***
Архив Аврората не был самым приятным местом в отделе. Чтобы найти нужный файл, требовалось подобрать правильные ключевые слова для волшебной поисковой системы. Она представляла собой заколдованный пергамент, на котором авроры писали краткую выдержку из дела, затем слова исчезали, растворяясь в бумаге, а нужная коробка из архива спустя некоторое время сама вылетала в руки. Склонившись над листком, Пэнси закусила губу. Кончик пера замер в дюйме от пергамента. Она всем сердцем ненавидела эту систему, потому что на её памяти никому ещё не удавалось с первого раза найти нужные данные, а Поттер вообще каждый раз возвращался из архива с кипой бесполезных бумаг. Обычно он левитировал в их маленький кабинет десяток набитых под завязку коробок со старыми делами, а когда Паркинсон, разбирая их, раздражённо откладывала в сторону совершенно не связанные с тематикой расследования папки, Гарри, насупившись, собирал их в кучу и молча возвращал обратно. Перо коснулось пергамента, аккуратным почерком Пэнси вывела последовательность ключевых слов: «Использование чар задымления; артефакты, вызывающие помутнение рассудка; подчиняющие артефакты». На секунду задумавшись, она дописала ещё: «Дуэли среди гражданского населения с 1999 года по 2004». Похоже, что в этот раз по количеству коробок она точно побьёт рекорд Поттера. Когда все нужные документы были в кабинете, Паркинсон тяжело опустилась в кресло и подпёрла подбородок рукой, разглядывая нагромождённые стопки. Ей нравилось анализировать документы и читать отчёты по старым делам. В отличие от напарника, она не испытывала скуки от монотонной работы, тщательно делала пометки в своём блокноте о тех вещах, что казались важными, и чувствовала искреннее удовлетворение, когда удавалось найти связь или новый след в деле. Поттер не был таким. Он ненавидел отчёты, не любил перебирать бумаги и копаться в библиотеке Министерства. Ему нравилась лишь практическая сторона их работы — засады, погони, задержания. В последние годы она замечала, что жизнь начинала теплиться в его глазах только тогда, когда он занимался любимым делом, когда ему удавалось кого-то спасти. Того Гарри Поттера, который победил Тёмного Лорда и поступил в Академию авроров, словно больше и не было. С каждым днём от её пристального взгляда всё меньше ускользали тёмные круги под его глазами, усталость и изредка прорывающаяся на поверхность нервозность. С одной стороны, это беспокоило, а с другой — это не было её делом. Они практически никогда не говорили о своих личных проблемах, так с чего бы ей интересоваться демонами в его голове? Пэнси взмахнула палочкой, и увесистая коробка приземлилась на письменный стол. Она скинула крышку, выложила перед собой папки с документами и принялась просматривать их в поиске нужной информации. Оказалось, что дел, по которым проходили всевозможные чары задымления, — огромное множество. Через час бесполезных поисков в кабинет вошёл Гарри, скинул плащ и молча забрал пару коробок на свой стол. Время за работой летело с огромной скоростью. Когда Пэнси почувствовала, что спина затекла от сидения в одном положении, она потянулась в кресле и обнаружила, что Поттера за его письменным столом уже нет. Так происходило, когда она увлекалась работой и не замечала происходящего вокруг. Ещё одна увесистая папка полетела в кучу, которая отправится обратно в архив. Дверь жалобно скрипнула, а за ней показалось уставшее лицо Поттера. В руках он нёс бумажные стаканчики. — Когда ты ушёл? — спросила она, беря следующую папку в руки. — Полчаса назад, — он поставил стаканчик на её стол и направился к своему месту. Гарри сел в кресло, снял очки и помассировал переносицу. — Что это? — поморщилась Пэнси, принюхиваясь к напитку. — Чай? Поттер никогда раньше не приносил ей чай или кофе. Это вообще было не в его стиле. Обычно вместо бумажных стаканчиков он клал на её стол лишь рабочие папки. — Не Дарджилинг, конечно, но тоже неплохо. — Спасибо, — она хмыкнула, сделав глоток. — На вкус как дерьмо, зато