«Не придется тебе меня пиздить, агрессивыш»
Следом прилетает дурацкий стикер с улыбающейся ящерицей, и еще одно сообщение, от которого сердце на секунду замирает, ожидая, пока ток и тёплая дрожь пройдётся по всему телу, чтобы после позволить облегчённо вздохнуть.«Я лучший»
Матвей еле сдерживается, чтобы не начать прыгать на месте и торжественно выбивать из подушек всю дурь. Улыбка не сползает с лица так долго, что скулы начинают неистово болеть. «Йоу супер чувак поздравляю» Это всё, на что хватает возбуждённого разума и силы дрожащих неподатливых пальцев. Собравшись, Ярский умудряется напечатать ещё одно сообщение: «И что дальше? Типа ты уже выиграл или надо ещё другую штуку как её там сделать чтобы выиграть?»«Пасиб)»
«Еще другую штуку»
«Произвольную программу»
«там потом суммарно баллы считают и по ним уже место дают»
«Значит нужно ждать ещё субботы» «Всё нормально будет» «Не сцы только»«да кто сцыт»
«я вообще бог фигурного катания»
Влад отправляет смайлик Буратино с поднятым пальцем и улыбается, смотря в потолок. Какое, оказывается, хорошее ощущение, когда ты победил. И когда тебя поддерживают. В голове витает один вопрос, не дающий покоя, и, недолго думая, парень отправляет его Матвею:«Ты смотрел?»
«Я ебал эти сайты ваши хуй знает где смотреть» «На днях посмотрю» «Особенно произвольную программу жду не дождусь))»«хаха ну ладно»
«скажешь потом как тебе»
«Ну раз ты не объебался значит наверное круто. Че куда ты щас?»«спать лягу наверное. устал»
«Ачё уже ну ладно спокойной ночи тогда, чтоб выспался там блять»«Ты как всегда добр»
«доброй ночи»
Выходя из диалога с Матвеем парень мягко хмыкает, пытаясь не думать, что ему немного обидно, что тот не посмотрел, и открывает переписку с сестрой. Та прислала кучу поздравлений и сердечек, восклицательных знаков, несколько видео, где они с мужем восторженно смотрят его прокат. Еще улыбаясь, он отправляет в ответ стикер-сердечко и заходит в диалог к тому, от кого он ждал сообщения больше всего.«Как тебе?»
В ответ сухое и как будто бы заледеневшее сообщение: «Не смотрела»«Серьезно?»
«почему?»
«Времени нет» И опять — как пыль, которую небрежно стряхнули со старой полки. Улыбка медленно сползает с лица, сменяясь обидой и печалью. А обидно просто до жути: он ведь и ради нее старался тоже. Ради нее и ее прошлых успехов.«Спасибо, мам, очень приятно»
«Если тебе вдруг интересно, то я занял первое место»
Несдержанно откидывая телефон в сторону, отчего на экране появляются пара новых трещинок, Влад утыкается носом в ладони, громко всхлипывая. Но слез нет. Вообще хочется смеяться от абсурдности ситуации: тот, кто всегда упрекал за плохие выступления, самое лучшее не посмотрел. Откидывая голову назад, упираясь в каркас кровати затылком и смотря в пустой потолок, он криво и однобоко улыбается. И какой блять в этом всем смысл? Юноша прикрывает уставшие воспаленные глаза рукой, думая, что дальше? Найдя единственный доступный для уставшего мозга выход, он открывает мессенджер:«Не могу уснуть»
«Как у тебя тренировка сегодня?»
Ответ приходит практически сразу. «Да всё круто я снова Гротского нагнул» «Пусть пососёт мой хуй» «А чё не спишь то? Так сильно радуешься победе?»«Это звучало очень по ненатуральному»
Влад с силой трет лицо и отвечает на последнее сообщение:«хаха, типа того»
Вот только нихуя это не так. Но Матвею знать об этом не обязательно. «Ладно я рад» «Только не расслабляйся вот нагнёшь всех на следующем выступлении и будешь праздновать» «Со мной лол»«в смысле блять хахах»
«как я буду с тобой праздновать?»
«я домой вернусь только на следующей неделе»
«Ну придумаем чё нибудь не сцы» «И ложись-ка спать а то завтра как кабачок будешь ходить»«у меня завтра все равно только тренировки»
«пока не хочу идти спать»
«Так нахуй чувак всё точно в порядке?» «сука я за 1000км чую что от тебя пичалью несёт»«ну да»
Немного подумав, парень усмехнулся и покачал головой. Будь что будет.«нет»
«просто я не хочу обременять других людей своими проблемами»
«так что просто попизди со мной еще немного, хорошо?»
