Драбблы

— Это запрещено правилами! — шипит Девятка, пока Гэвин беззастенчиво лапает его за обтянутую джинсами задницу. В кабинке чертовски тесно, но под пальцы уже попадается болт от ширинки, вжух! — скрипит молния, а значит, Гэвин на верном пути. Активно готовится вступить в Клуб Десяти Миль. — Что, прямо так и запрещено? — спрашивает он, облизываясь, когда джинсы сползают, обнажая бледный скин и аппетитные круглые ягодицы. Хочется сделать что-нибудь дико непристойное, вроде облизать их — но встать тут на колени будет очень сложно. Кабинка рассчитана на одного карлика, а не на двоих мужчин средних габаритов. — В правилах написано «Нельзя трахаться в туалете?» — Стюардесса откроет кабинку своим ключом, а хулиганское поведение наказуемо… Девятка на секунду затыкается, потому что Гэвин скользит пальцами ему между ягодиц. Он не теряет времени даром: стюардесса действительно минут через пять начнет стучать в дверь, а занудствовать Девять может куда дольше пяти минут, проверено. Так что он сдергивает джинсы сразу до колен и вынуждает Девять наклониться, упираясь руками в стенку кабинки. — И запрещено использовать туалет не по назначению, — охает Девять, — Гэвин!.. Для кого-то, кто так громко протестует, он слишком уж охотно выгибается в спине — да и пошел сюда совершенно добровольно, как будто и правда не знал, что у Гэвина на уме. Сама наивность. Гэвин стонет себе под нос, освобождаясь от собственных штанов и прижимаясь бедрами, прямо разгоряченным членом к этой охуенной заднице. У него сейчас сердце остановится от желания, точно… — В последний раз, когда я проверял, ты и не мог использовать его по назначению, — выдыхает он, снова протискивая пальцы между ягодиц, и на этот раз нажимает, нащупывая отверстие. Силиконовые стенки поддаются без малейшего сопротивления, и Девять шире расставляет ноги и опускает голову, и одно это зрелище способно кого угодно довести до оргазма, а ведь Гэвин еще даже не начал. И это хорошая идея — начать… Он задирает толстовку Девять, обнажая поясницу, потому что его ладони потрясающе смотрятся на пояснице Девятки, а потом он обхватывает талию Девять руками — и входит. И, черт, это обалденно, на долгие несколько секунд Гэвин просто тонет в ощущениях тепла, тесноты и того, как Девять с готовностью подает бедрами навстречу, вбирая Гэвина глубже, еще глубже… — И что, скажешь, это была плохая идея? — выдыхает Гэвин. Но Девять ничего такого не говорит.   В отпуск они летят впервые, и Гэвину кажется, что Девятка волнуется: и вряд ли дело в страхе высоты или авиакатастрофы. Но в своем кресле он сидит ровно-ровно, не отрывая взгляда от засунутой в карман кресла инструкции — хотя знает, естественно, ее наизусть, — и есть что-то трепетное в его лице, что заставляет Гэвина самого нервничать. Девятку нелишне будет слегка взбодрить. Ага. Это для его же блага. Остальное — благо для Гэвина, — просто приятный бонус. — Эй, Девять, пошли покажу кое-что? — предлагает Гэвин. Это импровизация — идея рождается моментально, но тут же захватывает его: возле туалетов в хвостовой части салона ни одной стюардессы, на борту темно, и те, кто не спит, смотрят телек в наушниках. Это их шанс! Девять глядит на него, нахмурившись, — явно не понимает, что такого нового и интересного он может увидеть в самолете, что не успел скачать в своих супер-пупер продвинутых базах, — но послушно встает и позволяет подтолкнуть себя по проходу в сторону хвоста. — Быстрее, — шипит Гэвин, — пока нас не поймали. И с этими словами он заталкивает Девятку в кабинку. И вот они тут, Девять в спущенных донизу штанах, прогибающийся под толчками Гэвина и цепляющийся пальцами за гладкую стенку кабинки, а Гэвин — Гэвин в нем и уже в Клубе Десяти Миль, стремительно приближается к оргазму. Самолет трясет, но никакая турбулентность не заставит сейчас Гэвина остановиться. Наоборот: вибрации отдаются во всем теле, от каждой у него меркнет в глазах на мгновение, и он почти уже… почти… Стук в дверь раздается как раз в тот момент, когда Гэвин на грани — он чувствует, как замирает и потом вздрагивает несколько раз Девять, и это самого его обрушивает в огненную разрядку. Он стонет, наклоняясь, упираясь лицом Девять в спину — тот не двигается, не шевелится, словно завис, — и в дверь стучат снова. — Секунду, — выпаливает он сипло — голос как после наждачки. — Я сейчас выйду… — Все в порядке, сэр? — голос у стюардессы обеспокоенный и самую малость подозрительный. — Вам нехорошо? Гэвину очень хорошо. Его член выскальзывает из расслабленного тела Девять, ощущение посылает импульсы по спине, во все мышцы. Гэвин спешно выдергивает салфетки из крепления, чтобы стереть следы беспорядка с себя и Девятки. — Все нормально, — отзывается он. Салфетки отправляются в корзину, и Гэвин помогает все еще ошеломленному Девятке застегнуть джинсы. Он чувствует себя буквально на небесах, невесомым — даже если теперь их оштрафуют, оно того определенно стоило. Он быстро целует Девять в губы — тот неожиданно горячо отвечает на поцелуй, — и отпирает дверь кабинки.  — Простите, — Гэвин улыбается стюардессе, стараясь быть обаятельным, — он впервые в самолете, просил провести экскурсию. Он ловит возмущенный взгляд Девятки и усталый, задолбавшийся взгляд стюардессы — видно, не слишком-то он обаятельный. Но что поделать. И хотя лицо Девятки отдает голубизной, когда он проходит на свое место на глазах все еще возмущенной стюардессы, зато и вид у него уже не такой деревянный. Совсем не деревянный. Гэвин плюхается на сиденье вслед за ним, колени до сих пор подрагивают, голова кружится, а живот сводит от напряжения и резкого спада этого самого напряжения… И ловит внимательный взгляд Девять. Тот терпеливо ждет, когда Гэвин устроится на месте. — Ну что, было весело? — спрашивает Гэвин. Этот андроид толкает его на такие дикие поступки, которых он и помыслить не мог, серьезно. — Ты же отвлекся от своих пессимистичных мыслей? Скажешь, нет? Девять наклоняется к его уху, касается его губами — пока у Гэвина по спине ползут огромные мурашки, — и его рука будто бы случайно оказывается у Гэвина на колене. — Я тут подумал, Гэвин… Мы вдвоем во всем ряду, — шепчет Девять. И что? Что это он имеет в виду? — И я бы еще немного отвлекся. И он бросает свою куртку Гэвину на колени.