сахар не забыл. — Одна ложка сахара, я помню. Паркинсон откинулась на спинку кресла и сложила руки на груди. — Откуда ты знаешь? — Летом, когда мы изображали в кофейне женатую пару под прикрытием во время слежки в Косой аллее, ты попросила официанта принести Дарджилинг с молоком и одной ложкой сахара, — закинув ноги на стол, Поттер взял в руки бумаги и начал их просматривать. — Это моя работа — всё знать. — Может быть, ты уже знаешь, что за дрянь произошла в Лютном? Он выглянул из-за бумаг и приподнял брови в вопросительном жесте. — Если бы я знал, то мы бы тут не сидели до ночи, — Гарри вскинул запястье и взглянул на часы. — Чёрт, уже пол-одиннадцатого. Ты нашла что-нибудь в своих бумагах? Пэнси взяла в руки блокнот и перевернула слегка помятые исписанные листы. — Пока нет. Самая банальная версия — использование Империуса. Возможно, что дым нужен был для прикрытия того, кто его накладывал. Если так и есть, то наш преступник — не самый умный волшебник, ведь существует множество других способов скрыть своё присутствие. — Что насчёт самого дыма? — Гарри отложил бумаги и сложил руки в замок. — Кажется, я слышал о каком-то деле в 2002 году, там фигурировала группа заклинаний, вызывающих морок, и было что-то про дым… — Я уже просмотрела это дело, но для уточнения деталей о самом заклинании нужно сделать запрос в сектор борьбы с неправомерным использованием магии. И это уже сделано. — Как же хорошо я вас обучил, аврор Паркинсон… — Пошёл к чёрту, — Пэнси раздражённо перевернула страницу блокнота и услышала сдавленный смешок напротив. — Артефакт? — Возможно. Но для того, чтобы исключить эту версию, — она махнула рукой в сторону стопок из коробок, — нужно изучить всё, что тут есть. Гарри с тоской поглядел на горы из макулатуры и покачал головой. — Наш загадочный преступник идёт в Лютный переулок, накладывает чары задымления, чтобы, предположительно, скрыть себя от чужих глаз. Использует Империус или успевает активировать тёмный артефакт, в результате чего завязывается бессмысленная дуэль, — Поттер спрятал лицо в ладонях и вздохнул. — К тому же он мог использовать неизвестное нам заклинание морока. Затем дуэль заканчивается прибытием авроров, пострадавшие поступают в Мунго, а зачинщики не помнят, зачем и с какой целью они устроили весь этот бардак. Я ничего не упустил? — Кажется, нет. — Что за бред? — он поднял глаза на Пэнси и помолчал секунду, прежде чем продолжить: — Для чего было это представление? Я опросил всех торговцев Лютного, и никто не заметил ничего подозрительного, кроме самого факта дуэли. Ни у кого ничего не пропало, никто никого не видел. Я был уверен, что здесь замешана обычная кража в одной из лавок, а суматоху устроили для отвлечения внимания, но… — Поттер запустил ладонь в волосы и нахмурился. — Ничего. Словно в этом не было никакого смысла. — Смысл должен быть, и мы его найдём, — ответила Пэнси, следя взглядом за качающимся латунным маятником в часах за спиной Поттера. — Помнишь, как год назад ты едва не сложил свои аврорские полномочия из-за того, что мы никак не могли выйти на поставщика чёрного рынка артефактов? Я тогда подумала, что если уйдёшь ты, то мне точно в Министерстве делать больше нечего. И что ты сделал через пару дней, помнишь? — Я его нашёл, — тихо ответил Гарри. — Вот и славно, — отрезала она. — Так что заканчивай распускать сопли и давай работать. — Значит, Империус, дымовые чары морока и артефакт — наши главные версии? Паркинсон покачала головой и допила отвратительный чай, который всё же принёс немного расслабления. Веки начинали тяжелеть, а от духоты кабинета ещё явственнее ощущалась усталость. Она потёрла глаза, чтобы скинуть сонливость, и услышала голос Поттера: — Иди домой. Я ещё посижу, может, найду что-нибудь. — Нет, — она вновь перевернула страницы блокнота, — не будь идиотом. Один ты не справишься с такой кипой бумаг. — Завтра мы будем допрашивать пострадавших в Мунго, поэтому мне нужно, чтобы ты была в состоянии исполнять свои обязанности, — отчеканил