Драбблы

Когда Гэвин слышит первые аккорды бессмертной песни Селин Дион — той самой, из кино про «Титаник» — он ушам своим не верит. Хорошо поставленный и звонкий голос Девять под аккомпанемент музыки разносится далеко за пределы ванной, изливая надрывную тоску по любви, и Гэвин чувствует, что еще вот-вот — и он прослезится. Девятка обожает ванны с пеной и задушевное пение, вот только он наверняка оторвет Гэвину голову, если тот заикнется об этом где-нибудь при посторонних. Точно. Сто процентов. Сейчас он только открывает глаза, когда Гэвин заходит в ванную, но не прекращает петь. Пена доходит ему до подбородка, такая пушистая, что тела Девять совсем не видно под ней, и у него явно классное настроение. У Гэвина в душе расцветает что-то теплое и пузырящееся радостью. Как эта пена. — А чего повеселее нет? — спрашивает он и улыбается, когда в ответ Девятка погружается ниже в пену и прекращает петь, продолжая проигрывать музыку. Кажется, саундтрек разносится откуда-то из-под воды. — Я не разделяю твои музыкальные вкусы, — сообщает Девять самодовольно. Будто его собственные пристрастия — вершина интеллектуальности и тонкости. Ну да, точно. Гэвин поклясться может, что над этим самым фильмом Девятка ронял сентиментальную андроидскую слезу, а то и не одну. Покачав головой, Гэвин проходит вперед и садится на край ванны, ворошит пену ладонью. Пахнет какими-то сладкими цветами, страсть Девять к цветочным отдушкам почти так же сильна, как к попсе и слащавым фильмам. У Гэвина иногда внутри все сжимается от того, как сильно он любит Девять и его причуды. — Слушай, — Гэвин наклоняется ниже, погружая ладонь в воду и задевая колено Девять, — я тут думал… Девять ухмыляется: борода из пены свисает с его лица, придавая ему немного залихватский вид, глаза блестят. У него явно есть предположения, что там такое Гэвин думал. — Да неужели, — тянет он. И теперь уже коленка Девять будто бы случайно задевает руку Гэвина, и у того моментально пробегают мурашки по спине — огромные такие мурашки, собирающиеся на пояснице и поднимающие дыбом волоски на затылке. Взгляд Девять темнеет, в нем не только веселье и хорошее настроение в этот приятный вечер, в нем нечто большее. Многообещающее. — Ты же андроид, — сглатывает Гэвин, стараясь не сбиться с мысли, — а тебе не вредно быть в воде? Его рука скользит под водой, оставляя в пене след, как маленький корабль — пока не касается груди Девять. Гэвину кажется, что в ванной как будто становится вдвое жарче. Может, все дело в паре. — В том смысле, что я электроприбор? — усмехается Девять. Под водой его ладонь накрывает ладонь Гэвина. — А знаешь, как опасно прикасаться к упавшему в воду электроприбору? Гэвин… Гэвин знает. Он наклоняется, и Девять одновременно тянется к нему, и их губы сталкиваются посередине этого движения. — Я герметичен, — шепчет Девять ему в рот. Его рот горячее, чем обычно — наверное, это от нагревания, но Гэвин чувствует, что поцелуй достает до самой диафрагмы, скручивает возбуждение в животе, в паху. Теперь он в пене и воде, и ему наплевать, его рука скользит под водой ниже, и Девять льнет навстречу его прикосновениям. Музыка не прекращается, и это почему-то добавляет жара, будто они вдвоем вдруг оказались в страстной и романтичной сцене в кино. Гэвин резко вдыхает воздух, когда его пальцы охватывают твердый и просто потрясающий член Девять, и тот в ответ раскидывает колени и закрывает глаза, и его влажные губы так и просят снова их поцеловать, так что Гэвин и не думает сопротивляться. Их языки касаются друг друга, и Гэвин двигает рукой. Вода выплескивается на пол. Поцелуй становится все глубже, все более жадным и нетерпеливым, пока дыхание не отказывает Гэвину окончательно, а перед глазами не начинают плавать круги. — Везде герметичен? — шепчет он, разрывая поцелуй. У Девять есть и предусмотренные конструкцией отверстия, верно? И кто знает, не опасно ли погружать их в воду? Гэвин тяжело дышит, опуская руку еще ниже, нащупывая вход — Девять с готовностью вскидывает бедра, позволяя Гэвину действовать. Пальцы проникают внутрь почти без сопротивления, одновременно Девять запрокидывает голову на край ванны — его глаза смотрят в потолок, рот приоткрыт. Музыка резко умолкает, но кровь так громко ревет у Гэвина в ушах, что тот не сразу замечает тишину. Его сейчас точно могло бы ударить током до смерти, и он не заметил бы, пока не очнулся бы на облачке. Все мышцы сводит от напряжения, предчувствия кульминации, он двигает рукой сильнее, проталкивает пальцы глубже, его губы снова накрывают рот Девять — и тот подается ему навстречу с такой готовностью, что едва не сталкивает Гэвина с края ванны… С низким металлически звучащим стоном Девять замирает, застывает в каменной неподвижности, и секунду Гэвину кажется, что он сам сейчас взорвется… А потом Девять внезапно обхватывает его за талию и тянет к себе, опрокидывает в ванну. Гэвин издает вопль от неожиданности, он в воде, пена лезет в лицо, его перевозбужденный член упирается во что-то твердое — то ли бедро Девять, то ли его руку, и одно это едва не сталкивает его за грань… и все это не важно, потому что они опять целуются, а ради таких поцелуев Гэвин готов мириться со многими неудобствами. Девять горячий, и мокрый, и смотрит Гэвину в глаза. — Везде герметичен, — отвечает он, хотя Гэвин уже забыл про вопрос — и его настойчивая ладонь протискивается в промокшие насквозь джинсы Гэвина, — но предлагаю проверить еще раз.