня едва не укачало от того, как быстро я замотала головой. — Ты сам сказал мне, что я боюсь взять ответственность за свою жизнь в свои руки, — я выдержала длинную паузу. — Вот, беру. Он прищурился, чуть ли не испепеляя меня взглядом за такую настойчивость, а я продолжила: — Я останусь здесь, — я ткнула пальцем в стол, — с тобой, до конца, — ноготь клацал о деревянную поверхность, добавляя моим словам окрас решимости. — Если тебе так хочется, мы можем уехать вдвоем. — И пустить ситуацию на самотёк? Люцифер неподдельно изумился. Для него подобная мысль была странной, недопустимой в разрезе жизненной философии, с которой он живет. — Есть власти, — от негодования я махнула рукой, чуть не выронив вилку. — Они должны ловить преступника, а не ты. — Вики, — Люцифер отложил приборы. — Я конечно сменил место жительства после трагедии, и убийца о нем не знает. Да только работа у меня осталась прежняя, и он о ней в курсе. Он бывал у меня дома, изучал информацию обо мне. Ему ничего не стоит последить за мной от работы до нового дома. Когда мы, внезапно, уедем вдвоем, догадаться куда будет несложно. И найти нас — тоже. Угнетающая тишина морозом побежала по коже. Нам не спрятаться, не скрыться. Обычная жизнь — лишь нелепая попытка закрыть глаза на очевидное. В любой момент ее могут разрушить, оборвать как нечто незначительное, нестоящее почти ничего. Иллюзия — вот чем будет возвращение в Чикаго сейчас. Иллюзия спасения. Глупое бегство, не меняющее нашего положения. Люцифер, конечно, прекрасный мужчина. Благородный, ответственный, взрослый, в отличие от меня. Да только все, что им сейчас движет — попытка спасти мою жизнь. — Ты не хочешь жить в страхе, — ответ без труда читался в его глазах. — Я хочу уходить из дома, не боясь по возвращении застать там твое бездыханное тело, — он попытался напустить на себя строгости, скрывая истинные опасения за маской суровости. Аппетит пропал. Я опустила глаза на недоеденный завтрак, избегая встречаться взглядами. На сердце осела давящая печаль. От мужчины рядом мне нужно не только беспокойство о моей целостности. — Будь я обычным человеком, то мог просто сменить работу, место жительства, штат, — он наклонился через стол и взял меня за руку. — Люцифер. Я не прошу тебя все бросить ради меня. Это глупо, — я высвободилась от его прикосновений и откинулась на спинку стула. — Имей я дело, выстраданное кровью и по́том, тоже не смогла бы от него отказаться ради тебя, — определенно, говорить на чистоту было неприятно, но куда более эффективно. Люцифер печально улыбнулся, зеркаля мою позу. Мы отдалились. — Даже не знаю, радоваться или грустить. — Конечно радоваться. Это значит, что я не совсем поехавшая, — я как можно более непринуждённо улыбнулась и начала нервно крутить прядь волос. Стоило дать понять ему вектор моих мыслей. Вчера я согласилась на переезд, видя его потерянность и одиночество. Сегодня я проснулась другой Вики Уокер. Мне недостаточно просто хорошей жизни, которую он хочет мне дать. Мне нужна лучшая жизнь с лучшим мужчиной. Мне нужна любовь. Жить плохо я могу и сама. Достаточно ничего не менять. Во мне что-то щёлкнуло. Кто-то склеил разрушенную мозаику совсем иначе, не так, как было и с довольно неплохим результатом. Я наклонилась вперёд, отодвинула тарелку и протянула к Люциферу руку. Он сидел неподвижно, впрочем, не сопротивляясь моему порыву. — Ты видишь во мне шанс искупление, — я погладила пальцами чуть огрубевшую кожу рук. — Я хочу, чтобы ты посмотрел на меня как на женщину, раз решил позвать с собой. Он уставился на меня немигающим, растерянным взглядом. Я прекратила его гладить, кожей ощущая напряжение, исходящее от Люцифера. Он понял. Поспешно отвёл глаза, непривычно для себя, суетливо и дёргано поёрзал на стуле, прокашлялся и схватился обратно за столовые приборы. — Не все слабости в этом мире разрушительны, — захотелось сгладить эффект от своих слов. — Мой опыт говорит об обратном, — Люцифер не дал мне ответить, подтолкнул тарелку с остывшим завтраком обратно. — Поешь. У тебя с питанием совсем беда. Он пытался уйти от темы, смещая фокус моего внимания. Меня же от чего-то пробило на философию и размышления о жизни. Вчера стало точкой переосмысления жизненного пути. — Тайлер был прав, — опять обратилась я к кинематографу. — Лишь утратив все до конца, мы обретаем свободу. — Безответственная позиция, — Люцифер сморщился и недовольно фыркнул. — Опять переосмысления фильмов. Меня забавляла его реакция. Тот факт, что именно мне удавалось выводить обычно спокойного человека на эмоции, приятно раззадоривал. — Дело не в фильме. Жить, когда у тебя ни за что нет ответственности, очень просто. — Когда ее слишком много тоже не хорошо. Только благодаря такой свободе я здесь, — я развела руки в стороны, обозначая то ли квартиру, то ли город. — Достаточно было собрать вещи и уехать. — Надеюсь, ты мыло по ночам не варишь. — Тебе виднее, ты же спишь рядом со мной. Люцифер качнул головой каким-то своим мыслям и сказал то, чего я никак не ожидала услышать: — Пока ты прижимаешься ко мне холодными ногами посреди ночи и стаскиваешь одеяло, могу ответственно заявить, что нет. Он с откровенным ликованием посмотрел на то, как мое лицо удивлённо вытягивается. Бьюсь об заклад, его порадовала мысль, что он знает обо мне какой-то столь личный факт. — Я так делаю? В самом деле? — Да. Видимо замерзаешь, — Люцифер пожал плечами. — Сначала греешь об меня ледяные пятки, — указал на себя рукой, — потом заворачиваешься в одеяло как в кокон и уползаешь на край кровати. Приходится разматывать тебя и обнимать, чтобы согреть, — он отставил пустую посуду в сторону и покрутил рукой. — И чтобы отвоевать одеяло обратно. — Я не специально. Я почему-то смутилась на эту историю, в красках предоставляя, как он негодующе закатывает глаза и воюет добрых пять минут за одеяло со спящей мной. Я чуть не умерла от умиления на месте. Его позабавила моя реакция. Люцифер хохотнул, встал с места, начиная собирать пустую посуду. — Сходим в магазин. Потом нужно уделить время расследованию. — Угу, — я никак не могла выбросить из головы его слова. «Уокер, как мало тебе нужно для счастья».