Глаз бури

      В Глазго Элисса отправилась на следующий день — с неспокойной душой, поскольку ей очень не хотелось заявляться в убежище с незнакомым артефактом на запястье, но деваться было некуда. После их вчерашнего разговора Волдеморт отбыл в таком мрачном настроении, что Элисса была уверена, что ближайшие дни он не захочет с ней встречаться, и потому это была единственная возможность поговорить с Троем.       В убежище находились только Картер и Маттео — что, впрочем, неудивительно. На улице мело, все лицо было в мелких капельках воды, и, очутившись в помещении, Элисса стряхнула с зимней мантии и ботинок снег. В доме было натоплено, и в теплом свитере ей немедленно стало жарко.       На кухне обнаружился Картер, который степенно пил кофе и читал свежий «Ежедневный Пророк». Элисса была уверена, что он накинется на нее с вопросами, но нет — Картер посмотрел на нее поверх газеты, оглядел с ног до головы, убедился, что она цела и здорова, после чего сурово насупил брови и скрылся обратно за газетой. Но прежде, чем Элисса успела удивиться вслух такому поведению, в дверях возник Маттео.       — Привет, красавица, — он улыбнулся, хотя и эта улыбка показалась Элиссе чуточку фальшивой. Ясно — как бы Маттео ни храбрился, все же позавчерашняя картина в малфоевском доме не оставила его равнодушным. — Как ты? Как все прошло?       Элисса неопределенно пожала плечами.       — Мне нужен Трой. Вы не знаете, он сегодня на связи?       — Oggi — si, — Маттео поднял волшебную палочку: — Экспекто Патронум!       Под потолок взвился серебристый ибис, широко махнул крыльями, обдав Элиссу потоком теплого воздуха, и скрылся из глаз. В отличие от Картера, Маттео постарался держаться непринужденно и так и уставился на Элиссу в ожидании каких-то рассказов. Но она ничего такого говорить не стала, а вместо этого распахнула дверцу кухонного шкафчика и начала бесцельно переставлять туда-сюда тарелки и чашки.       — А что ты делаешь? — поинтересовался Картер из-за газеты, когда фарфоровое дребезжание ему надоело. — Если хочешь сделать что-то полезное — лучше возьмись вон за тот ящик. Там давно нужно разобрать и почистить столовые приборы.       — Я хочу кофе, — сумрачно сказала Элисса, которая буквально кожей чувствовала его повышенное родительское внимание к каждому своему движению и хорошо понимала, откуда это взялось. — Где здесь кофейные принадлежности? Они у нас вообще есть?       — У нас все есть, — Картер тоже достал из кармана мантии палочку и открыл Элиссе нужные дверцы. — И кофе, и кофейник, и сахар, и специи. Чайник не забудь поставить. С имбирем и корицей осторожно, много добавишь — пить будет невозможно. И на меня тоже свари!       — Да, мамочка, — покорно согласилась Элисса, начиная знакомую возню у плиты и даже спиной чувствуя, как Картер и Маттео то обмениваются обеспокоенными взглядами, то снова смотрят на нее. Но прежде, чем кто-то успел как-то нарушить эту тяжелую, неуютную тишину, опять хлопнула входная дверь, и вскоре порог кухни переступил Трой. Слов на приветствие он, как обычно, не тратил, только кивнул всем и посмотрел на Элиссу.       — Вот, — под взглядами всех троих она расстегнула серебряный браслет на запястье и протянула Трою. — Можешь проверить его на всякие ловушки и хитрости? Что это вообще за артефакт?       Трой не сразу принял браслет, а на какое-то время застыл, рассматривая узел из красного камня на ладони Элиссы. Выражение его глаз сделалось очень странным — она даже не могла дать этому точного определения, но то, что Элисса держала в руках, на время однозначно стряхнуло с Троя его бесстрастность.       — Откуда это у тебя? — он левитировал браслет на столешницу и склонился над ним, но Элисса по какому-то нехорошему наитию была готова поклясться, что на его лице в те секунды возникло немного напряженное выражение — точно такое же, с каким на нее смотрел Волдеморт, когда вручил этот браслет. Но нет — когда в следующую секунду Трой поднял голову и взглянул на Элиссу, он выглядел таким же спокойным и собранным, как всегда.       — Подарок от Волдеморта на Рождество, — буркнула Элисса неохотно.       Картер выронил «Ежедневный Пророк», и тот рассыпался по полу кучей газетных листов, а Маттео одобрительно кивнул.       — А ты ему что подарила?       — Карбоне! — взревел Картер, и на фоне его рыка заметно затерялся возмущенный возглас Элиссы:       — Маттео!       — А у него есть чувство юмора, — это негромко заметил Трой, и, она была готова в этом поклясться, в его голосе звучал легкий, едва слышный намек на уважение. Тут уже на него уставились абсолютно все, но Трой проделал свой любимый фокус, к которому все привыкли, а потому знали, что задавать вопросы дальше бесполезно, — притворился немым и глухим. А когда он не хотел чего-то говорить, добиться от него ответа не удавалось никому — ни Элиссе с друзьями, ни даже Кристин с Себастьяном де Колиньи.       Трой уселся за кухонный стол и отработанным, привычным движением навел на браслет волшебную палочку. Маттео и Картер наблюдали за его действиями, Элисса отвернулась к плите, где уже закипал чайник, и принялась рассказывать о последних событиях. Друзья слушали молча, только изредка задавали вопросы.       — Да, Следящие чары тут есть, — наконец подытожил Трой и взял чашку, которую Элисса поставила подле него. Она сама, Картер и Маттео уже допивали свой кофе. — А с ними — мощные защитные заклинания. Впечатляет. Очень сложно соединить два таких заклятия в одном артефакте, чтобы он не саморазрушился в процессе. Мастерская работа.       У Картера взлетели брови — такая похвала в устах скупого на эмоции Троя действительно была чем-то невероятным.       — Ну еще бы! Слава Мерлину, наш поклонник — не какой-нибудь проходимец! — возмутился Маттео.       — Ты у меня сейчас отправишься гулять в метель без теплой мантии, — пригрозила Элисса. — Трой, а что это за заклятия? У них есть какая-то специфика? Иными словами — для меня ношение этого браслета чем-нибудь чревато?       — Вздумай Волдеморт сейчас отыскать тебя — и он сможет трансгрессировать сюда, — заявил Трой невозмутимо. Элисса, хоть и подозревала нечто подобное, почувствовала, как в животе что-то противно шевельнулось. Картер весь напрягся, и даже Маттео посерьезнел. Трой поднял на секунду взгляд, посмотрел на них и уточнил:       — Не прямиком в дом. Здание защищено всеми способами, которые мне доступны, и непрошенный гость просто так сюда ворваться не может, даже если бы нас вздумал посетить сам Мерлин. Но где-то поблизости Волдеморт вполне может очутиться, и дальше уже дело техники, насколько быстро он отыщет нужный дом и проникнет внутрь.       — То есть много времени это нам не подарит, — констатировал Картер, мрачнея с каждой минутой все больше. — А есть способ… как бы так выразиться… снять этот поводок?       И хотя он задал вопрос, который интересовал абсолютно всех, такое определение не понравилось ни Элиссе, ни Маттео, который скорчил рожицу, но почему-то промолчал.       — Есть. Не носить, — Трой взглянул на Элиссу оценивающе. — Но я бы на твоем месте подумал. Это очень хороший защитный артефакт, который нам бы не удалось раздобыть ни в одном другом месте. Акоши и де Колиньи уже в Британии, ищут тебя, выжидают время для удара. Стоит перестраховаться.       Элисса молча забрала у него браслет и надела на запястье. Картер тяжело вздохнул и этим как бы обозначил все своё отношение к ситуации, Маттео одобрительно кивнул. Лицо Троя оставалось непроницаемым, и он лишь потянулся и достал из кармана мантии сложенный конверт.       — Это из Рио.       — О!       Элисса с благодарной улыбкой приняла письмо, а Картер вдруг поднялся на ноги.       — Девочка, пройдёшься со мной?       — Что, сейчас? — удивилась Элисса и выразительно помахала в воздухе конвертом, на котором узнала знакомый почерк.       — Да, — насупившись, сказал Картер. — Сейчас. Прочитать и написать ответ сможешь позже.       Она бросила взгляд на остальных — Трой не шелохнулся, зато Маттео посмотрел на них по очереди и вернулся к кофе. Никакого удивления Элисса в нем не заметила. Понимая, что это все было задумано и ее возражения не помогут, она нехотя сунула письмо в мантию.       Вдвоём с Картером они вышли на заснеженную улицу — точнее, пустырь, на котором находилось их убежище. Картер не стал тянуть и сразу перешёл к делу — и Элиссу поразило, насколько озабоченное, угрюмое лицо у него сделалось. В последний раз она видела его таким очень давно — в первые годы, когда Картер спас ее и только учил ее жить нормальной жизнью.       — Мне не слишком нравится то, куда тебя заводит общение с Волдемортом, — бухнул он в лоб. Элисса ничего не говорила — потому что поняла, по какой причине он решил поднять эту тему. — Ты стала… другой. Более жестокой.       — Особенно забавно это звучит, учитывая, что ты не видел меня четыре месяца. А до этого — ещё практически год, пока мы встречались от случая к случаю.       — Я видел тебя в том переулке в Хогсмиде. Этого достаточно, — Картер говорил без малейшей агрессии, обвинения; он выглядел растерянным, расстроенным — и оттого Элиссе не хватало духа осадить его и сказать, чтобы он не выдумывал проблему на пустом месте. — Тебе действительно хотелось причинить боль Кристин и ее подчиненным. Тебе не было дела до того, что она убивает невинных людей…       От неожиданности Элисса даже остановилась и посмотрела на него с изумлением.       — А с каких пор мы начали беспокоиться из-за глобального соотношения добра и зла? Подожди! — воскликнула она, когда Картер уже набрал воздуха в грудь, чтобы ответить. — Я все понимаю, о чем ты говоришь. Но я же не причиняю вреда случайным, сторонним людям! Никто из нас — ни ты, ни я, ни Бенджи, ни Трой с Маттео, ни даже Алекс — не ангел во плоти и не благородный герой! Мы не вовлекаем в наши дела тех, кто не имеет к ним отношения, не трогаем непричастных, но мы никогда, слышишь, никогда не нежничали с врагами! Я убила отцовского шпиона полтора года назад только за то, что он выследил меня в Лондоне — но ты же тогда и слова мне не сказал! А сейчас-то что? С чего я вдруг должна была быть с Кристин более мягкой?       — Ты изменилась, — повторил Картер. Он тоже остановился и теперь смотрел на Элиссу сверху вниз. Его лоб прорезали две новые морщины, которых не было еще год назад, и на подбородке Элисса увидела свежий шрам, но смотрел Картер на нее так же ласково, как всегда. — Изменилось твое мироощущение, ты начала задаваться новыми вопросами…       — Ты можешь бросить свои намеки и говорить напрямик?       Он вздохнул.       — Девочка, я знаю тебя столько лет и все равно не уверен… В конце концов, я тебе не отец…       — Ты сделал для меня куда больше, чем оба моих родителя, вместе взятые. Так что тебя беспокоит?       — Когда я спас тебя, то потратил прорву времени, сил и нервов, чтобы вытащить из клетки уже после. Не физически, я имею в виду ту ментальную клетку из боли и безысходности, в которой ты очутилась, — Элисса слегка вздрогнула, когда он заговорил об этом, но продолжала слушать. Есть чем гордиться — с каждым годом она все лучше и лучше владеет собой… — Я пытался научить тебя тем человеческим вещам, которых ты в самом юном возрасте оказалась лишена. Забота. Дружба. Любовь. Привязанность. Бескорыстие. Остальные — Фоули, Бенджи, Карбоне, даже, прости Мерлин, Трой — тоже сыграли огромную роль, фактически сотворили чудо, и в результате получилась ты — способная на сопереживание, сострадание, способная отличать добро от зла и правильное от неправильного. Но то, что тебе пришлось пережить в юности, никогда никуда не денется, ты так и будешь жить с этим грузом.       