Будь моей Малышкой|Be My Baby

      Есть что-то такое в танцах посреди ночного клуба.       Возможность выпить несколько бокалов, распустить волосы и танцевать до упаду в окружении своих друзей дарит ощущение свободы. Она чувствует, как басы музыки пульсацией проходят сквозь тело и вибрацией оседают на коже. Это дурманит, словно наркотик.       Когда она закрывает глаза, ощущая музыку и прикосновения окружающих тел, свет продолжает мигать — синий, красный, затем зеленый, желтый, снова синий и красный, зеленый и желтый. Это заставляет ее чувствовать, что она полностью отстранилась от своей реальной жизни. В этот момент она не студентка университета, пытающаяся поступить в аспирантуру, не книжный червь, проводящий свободное время в библиотеке, и не та, кто настаивает на том, чтобы больше времени уделять учебе и меньше — вечеринкам.       Она просто Гермиона: выдающаяся танцовщица со слегка дрожащими руками и неуклюжими движениями ног.       Но все хорошее постепенно заканчивается. Вскоре от мигающих огней и грохочущей музыки у нее начинает кружиться голова. Ее руки и ноги перестают ее слушаться. Неужели она перебрала с алкоголем? Неужто весь алкоголь, что она выпила, решил дать о себе знать? Гермиона размышляет об этом и неуклюже поворачивается к подруге, чтобы указать на их столик.       Джинни, милая и замечательная Джинни, придерживает Гермиону и позволяет ей обхватить себя за талию рукой, похожей на щупальце осьминога, когда та, спотыкаясь, идет к их столику. Они раскошелились в этот вечер, намереваясь отпраздновать окончание сессии, и даже заказали бутылочное обслуживание, включающее в себя столик, за которым присматривает хмурый охранник, не умеющий улыбаться.       — Может быть, если я встану позади тебя и подниму твои сиськи повыше, он улыбнется, — кричит Джинни ей на ухо, а ее руки блуждают по ее талии и тянутся к груди.       Гермиона закатывает глаза — чего, о боже, она больше никогда не сделает, если головокружение пройдет — и с трудом отталкивает коварные руки Джинни от своей груди. Она смотрит вниз и думает, что платье вполне справляется со своей задачей.       Оно слишком короткое и слишком обтягивающее, но оно прекрасно подчеркивает ее грудь. Когда девушки двигаются, легкий блеск привлекает внимание Гермионы. Опустив голову вниз и улыбнувшись, она думает, что теперь это ее любимые туфли, ведь она потратила на них баснословную кучу денег. Завороженно она смотрит, как они сверкают под светом софитов.       — Ты в порядке, посидишь одна? Хочу вернуться на танцпол. Один парень пожирал взглядом мои сиськи, и мне кажется, стоит дать ему шанс, — кричит Джинни, помогая ей сесть на скамейку у стола.       Гермиона кивает головой, наклоняясь вперед и зарываясь лицом в ладони, чувствуя головокружение.       — Да, Джин, я в порядке. Иди, покажи свои сиськи.       Подруга гладит ее по голове, прежде чем скрыться в толпе, громко стуча каблуками по полу. Гермиона старается держать голову ровно и делает маленькие глотки из бутылки с водой, наблюдая за людьми.       Обычно это довольно увлекательное зрелище. Люди двигаются, танцуют и делают вид, что в клубах на них никто не обращает внимания. В одном углу стоит группа женщин, потягивающих коктейли, а на танцполе — пара, которая находится слишком близко друг к другу. Она прищуривается, чтобы убедиться, что это не Джинни, но не может разглядеть ее рыжие волосы.       Громкий шум из-за соседнего столика заставляет ее повернуть голову — что, к счастью, не вызывает головокружения — и она наблюдает, как взрослые мужчины чокаются и громко кричат. Затем они фотографируются и каждый ободряюще хлопает одного из мужчин по спине.       Ей кажется, что она слышит слова «последняя ночь свободы», и если бы она не боялась, что у нее закружится голова, она бы закатила глаза. Мужчины так предсказуемы, что считают дни перед свадьбой последними глотками свободы? Что же тогда означает брак? Кандалы и цепь?       