Семь грехов Баки Барнса

Глаза заливает красным. Жжёт с изнанки век, тысячей крохотных иголочек растекаясь под пальцами, сжимающими виски. Кажется, ещё немного — и кости черепа треснут, выплеснув содержимое на холодный кафельный пол, брызнут в белую раковину кровавым месивом и медленно потянутся в слив, забивая металлическую решётку. Баки сильнее сдавливает пальцы. По шее стекают капли пота, исчезая под воротом рубашки. Тёмные слипшиеся волосы неаккуратными прядями падают на лицо. Он прерывисто дышит, пребывая на грани сознания и обморока, минута за минутой приближая себя к точке отключки. — Баки! — за дверью ванной глухо слышится голос Стива. — Ты долго там? Он резко отнимает руки от головы. Распахнувшиеся веки режет ярким светом. Перед глазами плавают чёрные круги, сливаясь в размытые спирали и петли. Баки поднимает взгляд, слепо уставившись в заляпанное брызгами и зубной пастой зеркало. Отражение хмуро всматривается в ответ, являя миру двухнедельную щетину, тускло-серый цвет лица и покрасневшие белки глаз, увитые сетью полопавшихся капилляров. Баки плещет на щёки водой и закручивает кран. Стив возится на кухне, вдохновенно сооружая им ужин. Чаще всего эту роль играют коробки с китайской едой, заказанные в кафе за углом, но иногда в Стиве просыпается настоящий кулинар, с ног до головы обсыпающийся мукой и перелистывающий страницы с рецептами на смартфоне. Видимо, сегодня тот самый вечер. Баки шлёпает босыми ногами, направляясь к своему стулу. Кладёт подбородок на сложенные руки и сверлит взглядом спину Стива. — Ты там не утонул, Бак? — Стив оборачивается с лёгкой улыбкой. На нём цветастый фартук, удивительно подходящий к васильковым глазам. — На час застрял. — Тебе очень надо было? — губы складываются в подобие ухмылки. Нижняя губа пересохла и треснула, Баки чувствует жжение в уголке. — Нет, — смущается Стив и опять поворачивается к плите, — я… беспокоюсь за тебя, Бак. Если ты хочешь поговорить… — Всё нормально, Стиви. Я разговариваю с тем доктором, которого приводит Уилсон. Он считает, что мы делаем успехи. — Хорошо. Я рад, Баки, — Стив опять оборачивается и дарит ему ещё одну несмелую улыбку. — Я рад.

***

Он сидит, упираясь спиной в дверь ванной. На часах в его спальне четыре утра. Темнота заполоняет квартиру. Стив спит — он прислушивается к мерному дыханию, когда пятью минутами ранее проходит мимо проёма его комнаты. Какое-то время он смотрит на рукав своей темно-бордовой хенли. Затем закатывает его и долго вглядывается в металлические пластины левой руки. Вытягивает пальцы, осматривая их, сжимает в кулак. В груди начинает привычно трескаться стекло. Он представляет, как оно режет его грудную клетку — дробит кости и вспарывает мышцы, рвёт кожу, высыпаясь наружу, тускло блестя кривыми грязными краями. Ссыпается под ноги неаккуратной грудой, покрывая ступни, добирается до лодыжек, поднимается к коленям и выше, выше, пока не заваливает по самую глотку, и продолжает сыпаться, выпадая из груди, заталкиваясь в горло и залезая под веки. Баки стягивает рубашку через голову. В левой руке уже зажат любимый "боуи" из углеродистой стали. Его клинок матово отсвечивает от потолочных ламп, привычно оттягивая ладонь. Баки прижимает остриё к запястью. Нажимает, взрезая кожу, погружает лезвие глубже, ощущая как горячая жидкость вступает в контраст с холодным металлом. Ровная линия медленно рассекает руку до локтя. На домашние штаны хлюпает алым, пачкая ткань тёмными разводами. Стекло в груди начинает ворочаться с новой силой и требует переключить внимание на себя. Баки сосредоточенно рисует под кожей вторую линию. Раны скоро начнут затягиваться — он старательно вспарывает их как можно глубже, нарезает живое предплечье в лапшу. Росчерки на коже сливаются в месиво, стекая в липкую лужу на полу. Перед глазами опять пляшут черные круги. Баки зажмуривается. В висках опять стучит боль. Но это другая боль — чистая, незапятнанная. Освобождающая. Выметающая чужие лица, искажённые страхом, из памяти. Заглушающая чужие стоны и плач, звенящие в голове. Перед нею отступает всё. Баки может дышать. Нож выскальзывает из ладони, приземляясь на заляпанный кафель. В спине отдаются вибрации от тяжело содрогающейся двери, Баки падает в подставленные руки, когда она наконец слетает с петель. — Баки! Нет!.. — крик глухо доносится откуда-то далеко, словно за многие-многие мили отсюда. Баки слышит перестук колёс и воющий над ущельем ветер. Чей-то голос так сильно похож на голос Стива. И тёплая широкая грудь, которую он чувствует под своими лопатками, как будто бы тоже принадлежит ему. Реальность плывёт, и всё что не даёт ему провалиться за горизонт — зовущий голос, вспышки белого и голубого, нависающие над ним. Он его удержал?..