Глаз бури

      На следующий день Элисса сразу после завтрака засела в малфоевской библиотеке со злым, воинственным видом и пыталась читать какой-то умный трактат о Темных Искусствах. На всякого незадачливого Пожирателя, оказывавшегося зачем-нибудь поблизости, она смотрела вроде бы дружелюбно и ласково, но тот тут же вспоминал о каких-то срочных делах, оставшихся за пределами библиотеки, и поспешно ретировался.       Плохо. Конспиративные навыки явно дают сбой.       Около полудня на пороге появился Долохов, который беззаботно насвистывал какой-то мотивчик. Элисса оторвалась от чтения (а точнее — бессмысленного созерцания пожелтевших от времени свитков) и посмотрела на него тем же взглядом, которым приветствовала этим утром всех окружающих.       Долохов учтиво поклонился, с непринужденным видом устроился на диване неподалеку от кресла Элиссы и откинулся на спинку. Никаких книг он не брал, книжные шкафы вообще его не заинтересовали, а сам он как ни в чем не бывало рассматривал угрюмую, кипящую от негодования Элиссу. Еще немного — и из носа у нее со свистом начал бы вырываться раскаленный пар.       — Как поживаете, мисс Каройи? — галантно полюбопытствовал Долохов. — У вас бледный вид. Неужели учеба в Хогвартсе настолько утомила вас?       Кажется, дым из ушей у нее все-таки повалил.       — Вам чего? — спросила Элисса, не скрывая враждебности. — Прошу меня извинить, но я сегодня слегка не в настроении для светских бесед.       — Я подумал, что, возможно, вы захотите о чем-то спросить меня?       Это настолько выбивалось из ее привычных словесных расшаркиваний и увиливаний с Пожирателями, что она в первый момент опешила, а затем резче нужного у нее вырвалось:       — Вас кто-то подослал ко мне?       Почему-то Долохова ее грубый тон нисколько не обидел, и он лишь доброжелательно улыбнулся. Тем не менее, за внешней легкостью ей почудилось, что он был очень серьезен.       — Нет, что вы. Я здесь… по собственному почину.       Она пристально уставилась на него, силясь определить, какие истинные намерения прятались за его тоном.       — Об этом разговоре больше никто не узнает, уверяю вас, — так же вежливо добавил Долохов. — Для вас он не несет никакой угрозы, поскольку если кому-то о нашей беседе станет известно… мне точно не сносить головы.       Значит, она все поняла правильно. Неясно только, по какой причине Долохов вдруг решил нарушить нейтралитет и продемонстрировать какое-то личное участие, поскольку он был совершенно прав — сие было чревато опасными, хотя и довольно предсказуемыми последствиями.       Он знает этого человека дольше всех в этом доме. Неужели за всем этим скрывается что-то помимо вассальской верности, которую Волдеморт требует от всех своих сторонников? Может ли Долохов руководствоваться каким-то… прости Мерлин, дружеским участием?       Ну что же, хотел отвечать на ее вопросы — пускай начинает.       — Он всегда был таким… — Элисса запнулась, подыскивая термин понейтральнее, но потом махнула рукой и довершила мысль как есть: — Он всегда был таким козлом в выстраивании отношений с другими людьми? Свято уверенным, что все ему должны, а сам он может творить абсолютно любую хрень, а люди просто будут смотреть ему в рот и соглашаться?       По неведомой причине Долохов не свалился с дивана в ужасе от ее кощунственных речей. Вместо этого он смерил ее очень долгим и оценивающим взглядом — Элисса ответила ему таким же, вложив побольше вызова, — после чего лаконично обронил:       — Нет.       Каким волшебным образом он так безошибочно понял, о ком она говорила, было неясно. Еще более неясно было, по какой причине он вдруг решил поддержать такой провокационный разговор. У нее вырвался шумный вздох, исполненный раздражения, но больше Элисса никак отреагировать не успела, поскольку Долохов продолжил:       — Потому что раньше он никогда не хотел и не пытался выстраивать с людьми отношений.       Элисса замерла на одном месте, стараясь производить как можно меньше отвлекающего шума, только подняла на него глаза. А Долохов взглянул на нее как-то так, что Элисса немедленно почувствовала себя совершенно зеленой и неопытной в понимании людей, и сказал:       — Он может быть очень обаятельным. Самым приятным и внимательным собеседником на свете, умеющим слушать, располагающим к себе. Вы сами не заметите, как откроетесь ему и начнете выбалтывать то, что не собирались. Он вас выслушает, утешит, поддержит, поймет. Но знаете, когда обычно такое происходит? Ровно перед тем, как он перегрызет вам глотку, получив желаемое.       