скоро будет легче
«Г. Цзян. 19...год. Дядя, прости? Ну, я правда не хотел, чтобы из-за меня ты попал под стражу. Я больше не буду сбегать. Просто я устал, мне надоело ждать, что каждый день меня или тебя могут убить. Это очень страшно. Если умру я, то хорошо, ну, я имею ввиду, это не так плохо. Ну, что я! Бестолковый ребёнок, который после первого выстрела блевал в кустах. Я - слабое, никчемное звено. Мне никогда не стать таким сильным человеком, как ты. А ты... Моя жизнь без тебя не представляеет смысла. Прошу, дядя. Не злись. И ответь мне. Хоть гневных слов напиши, для меня и то отрада. Целую твои руки. Твой маленький А-Лин.»***
«Г. Цзинь. 19...год. Бестолковый мальчишка! Твои выходки обходятся мне очень дорого. Сиди на заднице ровно и выполняй свои прямые обязанности. Устал он! Мы все здорово здесь устали. Этой войне нет конца и не будет до тех пор, пока все не передохнут. Я груб? Да плевать, а это правда. Думаешь, что мы кому-то нужны? Что нас кто-то ждёт? Высшим дядюшкам нужна победа и мясо, на которое можно натравить собак, чтобы самим защититься. Жулань... Глупости не смей больше делать и писать мне эту чушь. Твоя мать и отец оторвали бы мне голову за то, что умер ты, а не я. А если умрёшь, я подниму тебя из мёртвых и сам убью тебя! Вот такой тебе будет мой ответ. Со следующей недели начинается зима, одевайся теплее. И будь добр есть суп, не хватало ещё свалиться с гастритом или язвой. Дурной А-Лин... Люблю. Ваньинь.»
***
«Г. Цзян. 19...год. Осталось немного и мы освободим новую территорию. Сегодня троих взяли в плен. Вряд ли они уже вернутся. Дико понимать это. Что такое жизнь, дядя? Мимолетная искра, которая дарит тепло лишь на мгновение. Мое тепло - любовь к тебе. Ее было так мало, я не насладился тобой. И если ты не сбережешь себя, то уже я сломаю тебе ноги! У меня ещё есть мои желания, война не разбила мою душу и сердце, хотя закалило тело. Я больше не выгляжу как юная госпожа! Правда, в росте не прибавился. В кого я такой низкий? В мать? Дядя, я думаю, были ли мы вместе, если бы родители не умерли? Наверное, я всё равно влюбился в тебя, даже если бы ты и был ко мне холоден. Как ты? Надеюсь, у тебя сейчас полегче, ведь фактически война идет здесь. Я даже не знаю, каким чудом нам доставляют почту. Надеюсь, что всё будет нормально и дальше, ведь без твоих строк я сойду с ума. Пиши мне только, хорошо? Хоть одно предложение, я не прошу много. Я в порядке, правда. У нас тепло и сухо, кормят неплохо. Конечно, не домашняя еда, но что есть. И да, сам тоже ешь! Я когда тебя увидел, хотелось дать тебе по лицу. Ты похудел. Я больше не буду убегать к тебе, хотя и хочется. Не могу осознавать, что из-за меня тебя накажут, а мне ничего не было! Тупость. Я люблю тебя, дядя. Береги себя. А-Лин.»***
«Г. Цзинь. 19...год. А-Лин, я в лазарете. Не волнуйся, просто слегка задело. Меня уже прооперировали, немного поваляюсь и снова вернусь в строй. Меня, конечно, бесит это, бесит то, что я так далеко от тебя. Не знаю, что делать, чтобы меня перевели в ваш штаб, но я добьюсь своей цели. Мне нужно быть рядом с тобой, даже если мне и суждено сдохнуть, я предпочту сделать это на твоих нежных ручках. Возможно, я несу ересь, но мне хотелось бы этого. Я отвечу на твой вопрос, А-Лин. Если бы твои родители были живы, нам не пришлось быть вместе так часто. Хотя, мне стыд и позор, я воспитал тебя, я носил тебя на руках, я кормил и убаюкивал. Я слушал твои капризы, я добивался всего для тебя. Помнишь, твое поступление в академию? Мне пришлось много заплатить, чтобы мой маленький сладкий ребёнок был счастлив. Это ничего, я бы сделал наверное, всё в этой жизни для тебя. Дело не в том. Твой отец, узнай о нас, порезал бы меня на кусочки, а мать... Она просто отвернулась бы от меня. Молча, знаешь. От чего больнее. Она единственная, кто любил меня когда-то. Я бы и сам с собой что-то сделал, но ты, видимо, слишком уж любишь меня, раз даже побежал из своего штаба ко мне, пробираясь холодными ночами и ловко обходя стражу, чтобы сорвать один-единственный поцелуй. А-Лин... У нас дальше не заходило никогда. Но я бы хотел. Мои грязные мысли меня же и убьют. Ты совершенен и прекрасен. Ты - гадское искушение. Я не знаю, почему мы с тобой делаем это. Мы не должны. Ничего не должны. Но что я сделал со своей стороны, чтобы ты так горел мною? За себя скажу: ты просто однажды улыбнулся иначе. Не так, как мой племянник. А так, как улыбается человек, жаждущий внимания. Жаждущий внимания перспективного любовника. Как давно ты думал об этом, а? Мы с тобой не успели поговорить, буквально же через два дня после нашего первого поцелуя началась война и нас раскидали друг от друга. А когда ты сбежал ко мне.... Особо не до разговоров было. Мне хотелось насытиться тобой. Не успел тоже. Я люблю тебя. Очень сильно люблю. Надеюсь, я ничем не оскорбил тебя. Сожги это письмо. Никто не должен знать обо всём. Дядя.»