Элисса со свистом втянула в себя воздух, но Картер не стал сворачивать тему, и она так и слушала его дальше.       — И для тебя вероятность свалиться обратно в то болото из эмоциональной холодности, безразличия, эгоизма, черствости, жестокости куда выше, чем для большинства людей. Просто потому что для тебя это была единственная возможность выжить и сохранить рассудок. И меня пугает, что теперь на тебя начал иметь такое огромное влияние человек, рядом с которым этот риск потери себя стал попросту колоссальным.       — Волдеморт почти ничего не знает о моем прошлом. Он не знает, на какие рычаги давить, и потому едва ли ему удастся… сбить меня с пути истинного, скажем так.       Но ее легкомысленный тон Картер не оценил.       — Девочка, отнесись к этому серьезно! Он и не должен намеренно тебя куда-либо толкать. Все, что он делает, — это показывает тебе, что есть… другой путь. Что можно не задаваться всякими сложными вопросами на тему, что правильно, а что неправильно. Что можно не принимать чужие жизни в расчет. Что если у тебя есть сила и могущество — то этого достаточно, и можно не задумываться о других вещах. А ты, девочка, обладаешь таким могуществом, о котором многие волшебники могут только мечтать, и твой Лорд этот список возглавляет…       Машинально она поймала его ладонь и сжала — как делала и много лет назад, когда тонула в обуревающих ее страхах и давящих воспоминаниях, и Картер становился единственным спасательными кругом, который удерживал ее на поверхности. И ладонь у него была точно такая же, как она помнила — сильная, мозолистая, с шершавыми шрамами.       — Я очень люблю тебя, девочка, — успокаивающе сказал Картер, накрывая ее ладонь второй рукой. — Это не изменится, я и дальше буду рядом, чтобы спасать тебя и… вправлять тебе мозги на место. Но я должен был это тебе сказать…       — Он никогда ничего не предлагал мне, не рекомендовал и не приказывал, — тускло отозвалась Элисса. — Я имею в виду — манеру поведения и… систему ценностей. Он только рассуждал на эту тему. И уже не раз говорил мне, что я похожа на него. В первый раз это было очень давно, больше года назад. Так что это не он меня перевоспитал. Он бы вовсе не обратил на меня внимания… не будь я такой с самого начала. Еще до встречи с ним.       На этот раз Картер ответил не сразу. Он отвел глаза, разглядывая грязные обшарпанные дома на окраине Глазго, посыпанную песком скользкую дорогу, разбитый фонарь на углу.       — Это меня и пугает больше всего, — наконец сказал он.

***

      Вопреки ожиданиям, Волдеморт появился в доме Малфоев уже на следующий день — и Элисса вытаращилась на него во все глаза, обнаружив на своем пороге. А Волдеморт окинул ее с ног до головы сердитым взглядом и велел собираться — и захватить с собой диадему Когтевран. Тут же осознав всю серьезность ситуации, Элисса послушно побежала надевать теплые ботинки и мантию и набросила на плечо сумку, в которой была спрятана диадема.       Что ее удивило — Волдеморт не только не приказал отдать крестраж, но даже не велел продемонстрировать ему диадему. У Элиссы создалось смутное впечатление, что он сам не желал лишний раз ни прикасаться к этому артефакту, ни вовсе смотреть на него. Что, конечно, невероятно облегчало ей жизнь — поскольку Элиссе не хотелось задумываться над тем, что бы было, если бы Волдеморт сейчас обнаружил истинное положение вещей.       Вместе они спустились по лестнице в холл (встретив по пути Нарциссу, Барти, братьев Лестрейнджей и Кантанкеруса — и, Мерлин, их выражения лиц Элисса запомнит надолго), вышли из особняка и пошли по заснеженной тисовой аллее к воротам. По пути, помимо нервозности, Элиссу начали охватывать и другие чувства, включая смутное волнение. Как давно они не отправлялись никуда вместе, как же она скучала по их совместным вылазкам! Как же она скучала по нему. И, черт подери, ей следовало сосредоточиться на деле, помнить, что угроза реальна, что от Волдеморта в любую секунду стоит ожидать какой-то подвох и что он еще вполне может обнаружить отсутствие постояльца в диадеме… И в то же время — как же она была рада просто снова видеть его, быть рядом с ним…       Идиотизм. Глупость, возведенная в абсолют. Глупый человеческий разум, глупое человеческое тело, глупые человеческие эмоции!       За воротами Волдеморт молча протянул Элиссе руку — и та, приняв ее, с неудовольствием ощутила, как замерло на миг сердце. Раньше этого не было. Еще меньше года назад его прикосновения не вызывали таких переживаний и волнения.       Это бессмысленно — так переживать из-за него. Он никогда не ответит тебе взаимностью. Маттео может твердить что угодно, но он не знает этого человека так, как знаешь ты. Ты знаешь, как он на самом деле относится к людям, ты видела его истинный облик, скрытый под многочисленными масками, ты знаешь его за внешней наносной шелухой. В нем нет ни душевного тепла, ни желания каких-то искренних, близких отношений, для него это все смешно, пусто и глупо. Ну, хочешь, переспи с ним, если тебе от этого станет легче — только ведь не станет, не так ли?.. И не факт, что он с тобой вообще спать захочет!       