Перед глазами сам собой возник молодой лорд Волдеморт из крестража. Вспомнилось и то, как он впервые к ней обратился, еще не зная об их с Элиссой знакомстве.       — Я в курсе, — уязвленно отозвалась Элисса. — Мне не пять лет, я гораздо старше, и у меня есть глаза и уши. Я знаю, как он воспринимает тех, от кого ему что-то нужно.       — А других людей вокруг него нет, — сказал Долохов совершенно обыденно. Оставалось только задаться вопросом, с чего он вдруг стал таким откровенным и какую цель преследовал сам. — Есть враги — расходный материал, который можно либо убить, либо сначала использовать, а потом убить. А есть слуги — люди, которые могут быть полезны, а потому их жизни до поры до времени можно поберечь. Но как только их полезность себя исчерпывает — на этом знакомство с Темным Лордом обычно и заканчивается.       У Элиссы против воли поползли вверх брови, и она молча посмотрела на Долохова. Тот усмехнулся — без малейшей горечи или злости.       — Что? Я прекрасно осознаю, какое место в системе ценностей Повелителя занимаю. Несмотря на нашу… уже пятидесятилетнюю историю знакомства. Но я ему полезен, предан, Темный Лорд знает, что может на меня рассчитывать, — и благодаря этому я могу чувствовать себя рядом с ним вполне… спокойно. На своем месте.       — Как же легко и хорошо, наверное, человеку живется, — буркнула Элисса. Хотела сделать голос сердитым, но в итоге он звучал больше грустно. — Никаких тебе переживаний, огорчений. Никаких друзей и близких. Чего там — держи всех в страхе и радуйся…       — Но вас он не держит в страхе, — внезапно выдал Долохов. Элисса моргнула. — Вы позволяете себе злиться на него, обижаться, чего-то ожидать от него, воспринимать как обычного человека, с которым возможно взаимодействовать так же, как с любым другим. И что самое занятное — вы этого даже не замечаете, хотя прекрасно видите, как чувствуют себя в его обществе не то что враги, но даже сторонники, те самые Пожиратели Смерти. В том числе и самые преданные. Но вы ставите себя настолько отдельно от нас, что воспринимаете это как должное, не задумываясь, даже насколько абсурдно это звучит.       — Если вы хотите сказать, что это я такая наглая и самоуверенная…       — Не хочу, — очень серьезно сказал Долохов. — Но на вашем месте я бы не думал, что это вы такая независимая и хитроумная. Вы стоите настолько обособленно от нас, не потому что вы такая сообразительная, а потому что он вас так поставил. И это, конечно, уже куда более интересно…       — Почему? — не удержалась от вопроса она.       — Потому что раньше такого никогда не было. На моей памяти он еще ни разу не пытался найти себе… просто собеседника, или компаньона, или какого рода отношения вас связывают на самом деле.       — Он не видит во мне собеседника, — огрызнулась Элисса раздраженно. И этот тоже дает их с Волдемортом якобы отношениям какую-то свою трактовку! — Вчера он вообще устроил мне такое…       Она только махнула рукой, поймав себя в последний момент, что все-таки не стоит настолько раскрывать душу практически незнакомцу, да и о магической клятве забывать не стоило.       — И тем не менее, после этого «такого» вы не трясетесь от ужаса, не хлещете литрами Умиротворяющий бальзам или огневиски из погреба Люциуса, не лежите прикованная к кровати после Круциатуса, не способная доползти даже до сортира, — неожиданно жестким голосом заявил Долохов. — А вместо этого вы сидите с книжечкой, развлекаете себя тем, что распугиваете прочих обитателей дома, и не боитесь вслух высказывать все, что думаете об этом волшебнике! А это значит, что вы либо дура, либо абсолютно уверены, что можете себе это позволить и вам за такое ничего не будет. Вы не похожи на дуру. Значит, верен второй вариант. Рад за вас.       Элисса только глупо хлопала ресницами, не зная, как реагировать. По горящей свече в канделябре ползли капли тающего воска. За окном белыми хлопьями валил снег, в камине урчал огонь. Полная идиллия.       — Я еще ни разу не видел, чтобы он хоть с кем-нибудь так миндальничал, как с вами, — хладнокровно подытожил Долохов, добивая окончательно растерявшуюся Элиссу. — Вместо того, чтобы как следует уже проучить вас, чтобы вы раз и навсегда запомнили свое место, а заодно как можно себя вести с этим человеком, а как нельзя, он все вокруг вас какие-то шаманские пляски с бубном устраивает и при этом не причиняет вам никакого вреда. Что там между вами происходит — ваше личное дело, я в это не лезу, мне пока моя жизнь дорога. Но на вашем месте я бы подумал над тем, насколько можно мерить этого мага теми мерками, которыми вы измеряете всех остальных.       — Вы мне даете какой-то совет? — язвительно осведомилась Элисса, но тот лишь пожал плечами, нисколько не задетый ее агрессивным тоном.       — И в мыслях не было. Вы взрослая девушка, да и мы с вами слишком плохо для этого знакомы. Чисто по-человечески вы мне симпатичны, и это единственная причина, по которой я говорю с вами об этом. Я не угрожаю вам, не пугаю вас, а… Скажем так, я просто делюсь наблюдениями.       Поднявшись с дивана, он вежливо поклонился и направился к дверям.       — Из какой он семьи? — быстро спросила Элисса, сверля глазами его спину. Спина дрогнула и остановилась. — Как он стал таким человеком, каким было его детство? Если вы знакомы пятьдесят лет, то вы учились вместе, вы должны знать, хотя бы в общих чертах! Помимо того, что он потомок Салазара Слизерина!       Он обернулся. Впервые на его узком, странно искривленном лице Элисса увидела легкий испуг, который, впрочем, очень быстро пропал.       — Вы в самом деле полагаете, что я стану с кем-то это обсуждать?       Постаравшись сделать это как можно легкомысленнее, она пожала плечами.       — Ну, попытаться в любом случае стоило.       Долохов моргнул. Миг — и он одобрительно хмыкнул, рассматривая спокойную и безмятежную, как солнечное летнее утро, Элиссу.       — С вашей-то находчивостью и скоростью реакции… Может, вы и уцелеете. Хорошего вам дня, мисс Каройи.       И вышел.

***

      После ухода Долохова Элисса недолго оставалась в библиотеке, и, надев в своей комнате теплый плащ и зимние ботинки, вышла на улицу. Щеки у нее раскраснелись от негодования и слишком сильных чувств, шее было жарко и колко от воротника шерстяного свитера. На пути Элиссы материализовалась было Либби и затараторила, что молодой мисс нужно пообедать, однако Элисса мягко, но непреклонно отодвинула домовиху с пути и вывалилась из дома на заснеженную аллею. Там она подняла повыше шарф, сунула руки в карманы и широким сердитым шагом направилась в парк, в сторону своего любимого пруда.       Ни с кем он так раньше не миндальничал, ишь ты какой! Если не считать того, что вчера его защитные чары могли снять с нее скальп, он мог утопить ее в ледяной воде, но вместо этого всего-то милостиво ткнул в ее самые болезненные воспоминания, напомнил, что он может убить ее в любой момент, стряс магическую клятву и гордо удалился!       Правда… он не был обязан знать, насколько те воспоминания травмирующие и насколько Элисса страшится любого повторения сценария из ее прошлого. Собственно, Элисса всеми силами и старалась удерживать его подальше от ее прошлого, давая Волдеморту лишь небольшие безопасные порции полуправды — как раз чтобы он не знал, какие у нее самые болевые точки. Обойдется он без такого оружия против нее.       Под ногами хрустел снег, изо рта вырывались плотные облачка пара. Элисса остановилась, рассматривая неровный серый лед, который теперь покрывал пруд. Пальцы в перчатках нащупали на запястье под свитером подвеску из сердолика.       Человеческие жизни для него ничего не стоят. Но ей он в самом деле ничего толком не сделал, ни вчера, ни после провала в Отделе тайн. Пугал — да, угрожал — да, это вообще его любимое занятие, но… дальше слов дело не пошло. И не в первый раз уже.       Поведение у него, конечно, скотское, и оправдывать его она не собирается. Но Долохов прав — насколько можно судить Волдеморта по обычным человеческим меркам? Не в том смысле, что он какой-то такой уникальный, что на него привычные правила и нормы морали не распространяются. Но если она сейчас вздумает качать права и пытаться объяснить ему какую-то разницу между хорошим и плохим — как пыталась это делать с Драко, — он ведь попросту не поймет. И вопрос тут будет не в том, что она такая хорошая и положительная, а он злобный злодей, а в том, что речь идет о категориях, Волдеморту в принципе очень чуждых и малознакомых. И ключевой момент — как до него достучаться. И с наскоку, да еще прямолинейно, тут ничего не добьешься.       А по словам Антонина, Элисса для Волдеморта все-таки немного выбивается из окружающей толпы…       Все эти раздумья не принесли ей большого удовлетворения, поскольку сдерживаемая ярость по-прежнему требовала какого-то выхода, а меж тем выходило, что на непосредственного виновника переживаний ее выплеснуть не получится, но все же Элисса слегка успокоилась, а в голове немного прояснилось.       