Поттер. — Я думал, мы уже сошлись на том, что геройство — это моя черта характера. Так что я геройски посижу ещё пару часов над документами, а ты пойдёшь домой отдыхать. В нормальном самочувствии Пэнси обязательно зацепилась бы за возможность поспорить, но усталость давала о себе знать. Мышцы ныли от долгого сидения, а веки монолитной тяжестью тянуло вниз. Фыркнув, она поднялась из-за стола и накинула плащ на плечи, украдкой поглядывая на Гарри. Он как ни в чём не бывало попивал кофе из своего бумажного стаканчика и продолжал перелистывать страницы материалов дела. Может, у него поэтому круги под глазами — потому что он просто не спит? — До завтра, Поттер, — бросила Пэнси, направляясь к выходу из кабинета. — До завтра, Паркинсон, — пробормотал он. Уже в дверях она остановилась и оглянулась на мгновение. Мягкий свет настольной лампы очерчивал его профиль и сгорбленный над бумагами силуэт. Он вновь надел очки на переносицу и теперь теребил дужку пальцами левой руки. Его волосы были, как всегда, взъерошены, а тёмная чёлка привычно спадала на лоб, но что-то изменилось. Как только он остался один в кабинете, с него, словно с песчаного берега, сошла волна излучаемой уверенности и собранности, оставив после себя пустоту. Поттер был оболочкой, блестящим фантиком, внутри которого вместо сладости была пустошь. От этой мысли почему-то дрожь прошла по позвоночнику. Ощущалось как понимание, что человека, которого ты знал много лет, больше нет. Ощущалось как нечто неправильное, ведь ей всегда казалось, что Гарри Поттер — это что-то незыблемое, вечное. Похоже, что даже самые сильные люди могут надломиться. Пэнси аккуратно прикрыла дверь кабинета и зашагала прочь, отгоняя от себя непрошеные мысли.***
Ólafur Arnalds — So Far
Дисциплина. Это то, чему её в первую очередь научили в Академии. Приходя домой, Пэнси первым делом раскладывала вещи по своим местам и разбирала оружие. Бордовый плащ остался тоскливо висеть на вешалке в прихожей. Паркинсон скользнула взглядом по серебряному значку, вшитому в нагрудный карман: на нём была изображена объёмная буква «М», из которой величественно к небу была вздёрнута волшебная палочка — герб Аврората. Значок запачкался в саже — она мысленно сделала в голове пометку почистить его утром. Подойдя к комоду, Пэнси развернула на нём бархатную зелёную ткань и принялась доставать клинки из ножен. Их нужно было обязательно пропитать ядом, чтобы к утру они были готовы. Никогда не знаешь, когда они могут понадобиться. Однако сил уже не оставалось на какие-то базовые дела, единственным желанием было выпить бокал вина, принять душ и лечь спать. Эту небольшую квартиру в магическом районе Лондона она начала снимать, когда с пятого раза ей удалось поступить на курсы авроров. Родители заявили, что она не получит ни цента в наследство, если свяжет свою жизнь с такой неблагодарной работой и не продолжит род с каким-нибудь чистокровным аристократом. Паркинсон сделала выбор — в тот же вечер, как только получила письмо о зачислении, собрала остатки денег и съехала из поместья. В первый месяц мать стабильно заваливала её громовещателями и слёзными мольбами вернуться обратно, но у неё не было времени читать эти неиссякаемые потоки упрёков и жалоб: параллельно с учёбой она подрабатывала в канцелярии, в Отделе магического транспорта. Все письма тут же отправлялись в пламя камина. Со временем их количество иссякло, но мать, похоже, не собиралась сдаваться и продолжала отправлять раз в неделю — даже сейчас. Пэнси подошла к письменному столу — на нём лежала стопка конвертов, принесённых совой. Один из конвертов был подписан её почерком, адресат — Драко Малфой, Малфой-Мэнор. Паркинсон уже перестала считать количество вернувшихся к ней писем от Драко. Он не ответил ни на одно из них. Она всё продолжала писать в пустоту, словно надеялась, что, если завалить письмами Мэнор, Малфой напишет хотя бы что-то. Хотя бы «Отвали», чтобы она знала, что он в порядке. Ей смертельно хотелось однажды прийти домой и увидеть