***
«Г. Цзян. 19...год. Зря ты написал, что тебя ранили. Ты хочешь, чтобы я сидел спокойно? Не дождёшься, я добьюсь того, чтобы меня отпустили к тебе, хотя бы приказом. Ты полный дурак, дядя, если считаешь, что это я тебя соблазнил когда-то. Хочешь поговорить? Давай, у нас действительно не было времени. Но эти два дня были самыми сладкими для меня. Касаться твоих губ - неземное блаженство. Ты мой смысл жизни, кажется. Я понял, что пропал, когда заметил тебя на улице с каким-то мужчиной. Вы целовались. Мне было тогда четырнадцать. Я стал изучать науку поцелуя. Я узнал много видов, - вычитал в книгах, - и каждый из них я хотел попробовать. Но подходящей кандидатуры я не находил. Все они были тупыми, грубыми, черствыми и глупыми. Лишь ты занимал мои мысли. Но ты - взрослый мужчина, у которого есть свой дом, работа, деньги и тупоголовый племянник, за которым нужно было следить и, оказывается, платить мое поступление в академию. Обидно. Оказывается, я совсем ничего не умею сам. Это ладно. Просто ты был прекрасен. Я смотрел на тебя, как на своего идола. Знал, на кого нужно равняться. Мне приснился сон. Я был в твоих руках и просил тебя поцеловать меня одним из тех поцелуев, которые я изучил. А ты сказал, что я - идеальный цветок. Не знаю, почему ты так меня назвал, но я этого не забуду никогда. Мне было приятно. Ты поцеловал меня, а потом... Это было, да. И я словно всё ощущал. Неважно. Я понимал, что это невозможно. Ну кто я. Где ты, а где я! Но ты вдруг стал относиться ко мне иначе. Ты словно изменился. Хотя это было заметно только мне. Для остальных мы остались дядей и племянником. Наедине же... Ты смотрел так, словно видел что-то вожделенное. Я же ждал чего-то. Думал, ты просто что-то задумал, что-то решил. А ты и решил. Усадил меня к себе на колени и поцеловал. Так, как я и думать не смел. Все мои знания из книг ушли на десятый план. Я понял, что резко всё забыл. Это было потрясающе. Это было так хорошо, ты не имеешь и понятия каково это ощущать в свой первый раз. Мы не стали говорить тогда. Но и на второй день, когда я приник к твоим губам, мы остались молчаливы. Смешно: ушли тогда в город. Просто. Обыденно. Словно не было ничего. А потом нас забрали на войну. И разделили, да. Я не мог сидеть просто и ждать конца. Мне нужно было поговорить с тобой, я не знал, зачем ты сделал это. Мы целовались тогда, когда я прибежал к тебе, но кроме скупого «люблю» я не добился от тебя ничего. Но этого было вполне достаточно. И я тебе скажу ещё раз: я тоже люблю тебя. Я люблю тебя. И я сберегу себя для тебя. И ты будь добр, ответь мне этой же монетой. В первую же ночь после победы я отдамся тебе. Только ты не разлюби меня, дядя. Иначе, твой цветок погибнет. Твой милый А-Лин.»***
«Г. Цзинь. 19...год. Напишу пару строк: я дам тебе всего себя, если понадобится. А мое сердце уже в твоих руках. Держи его, хорошо? В первую же ночь я буду любить тебя так нежно, как только возможно. Жди. Дядя.»