Драбблы

— Гэвин, — говорит Коннор и смотрит на Гэвина из-под ресниц с таким загадочным видом, что тому сразу становится не по себе, — привет. Гэвин на всякий случай оглядывается — но они одни. Гэвин зашел в раздевалку поменять рубашку на более пристойную: рутинные субботние вояжи по помойкам Детройта наносят его одежде сокрушительный урон. — Привет, — отвечает он, прижимая рубашку к груди, словно это хоть как-то может защитить его от радиоактивной харизмы Коннора. — Что-то… Ему приходится замолчать, потому что Коннор подходит ближе, и точно, они наедине. Никто не спешит ввалиться в раздевалку и внести в происходящее элемент реальности. А без реальности тут никак. Ни единого шанса. — Я просто хотел с тобой поболтать кое о чем, — сообщает Коннор, пока Гэвин изо всех сил старается оторвать взгляд от его губ. Это и обычно-то непросто. Но Коннор вытворяет такое со вчерашнего вечера, а ночевать уехал к себе, а значит, где Гэвин и где реальность? И более стойкие сломались бы давным-давно, а Гэвин-то свою стойкость оценивает очень трезво. Особенно когда он стоит тут полуголый. — Ну давай поболтаем, — все же находится он. И отступает. По спине маршируют мурашки — и это не от холода. Коннор улыбается ему той самой улыбкой, что должна бы успокаивать, но не успокаивает ни чуточки. — Я на работе, — на всякий случай напоминает Гэвин — и снова делает шаг назад, — и ты тоже. У тебя брифинг через десять минут. Обычно он не против заняться на работе чем-нибудь интересным, но сейчас это грозит проблемами — после всего этого подогревания Гэвин не уверен, что сможет вовремя остановиться. У него уже начинает происходить всякое интересное в штанах. — На работе нельзя разговаривать? — интересуется Коннор таким наивным тоном, что Гэвин нервно смеется. Дверца шкафчика холодная и твердая за спиной, а Коннор теплый спереди, и Гэвину дико хочется его потрогать. — Кон… — начинает он. Потому что если он не переоденется прямо сейчас, то Девятке надоест его ждать, к тому же после работы можно поехать домой, и… Потому что Гэвин и правда не сможет остановиться! Но Коннор не слушает. Как акула он бросается вперед, на беззащитную жертву, и прижимает Гэвина к шкафчику — мягко, но непреклонно. — Ты меня отвергаешь, Гэвин? — спрашивает он проникновенно и смотрит в глаза, и все, Гэвин готов, как барбекю. Да в какой вселенной и при каком помутнении рассудка он смог бы отвергнуть Коннора? Это вообще возможно? Особенно когда Коннор опирается рукой о шкафчик, практически нависая над Гэвином, и его взгляд порождает в душе Гэвина самые смелые и откровенные фантазии. — Девять свалит без меня, — жалобно пытается тот. Девять с самого начала хотел ехать без него — считал, что там, куда они собрались, человеку не место. Но Гэвин сам решает, вообще-то, где ему место, а где нет. — Ничего, он подождет немного, — и Коннор придвигается ближе. Еще ближе. И черт с ним, Гэвин дурак что ли — отказываться от того, что само идет к нему в руки? Нет, он не дурак! Мгновение он колеблется — а в следующее мгновение уже обхватывает лицо Коннора руками, чтобы тот не мог в последний момент улизнуть, — и впивается ему в губы. Поцелуй обжигает, ненадолго лишая Гэвина всех мыслей вообще — и тем более мыслей о работе… какая, мать ее, работа, когда тут такое происходит? Когда язык Коннора протискивается ему в рот? Гэвин забывает о времени — может, проходят годы, пока Коннор не отстраняется чуть-чуть, заглядывая Гэвину в глаза. У него такой нахальный взгляд, что Гэвин моментально понимает все. — Девятка свалил, да? Коннор безмятежно улыбается, явно не чувствуя ни капли раскаяния. — Вот ты засранец, — в сердцах говорит Гэвин, — специально отвлекал меня, признавайся? Коннор, естественно, ни в чем не признается — когда было иначе? — и в то же время не отрицает, и все же Гэвин с удивлением понимает, что не слишком-то и сердится. Но Коннор должен заплатить за обман, верно? А разве есть лучший способ отомстить, чем заставить его пропустить брифинг, который должен начаться с минуты на минуту? Только поэтому Гэвин хватает его за воротник и рывком притягивает к себе. Только поэтому. А вовсе не потому, что хочет еще один поцелуй.