Драбблы

Сквозь дрему Гэвин чувствует приятное тепло. Сладкие картинки проносятся у него в голове: воскресное утро, он нежится в постели, уже почти чувствует пьянящий запах кофе… Стоит только открыть глаза, как воскресенье официально настанет, так что Гэвин все медлит, продлевая замечательную ночь субботы, пока его закрытые веки ласкают солнечные лучи, подушка под щекой такая мягкая и приветливая, а впереди еще целый выходной. Замечательный выходной в компании Коннора, и, хотя обычно Гэвин парень простой и далекий от всякой сентиментальности, сейчас его сердце наполняется теплом и предвкушением. Спину простреливает, Гэвин распахивает глаза, и печальная реальность накрывает его с головой. Сейчас никакое не утро воскресенья, а вечер среды, впереди его ждет разве что рабочая ночь. Под щекой вместо подушки у него собственная ладонь — изрядно затекшая, — вместо кровати офисное кресло, в котором спина Гэвина уже просит пощады, а солнечные лучи оборачиваются настольной лампой, свет которой бьет прямо в глаза, вынуждая Гэвина кривиться. Черт побери. А заодно он вспоминает, что с Коннором они поссорились, а значит, никакого тепла и сентиментальности Гэвину не светит в этот тоскливый вечер. Спросонья Гэвину так жалко себя, что на глаза едва не наворачиваются слезы — правда, это вполне может быть из-за яркого света, — и хорош же он будет, если ни с того ни с сего разревется прямо на рабочем месте. Спина снова ноет, и только тут до Гэвина доходит, что тепло ему вовсе даже не мерещится. Как и запах кофе… Он резко поднимает голову, выпрямляясь. Кресло жалобно скрипит, когда куртка сползает с плеч Гэвина — и это не его куртка, это куртка Коннора (с которым они поссорились, ага, так что устраивать акты доброты засранцу незачем), и пока Гэвин осмысляет это загадочное явление, его взгляд натыкается на кружку. Его собственную кружку с кофе, а значит, запах ему тоже не приснился. Что за чудеса!.. — Рид? — голос раздается сзади, и Гэвин поворачивает голову, встречаясь с Коннором взглядом. — Ты проснулся? Его лицо уже не кажется таким раздраженным, как — Гэвин бросает взгляд на угол терминала — час назад. Гэвин сжимает губы, не уверенный, как реагировать: ему хочется принять это своеобразное молчаливое извинение и сделать вид, что ничего не было, он слишком устал для ссор, а размолвка с Коннором задевает в его душе такие крошечные колесики, которые раньше никогда не скрипели… — Я должен извиниться, — говорит Коннор, и в его словах, в его глазах нет ни капли сарказма или издевки, что пробуждает Гэвина эффективнее, чем нетронутый кофе, — я тебе нагрубил… я на самом деле так не считаю. Я просто устал, Гэвин. Обалдеть. — Что, неужели терминатор признает хоть какую-то слабость? — у Гэвина отлегает от души, а крошечные колесики принимаются крутиться с бешеной скоростью. Коннор толкает его в плечо, откатывая от стола вместе с креслом — и внезапно усаживается Гэвину на колени. Бедное кресло скрипит жалобно под их общим весом, а Гэвин может только ошарашенно моргать в поисках то ли возражений, то ли вопросов. — Извини, — Коннор слабо улыбается, — ладно? — Ладно, — Гэвин даже не пытается сопротивляться. Он всего лишь слабый человек, кто его осудит. — Тебе удобно? На них глазеют, но Гэвину абсолютно наплевать. Коннор улыбается шире. — Вполне. Пей свой кофе, Рид. И Гэвин послушно тянется к кружке — не пропадать же такому хорошему кофе, в самом деле?