Любовь зла... или «Руководство»

Шаг 25. Узнать его ещё больше и полюбить ещё сильнее. Время от дня благодарения до Рождества пролетело мгновенно. Счастье — вот единственное, что ассоциируется у меня с теми днями. Но само Рождество для меня было омрачено тем, что Гюнтер с семьёй уехал к родственникам в Лихтенштейн. Он долго успокаивал расстроенную меня, обещая незабываемое 14 февраля. Ну и Новый год мы встретим вместе, хоть почти все рождественские каникулы Гюнтер проведёт в другой стране, но 31 числа его дядя зачем-то летит в США и может взять его с собой. Правда, уже 1 января вечером ему придётся вернуться к семье. Гюнтер рассказал мне о своих родственниках и семейных традициях. Многое пока мне непонятно, особенно то, почему они уехали из Лихтенштейна, ведь, судя по по некоторым деталям из его рассказов, я поняла, что жили они там очень богато. Гораздо богаче, чем сейчас (ну и здесь они живут в довольстве и достатке, намного выше среднего уровня обычных чикагцев). Когда Хессенхеффер рассказывал мне о классическом балу, на котором он побывал в раннем детстве, я загорелась идеей упросить администрацию школы устроить именно такой на день святого Валентина. Как представлю себя в пышном платье, а рядом Гюнтера в панталонах и с жабо на шее, так сердце сладко замирает! Кстати, подарок на Рождество Гюнтер вручил мне заранее, велел распаковать его в утро праздника. Но на ощупь там, внутри свёртка, что-то, сделанное из ткани. Надеюсь, это что-то обычное. Хотя ладно, Гюнтер на самом деле уже гораздо лучше стал понимать, что мне нравится, а что — нет. Уверена (на 90%), что я буду в восторге от его подарка (но если там жабо — то нет!). Я и сама стала лучше понимать (и смиряться с ними) некоторые особенности Гюнтера, стала лучше разбираться в причинах того или иного его поведения. Научилась по некоторым фразам определять, в каком он настроении. Узнав друг друга получше, мы будто и сами для себя больше раскрылись. Мне кажется, за время моей борьбы за сердце Гюнтера, я стала лучше. Ну если не я сама, то уж мои школьные оценки — точно! Ещё, наверно, мы повзрослели. Не фактически, а морально. Нет, я и до сих пор обожаю подурачиться, обожаю игрушки и глупые сериалы, но всё же стала более ответственной и решительной. Мама даже разрешила мне сдавать на права, как только исполнится шестнадцать (уже скоро!). А ведь раньше она думать мне о таком запрещала! В голове не укладывается, как благодаря своей любви к Гюнтеру я так выросла, прежде всего — в своих собственных глазах! В канун Рождества я что-то совсем захандрила. Гюнтер звонил из Европы практически каждый час, но и видеозвонки уже не спасали, я даже велела ему не отвлекаться и уделять родственникам больше внимания. Просто я, глядя на него, грустила сильнее, потому что увидеть-то своего милого я могла, вот обнять — нет. И с каждым днём после нашей разлуки это осознавать было всё тяжелее. В канун Рождества я чуть всплакнула, хотя и не от грусти даже, а оттого, что вспоминала нашу историю с самого начала и расчувствовалась. Бо и Флинн решили спать рядом с ёлкой, чтобы снять появление Санта-Клауса для прямого интернет-эфира. Эта Бо у нас прямо-таки прописалась, месяц уже живёт безвылазно, я не поняла — мы её удочерили что ли? Её родители периодически присылали нам свежие овощи со своей фермы курьерской доставкой, иногда даже свежую говядину. Но это не окупало присутствие этой гиперактивной девчонки в нашем доме, потому что в тандеме с моим младшим братом они производили вокруг такой хаос! Но вернёмся к теме Рождества. Первым делом утром я открыла подарок Гюнтера, ха, я же спала с этим свёртком в обнимку. Внутри оказался плед! Очень мягкий, тёплый и красивый. Особенные узоры, видимо, это какие-то традиционные (лихтенштейнские?) этнические. Развернув его, чтобы укутаться, я увидела