Она погрузилась в свои мысли, когда потянулась через стол, чтобы налить себе еще клюквенной водки. Бутылка «Belvedere» тяжелее, чем она ожидала. Гермиона не может удержать ее и бьет о пустой стакан, который разбивается вдребезги, осколки рассыпаются по столу и на пол около ее туфель с открытыми носами.       Не думая, Гермиона тянется вниз, чтобы поднять крупные кусочки, которые она может видеть, и спасти пальцы ног от возможного несчастного случая, но у ее плана есть недостатки, а именно: вокруг ног темно, и она не видит, куда тянется, и… Ай!       — О, черт, — шепчет она, шипя сквозь стиснутые зубы.       Гермиона поднимает руку и рассматривает повреждение: большая рана проходит через всю ладонь, кровь по краям уже проступила и медленно растекается по коже, создавая разительный контраст.       Мигающие огни уходят на второй план и музыка затихает, пока она смотрит на свою руку, застыв на месте. Кажется, что сердце пульсирует в ее ладони, каждый удар превращается в каплю, падающую на пол.       — Ты в порядке, милая?       Незнакомый голос выводит ее из транса, и она отрывает взгляд от ладони. Взрослый светловолосый мужчина, которого она никогда раньше не видела, смотрит на неё с беспокойством.       — Ты в порядке? — повторяет он, наклоняя голову, словно пытаясь рассмотреть беспорядок на столе.       Гермиона не может подобрать слов и вместо этого наклоняет руку к незнакомцу, чтобы он мог видеть порез на ее ладони и полоски крови.       — Ох, милая, — говорит он, придвигаясь ближе. Он берет запасную салфетку, лежащую на столе, и тянется к ее руке. — Дай-ка я посмотрю.       Она позволяет ему повернуть ее руку, чтобы он мог видеть порез. Он осторожно вытирает кровь, которая теперь стекает по ее локтю. Она понимает, что еще не сказала ему ни слова, но ей кажется, что она не может этого сделать. Вместо этого она поднимает глаза и смотрит на мужчину.       Она думает, что он из компании за соседним столиком, судя по его возрасту. Не то чтобы он выглядит старым, просто… отличается. Его черты лица почти модельные, слегка заостренные, с выступающими скулами, но он пытается скрыть их грубой бородой.       — Я плохо вижу, милая, — кричит он ей, поворачивая ее руку то в одну, то в другую сторону, словно пытаясь найти идеальное освещение. — Я отведу тебя в подсобку и приведу в порядок, хорошо?       Она все еще не может вымолвить ни слова, поэтому кивает и позволяет ему осторожно увести ее от стола. Вокруг ее ног все еще стекло, и он, должно быть, замечает это, потому что прежде чем она успевает сделать шаг, он обхватывает ее за талию обеими руками и приподнимает.       Она даже не успевает обхватить его за плечи, как он опускает ее обратно на землю, подальше от разбитого стекла, с горящим отпечатком его рук на ее теле. Она думает, что возможно это шок не дает ей никак отреагировать на этого незнакомца.       Он берет ее за запястье, держа ладонью вверх, и ведет прочь от столов к двери у бара. Разве за ней не должен был следить охранник? Разве не охранник должен разбираться с ее порезом, а не красивый незнакомец?       И все же она следует за ним, пока он ведет ее через дверь в лабиринт коридоров. Здесь намного тише и нет сверкающих стробоскопов, а только ровный флуоресцентный свет ламп. Ее глаза сразу же опускаются вниз к блестящим туфлям, громко цокающим в тихом коридоре.       Дверь в конце коридора, похоже, является их целью. Направляясь к ней, красивый незнакомец не отпускает запястье девушки. Капли крови все так же пачкают пол, но уже не так обильно, как вначале.       — Где-то здесь есть аптечка, — бормочет он себе под нос, толкая дверь и включая свет.       Это небольшая комната с раковиной и столом, и он усаживает ее на стул, все еще держа ее руку ровно. Но прежде, чем он отстраняется от нее, его пальцы нежно приподнимают ее подбородок, и он снова смотрит на нее с беспокойством.       — Ты все еще ничего не сказала, милая, — говорит он низким голосом, всматриваясь в ее лицо. — Скажешь мне свое имя?       Ее имя. Да, она может сказать ему свое имя. Она может открыть рот, смочить губы и прокричать незнакомцу свое имя. Оно вышло тихим, но все же вышло, с придыханием, более легким, чем обычно.       — Гермиона.        — Она говорит, — улыбается он, и это красивая улыбка со сверкающими белыми зубами и маленькими морщинками, которые образуются вокруг его глаз. — Хорошо, Гермиона. Я собираюсь найти аптечку, а ты сиди смирно.       Она сидит, как он и сказал, и наблюдает за ним, пока он перемещается по комнате. Он высокий — он возвышался над ней даже с каблуками, когда они шли — и ее взгляд притягивается к линии его пояса, она следит за его бедрами, когда он двигается.       Свободной рукой она немного оттягивает подол платья вниз от того места, где оно сидит на верхней части бедер.       С мягким футляром в руках он садится напротив нее за маленький столик и протирает его дезинфицирующими салфетками.       — Могу я посмотреть твою руку? — спрашивает светловолосый незнакомец, закончив убирать со стола и подкладывая чистую салфетку.       Гермиона осторожно кладет руку на покрытый тканью стол и наблюдает за мужчиной, пока он осматривает порез. Он старается не касаться ничего за пределами ткани, включая свои волосы, когда несколько прядей попадают ему в глаза, и первое прикосновение его пальцев к ее коже заставляет девушку вздрогнуть.       Он прочищает горло и смотрит на нее.       — Не похоже, что очень глубоко, в основном поверхностно. Я просто промою рану, хорошо?       — Хорошо, — тихо говорит Гермиона,       Она вздрагивает от первого прикосновения салфетки к ее руке, и он замечает это, прочищая горло.       — Ты здесь с кем-то?       — Да. Мы отмечаем окончание сессии, — хмурится Гермиона, наблюдая, как он осторожно убирает кровь с ее кожи и проводит пальцем по порезу. — Прости, ты точно знаешь, что делать?       Она благодарна ему за помощь, ведь увидев кровь, стекающую по руке, Гермиона растерялась. Она охотно пошла с совершенно незнакомым человеком, когда он предложил отвести ее в подсобку и найти аптечку, но сейчас она понимает, что не знает, кто этот очень привлекательный мужчина.       Он слегка улыбается на ее вопрос.       — Я доктор.       — Доктор в области медицины?       — Да, — усмехается он, сворачивая использованную салфетку и кладя ее на угол салфетки на столе. — Я бы показал тебе свое медицинское удостоверение, но я пытаюсь сохранить стерильность.       Гермиона сдвигается в кресле, пока он осторожно берет ватный диск с перекисью водорода и прикасается к коже вокруг пореза. У него нежные руки и успокаивающая манера поведения, что помогает ей представить его в докторском халате со стетоскопом на шее.       Прежде, чем провести диском еще раз, он снова поднимает на нее глаза и, улыбаясь, кивает головой на ее ноги.       — Мне нравятся твои туфли. Они очень красивые.       Ее брови удивленно поднимаются, и в тот момент, когда она опускает глаза и позволяет взгляду остановиться на своей любимой части наряда, он проводит подушечкой по ее порезу. Она шипит и напрягается, когда порез жжет, но он крепче сжимает ее руку, чтобы она не отстранилась.       Она смеется, когда жжение проходит и порез становится чистым.       — Ты просто… отвлекал меня? Как ребенка?       На его губах расцветает ухмылка, и он пожимает плечами.       — Получилось?       Гермиона кивает, прикусив губу.       — Думаю, да. Но только потому, что я очень люблю эти туфли.       Белокурый незнакомец хмыкает и отодвигает ее ладонь, внимательно рассматривая ее порез. Гермиона считает, что он выглядит чистым, и кровь уже почти перестала идти.       — Я остаюсь при своем мнении, — мягко говорит он, убирая еще одно пятно красного цвета с ее кожи. — Мне они нравятся, они очень красивые.       Гермиона думает, что краснеет. Ее щеки горячие, и она немного вспотела, но это может быть и потому, что в клубе жарко. Кроме того, она пьяна, так что, возможно, это алкоголь в ее организме вызывает красноту щек. Молчание между ними немного неловкое, думает она.       Она смотрит, как он осторожно распускает большой бинт и обрезает его ножницами, подбирая идеальный размер для ее ладони. Затем аккуратно обматывает им руку девушки и делает красивый бантик, фиксируя бинт.       — Я еще раз оберну твою руку, чтобы бинт не слетел, — убирая пальцы с ее кожи, бормочет он и накладывает поверх повязки эластичный бинт. — Завтра ты должна осмотреть порез и сделать перевязку.       Гермиона кивает и ее голова снова кружится. Вспомнит ли она его указания утром? Вспомнит ли она вообще его? Или как она порезала руку? Она даже не знает, как зовут этого красивого незнакомца.       Она должна записать его слова, решает она. Ее сумочка висит на боку, и свободной рукой она пытается порыться в ней и взять телефон, но ее тело плохо реагирует на команды мозга.       — Ты в порядке? Тебе что-то нужно?       Она прищуривает один глаз и заставляет себя говорить, борясь с головокружением.       — Просто пытаюсь достать свой телефон. Я не хочу забыть то, что ты сказал, и… я только что поняла, что даже не знаю твоего имени.       Ей кажется, что на его губах появился намек на улыбку, и она чувствует, как он использует ножницы, чтобы разрезать бинт, которым обмотал ее повязку. Ее ладонь всё еще пульсирует, но уже не болит.       — Я могу помочь тебе с обеими этими вещами. Где твой телефон? — спрашивает он, складывая бинт и ватные диски обратно в аптечку.       — Он в моей сумке, — говорит она, слегка поворачиваясь в сторону и держа голову ровно, чтобы он мог видеть сумку, прислоненную к ее бедру.       — Немного перебрала? — он поддразнивает, обходя маленький столик, берет в руки сумочку и расстегивает ее.       Гермиона зажмуривает глаза, когда чувствует, как он достает ее телефон. Его пальцы касаются ее талии, когда он позволяет сумке упасть на бок, и телефон попадает в поле ее зрения, чтобы она могла разблокировать его для него.       — Я собираюсь отправить тебе сообщение со всем, что я только что сказал. Дай мне знать завтра, что ты проснулась и что с твоей рукой все в порядке, — говорит он, печатая текст. — Если что-то будет не так, приходи прямо в больницу, и я посмотрю, хорошо?       Гермиона слегка улыбается его словам.       — Приду. Но ты так и не сказал мне свое имя.       Светловолосый незнакомец, пришедший ей на помощь, протягивает ей телефон, и она берет его своей неповрежденной рукой. Возможно, не стоит думать о людях, пришедших на помощь, плохое, но ей спокойнее, когда телефон у нее в руках.       Он качает головой, как будто смеется над ней.       — Ты нетерпеливая девчонка, не так ли? Я как раз собирался сказать тебе, милая. А теперь давай я отведу тебя обратно к твоим друзьям, пока они не подумали, что я украл тебя.       Он помогает ей вернуться в коридор и позволяет ей держаться за его руку, чтобы не упасть. Она должна чувствовать себя неловко, но улыбка постоянно присутствует на его красивом лице, и у нее возникает ощущение, что он не возражает.       Перед дверью, ведущей в клуб, слышна музыка, и мужчина останавливается, чтобы кое о чем напомнить Гермионе.       — Не забудь завтра сменить повязку.       — Обязательно, — говорит она. — Мне называть тебя просто красивый незнакомец?       Она почти смущена, но выпила слишком много, чтобы обдумать свои слова. Он смеется и кладет свою руку ей на спину, наклоняясь вперед, чтобы взяться за ручку двери другой рукой.       — Я — Драко. Я записал в твой телефон, чтобы ты не забыла.       Она тихо произносит его имя: Драко. Оно немного странное, думает она, как и ее.

