Я гей!

Темно-синее небо заполняет панорамное окно, ограничиваясь светом, давая возможность еле как различать силуэты вещей. На небе не осталось звёзд, как и нет намёка на солнечные лучи. В большинстве случаев раннее пробуждение из-за ужасных снов сопутствуется таким видом из окна, и у Чонгука именно такое пробуждение. Он разлепляет опухшие глаза, безмолвной куклой пялясь в белоснежный потолок. Медленно на пробу шевелит охолодевшими кончиками пальцев рук и ног, тело затекло и невыносимо ноет из-за жёсткого стола, на котором полицейский и уснул. Не до конца ясное, почему-то и кем-то полураскрытое окно, даёт о себе знать в виде ноябрьского холодного воздуха и до предела остывшего тела. Глаза щипят и хочется закричать, что ни на есть охрипшим голосом на эту несправедливость в мире. Он морально уничтожен и в этом виноват только сам. Сам создал подходящую ситуацию, сам же не сопротивлялся, сам позволил этому случиться. Он неправильный. И во всем виноват он сам. Чонгук, зарываясь в свой шарф носом, шагает по лужам. Воздух холодный и довольно-таки ветреный, из-за чего он корит себя за то, что не надел шапку, ведь ещё чуть-чуть и его уши точно отвалятся к чертям. Но даже это не может испортить чувство дежавю, которое он в данный момент испытывает. Хочется вернуться в детство, в то время, когда жизнь казалась другой, более светлой и беззаботной. Ребёнком быть хорошо, особенно если у тебя есть вечная опора в виде любящих родителей. Со временем всё меняется: взгляды, мир, да и ты сам, но одно в Чонгуке осталось неизменным, и это — чувство справедливости. Жажда справедливости всегда росла вместе с ним, и поэтому он не смог смириться с неясной и лживой на его взгляд смертью родителей. Чон выдыхает горячий клубок дыма и завороженно следит за тем, как он исчезает. Его отстранили, и пока дела не раскроются, ему нельзя на работу, вот поэтому он и шляется по городу в попытке развлечься и успокоить потрёпанные нервишки, которые могут довести его до белой койки. Вспоминать о том, что было ночью, совершенно не хочется, как все мы знаем сознание работает не по желанию, и как назло оно на повторе воспроизводит тот лукавый и лисий взгляд, что пробирался в кожу и обливал самой едкой кислотой. Чонгук присаживается на скамейку, уныло вздыхает, пытаясь совладать с дрожавшим телом. Возвращаться домой не хочется, опасно и страшно. Но выбора нет, ведь ночевать на улице не самый лучший вариант и именно поэтому ему приходится возвращаться домой в десять часов и удивляться тому, что стол наполнен всякими вкусностями, а сам Мин Юнги попивает чай да газету читает. — Зайка, я тебя заждался.