За этими переживаниями Элисса толком не заметила трансгрессии, и даже мерзкое ощущение в животе на этот раз осталось где-то на фоне, а потом она вдруг с удивлением поняла, куда Волдеморт их перенес — на знакомый обрыв, за которым шумел, пенился и перекатывался Атлантический океан. Земля была покрыта толстым слоем снега, на пустоши рыскал злой ветер, и Элиссе стало еще холоднее от одного взгляда на тяжелые, ртутные волны внизу. При этом зрелище, вне всякого сомнения, было завораживающим, могущественным — вид стихии, неподвластной погоде, снегу и льду.       Волдеморт едва одарил взглядом этот суровый пейзаж и направился к знакомой ветхой хижине неподалеку. Несмотря на мороз, Элиссу кинуло в пот, когда она поняла, что ей придется идти следом — и вспоминать, как проходил ее прошлый визит в этот домик, ей нисколько не хотелось. Но Волдеморт даже не обернулся, не сказал ни слова — и вид его напряженной спины лучше всего подсказал Элиссе, что сейчас вступать в пререкания не только бессмысленно, но и опасно. Что же получается — он в самом деле привел ее сюда прятать крестраж? Зачем, почему? А можно она просто отдаст ему диадему и удерет отсюда — и не будет приобщаться к великой тайне, каким же образом лорд Волдеморт добивался бессмертия? Спасибо за такую честь и доверие, конечно, но мы люди простые, скромные, мы и без этого как-нибудь проживем…       Очутившись в хижине, Элисса в первый миг замерла на пороге, пока глаза привыкали к полумраку, а потом сразу же бросила взгляд на противоположную стену — но знакомого сундука там не было, и она мысленно перевела дух. Волдеморт взмахом палочки закрыл за ними дверь, как бы окончательно отрезая их от заснеженной равнины, ледяного ветра и пронизывающей стужи, и возникшая тишина неожиданно ее даже оглушила. Тут же Элисса обнаружила, что остановившийся в центре комнаты Волдеморт смотрит прямо на нее, а на его губах обозначилась насмешливая улыбка.       — С кем же ты, позволь спросить, драться собралась?       Оказывается, она успела машинально вытащить из мантии палочку и теперь сжимала ее в правой руке, готовая к любым неожиданностям. Элисса ответила ему кривой усмешкой.       — С тем, кого вы мне подсунете в качестве испытания на этот раз.       — Обойдемся сегодня без таких экспериментов, — произнес он тихо; несмотря на это, его голос звенел напряжением, а глаза светились неудержимым красным светом, отчего Элиссе стало еще больше не по себе. — Я велел тебе забрать из Хогвартса один артефакт. Предыдущий тайник стал ненадежен, необходимо создать новый. Да, к слову — кто-нибудь видел эту диадему у тебя?       Даже вообразить страшно, что бы было, скажи она «да».       — Нет, Повелитель, в этом я уверена. Я была осторожна.       На его губах впервые обозначилась слабая, но одобрительная улыбка, после чего Волдеморт снова взмахнул волшебной палочкой, не прибегая к помощи слов, и внезапно деревянные доски пола сами собой разъехались, явив в центре комнаты дыру у ног темного мага. Элисса с опаской приблизилась и посмотрела вниз. Под полом обнаружился небольшой земляной колодец — и от этой мерзлой земли исходил такой же зимний холод, как на улице. Яма была не очень глубокой, в полтора человеческих роста.       — Будь добра, — холодно приказал Волдеморт, делая некий приглашающий жест в сторону колодца.       Элисса подняла на него глаза, едва удерживаясь от выразительной гримасы. Он что, в самом деле хочет, чтобы она…       — О, лезть туда тебе необязательно, — отозвался тот с каким-то намеком на любезность, но тон его оставался все таким же бесстрастным, холодным, и оттого ощущение подвоха у Элиссы только усилилось. — Но швырять артефакт туда не надо. Вытяни руки над тайником, прямо над краями колодца, и отпусти диадему. Магия здесь не действует, так что заклинания тебе не помогут.       Ладно, хотел бы убить ее — уже убил бы, а не начал разводить непонятные китайские церемонии, да еще вокруг своего крестража. И чем быстрее она это сделает, тем быстрее все закончится, а потому Элисса решительно подошла к краю ямы и опустилась на колени — что наверняка доставило Волдеморту просто тонну удовольствия, но смотреть на него в тот момент она не пожелала.       — Ты прекрасно справилась с поручением. Ты выполнила и другой мой приказ, и я получил Пророчество. В конечном итоге ты проявила себя куда лучше, чем мои самые преданные слуги, и я ценю это, — говорил он все тем же своим коронным «волдемортовским» голосом, и Элисса мысленно вздохнула. Да что это с ним сегодня? Всего пару дней назад явился праздновать Рождество вместе с ней, а теперь ведет себя так, будто она лишь только что пришла к нему с просьбой о защите, будто этих полутора лет и не было!       Достав из сумки диадему, она послушно вытянула руки над черным провалом. Сапфиры тускло сверкнули знакомым синим блеском.       — И, похоже, что я действительно могу давать тебе самые ответственные поручения. Но осталось еще одно испытание — на преданность, — мягко договорил он, и Элисса, услышавшая эту мягкость, не сулившую обычно никому ничего хорошего, замешкалась, не успевая вникнуть в смысл слов, за что и поплатилась.       Над ямой взметнулись какие-то черные нематериальные щупальца, которые молниеносно обвились вокруг ее кистей и запястий вполне материальными жгутами. Диадема так и оставалась в руках Элиссы, а потому теперь и она тоже оказалась надежно примотана теми же щупальцами к ладоням. Инстинктивно Элисса подергала руками, разумеется, ничего не добившись. Только равновесие чуть не потеряла, но, к счастью, удержалась в более или менее вертикальном положении. Присмотревшись, она поняла, что весь колодец был заполнен этой черной дымчатой сущностью, которая клубилась внутри, и как-то стало сразу ясно, что эта же сущность вполне может вцепиться и в ее лодыжки, и в ее талию, и уволочь за собой на дно.       