Драбблы

— Чтобы ты знал, я не умею готовить, — Коннор подает бедрами вперед, и у Гэвина на несколько секунд пропадает понимание вообще любой членораздельной речи, — абсолютно. Готовить, пытается сообразить Гэвин, не умеет… точно… Он глубоко вдыхает и сжимает зубы — черт, его руки на талии Коннора, и они оба так чудесно синхронно двигаются, что не хочется говорить ни о какой готовке, да вообще не хочется болтать. Но у них тут типа важный разговор, ага. Просто немного увлеклись поцелуями. — Я думал, ты все умеешь, — выдавливает он, пока его член погружается на всю длину, и, черт, это Коннор точно умеет, — продвинутый и все такое… — И убираться, — Коннор наклоняется, волосы падают на лоб, лицо сосредоточенное, когда он приподнимается и вновь опускается — и каждое движение вызывает у Гэвина искры из глаз, — и следить за домом… — А что, похоже, что мне нужна домохозяйка? — Гэвин спускает ладони Коннору на бедра, сжимает — и Коннор выпрямляется, запрокидывая голову. Гэвин глаз не может отвести от его плоского живота, от груди со светящимся блеклым кольцом и небольшими розовыми сосками, к которым так хочется прикоснуться языком. — Ну, у людей бывают разные идеи, — усмехается Коннор. Гэвин прижимает палец к его искусанным губам. — И сколько же у тебя было людей? — он громко стонет, потому что Коннор упирается руками ему в плечи и не отвечает, только усмешка становится шире, ехиднее. — А я, кстати, довольно ревнив. Коннор смеется — от смеха его тело вздрагивает, и это оглушительно. — Меня таким не удивишь, — заявляет он. А потом наклоняется, и его губы на губах Гэвина, язык лениво скользит в рот, и Гэвин машинально тянется вверх, углубляя поцелуй. Они обсуждают отношения, и кто же виноват, что все попытки обсуждения заканчиваются у них одинаково? Гэвин и рад был бы держать свои руки при себе хотя бы пятнадцать минут, но это нереально. Сейчас-то его руки на ягодицах Коннора, думать о чем-то кроме секса в таких условиях — выше скромных человеческих возможностей. Он расставляет пальцы, чтобы захватить как можно больше гладкого скина, как можно сильнее прижать Коннора к себе, пока их тела не вплавятся друг в друга, не сольются в одно… — Язык у меня без костей, — признается Гэвин под влиянием момента, — но ничего хорошего от меня не услышишь, одни грубости. Он замирает, неожиданно трезвея, ведь это правда — и правда неприятная, и кому такое понравится? Уж точно не Коннору… Но Коннор смеется, и его тело снова сжимается от этого смеха, моментально обрывая любые критические мысли у Гэвина в голове. — Никаких двухсот режимов вибрации, имей в виду, — он двигается сильнее, быстрее, и какая, к чертям собачьим, вибрация — Гэвин и так чертовски близок к развязке. — Никаких специальных эротических программ. Будто ему нужны эротические программы, чтобы заставить Гэвина кричать. — Зато кофе, Коннор, — находится Гэвин, ведь кофе нельзя не упомянуть, — он просто бесподобный… Он прерывается, когда Коннор снова целует его. — Не привыкай, — выдыхает он прямо Гэвину в рот. Он перегрелся, от него тянет жаром. — Поздно, — шепчет Гэвин одними губами. — Поздно. А я… — он собирает остатки мыслей, пытаясь вспомнить остальные свои недостатки, — я все время забиваю на бюрократию… — Я заметил, — в голосе Коннора на мгновение появляется намек на недовольство, но тут же сменяется улыбкой. — Думаешь, это можно было не заметить? Верно, ненависть Гэвина к отчетам ни для кого не секрет. Как и его нытье: «Ну тебе что, жалко что ли, жестянка? Ну пожалуйста!» Напряжение скручивается в районе поясницы, Гэвин дышит рвано, огонь то приливает к коже, то отливает, а бедра дергаются вверх будто бы по собственной воле. — И я тот еще говнюк, — из последних сил признается он. — Совсем не романтичный. — Мне достаточно, — Коннор прикусывает его нижнюю губу, и за секунду до ослепительного оргазма Гэвин успевает услышать: — Кажется, мы идеально подходим друг другу… И все меркнет. Когда он приходит в себя, Коннор лежит на нем всем весом — но это приятное и успокаивающее ощущение. Гэвин с трудом собирает мысли: поговорить, они собирались поговорить. Обсудить кое-что важное. — Подходим? — шепчет он, облизывая пересохшие губы. Все в нем замирает в ожидании ответа. Коннор прижимается приоткрытым ртом к его шее, подбородку, мгновением позже его поцелуи добираются до губ. — Конечно, — Гэвин чувствует его улыбку. — Ведь я тоже говнюк, разве нет? Гэвин думает всего секунду. А потом его руки на затылке Коннора, и он отдается поцелую. С этим, в самом деле, не поспоришь — они идеально подходят друг другу. Идеально.