Я выбираю всех

Почтовая станция оказалась той еще дырой. Стоящая на отшибе довольно большой деревни, она, казалось жила собственной жизнью вне времени и пространства. Неопрятный служащий буркнул что-то невразумительное, что, мол, почтовые кареты пассажиров не берут, и глянул так выразительно, что сомнений не осталось — дело только в размере мзды. Паскаль Тренье было стал договариваться, но до ближайшей оказии было больше недели. Сын забрался в такую глушь, что добраться туда оказалось не так просто. — А комнат мы не сдаем… Паскаль кивнул, пропуская мимо ушей намек и вышел вон, не хватало еще жить в этом клоповнике. На улице свежий весенний ветерок показался амброзией в противовес кислому застоявшемуся воздуху станции. Он постоял немного, соображая, куда идти, предположил, что вот та высокая крыша под свежей черепицей скорее всего есть дом старосты, и решил попытать счастья там. Может быть, удастся сговориться с кем из сельчан, чтобы довезли до места. А может, хотя Паскаль и не особо верил в удачу, и про сына удастся что выяснить. Увы, вожделенная крыша принадлежала трактиру. Явно недавно отстроенному, еще пахнущему свежим деревом, которое не успело потемнеть. — Милейший, — обратился Паскаль к трактирщику, — как бы мне нанять кого до Риавира? Трактирщик подошел ближе: — Ярмарка нынче. К вечеру, может быть, кто и поедет. Но я тамошних плохо знаю, недавно я в этих местах, навскидку не скажу, кто. Придется вам, господин хороший, самому спрашивать, — и он кивнул в сторону коновязи, где и правда были привязаны не меньше десятка лошадей да поодаль стояли разномастные экипажи, в основном телеги да крытые арбы. — Хорошо, — Паскаль был согласен на все, лишь бы не ждать неделю. — Пообедать не желаете? — Не откажусь, — согласился Паскаль и устроился за уличным столом, оставаться в жарком нутре трактира не хотелось. После жаркого он наслаждался кружкой отличного эля и лениво разглядывал окрестности. Деревенские домики радовали глаз, будто сошли с холста с пасторальным пейзажем. Не хватало юной пастушки в окружении белых овечек и пастушка, который бы краснел при взгляде на прелестницу и играл на свирели. Паскаль даже пожалел, что еще не вечер и окрест не раздаются трели соловьев — они как нельзя лучше бы вписались в картину. За мыслями о всякой ерунде он отвлекся от мыслей о сыне, почувствовав давно позабытое умиротворение. И совсем выпустил из виду дорогу, по которой шел высокий мужчина в крестьянской рубашке, вышитой по вороту яркими нитками оберегами. Паскаль настолько растерялся, что не сразу заметил спящего ребенка, которого мужчина прижимал к груди. — Олльер?! — неверяще прошептал Паскаль и встал. — Отец?! Как ты здесь… — Я писал, что собираюсь приехать. — Не получали, — помотал головой Олльер и спустил проснувшегося малыша с рук, тот посмотрел на отца, на незнакомого дядю и скривился: — Ы! — Нет, Мелен, нельзя. — Ы-ы! — требовательно сказал малыш и пошел, держась за стул, к заинтересовавшему его человеку. — Нельзя, — строго повторил Олльер и велел подошедшему трактирщику принести печеных овощей. — Может быть, пусть походит? — Да ему твои пуговицы понравились и блестящее шитье. Настоящий омега растет. Паскаль уловил в голосе сына любовь и гордость, и, не удержавшись, спросил: — Твой? Олльер помолчал, затем неопределенно повел плечом. — Какая разница. Мой. Паскаль посмотрел на ребенка: ничего общего с крепким темноволосым и темноглазым сыном у того не было. Серые глазки, русые, чуть вьющиеся волосики, вздернутый носик и губки бантиком — нет, малыш был чьим угодно сыном, но не его Олльера. — Но, — начал Паскаль, пытаясь как-то помягче донести свою мысль: обижать никого не хотелось, в той ситуации мало что можно было сделать, и омеге, спасшему несколько человеческих жизней, честь и хвала, но… — Не начинай, прошу! — Сынок, я просто… — Я всем доволен и счастлив, — отрезал Олльер, разминая в миске морковь. — А где твой супруг? — Который