***

      Кофе оказывается слишком горячим, когда он касается его языком. Драко отстраняется от кружки, прежде чем успевает проглотить обжигающую жидкость. За свои сорок три года жизни он так и не смог научится правильно определять, когда кофе достаточно остыл.       Драко знает, что он поставит кофе, отвлечется на что-то другое, ожидая, пока он остынет, и к тому времени, когда вспомнит, что кружка, стоящая на столе, принадлежит ему, кофе будет уже совсем холодным.       Его взгляд блуждает по кухне, пока не останавливается на телефоне, лежащем на стойке, и, уже не в первый раз за это утро, силой мысли он пытается заставить его засветиться от нового сообщения. Часы на стене показывают, что уже почти одиннадцать, и ему стыдно, что он не спал и ждал с восьми утра. Он убеждает себя, что просто беспокоится о ее ране, что не является ложью.       Он не хочет пропустить ее сообщение. Но ведь в этом и заключается вся прелесть сообщений, не так ли? Это не похоже на телефонный звонок, который можно не услышать и пропустить. Ее сообщение просто появится и будет ждать, пока его прочтут.       — Как ты, приятель?       Он поднимает глаза от кружки, желая, чтобы жидкость остыла, и кивает головой, приветствуя человека, которого называет своим лучшим другом.       — Хорошо. А ты?       Тео направляется к кофеварке и бросает в нее капсулу, а затем ставит кружку на кухонный остров.       — Отлично. Вот только твоя бывшая жена позвонила мне сегодня в чертовы семь утра.       Драко фыркнул, и его взгляд вернулся к телефону.       — Ты даже не представляешь, как мне нравится знать, что через пять дней ты больше не будешь называть ее так.       — Конечно, буду, — говорит Тео, прислоняясь спиной к стойке. — То, что я женюсь на ней, не делает ее менее твоей бывшей женой.       Да, это было немного неожиданно. Меньше всего он ожидал, что его лучший друг присоединится к нему за ужином и расскажет, что однажды ночью он подцепил его бывшую жену, а потом случилось еще кое-что, и они стали встречаться. Он возражал?       По правде говоря, нет, он не возражал. Он не считал Асторию своей бывшей женой. Прошло слишком много времени, она уже была его другом. Они поженились в двадцать два и развелись в двадцать три. Одного года брака им обоим было более, чем достаточно, и расстались они полюбовно. Они остались друзьями и по-прежнему общались в одних и тех же кругах. Тем не менее, его что-то смущало в том, что Тео и Астория были вместе.       — На самом деле, она грустит из-за потери твоей фамилии, — продолжает Тео, поворачиваясь, когда кофеварка издает последний звук. — Говорит, что ее лучше обслуживают, когда она миссис Малфой.       Драко закатывает глаза.       — О да, я в этом уверен.       Ему не стыдно признать, что в Англии живут две миссис Малфой. Три, если считать его мать.       Он поглядывает на часы, как только Тео придвигается к его телефону, и смотрит, как секундная стрелка ведет обратный отсчет. Насколько жалким он стал? Две бывшие жены, его лучший друг женится на его первой бывшей, его вторая вполне счастлива, что больше никогда его не увидит, а он сидит дома и ждет — в буквальном смысле — когда ему напишет девушка.       Тео садится на один из барных стульев и протягивает ему телефон.       — Приятель, тебе пришло сообщение.       Он не хватает телефон с замиранием сердца. Он не проклинает систему распознавания лиц за то, что она не узнала его и заставила ввести пароль. ✉ Привет, это Гермиона. Девушка в блестящих туфлях.       Драко с ухмылкой смотрит на свой телефон и не обращает внимания на Тео, который совершает ту же ошибку, что и он пять минут назад, и вскрикивает, когда горячий кофе касается его языка. Привет, Гермиона — девушка в блестящих туфлях. Как твоя рука? ✉ ✉ Привет :) Немного занемела, я как раз собираюсь снять повязку. Промой рану и пришли мне фотографию. ✉       — Что заставило тебя так улыбаться? Ты кого-то подцепил прошлой ночью? — спрашивает Тео, вертя в руках свой собственный телефон.       — Нет, не подцепил, — произносит Драко, ожидая ответа девушки.       Его телефон загорается, и на этот раз он видит прикрепленное изображение. ✉ Плохо выглядит?       Он увеличивает фотографию и смотрит на края раны. Ничего такого для чего бы ей понадобилась медицинская помощь. Вовсе нет. Хорошо высуши порез и наложи чистую повязку. Через несколько дней сможешь использовать полиспорин, если он у тебя есть. ✉       — Тогда это, должно быть, рана. Может быть, высыпание? Или жуткий рентген? — Тео продолжает, подшучивая над ним, словно им по шесть лет.       Драко снова поднимает на него взгляд.       — Вообще-то, да, это рана.       Тео фыркает.       — Ты больной ублюдок, приятель. ✉ Спасибо, доктор Драко :) Не за что, Гермиона. ✉       Он хочет, чтобы переписка с ней продолжалась, но не уверен, как это сделать. Он старше ее — намного, как ему кажется — а она… молода. И, вероятно, может заполучить любого парня, которого захочет, в этом маленьком платье и на чертовых сверкающих каблуках. ✉ Итак, разрешаешь ли ты всем своим пациентам лично связываться с тобой?       — Если бы только твои коллеги могли видеть тебя сейчас: кончаешь в штаны из-за фотографии раны…       — Тео! Заткнись, приятель! Я не улыбаюсь гребаной ране. Это девушка, ясно?       Тео выглядит слишком довольным собой, почти гордым собой, и Драко закатывает глаза и хмурится, снова глядя на свой телефон. Только одной, вообще-то. ✉ ✉ О?       — Я знал, что это девушка, — бормочет Тео, делая глоток из своей кружки.       — Заткнись, Тео. Да. У нее очень красивые блестящие туфли. Вчера вечером она сильно порезала руку. Она сказала мне, что не уверена, вспомнит ли об этом на утро. ✉ ✉ Я помню. А если бы мне понадобилась медицинская помощь? Тогда я бы пригласил тебя ко мне в больницу. ✉ ✉ Вот черт.       Драко хмурится и продолжает игнорировать Тео, который все еще что-то бормочет. Что? ✉ ✉ Зря я прислала фото. Надо было сказать, что все плохо.       Он усмехается и смотрит на Тео, который повторяет его выражение лица.       — Она прислала тебе обнаженку?       Мужчина берет яблоко из тарелки с фруктами и кидает его в своего давнего друга, который уворачивается и смеется. Тео поднимает руки вверх в знак капитуляции и встает, хватая свою кружку.       — Шучу, — говорит он, поднимая яблоко и протирая его о рубашку. — Я оставлю тебя с твоей девочкой.       Драко наблюдает, как тот покидает кухню, и опускает взгляд на телефон и забытую кофейную чашку. Он остыл, снова. Тебе не обязательно притворяться, чтобы увидеть меня. ✉ ✉ Нет? Я запомню это.