Но вот что ей делать дальше? Долохов сказал, что поведение Волдеморта с ней не идет ни в какое сравнение с тем, как он обращается с другими людьми. И как теперь поступить? Можно было бы попробовать как-то развить это общение, чтобы со временем, мягко и ненавязчиво, донести до него свою позицию на тему того, как с ней можно себя вести, а как нельзя. Но это требует какого-то более глубокого погружения в… прости Мерлин, отношения, что бы это слово ни означало в контексте Волдеморта. И больше всего Элиссу смущало, что сам Лорд, скорее всего, даже не отдавал себе отчета в том, что ставил Элиссу отдельно от Пожирателей — и боязно, ох как боязно было хотя бы нечаянно намекнуть ему на истинное положение вещей! Как только он сам осознает, что Элисса значит для него хоть на чуточку больше всех прочих людей (на этой мысли Элисса очень независимо пожала плечами и лихо тряхнула полами мантии, сбивая с них налипший снег), — все, финиш. Элисса тут же магическим образом переместится в когорту самых опальных Пожирателей, вроде Люциуса.       Ну и главный, ключевой вопрос — ей-то это все за каким хреном нужно? Объяснять ему что-то, находить общий язык, строить (вот же черт возьми!) отношения? С ним?       Какого-то логичного и определенного ответа у Элиссы не было, и к дому она приближалась в весьма мрачном расположении духа.       О природе этих предполагаемых отношений лучше было даже не задумываться. Как только у нее в мозгу впервые промелькнуло ужасное, непоправимое слово «романтические» — живот Элиссы тут же скрутило от почти панического страха.       Сердце же предательски дрогнуло от незнакомого сладостного восторга и предвкушения.       Ну и как в таком состоянии прикажете дальше строить интриги, лицемерить, надевать различные маски, предпринимать собственные шаги? Прятать «Сердце Исиды», в конце концов? Да еще так, чтобы Волдеморт ничего из этого не заподозрил?       Элисса почти дошла до крыльца, когда внезапно обнаружила неподалеку, на тисовой аллее, две фигуры в теплых мантиях. На фоне белеющих окрестностей они выделялись особенно сильно. Одна из фигур была ей так хорошо знакома, что у Элиссы мгновенно пересохло во рту и заломило в затылке.       Второй фигурой оказался Кантанкерус Нотт. Элисса склонила голову, издалека приветствуя Лорда, и невольно ускорила шаг, намереваясь поскорее вернуться в дом и очутиться в безопасной дали от него, но не тут-то было.       Краем глаза она видела, как Волдеморт кивком отпустил Нотта и уже всем корпусом повернулся к ней, не обращая никакого внимания на кланяющегося Кантанкеруса. Он даже ничего не говорил, но проигнорировать эти его жесты было невозможно, и Элиссе пришлось остановиться и посмотреть на него уже целенаправленно. Волдеморт легким наклоном головы указал ей на место рядом с собой, и Элиссе не оставалось ничего иного, кроме как спуститься по ступеням и направиться к нему. В итоге к дому пошел Нотт, который по пути бросил на Элиссу очень выразительный взгляд.       Красота. С каждым разом все лучше и лучше.       Волдеморту же все было нипочем. Он попросту не замечал никакой мышиной возни вокруг себя. Есть чему у него поучиться…       Элисса была готова к тому, что сейчас они снова пройдут по тисовой аллее за ворота и трансгрессируют, но вместо этого Волдеморт повел ее вокруг дома, мимо засыпанного снегом сада куда-то вглубь малфоевского парка. Элисса молча шла рядом и тишину никак не нарушала.       — Расскажи мне о Хогвартсе, — наконец произнес он, когда и дом, и сад остались далеко позади, и со всех сторон их вдвоем теперь обступали высокие деревья. Без листьев Элисса не могла опознать, что за породы это были. — Все свои наблюдения о моих врагах. Ты встречалась с Дамблдором, общалась с Поттером… Какое впечатление они на тебя произвели? Какие выводы ты сделала?       — Да я… вряд ли смогу поведать вам что-то, о чем вы не знали бы раньше, — растерявшись, Элисса даже слегка сбилась с шага. — С Дамблдором у меня был ровно один разговор, когда он хотел узнать, не имеете ли вы отношение к тем смертям в Хогсмиде. Вы были правы, он прекрасно знал, что я ваша шпионка, а потому ни он мне никаких тайн не выдал, ни я ему. А Поттер… Да как я и говорила. Обычный мальчишка. У него есть лидерские качества, он способен убеждать и вести за собой людей. То, как пятеро одноклассников ломанулись за ним в Отдел тайн без каких-либо сомнений, вопросов, по одному только фальшивому сновидению Поттера, не попытавшись обратиться к Макгонагалл или тому же Снейпу, — это мощно. Даже Грейнджер, хотя, казалось бы, у нее в порядке исключения присутствуют мозги…       — У кого?.. — рассеянно переспросил Волдеморт.       — У Гермионы Грейнджер. Она одноклассница Поттера. Магглорожденная.       — Помнится, Люциус о ней упоминал… — его лицо скривилось в гримасе, полной глубокого презрения, и он взглянул на Элиссу с высокомерно-насмешливым удивлением: — С каких пор ты уделяешь столько времени грязнокровкам?       — С тех пор, как у них наличествует интеллект, — отозвалась Элисса задумчиво, наблюдая, как презрение в его глазах становится все более осязаемым. — Вы напрасно сбрасываете их со счетов. За все четыре месяца, что я была в Хогвартсе, мне встретились всего два человека, с кем стоило держать ухо востро. Первый — Грейнджер, которая умна, наблюдательна, осторожна и предпочитает сначала подумать, а потом сделать. Поттер в этом плане куда импульсивнее и безбашеннее, и, как мне кажется, без влияния Грейнджер он бы получал по шапке куда чаще обычного. А вторым таким человеком была девочка, которую вся школа считает чокнутой. А меж тем она единственная из всех догадалась, что я куда старше, чем выгляжу.       — Ты никак пытаешься морализаторствовать? — мрачно осведомился он. Как и следовало ожидать, Элиссины слова о грязнокровках не принесли ему никакого удовольствия. — И что ты пытаешься мне доказать — что внешнее впечатление обманчиво? Без тебя я бы о таком никогда не догадался.       — Простите, Повелитель, — Элисса потупила взгляд, все еще не особо понимая, ради чего он на самом деле вытащил ее на этот разговор и в какие дебри ее снова понесло в беседе с Волдемортом. Он же косо взглянул на нее и сардонически поинтересовался:       — А Северус? Правильно я понимаю, что мое задание ты не выполнила?       Тяжелый вздох она подавила, но остановилась прямо посреди заснеженной тропинки. Волдеморт тоже остановился и посмотрел на нее, и Элисса встретила его взгляд открыто. Он, конечно, наверняка хотел, чтобы она рухнула на колени, в снег, умоляя о прощении, но устраивать спектакль Элисса не захотела. Тем более что он бы точно понял, что она лишь лицемерит.       — Нет, Повелитель. Пока никакой достоверной информации я не получила.       Что-то внутри нее, тем не менее, екнуло в ожидании его реакции — все-таки слишком хорошо Элисса знала, как Волдеморт реагирует на провалы и невыполнение своих приказов.       — За четыре-то месяца? Этого времени тебе оказалось недостаточно? — протянул он с холодной насмешкой, и алые глаза недобро сощурились.       Но оправдываться или ссылаться на гениальные актеро-окклюментивные навыки Снейпа Элисса не стала.       — Мне жаль, Повелитель.       — А почему Беллатриса жаловалась мне на тебя? По ее словам, ты пыталась саботировать всю миссию в Отделе Тайн, и именно по твоей вине Пророчество оказалось разбито.       От неожиданности Элисса моргнула и даже сделала шаг навстречу ему — будто хотела лучше видеть его лицо. Полы зимней черной мантии слегка колыхнулись, когда Элисса очутилась совсем близко.       — Вы не сказали Пожирателям, что все-таки получили Пророчество, — медленно выговорила она, приподнимая голову, чтобы не смотреть куда-то в район его подбородка. По лицу Волдеморта понять что-либо было трудно, он оставался бесстрастен, но Элисса откуда-то точно знала, что не ошибается. — Все по-прежнему считают, что вы так и не добились своего?       Он слегка склонил голову.       — И покуда прочие уверены, что этот раунд вы проиграли, они будут и дальше недооценивать вас, — продолжила свою мысль Элисса. — А потому вам будет легче нанести следующий удар, правильно?       — Ты помешала Белле добраться до лонгботтомовского мальчишки, — его лицо сделалось отчужденным, застывшим, а в голосе прорезались жесткие, металлические нотки, не сулившие Элиссе ничего хорошего. Красные глаза так и впились в нее недобрым взглядом. Элисса торопливо вернулась на исходную безопасную дистанцию, но внезапно он ей этого не позволил — и сделал шаг вперед, так что расстояние между ними снова стало чисто символическим. Она растерянно моргнула — они словно вели какой-то странный, сюрреалистичный танец. — Ты вмешалась и разоблачила себя, несмотря на мой недвусмысленный приказ. Могу я полюбопытствовать — чисто из интереса, — на что ты рассчитывала? Почему ты решила, что можешь ослушаться меня и поступить по-своему?       Несмотря на, казалось бы, ироничный смысл, каждое его слово буквально сочилось недовольством, сдерживаемым гневом, угрозой. И было понятно, по какой причине она все еще стоит на ногах, а не катается по земле, вопя от «Круциатуса», — видимо, только ее заслуга в получении Пророчества спасла Элиссу от неминуемого наказания. И все же хотелось бы знать — что это на него нашло? Чего он вдруг так разозлился? Только потому, что она догадалась о его хитром ходе «притвориться менее знающим, чем ты есть на самом деле»? Так не настолько уж этот ход оригинален, сама Элисса им то и дело успешно пользуется!       