открытку, выпавшую из середины. Надпись на маленькой картонной голове волшебного оленя гласила: «Все последующие рождественские каникулы мы проведём вместе, обещаю!» Я закрыла глаза, прижав открытку к груди, и счастливо улыбалась. А через несколько минут позвонил и тот, кто написал эти слова, у них Рождество наступило раньше, чем у нас, и он только дожидался, когда в Чикаго наступит утро. — Счастливого Рождества, мой штрудель с корицей! — Гюнтер лучезарно улыбался с экрана. Мы поговорили обо всякой ерунде, а потом он попрощался, сказав: — Увидимся через шесть дней! Я встала и пошла на кухню. Мама по традиции разогревала праздничные полуфабрикаты, а мелкие распаковывали торт в виде ёлочного шара. — Флинн сорвал трансляцию, — ныла Бо. — Он заснул! — А ты? — спросила мама. — Я всего на миг закрыла глаза, а Санта уже ушёл… — невинно пожала плечами Бо. *** Новый год подкрался незаметно. Благодаря тому, что я всё время продумывала «программу» на 14 февраля, я даже особо не представляла, как мы подготовимся и как встретим Новый год. Оказалось, Гюнтер всё придумал за меня. Разбудив меня утром 31 декабря звонком, он огорошил меня новостью о том, что уже пару минут как лично ждёт меня в «Красти»! По моим-то подсчётам выходило, что он должен был прилететь только в обед, ведь не на частном же самолёте они с дядей летели! В любом случае эта радостная новость мгновенно сменила мои планы с «проваляться ещё час в кровати», на «экипироваться в принцессу за несколько минут». Так или иначе, а спустя ещё полчаса я сидела в пиццерии и не могла наглядеться на своего любимого. — Дядя Гюнтер, ну тот, в честь которого меня назвали, опять учудил ном-мер — его сынишка Генрих стащил у бабушки из шкатулки… — Гюнтер закашлялся, смутился, и, отведя глаза в сторону, но затем продолжил: — Цепочку, цепочку с медальоном, которую нашей бабушке подарила её бабушка, а той — её бабушка и так далее… — хоть он говорил довольно уверенно и складно, акцент был лёгким, да и волноваться здесь явно не о чем, было заметно, что Гюнтер напряжён. И у меня складывалось впечатление недосказанности, как с той историей про знакомство родителей. Видимо, пока он не готов рассказать мне всё о родне. Ну ладно. Я набралась терпения и сделала вид, что ничего странного не замечаю. — И вот, увидев этот, кхм, медальон у сына на шее, дядя подумал, что просто вернуть его бабушке-ко… конечно, будет очень неловко. И он решил пробраться ночью во дворе… во двор дома, влезть в окно и подложить вещь в шкатулку. А бабушка на ночь выпускает побегать по дво… дому своих собачек. И представляешь, что было! — И много у твоей бабушки собак? — недоверчиво спросила я, на миг у меня промелькнула довольно безумная догадка, но я постаралась выкинуть домыслы из головы. — Да! Тридц… Три! Три собаки! Зато какие! Злые! — Гюнтер преувеличенно активно замахал руками и оскалил зубы, изображая свирепость бабушкиных питомцев. Но, мне кажется, он хотел сказать «тридцать», не может же мне постоянно казаться, что он переделывает слова на ходу! И все эти слова так или иначе связаны с его родственниками из Лихтенштейна. — Гюнтер, — проникновенным голосом начала я, — а ты не хочешь мне объяснить, почему… Но тут он меня перебил. — Сиси, давай сходим в торговый центр! Надо подготовиться к Новому году. Шаг 26. Сходить на шоппинг вместе с ним. Я проглотила свои дальнейшие расспросы, по крайней мере, на некоторое время. Никто никогда не звал меня на шопинг! Обычно я канючила и надоедала всем сама, пока кто-нибудь (мама, папа или Рокки) не соглашался составить мне компанию. В одиночку делать покупки я не люблю, к тому же у них всегда можно было занять денег, если не хватит. Я почти подпрыгнула от радости. Согласно кивнула на это предложение и, доев пиццу, мы поехали в один из крупных торговых центров Чикаго. Как только