Драбблы

Гэвин шмыгнул носом, когда особенно огромная капля плюхнулась ему на лоб и проложила свою ледяную дорожку вниз по лицу и дальше за шиворот вымокшей насквозь толстовки. Голова раскалывалась, как будто по ней попеременно били битой и огромным колоколом (а временами надевали на голову колокол и били по нему битой), и за этим ужасающим шумом расслышать что-то было бы просто долбаным чудом. Гэвин, однако, сюда не погулять пришел — он следил за преступником, хотя Коннор и сказал, что только идиот будет сидеть под дождем в наружном наблюдении с гриппом и температурой под сорок. Гэвин наверняка этим самым идиотом и был. Не сдержавшись, он чихнул, и от этого в голове все помутилось, колокол вновь треснул его по затылку, и Гэвина едва не вывернуло прямо на промокшие насквозь кеды. Может, Коннор был и прав, может, не стоило тут зависать, может… Но Гэвин не собирался сдаваться. Все тело ныло, его бросало то в жар, то в холод, но никакая жестянка не будет указывать ему, как делать свою работу, и он этих придурков уже неделю пасет и не позволит какому-то сраному гриппу отобрать у него задержание!.. — Гэвин? — прошептал Коннор в наушник, но этот шепот раздался в многострадальной голове Гэвина оглушительным набатом — он будто принялся колотиться о внутренние стенки черепа, сметая все на своем пути. — Рид? Прием! Гэвин открыл было рот, чтобы сказать, что он тут, а еще попросить говорить потише, а еще идти в задницу… но снова чихнул, перед глазами померкло, он моргнул раз, другой, третий…

*

Потолок сверху показался Гэвину смутно знакомым, хотя и терялся в колышущейся дымке. Застонав, он попытался поднять руку, чтобы протереть глаза, но тело словно превратилось в желе и вот-вот грозило стечь на пол и впитаться в ковер. Если тут есть ковер. В последний раз Гэвин помнил себя в переулке за баром Микки, там шел дождь и никакого ковра не было, но сейчас он явно силой долбаной магии переместился куда-то подальше от дождя. — Ты ожил? — в поле затуманенного зрения появилось лицо Коннора, и сразу стало понятно, что за магия вытащила Гэвина из-под дождя. — Какой приятный сюрприз. Судя по тону, нихрена ему было не приятно. — Те парни? — проскрипел Гэвин. Горло было как наждачка. — Мы их упустили, — отрезал Коннор. Гэвин застонал. Потолок сверху сфокусировался и теперь изрядно смахивал на потолок его собственной квартиры (а это значит, тут был ковер, но сейчас это не радовало), а Коннор — тоже изрядно — смахивал на божество гнева и отмщения, а у Гэвина так дико болела голова, что на глаза наворачивались слезы. — Ответственность для идиотов и тупых жестянок, верно, Рид? — Коннор и не собирался делать голос потише. — А умереть от воспаления легких — лучший способ доказать всем, какой ты непревзойденный полицейский. — Он наклонился сверху, прижимая ладонь ко лбу Гэвина, и тот снова застонал — не удержался, потому что ладонь была прохладная, и ради этого он даже готов был потерпеть мучительную нотацию. Не то чтобы у него был выбор. — Верно, Рид? — повторил Коннор жестко. Верно, хотел ответить Гэвин, но его опять одолело чихание, голова сжалась, в глазах потемнело, и ему показалось, что сквозь эту пытку лицо Коннора утратило свою инквизиторскую жесткость и скривилось от сочувствия. — Выпей лекарства, Гэвин, — сказал он уже мягче, когда Гэвин немного пришел в себя, — а потом поспи. Гэвин без протестов проглотил горсть таблеток, запил горькой шипучкой и упал на подушки — потолок сверху болтался туда-сюда, и лицо Коннора болталось вместе с ним. Надо будет все же поймать тех парней, а еще… а еще… Кровать рядом заскрипела, прогибаясь, а потом приятно тяжелые руки Коннора обхватили его плечи поверх одеяла, а прохладные губы прижались ко лбу, и, кажется, головная боль сразу же стала немножечко меньше. — Поспи, Гэвин, — повторил Коннор шепотом, — я побуду с тобой.