Но стоило вспомнить об осторожности. Когда он в таком состоянии, то становится непредсказуем, а потому — опасен.       — Потому что я против пыток пятнадцатилетних подростков, — заявила Элисса, стараясь говорить как можно спокойнее и вежливее. — Это отвратительно, ничем не оправдано и попросту смешно. Беллатриса не хочет найти себе какого-нибудь более убедительного противника, который будет из одной с ней весовой категории? Или после Азкабана ей по силам только недоученные школьники?       — Она выполняла мой приказ, — напомнил он ледяным тоном. — Каким именно образом она его выполняла — дело Беллы. И того же самого я ожидал и от тебя, но ты, в отличие от Беллы, только и делаешь, что испытываешь предел моего терпения и с каждым разом наглеешь все больше…       — В отличие от вашей Беллы, я приказ успешно выполнила, — напомнила Элисса не без самодовольства и подбоченилась, нисколько не переживая, что это выглядит слишком по-детски. — Пророчество вы получили. Пусть и действовала я своими собственными методами, и даже пытки одноклассников мне не понадобились.       — Я не отрицаю того, что ты оказалась полезнее всех моих слуг, вместе взятых, включая и Беллу, и Люциуса, и Барти, и Антонина, и прочих, — его голос звучал все еще очень недружелюбно и предупреждающе. — Но ты вмешалась и спасла мальчишку, сына моих врагов. Можно не сомневаться, что он пойдет по родительским стопам, и видела ты будущего верного последователя Дамблдора и члена Ордена Феникса. Стоило избавиться от него прямо сейчас, пока была такая возможность…       Элисса молча глядела на него, переваривая очередной волдемортовский постулат, который как-то ну очень сильно расходился с общепринятыми нормами морали. Но общепринятые нормы — Мерлин бы с ними, но даже для самой Элиссы такое изречение как-то преступало все допустимые границы.       — Мне кажется, вы слишком серьезно воспринимаете подростков. В пятнадцать лет личность пока не сформирована до конца, человек не отвечает в полной мере за все свои действия, он недостаточно взрослый, чтобы брать на себя всю ответственность…       — Ой ли? — спросил он с такой улыбкой, что у Элиссы волоски на загривке встали дыбом, а в голове промелькнул совершенно абсурдный и непонятно откуда взявшийся вопрос — а сколько лет было Волдеморту, когда он стал достаточно взрослым, чтобы полностью осознавать все свои поступки, их последствия и брать на себя эту ответственность? Сам же Волдеморт холодно продолжил: — Помнится, именно ты когда-то предполагала у Северуса желание отомстить за смерть грязнокровки. Благодаря Белле же родители Лонгботтома последние пятнадцать лет живут в больнице Святого Мунго в отделении неизлечимо больных, а их сына воспитывает бабка — еще одна преданная сторонница Дамблдора. Не хочешь снова порадовать меня своим восхитительным логическим анализом и угадать, какую дорожку он изберет?       Против воли Элисса почувствовала, что вздрогнула. Вспомнились и реплики, которыми обменялись Невилл и Беллатриса в Министерстве.       — Что она сделала? — спросила Элисса тихо.       — Ну, там была не только Белла… Некоторые из моих слуг все это время оставались мне верны. В том числе, после моего исчезновения они пытались отыскать меня, — весь вид Волдеморта в те секунды выражал глубокое удовлетворение, зато Элисса внезапно почувствовала себя так, будто ей за шиворот сунули что-то скользкое и извивающееся. — В частности, Белла, Рудольфус, Рабастан, а с ними и Барти явились к Лонгботтомам. Они были мракоборцами, более того — состояли в Ордене Феникса и к тому моменту успели уже не раз и не два встать у меня на пути. Только благодаря удивительному везению им удавалось уцелеть, но их удача в один момент должна была закончиться. Белла и остальные навели порядок. Лонгботтомы лишились рассудка. Знаешь, длительное воздействие «Круциатуса» может иметь такой любопытный эффект…       Ее замутило, к горлу подкатила тошнота. Пока она сама находилась в заточении, Иштван всегда был крайне осторожен, используя Пыточное заклятие на ней — как раз потому что опасался причинить Элиссе непоправимый вред, и в доме до определенного момента жил целитель, который следил за ее здоровьем. Но не все же бывают настолько сознательны и гуманны, как ее дорогой муж!       — Ну вот и снова мы пришли к тому же самому, — прошипел Волдеморт, который все это время неотрывно наблюдал за ее лицом, и теперь уже можно было не сомневаться — он в ярости. — Каждый раз, когда речь заходит о моих врагах, у тебя просыпаются милосердие, сочувствие, жалость… Которых, тем не менее, не было, когда ты пытала и убила того двадцатилетнего юнца в Лютном переулке… Когда ты убила трех венгров в Литтл-Хэнглтоне…       — Они все были посланы за мной. А значит, они представляли для меня непосредственную угрозу и были моими врагами.       — Мои враги тоже представляют для тебя непосредственную угрозу, — безжалостно напомнил он. — Потому что твои здоровье и благополучие напрямую зависят от меня. Не будь ты под моей защитой — родственники доберутся до тебя в тот же миг. Я прав?       Элисса постаралась ответить так, чтобы зубы не слишком громко скрипнули от злости:       — Вы правы, Повелитель.       — Так изволь помнить об этом, — процедил он. Ей внезапно показалось — от закипающего гнева он едва удерживал себя в руках. — Я не потерплю с твоей стороны сострадания или малейших послаблений в адрес моих врагов, вне зависимости от возраста, пола или рода занятий. Ты слышишь меня, Элисса? Ты пришла ко мне, ты просила защиты, ты служишь мне, вчера ты поклялась мне в преданности. Ты связана только со мной, ты можешь быть верна одному лишь мне, нет никаких… полумер, половинчатых вариантов, компромиссов и оговорок! Запомни это. Потому что вздумаешь обмануть меня, слукавить — пощады не будет. И во второй раз я повторять не стану.       Элисса бросила на него короткий взгляд из-под ресниц. Как-то он слишком разошелся — неужели только из-за того, что она не воспринимает его врагов как своих собственных? Ну конечно, у нас-то весь мир может вращаться вокруг одного лорда Волдеморта и никак иначе…       — Почему ты спасла того предателя крови, Блэка?       От этого вопроса она поежилась уже по-настоящему — поскольку теперь его голос звучал как удар хлыста, и стало ясно, что расслабилась она рано.       — Зачем вмешалась? И не смей мне лгать!       Она непроизвольно сжала зубы крепче. На этот вопрос стоило выдать какую-нибудь частичную правду, но Волдеморт смотрел на нее так, что Элисса поняла — в случае неправильного ответа ее не спасет никакая его благосклонность к ней. Придется говорить честно, хотя велика вероятность, что правдивый ответ кажется хуже всех остальных.       — Я не знаю, — нехотя, через силу выговорила она, встревоженно наблюдая за его лицом. Он угрожающе прищурился, в пальцах сама собой возникла тисовая палочка. — Повелитель, клянусь, я не знаю, что это было! Я ни с чем подобным раньше не сталкивалась, и я бы сказала, что… Что это было какое-то магическое вмешательство без моего участия. Я не собиралась ничего делать, не думала вмешиваться. Оно… само. Я не вру, могу поклясться!       Самое невероятное было то, что он почему-то ее услышал и не разозлился еще сильнее. Вместо этого он нахмурился, на лбу обозначилась вертикальная линия, а когда Волдеморт заговорил, его тон иначе как задумчивым было не назвать:       — Тебе ведь известно, что Блэки называют отпрысков своей семьи в честь звезд?       От этого вопроса, заданного вообще непонятно с чего, Элисса так растерялась, что не сразу нашлась с ответом.       — Эээээ… Наверное, известно. Почему вы спрашиваете?       Однако он ее вопрос проигнорировал, только все больше хмурился. Но — уже не разозленно, и не было впечатления, будто он раздумывал, стоит ее пытать или можно в самый последний раз удержаться. Вместо этого он над чем-то серьезно размышлял. Но что такого она сказала? То есть он сразу поверил в ее искренность, в то, что она спасла Блэка ненамеренно — а вот непонятное вмешательство магии в происходящее не оставило его равнодушным?       Спросить, не спросить? В конце концов, это и ее напрямую касается…       — Ближайшие два месяца я запрещаю тебе покидать поместье Малфоев, — произнес он раздельно и жестко. — И на сей раз — если ослушаешься, тебе не помогут никакие отговорки и логические доводы, и я в самом деле поступлю с тобой так же, как поступал Акош. Ты меня поняла?       Как-то стало очевидно, что вопросов больше лучше не задавать, хотя после объявления о ее домашнем аресте их стало куда больше. И пусть внутри нее все восставало против таких незавуалированных угроз, Элиссе еще не до конца отказал здравый смысл. И вслух она лишь ровно произнесла:       — Я вас поняла, Повелитель. Не беспокойтесь.       Кажется, ей удалось сделать так, чтобы он услышал главное — она прекрасно понимает их соотношение сил, признает его превосходство и не собирается делать глупости, лишь чтобы позлить его. По крайней мере, Волдеморт словно бы остался удовлетворен итогом беседы, потому что отступил на шаг назад и как ни в чем не бывало продолжил свой путь. Элисса пару секунд смотрела на его удаляющийся силуэт, однако Волдеморт вроде как не разрешал ей уйти, а это означало, что аудиенция еще не закончена. Пришлось в несколько шагов нагнать его и идти следом.       