Мерлин, а может, там и не полтора человеческих роста, а куда больше? Может, там и шею можно сломать, если свалиться внутрь?!       Палочка была в кармане мантии — казалось бы, прямо под рукой, но не дотянуться, не схватить, не спастись!       Пытаясь не поддаваться панике и чувствуя, как бешено колотится сердце, Элисса вскинула голову и нашла взглядом Волдеморта. Тот стоял совсем близко (домишко-то крошечный!), из-за чего ей пришлось высоко задрать подбородок, что сделало ее позу еще более унизительной и неудобной, и оценивающе, с каким-то жадным, почти болезненным интересом наблюдал за ней, а тонкие, аристократичные пальцы в сильном волнении вертели тисовую палочку. И при виде этого его выражения лица Элиссе вдруг остро захотелось наброситься на него с кулаками… пока она не поняла, что в его глазах не было насмешки, глумления. Он был предельно серьезен, и это слегка отрезвило Элиссу, притушило ее гнев.       Проползло несколько невероятно долгих секунд.       — А дальше что? — поинтересовалась она, не сумев скрыть сарказма, и потрясла в воздухе связанными руками. Прикосновение черных энергетических щупалец ощутимо покалывало кожу даже сквозь перчатки — неясно, что это за заклятие, но магической мощи в нем содержалось неимоверное количество, — но более никаких негативных ощущений не дарило.       — Как я тебе сказал — опусти руки и разожми пальцы, — велел он невыразительно, но за этой невыразительностью скрывались какие-то очень сильные эмоции, природа которых Элиссе была пока непонятна.       Ладно. Других вариантов все равно нет…       Она послушно протянула руки вперед и отпустила диадему. Щупальца позволили ей это, и сапфиры, блеснув в последний раз, скрылись во мраке колодца. Ни стука, ничего — и неясно, какой глубины на самом деле была эта дыра. А черные щупальца, словно еще немного поразмышляв, наконец разжались, и вся эта клубящаяся, будто бурлящая сущность скрылась внизу. Элисса поскорее отдернула получившие свободу руки, стянула перчатки и оглядела кожу. Ни синяков, никаких следов. После чего она демонстративно встряхнула запястьями, чтобы их скрыли рукава мантии, поднялась на ноги и посмотрела на Волдеморта. Тот окидывал ее странным взглядом с ног до головы — и у Элиссы закралось подозрение, что он не контролировал эту темную материю в колодце, и потому сам не мог знать заранее, чем все закончится.       — Что это было? — спросила она негромко, изо всех сил стараясь оставаться спокойной, вежливой и безмятежной. Даже тот факт, что он стоял совсем близко и она могла коснуться рукой пуговиц на его мантии, сейчас не сбил ее с толку — в груди медленно разгоралась ярость. Год назад боггарт, а теперь что?!       — Защита тайника, — ответил он задумчиво, скользя глазами по ее лицу и фигуре, словно желая сохранить, вобрать в себя ее образ. — На того, кто попытался бы забрать диадему или хотя бы просто пришел со злым умыслом против меня, она отреагировала бы определенным образом.       Она набрала полную грудь воздуха, прекрасно осознавая, что его ответ никакого удовольствия ей не принесет.       — И каким же?       — Содрала бы с тебя кожу живьем. Начала бы с рук. И это ждет любого вора, который попробует забрать то, что принадлежит мне, — отозвался тот с удовлетворенным видом — очевидно, в восторге от собственной гениальности и затеи. — Я долго работал над этими чарами, их требовалось настроить на тонкую волну — улавливать намерения пожелавшего заглянуть сюда волшебника…       Элисса с шумом выдохнула.       — И вы решили провести эксперимент на мне?!       — Я должен был узнать, насколько могу тебе доверять.       В его голосе не было ни сожаления, ни вины — лишь спокойная уверенность в себе и своем праве распоряжаться жизнями и здоровьем других людей.       У нее с губ было готово сорваться много всяких слов — и цензурных, и не очень, еще и на разных языках. Элисса даже прикрыла глаза на секунду, силясь совладать с душившим ее бешенством — точно так же, как и год назад. А Волдеморт совершенно равнодушно, словно она моментально перестала представлять для него какой-либо интерес или ценность, бросил:       — Подожди снаружи. Я скоро закончу и присоединюсь к тебе.       Если бы не окклюментивные щиты Элиссы, он бы однозначно услышал о себе много познавательного — ибо в мыслях Элисса покрыла его такими эпитетами, что покраснел бы даже Бенджи.       Круто развернувшись, она молча вышла — и белая мертвая равнина с ледяным ветром показалась ей в ту секунду куда более приятным местом. Лишь бы подальше от него.       Ублюдок. Самодовольный, тщеславный, эгоистичный, бессердечный…       Кажется, когда она добралась до обрыва и ее глазам снова открылся зимний темно-серый океан, словарный запас Элиссы слегка иссяк и она начала повторяться в ругательствах. Кажется, о чем-то таком она уже не так давно думала, причем ровно теми же определениями.       К черту его. Она не станет больше о нем думать. Все, что ей наговорил Маттео, — чушь. У нее самой не то чтобы солидный опыт по части доверительных, близких и тем паче любовных отношений, но даже она знает, что так с дорогими людьми себя не ведут, какие тяжелые проблемы с доверием у тебя бы ни были!       Наколдовав Согревающие чары, она так и осталась стоять, наблюдая, как набрасываются на скалы волны, как на них появляются пенные соленые шапки. Гнев в душе не потух, но будто через некоторое время слегка отступил, оттесненный этой величественной, вечной картиной. Сердце больше не стискивала злость, дыхание снова стало ровным и спокойным.       Красиво. Завораживающе.       — Этот вид еще более внушительный, если наблюдать его в непосредственной близости, а не с высоты свыше ста метров, — произнес Волдеморт, чьего появления она не слышала, слишком зачарованная открывшимся зрелищем. Элисса пожала плечами, не желая с ним разговаривать и мечтая лишь об одном — чтобы он уже разрешил ей вернуться в поместье Малфоев и исчез куда-нибудь.       — Вероятно, вы правы. Мне сложно судить.       Он протянул руку, Элисса безразлично вложила свои пальцы в его. Но, когда перемещение завершилось, перед ней не возникло ничего похожего на чинную тисовую аллею; вместо этого Элиссу оглушило непонятно откуда взявшимся грохотом, прямо на нее надвинулось что-то огромное, ледяное, практически живое, а в лицо дохнуло нечеловеческим холодом, который мгновенно пробрался сквозь всю теплую одежду и проморозил ее до костей. Отороченный мехом капюшон сдуло с головы, но Элисса этого даже не заметила.       Под ногами больше не было ровного снежного полотна. Элисса осознала, что они с Волдемортом стояли на скользкой неровной скале, вокруг бушевали те самые ледяные, свинцовые волны, на которые она только что любовалась из безопасной дали, а колючие брызги должны были в пять секунд превратить ее одежду в обжигающие холодом мокрые оковы, в которых она попросту замерзла бы до смерти. Но Волдеморт продолжал колдовать — и словно невидимые щиты вставали между ними и всем тем первобытным хаосом, в котором они в одну секунду очутились. И водяные брызги не долетали до них сущие миллиметры, и на том крошечном участке скалы, на который они трансгрессировали, стало чуть теплее, и волны, набегавшие с ревом и яростью, не доползали до них. Наполненный солью студеный воздух был почти осязаемым, и Элисса теперь отчетливо ощущала каждый вдох и выдох, чувствовала, как проходит этот воздух через ее легкие — кажется, оставляя внутри крошечные кристаллики льда и соли. Она подняла голову — и обнаружила, что над ними теперь возвышался тот обрыв, на котором они только что стояли и с которого она как-то раз спрыгнула в легилиментивном сне.       Лицо Волдеморта было озарено неподдельным восторгом, когда Элисса посмотрела на него. Он наблюдал за бушующей вокруг них стихией — чистой природной силой в ее первозданном, необузданном виде, неподвластной ни одному волшебнику. И Элисса была убеждена, что сейчас, в разгар зимы, это выглядело куда более мощно, пугающе, чужеродно, чем в летние месяцы. И огромные валы тяжелой темной воды, которые как живые вздымались и обрушивались вокруг, в шаге от двух крошечных на их фоне человеческих фигурок… это было невероятно, что там говорить.       — Тебе известно, что за артефакт это был? — донесся до нее его голос — и, как ни странно, его не заглушил рев океана, который не оставлял попыток потопить их вместе со скалой, на которой они стояли.       Элисса вся покрылась крупными мурашками, а волосы на ее голове зашевелились — и это не имело никакого отношения к тому, что они оказались в сердце морской ледяной бури. Понятно было, что она влезла туда, где ей никогда и ни за что нельзя было узнать правду, как и понятно, что обмануть его напрямик не удастся.       — Диадема Кандиды Когтевран, — выдавила она, неясно на что надеясь.       Ей на плечи легли его руки, и даже под слоями теплой одежды Элиссе от этого прикосновения стало не по себе. Спиной она ощутила, что он стоял вплотную, отклонись она совсем чуть-чуть назад — то смогла бы практически лечь на него.       — Я не это имел в виду, — его голос, раздавшийся над ее ухом, звучал спокойно, даже с той же пресловутой мягкостью, и как-то так, что сразу стало очевидно — это не тот случай, где он позволит ей шутить и изворачиваться.       — Известно.       Это слово сорвалось с ее губ и словно повисло в застывшем воздухе; в ту же секунду Элисса ощутила, как его хватка на ее плечах стала буквально-таки стальной. Интересно, насколько серьезно он сейчас размышляет над тем, не сбросить ли ее в океан? И насколько велики ее шансы выбраться живой из зимней Атлантики, да еще на глазах у него?       Нервы начали понемногу сдавать.       — Может, вы уже просто сотрете мне память и отпустите? — вырвалось у Элиссы, когда ожидать от него каждую томительную секунду толчка в спину стало невыносимо. — Я вас не предавала, вы это уже поняли. Так ради чего… это все?       — Заклинания забвения хорошо действуют на людей, не владеющих окклюменцией. Но чем сильнее ментальные щиты, которыми они окружают свой разум, тем труднее будет воздействовать на их воспоминания извне. Опять же — сколько времени прошло с тех пор, когда ты приходила в Выручай-комнату? Три месяца? Слишком большой срок, чтобы убрать одни лишь воспоминания, связанные с диадемой. Они неминуемо потянут за собой прочие события всех этих трех месяцев, одна ошибка — и твой мозг получит такие повреждения, после которых дорога тебе будет в больницу святого Мунго. И ты ее уже не покинешь.       Эти слова точно стали последней каплей, и Элисса даже слегка обмякла, осознав, что в их отношениях с этого дня что-то изменится — поскольку жить с таким знанием ей позволят только на определенных условиях. Озябшие ноги ослабли, будто не могли больше выносить ее вес, и в вертикальном положении она осталась, только потому что он продолжал держать ее за плечи.       Спустя долгое время, показавшееся ей целой вечностью, он наконец заговорил:       — В том, что предыдущий тайник стал ненадежен, нет твоей вины. Ты отыскала диадему и доставила ее мне — как я и приказал тебе. Но, видишь ли, об этом артефакте вообще никто не должен был узнать — ни ты, ни кто-либо другой. Тайна, как известно, остается таковой, пока о ней не знает вообще никто, не так ли?       