из? — иронично уточнил сын. — Неужто у вас… — Отец, тебя совершенно не касается, что у нас в постели, — твердо сказал Олльер, привычно-ловко запихивая в ребенка измельченные овощи. — Я просто хотел уточнить, где омега, которому было бы сподручнее заниматься с дитем, — сухо сказал Паскаль. — Руководит закупками. Мы не так часто выбираемся на ярмарки, а Ариан изумительно торгуется. — Ы! — требовательно сказал малыш и ужом вывернулся из удерживающих его рук. — Нет, туда ты не пойдешь, — Олльер направил настырного малыша в другую сторону, тот скривился, и Паскаль собрался уже услышать сердитый рев, но Маленький Мелен удивил: недовольно пыхтя, цепляясь за все, что попадалось на пути, стал пробираться туда, куда ему было надо. Олльер бдил за продвижением, но не мешал. — Может, расскажешь как живете? Паскалю ужасно хотелось расспросить сына о жизни, но судя по упрямому выражению лица сына, тот ничего не расскажет. Оставалось дождаться омегу, который где-то с кем-то торговался и не спешил к супругу и ребенку, а потом ненавязчиво поехать с ними и самому все увидеть. Ведь не может сын отставного полковника, надежда и гордость родителей, которому прямая дорога продолжать традиции рода, быть счастлив, ведя унылое крестьянское существование. И чужой ребенок это далеко не то, что свой! Неужели Олльер не понимает такой простой вещи? — Па! Паскаль вздрогнул, выныривая из своих мыслей, и поморщился: второй раз за день пропустил приближение посторонних. — Что, мой маленький, соскучился? — подхватил Мелена альфа с рыжеватыми волосами и веснушками на носу и подбросил высоко вверх. — Гаур, не балуй его. Паскаль обернулся и столкнулся с неприязненным взглядом молодого омеги. Сразу стало ясно, в кого Мелен — точная копия папочки. — Ой, да ладно, — Гаур еще раз подбросил радостно визжащего малыша. — Гаур, — сказал омега таким тоном, что альфа тут же спустил ребенка на землю. — Прости, малыш, папочка ругается, и если не послушаемся, всем нагорит. — Ариан, Гаур, позвольте представить вам моего отца. — Паскаль Тренье. Рад знакомству. — Взаимно, — доброжелательно ответил альфа. — Гаур Лежен. Омега промолчал. Сел на отодвинутый Олльером стул и стал ковырять ложкой принесенное жаркое. Повисло неловкое молчание, и только Мелен продолжал свой трудный путь к вожделенным пуговицам. — Я нечаянно заснул тогда в их палатке, — вдруг резко произнес омега. Отпихнул миску и встал. — Устал очень и даже не понял, как так получилось. А потом просто не мог допустить, чтобы из-за меня казнили ни в чем не повинных людей! — Ы! — победно завопил Мелен, но его снова вернули на исходную позицию. Паскаль с интересом наблюдал за сосредоточенной мордашкой ребенка, который, вместо того, чтобы орать и возмущаться, снова начал пробираться к намеченной цели. — Какой настойчивый малыш, — Паскаль против воли восхищался таким упорством. — С какой целью вы приехали? — неприязнь Ариан и не пытался замаскировать. — Навестить сына, узнать, все ли в порядке. — Все в порядке! Я же писал! — Олльер, письма письмами, но хотелось убедиться в твоем благополучии собственными глазами. — Убедился? — Не ссорьтесь, пожалуйста, — Гаур положил руку на плечи обоим супругам. — Твой отец просто волновался о своем ребенке, точно так же как ты переживаешь за Мелена и близнецов. — Да, — согласился Паскаль и понял, что никакой надежды забрать Олльера с собой нет. Мелен, пока взрослые были заняты выяснением отношений, вцепился руками в коленку Паскаля и размышлял, как бы ему забраться наверх. — Ы! — постучал он кулачком по ноге. — Ы-ы! Паскаль смотрел на настойчивого ребенка. Омежка, но какова целеустремленность, похожая на ту, которую проявлял в детстве Олльер. — Иди к дедушке, малыш, — сказал он, подхватывая легкое тельце и прижимая к груди. — Ничего-то твои мужланы-родители не понимают, да? — и, вытащив из кармана часы на цепочке, дал малышу, краем глаза заметив облегчение в глазах сына и робкую улыбку на губах Ариана.