Он хранил мрачное молчание, и через какое-то время Элисса, посчитав про себя, что гроза миновала, сама решилась прервать эту тишину.       — Что вы собираетесь делать дальше? Часть Пожирателей арестованы. Сейчас их будут судить, отправят в Азкабан… Пусть Фадж до сих пор отрицает ваше возвращение, кто-то из арестованных может сказать что-то лишнее. Вы будете их освобождать?       — У меня не настолько много людей, чтобы позволить им просто так прохлаждаться в Азкабане, — недобро произнес он. — Те, кого арестовали мракоборцы, — глупцы и слабаки, раз проиграли горстке орденцев, но на поиск адекватной замены у меня нет времени. Люциус совершил огромную ошибку, но все это время он был полезен. Но в последние месяцы он взял настораживающую привычку разочаровывать меня… Впрочем, от его семейки по-прежнему может быть толк. Сын Люциуса…       Элисса сразу поняла, что он имел в виду, и быстро взглянула на Волдеморта. Тот умолк, словно без труда почувствовал ее взгляд, и обернулся, а на его губах возникла хорошо знакомая глумливая усмешка.       — Идею, должен признать, мне подала ты… Когда год назад у нас зашел разговор о Люциусе.       — Тогда же я сказала кое-что еще, — отозвалась Элисса настороженно. — Что если вы, пытаясь воздействовать на Люциуса, передавите этот рычаг, последствия могут быть непредсказуемы. Люди, движимые страхом за близких и желанием их спасти, редко руководствуются логикой, здравым смыслом и рассудительностью, а оттого их поступки могут быть крайне непоследовательны. А если говорить попросту — такие люди могут натворить глупостей, которые сложно предугадать заранее.       — Я знаю Люциуса много лет, — сказал он надменно. Во всей его фигуре снова начало сквозить раздражение. — Едва ли он сможет придумать что-то такое, чего я никак бы не ожидал. Даже если им будет двигать пресловутая сила любви, о которой ты наверняка вдосталь наслушалась россказней в исполнении Дамблдора!       Ну да, а меж тем поведение Нарциссы он предвидеть явно не смог. Тоже мне Мистер-Я-Все-Про-Всех-Знаю-Падите-Ниц-Жалкие-Глупцы.       — Я говорю не о Люциусе, а о Драко. Ему всего пятнадцать лет, никаких ваших поручений он раньше не выполнял, и вы не можете знать, насколько верным будет решение ввести его в круг ваших ближайших соратников…       — Чистокровные волшебники по собственной воле служили мне с самого юного возраста и раньше, — высокомерно и самодовольно заявил он. — И с благодарностью и радостью принимали Темную Метку как самое весомое свидетельство моей благосклонности уже в шестнадцать.       — А Драко Малфой похож на того, кто будет служить вам по собственной воле? — не удержавшись, спросила Элисса. — Я общалась с ним последние четыре месяца. Он не производит впечатление ни достаточной зрелости, ни достаточной сознательности для таких решений. А значит — куда выше становится вероятность, что он сотворит какую-нибудь оглушительную глупость, подставив под удар окружающих. А в вашем деле это может обернуться неприятными проблемами.       — Стесняюсь спросить — сколько же тебе было лет, когда тебе пришлось вырасти и начать принимать какие-то решения насчет своей жизни? — спросил он неприятным голосом. — Просто чтобы не сойти с ума в твоей семейке? Шестнадцать? Пятнадцать? Меньше?       — А вы не сравнивайте меня с мальчишкой, которого с детства родители носили на руках, холили, лелеяли и выполняли каждый каприз, — парировала Элисса. — Это совершенно разные вещи. А вы этого избалованного ребенка хотите затащить прямиком в свою подпольную организацию, где все держится на полной секретности и железной дисциплине, еще и без его очевидного желания.       — Что-то я запамятовал — а когда я вообще предлагал тебе роль моего советника?       — Я вам ничего не советую, — быстро ответила она. Пускай он лучше подумает, что она окончательно обнаглела и лезет не в свое дело, а не выполняет просьбу Нарциссы. — И в мыслях не было, Повелитель!       Он смерил ее коронным снисходительным взглядом «Кого ты тут пытаешься обмануть» и высокомерно заявил:       — Самоуверенности и наглости тебе не занимать. Я оценил твои заслуги в получении Пророчества, да и твое пребывание в Хогвартсе… обернулось пользой. Но не забывайся! И изволь помнить свое место.       После чего круто развернулся и степенно удалился — с очень прямой недовольной спиной, и вот теперь-то монарший прием точно подошел к концу. Элисса наблюдала за ним с задумчивым видом.       Подмывало спросить — «А какое оно — мое место?»