мы пошли по коридорам торгового центра, Гюнтер и секунды не давал мне расслабиться и подумать. Он завалил своими идеями, вопросами и предложениями («Сиси, хочешь мороженое? — Хочу! — Вот, на, со вкусом бабл-гам, как ты любишь!». «Как думаешь, этот топик подойдёт тебе для нашего совместного выступления? — Возможно… Давай посмотрим ещё вон тот! — А хочешь, купим оба?». «Может в кино сходим? — Конечно! Но сначала найдем автомат с содовой, мне хочется пить, от твоей милоты и щедрости мне слишком сладко!»). — Откуда столько денег, Гюнтер? — нахмурилась я, когда уже сходив в кино, мы закупили продуктов, и он на кассе оплачивал длиннющий список наших покупок. — Бабушка подарила на Рождество, — невинно пожал плечами парень. Да что ж там за бабушка такая?! На чьи подарки моя семья могла бы шиковать полмесяца! Заметив мою задумчивость, Гюнтер поторопил меня домой. Хоть всю еду мы купили готовой, он хотел ещё испечь штрудель, который мне так понравился, когда я была в гостях у Хессенхефферов. А точнее, научить меня печь штрудель. Вечером моя семья собралась за столом, и мы представили глубоко шокированной маме и ехидным Флинну и Бо творение рук моих. (На самом деле половину работы сделал Гюнтер. Но об этом им было знать необязательно). Потом, оглядев стол, заставленный вкуснятиной, мама смеясь сказала: — Если вы грабанули продуктовый — плевать, я постараюсь, чтобы это дело стало глухарём. С этими словами она накинулась на креветки во фритюре. Гюнтер неодобрительно покачал головой. — Она шутит, милый. Моя мама — самый честный коп в своём участке! Не сомневайся, она бы арестовала нас, если было бы за что. Гюнтер хмыкнул. Некоторое время за столом царило молчаливое сосредоточенное жевание. — Разорит она тебя, Гюнтер, сынок, — сказала мама в перерыве между креветками и бефстрогановом. — Сиси у нас обновки обожает. — О, ты наконец заметила мой новый топ! — ухмыльнулась я. — И новые тени для век, — подмигнула мама. — А чехол для очков на тумбочке подсказывает мне, что без очередных новых солнцезащитных на следующее лето сегодня не обошлось. Я опустила глаза. Ну да, с некоторыми вещами вышел перебор. Но Гюнтер же сам предложил! И буквально заталкивал меня в каждый магазин, как только я вновь начинала спрашивать что-то о его лихтенштейнской родне. — Принцесса! — сказала мама. Гюнтер вздрогнул. — Не будь ненасытной! Настроение было испорчено. Ну что она не могла подождать со своей моралью до завтра, до того момента, когда мой Гюнтер уедет? Моя мама всегда отличалась прямотой и беспардонностью. Это было честно, но очень не вовремя, выговаривать мне всё это! Расстроенная, я уткнулась тарелку и молчала пока все не поели. Шаг 27. Заметить, что перестала называть его козлом. После ужина мама и мелкие сели смотреть вечернее шоу, ждать полночи, чтобы торжественным счётом встретить начало года. Не сговариваясь, мы с Гюнтером встали у окна, через которое обычно влезает Рокки, и вместе смотрели в ночное небо. — Не печалься, моя козочка. Зато штрудель получился отменным! — Они умяли его в считанные секунды! Нам с тобой остался лишь маленький кусочек на двоих… —дрожащим голосом сказала я. — Ну козочка, только плакать не надо, сегодня же великий день! Гюнтер обнял меня, я ткнулась лбом ему в солнечное сплетение и пробурчала: — Ко-озочка… — Да, козочки — красивые и грациозные! — Гюнтер проговорил это так мило и искренне, что я рассмеялась. — И среди них бывают рыженькие… — Но большинство коз — блондинистые! — фыркнула я и вдруг поняла: уже пару месяцев мысленно не называла Гюнтера козлом! Да и повода не было… А по инерции звать любимого бранным словом и вовсе не хотелось. Даже про себя, даже на бумаге! — Ну что ж, если козочки, по твоему мнению, столь милы, можешь меня так звать, — усмехнулась я. — Но тебя козликом звать я не буду, даже не проси!