письмо, в котором его аккуратным почерком будет выведен привет из прошлого. Слишком многое поменялось в её жизни за последние годы, а отпускать она умела из рук вон плохо. После войны они практически не виделись, ведь у каждого из них была своя личная боль и свои заботы. Люциуса посадили в Азкабан, Нарцисса перестала выходить в свет, а Малфой заперся вместе с ней в поместье. В последний раз она видела их измученные лица на колдографии в «Ежедневном пророке». Заголовок гласил: «Очередная победа Министерства магии! Правая рука Тома Реддла, Люциус Малфой, осуждён на пожизненное заключение в Азкабан». На колдо Драко затравленно прикрывал лицо ладонью от вспышек и держал мать под руку, спускаясь по ступеням из зала суда. Она зачем-то вырезала этот заголовок вместе с фото и сложила в ящик письменного стола вместе со всеми вернувшимися и неотправленными письмами. Там же лежали памятные вещи: значок старосты факультета, небольшое количество семейных колдографий, диплом об окончании Хогвартса с отличием, обломки от старой волшебной палочки, сломанной во время сдачи экзамена на аврорских курсах, и жетон Министерства магии, полученный перед первым заданием. Вся маленькая жизнь вмещалась в этом ящике дубового письменного стола. Возвращённый совой конверт полетел туда же. Перебирая остальные письма, она откладывала в сторону важные — весточки из Министерства, счета, запросы прессы на интервью по поводу нового происшествия в Лютном. Последний конверт был из родительского дома. Паркинсон вздохнула и направилась за бутылкой эльфийского вина — только после того, как в её организм попадёт чуть-чуть алкоголя, можно будет прочитать то, что там написано. Пэнси практически не виделась с родителями. Несмотря на то, что они активно взывали к её чувству долга семье и умоляли вернуться, мама и папа ни разу не навестили её в новой квартире. Они знали, где она живёт, но, по всей видимости, считали, что этот нереспектабельный район Лондона недостоин лицезреть их высокомерные аристократические физиономии. Ей было важно, чтобы они увидели, чего она без них добилась. У неё была профессия, она зарабатывала деньги своим трудом, не надеясь на мягкую подушку безопасности из галлеонов в Гринготтсе; она жила в маленькой, но своей квартире. У неё наконец-то было что-то своё, не принадлежащее наследию Паркинсонов. — Акцио, вино, — дверца шкафчика на кухне приоткрылась, выпуская бутылку отменного эльфийского вина, которое стоило немалых денег — относительно её нынешнего дохода. Эта бутылка была припрятана на особый случай, но Паркинсон решила не ждать его наступления, а побаловать себя после тяжелого дня. Пэнси потянулась за бокалами в верхнем кухонном шкафчике. Доставая один из них, она вспомнила, с каким наслаждением выбирала их в самом простом магазине в Косой аллее. Мама бы ужаснулась, увидев, что она пьёт любое вино из одного и того же бокала, ведь в цивилизованном обществе положено иметь дома как минимум шесть разных типов, подходящих под разные сорта вин. У неё их было несколько, из обычного стекла, совершенно одинаковой стандартной формы, хотя, в сущности, нужен был ей только один, ведь никто не заглядывал в гости. Остальные уже несколько лет пылились на кухонной полке, ожидая своего часа. Ещё год назад она могла представить, как однажды Драко выйдет из своего затворнического транса, пришлёт ей письмо, заглянет в гости вместе с каким-нибудь вычурным алкоголем двухсотлетней давности из подвалов Мэнора. Она достанет свои совершенно простые бокалы, а он обязательно подшутит над тем, что Пэнси наверняка купила их в лавке старьёвщика с рук. Они выпьют за встречу и будут вспоминать былые годы, удивляясь тому, что так долго избегали друг друга, а Малфой обязательно скажет, что встретиться нужно было ещё давно. Больше она такое не представляет. Лишь упорно шлёт письма в надежде получить хоть строчку. Рубиновая жидкость окрасила стенку стеклянной ёмкости, заполняя пустоту, подобно случайным событиям и людям, которыми она пыталась