Элисса не стала доставлять ему удовольствие и проигнорировала риторический вопрос. Не будет она испытывать судьбу и проверять, насколько ровным ей удалось бы сохранить голос — нет уж, он и без нее прекрасно потешит собственное самолюбие! Он же несколько секунд молчал — видимо, дожидаясь от нее какой-то реакции. И не дождался — возможно, в этом была причина, почему его ладони неторопливо проскользили по ее плечам, рукам и, наконец, опустились на талию?.. Она чувствовала, что спиной касается его груди; скосив глаза, она видела его длинные пальцы на своей талии. От осознания, что его губы должны были находиться где-то совсем близко от ее виска, уха, щеки, Элиссу бросило в жар — несмотря на почти что арктический ветер.       Нет, она и раньше нисколько не владела ситуацией, но сейчас происходило что-то совсем непонятное. Разум, вышвырнутый из привычных рамок, лихорадочно метался в поисках объяснения, она силилась сконцентрироваться и вернуть себе контроль хотя бы над собственными мыслями и телом, но те подчиняться отказывались. При этом в любой другой ситуации Элисса смело назвала бы происходящее домогательством и в некотором роде успокоилась бы, когда у всего этого появился бы ясный и доступный ее пониманию ярлык, вот только это никоим образом не походило на то, что лорд Волдеморт внезапно решил снизойти до нее — простой смертной! На Элиссе было несколько пластов теплых вещей, а сам Волдеморт нисколько не пытался сделать контакт более тактильным и не дотрагивался до ее лица — не защищенного тканью. Да и сама обстановка — Согревающие чары действовали, но не спасали полностью от колючих морских брызг и промораживающего насквозь ветра — не способствовала появлению какого-то особенно игривого настроения. Да еще в момент, когда в буквальном смысле решалась ее судьба — Элисса знала, какое значение имело для Волдеморта бессмертие, как и знала, что ничего не сможет ему противопоставить, если ему сейчас вздумается все-таки избавиться от нее.       Посему она просто застыла и прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться на одном только осязании. Лучше бы она этого не делала — потому что в тот момент, когда Элисса в полной мере ощутила его прикосновения, его руки на своей талии, его близость, она поняла, чем для него было все это действо — начиная с того момента, когда он трансгрессировал с ней на эту скалу.       Актом утверждения власти — его власти над ней, Элиссой.       Дышать внезапно стало трудно, воздух в легких сгустился, стал сухим, острым, сыпучим, будто они оказались забиты песком. Кровь застучала в ушах, руки и ноги обратились в лед.       Она не вещь. И никогда ей не будет.       Перед глазами встал туман. Едва отдавая себе отчет в том, что делает, Элисса одним движением вырвалась из его рук, одновременно потянувшись в карман мантии за волшебной палочкой и делая большой шаг вперед — но вместо твердой поверхности под ногой обнаружилась одна пустота. Желудок сделал кульбит, Элисса взмахнула руками, теряя равновесие, но рухнуть в пучину ей не позволили — будто стальной обруч перехватил ее в районе груди, не давая сорваться, а в следующую секунду Волдеморт резким рывком притянул ее обратно к себе, одновременно разворачивая лицом. Подчиняясь чужой магии, ее палочка вырвалась из кармана и упала на камень позади него — не дай Мерлин кто-нибудь из них сделает неверное движение, и ее палочка будет потеряна навсегда!       Но эта мысль возникла лишь где-то на периферии сознания. Совсем близко Элисса увидела его глаза — еще ближе, чем в вечер перед ее отъездом в Хогвартс. Алое пламя в радужке яростно плясало, по челюсти гуляли желваки, он с силой прижимал ее к себе, лишив какой-либо возможности отстраниться — и, кажется, при этом он активно использовал беспалочковую магию, потому что не мог он дойти до того, чтобы просто по-маггловски вцепиться в нее обеими руками — лишь бы она никуда не делась!..       Их лица разделяли сущие сантиметры. Он видел ее злость, бешенство, застарелую боль, видел ее уязвимость, страх. Не мог не видеть.       Значит, на привычные игры масок плевать.       — Я не принадлежу вам, — выплюнула Элисса сквозь стиснутые зубы. Он был так близко, что теперь она могла почувствовать его дыхание на своем лице, и Элисса смело встретила его горящий сдерживаемым гневом взгляд. Ветер трепал черные волосы, но Волдеморт словно не замечал холода — всем его вниманием владела она одна. — Не принадлежу никому, только самой себе. И вы с этим ничего не сможете поделать, как бы ни пытались!       — Как ты думаешь, — его голос звучал очень тихо, и ей даже пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его за грохотом волн, — как я обычно поступаю с теми, кто бросает мне вызов и представляет для меня хоть малейшую угрозу? Хоть какую-то опасность моей силе, власти, могуществу — и, самое главное, моей жизни и бессмертию?       — Вы их убиваете. Вероятно, после того, как потешите свое самолюбие и запытаете до полусмерти тех глупцов, которые возомнили себя умнее и хитрее вас, — отозвалась она без малейших раздумий, и на его губах обозначился намек на холодную усмешку, полную жестокого удовлетворения.       — Тогда как ты думаешь, — он практически шипел, а его хватка на ее плечах и спине так усилилась, что Элисса поморщилась от боли, — по какой причине я до сих пор не сделал всего этого с тобой? Не уничтожил тебя, как досадную помеху? Почему вообще привел сюда?       Элисса предприняла еще одну попытку высвободиться, но у нее ничего не вышло, а он даже не шелохнулся. Только темно-алые глаза горели как-то так, что в Элиссе на мгновение проснулся здравый смысл, который в панике заверещал, осведомляясь, кому она вообще рискнула возражать и демонстрировать характер.       — Отпустите меня!       Он ее даже не услышал.       — У меня нет причин убивать тебя. В эту историю с диадемой ты оказалась втянута не по собственной воле, я сам рассказал тебе о ней. То, что ты докопалась до правды — закономерный итог, я предполагал, что дело может обернуться чем-то подобным. В конце концов, это же я обучал тебя Темным Искусствам. И до сегодняшнего дня ты была полезна — по-настоящему полезна. Сегодня ты прошла мою проверку. Учитывая это, а также все твои заслуги и потенциал, твое убийство мне кажется расточительством.       Прекратив вырываться, она угрюмо выслушала это циничное перечисление причин, по которым ее жизнь может хоть что-то стоить, и растянула замерзшие губы в саркастическом оскале.       — Ваша доброта не ведает границ, Повелитель.       Кажется, ей все-таки удалось поколебать его самоуверенность — потому что он, явно теряя терпение, слегка встряхнул ее.       — Но если ты рассчитывала, что с таким знанием для тебя ничего не изменится и я просто позволю тебе жить так же, как раньше, то ты невероятно глупа, — беспощадно продолжил Волдеморт, сверля ее глазами. Элисса теперь стояла неподвижно, не сводила с него взгляда и даже не моргала в ожидании приговора. Глаза заслезились, но она боялась пропустить малейшее изменение в его мимике и что-то неверно истолковать. — А я знаю, что это не так…       — Чего вы хотите? — не выдержала она. Голос Элиссы срывался от волнения и страха, который понемногу затапливал ее, как она ни пыталась загнать его поглубже. — Запереть меня? Посадить под замок? Изолировать от всех и вся, чтобы я наверняка никому ничего не рассказала? Опоите чем-нибудь? «Империус»?       — Судя по перечислению, на тебя ничто из этого не подействовало, а попытка держать тебя взаперти ничем хорошим не закончилась. Но я впечатлен, что ты умеешь сопротивляться «Империусу». Раньше ты об этом как-то не упоминала, — он говорил с холодной насмешкой, очевидно, наслаждаясь ее страхом, но потом посерьезнел. — Ты дашь мне магическую клятву — так, как я ее сформулирую.       — Непреложный обет? — вырвалось у нее резче нужного. Что бы там Волдеморт ни задумал, для нее это точно ничем хорошим не закончится, и расслабляться определенно не стоило.       — Чтобы привлечь еще кого-то постороннего в качестве свидетеля? — он недобро, даже как-то хищно улыбнулся. — Нет, это останется только между тобой и мной. Дай руку.       — Сначала скажите, в чем именно я должна поклясться. Я не стану вслепую повторять за вами, — напряженно потребовала Элисса, едва сдерживаясь, чтобы не спрятать по-детски обе ладони за спиной. Он угрожающе сощурился, и она напомнила: — Никому нельзя доверять, не так ли? Не скажи я сейчас этого — вы бы сочли, что я просто дура.       Он смерил ее долгим взглядом, но, видимо, даже Волдеморт не мог отрицать правдивость ее слов, потому что уголок его губ на мгновение дрогнул — но усмешка вышла отнюдь не дружелюбной. На интуитивном уровне Элисса снова что-то ощутила — «Сердце Исиды» уловило какое-то колебание, будто в расколотой душе Волдеморта что-то шевельнулось.       — Ты поклянешься мне, что никогда и никому не расскажешь о том, чему стала свидетелем здесь или в Хогвартсе, когда я велел тебе отыскать диадему. Не предашь меня, не выдашь эту тайну ни одним из возможных способов — ни устно, ни письменно, ни мысленно, ни намеком, и не используешь для этого других людей или других существ — да, я помню о твоей глупой привязанности к домовикам. То же самое касается всего, что тебе удалось узнать о крестражах — как подтвержденной информации, так и твоих собственных догадок. В случае, если ты нарушишь эту клятву, ты немедленно переместишься ко мне — а в случае, если у тебя вдруг по какой-то причине не будет возможности трансгрессировать, ты отправишься ко мне любым другим способом.       — А к чему такие сложности? — опешила Элисса, не ожидавшая последнего пассажа вообще никак. — Почему не просто «предала — тут же упала замертво»?       Он улыбнулся, и по этой жуткой, многообещающей улыбке Элисса поняла ответ до того, как Волдеморт снова заговорил.       — Потому что на легкую и безболезненную смерть тебе лучше даже не рассчитывать. О нет, предашь меня — и ты сама придешь ко мне за заслуженным воздаянием. И сбежать от меня без расплаты тебе не удастся.       Тоже, конечно, перспектива так себе, но, вероятно, это самый лучший из всех возможных сценариев. Элисса глубоко вздохнула, сдернула перчатки и протянула Волдеморту правую руку.       Тот крепко взял ее ладонь и взмахнул волшебной палочкой, которую перехватил левой рукой. Их правые кисти тут же обвили нити магической клятвы. Элисса послушно повторила слова клятвы, и все это время заклинание связывало их руки друг с другом какими-то мудреными узлами. С губ сам рвался глупый вопрос, а как потом из этого выпутываться, но, к счастью, она удержала его при себе — и стоило Элиссе договорить до конца, светящиеся нити сами собой пропали.       А как теперь выпутываться — и так понятно. Никак.       Волдеморт молча приманил к себе палочку из терновника и протянул ее Элиссе. После чего отступил, словно только сейчас спохватившись о вторжении в свое личное пространство — будто не он все это время занимался нарушением этих самых личных границ.       — Не подведи меня, — прошипел он напоследок, после чего трансгрессировал.       Элисса осталась на пустынном и голом утесе одна.       Со странным и пугающим до дрожи осознанием, что отныне в случае неудачи расплачиваться за свои ошибки и предательство ей придется куда более долго, жестоко и тяжело.       Потому что, судя по формулировке клятвы, ее предательство он расценивал не как измену очередного Пожирателя, отрекшегося от Господина. А как что-то очень и очень личное.