заполнить свою жизнь. Но, в отличие от прочного бокала, в ней словно была трещина, через которую все, кого она хотела как минимум на время удержать в своём мире, утекали. Она опустилась в кресло, подобрала под себя ноги и взмахнула палочкой, вскрывая конверт. Держа фужер в одной руке, Пэнси взяла пергамент в другую и быстро пробежалась глазами по неровным строчкам: «Дорогая дочка! Мы с отцом бесконечно рады за твои успехи на работе. Каждое утро, пока Стинки сервирует завтрак, я читаю отцу разные сводки из газет. Папа тоже очень горд выбранной тобой профессией…» Глотнув немного вина, Паркинсон закатила глаза. У матери впустую пропадает талант отменной сказочницы. «Нас очень интересует, когда ты вернёшься домой? Мы понимаем, что работа — неотъемлемая часть твоей жизни, но нам кажется, что ты уже достигла определённых высот и достаточно продвинулась по карьерной лестнице, чтобы задуматься о семье. Кстати, по счастливому стечению обстоятельств к нам в гости приезжали Флинты, и, знаешь, Пэнси, зубы у Маркуса уже не такие уродливые, как…» Она смяла письмо и левитировала его в камин. — Мерлин… — прошептала Паркинсон и взмахнула палочкой. — Инсендио. Она в некоторой степени завидовала беспечности матери и тому, как быстро отец приспособился к жизни в новом послевоенном мире. Тогда как ей приходилось перестраивать свою жизнь с нуля, а ориентиры, заложенные в ней с рождения, сгорели в военном огне вместе с башнями Хогвартса. Сделав ещё глоток, она откинулась на спинку кресла и ощутила на языке тонкий вкус лакрицы, нотки горького шоколада и кофе. Этот вкус напомнил о рождественском приёме в Нотт-парке в 1996 году, однако тогда в воздухе витал отнюдь не вкус лакрицы… Ощущалось предвкушение чего-то мрачного и неминуемого. Паркинсон в тот вечер нервно пила то же самое эльфийское вино, пыталась прочитать явно взволнованное выражение лица Драко, даже не подозревая о том, какую ношу на него взвалил Тёмный Лорд. А Тео просто нёс всякую чепуху, стараясь разрядить напряжённую обстановку пошлыми глупыми шутками. Пэнси нашла взглядом стоящую на письменном столе рамку с колдографией и взяла её в руки. На ней были запечатлены трое беззаботных студентов Слизерина: она, Драко и Теодор. Кажется, это был третий курс? Она любила и одновременно ненавидела это колдо, потому что оно напоминало о беззаботных днях детства и возвращало в прошлое, которое рассыпалось пылью в её руках и просочилось сквозь пальцы. Драко на снимке смешно щурился от солнца и поворачивался то к ней, то к Тео, проверяя, все ли готовы позировать, но фотограф решил запечатлеть именно этот момент. Она уже не помнила, кто сделал этот снимок… Астория? Возможно, Миллисента? Это не так важно. Ценным был сам миг. Тео всё никак не мог тогда смахнуть упавшую на лоб кудрявую прядь и качал головой, а сама Пэнси так и не взглянула в объектив, с улыбкой поглядывая на друзей. Кончиками пальцев она коснулась лица Теодора, словно правда могла убрать мешавшую прядь — и он бы, наконец, посмотрел в колдокамеру, чтобы была возможность запечатлеть его глаза. Чуда не случилось. Она поставила рамку на место и проглотила остатки вина. По пути в спальню Паркинсон взмахнула палочкой — приглушённо заиграл старый граммофон, который она купила за бесценок на ярмарке в Косой аллее. Ей нравилось прикасаться к потёртому дубовому корпусу, чувствовать отметки времени в виде царапин и слышать чистый музыкальный звук, струящийся из латунного раструба. В последнее время быстро заснуть почему-то помогали лишь бокал вина и музыка. Уже лёжа в своей постели, отдалённо слыша ноты песни, она ощущала, как дрожь одиночества пробирается под кожу. Всё её существование занимали работа, пыль архива и преступники. Бесконечный круг, из которого нет выхода. В сущности, Поттер был единственным человеком, с которым Пэнси проводила время чаще, чем наедине с собой. Было страшно оставаться один на один со своими мыслями. Она ведь долго шла к цели, к нынешней жизни и независимости, но тогда почему так больно?