«Я щас обременю тебя пиздюлями по башке» «Чувак одно дело если ты не хочешь говорить потому что хочешь пережить это самостоятельно но другое дело если ты не говоришь потому что не хочешь напрягать других людей» «Чувак давай так мне как минимум интересно что случилось»«поговорил с матерью»
«больше ничего»
Спустя несколько секунд приходит новое сообщение, но Влад не успевает его даже прочитать, потому что телефон начинает суматошно вибрировать, показывая новый вызов. — Алло? — Хуйло, — ожидаемо раздаётся с другого конца трубки. — И чё, и чё? Чё она написала? — Матвей, — фигурист громко выдыхает, закрывая глаза, — почему тебе это так интересно? Из трубки задумчивая странная тишина, резко прерывающаяся бездумным: — Чё она написала? — Что не смотрела мое выступление. — А, ну… Ну посмотрит же? В чём проблема? — Она не посмотрит. — Голос на секунду срывается, поэтому Влад переходит на шепот. — Ей это неинтересно. — В смысле… Разве это не её идея была? Ну типа чтобы ты батрачил на фигурке как не в себя. — Ну, видимо, наигралась. Не знаю, чего она хочет. — Ну и хуй чай с ней! Чувак, тобой все гордятся: тренер гордится тобой, эти твои там Лисы, сестра, наверное, гордится тобой. И… Ну, блин, я тобой горжусь. Значит и ты не сцы блять, всё круто. Ну мамка у тебя забила хуй, и чё теперь, ты тоже хуй забьёшь? Ты себе докажи, что ты крут, а остальные люди уже пусть сами разбираются. В принципе, ты уже доказал. — Моть, я уже предлагал тебе идти профессором философии? — Юноша коротко смеется, а после прибавляет совсем тихо и невнятно: — Ты такой хороший. — А? — И снова это многозначительное молчание, словно бы собеседник медленно прогружается. — Нет… Ну… Чего? Блин… Чего? Влад не отвечает. — Чувак, — протягивает в трубку Матвей. — Тебе стало лучше? — Я… наверное да, — он говорит шепотом и как-то грустно. — Извини, что побеспокоил. Влад сбрасывает трубку. Матвей озадаченно смотрит на экран, словно бы ожидая, что там появится что-то значимое, странное, важное. Но телефон молчит и экран ожидаемо гаснет из-за бездействия. Парень шипит себе под нос что-то невнятное и, выдохнув, всё-таки решает отправить последнее на сегодня сообщение: «Всё будет хорошо. Спи.» Телефон Влада пищит где-то в углу комнаты.***
Матвей с особым трудом переживает перелёт. Совершенно не привыкший к самолёту, он ёрзает и еле слышно кряхтит, в абсолютном ужасе глядя в окно, в котором уже спустя полчаса полёта нет совершенно ничего интересного. Уж лучше смотреть на движущуюся дорогу из окна автомобиля — это и удобнее, и интереснее, да и вообще ни одна поездка не была приправлена желанием выброситься из машины. Музыка немного смягчает недовольство, однако и её нельзя врубить на всю мощность. Во-первых, не дай бог мама услышит, во-вторых, не дай бог мама что-то спросит, пока Матвей утопает в приятных битах и в ус не дует: истерика на весь салон обеспечена. Но не только музыка отрывает разум от реальности. Матвей с трудом сдерживает странную ухмылку. В голове уже выстраиваются нечёткие картинки: то, каким бы он хотел видеть всё происходящее. И выражение лица Влада — самая детализированная фантазия — это то, что во что бы то ни стало должно воплотиться до мелочей. Как он, не успев натянуть свою каменную маску, в шоке смотрит на Матвея, абсолютно смятённый и удивлённый. — И чему ты так улыбаешься? — Диана с легким недовольством поглядывает на сына и отворачивается обратно, вновь утыкаясь носом в книгу. Матвей как в полусне вынимает один наушник и, уже ощущая тепло в щеках, поднимает стыдливый взгляд на мать. Неоднозначно пожимает плечами и, не удержавшись, улыбается ещё шире: — Радуюсь просто… Круто же… летим. — Летим… круто. Ты что, ребенок? — А ты что, старая что ли? — Матвей осмелился с ободрением тыкнуть мать в плечо, как он обычно поступает с ближайшими бро. — По-моему нет. — А по-моему я все еще твоя мать, а не подружка, чтобы тыкать меня. — Женщина раздраженно повела плечом, но перевела тему: — Что, уже не так сильно возмущаешься, что мы летим на фигурное катание? Интересно, почему. Только интереса она не выражает: вперила взгляд в книжные листы и даже не посмотрела на сына ни разу. Может, оно и к лучшему. — Ну… Я посмотрел, полистал. Вроде ничё так выглядит, — Ярский нервно хихикает. — Эти там ваши тулупы, антихристы, аксели и вот это вот всё… Диана пропускает шутку мимо ушей и, кинув короткое «ясно», полностью погружается в чтение. Может быть и хорошо, что ничего не слышит — меньшая потеря драгоценных нервов. И снова Матвей переключается на иллюминатор, залитый безынтересной светло-голубой пеленой. Интересно, сможет ли Влад победить? Когда Матвей встретил его на своих соревнованиях, он умудрился порвать всех и улучшить так, что даже тренер не сумел удержать восторга. Было бы здорово отплатить пареньку тем же. Хотя… Если лицо Ярского вызовет у него такую же неприкрытую ненависть — нечего и радоваться… Чёрт возьми, почему он вообще так взволнован? На кой ляд ему вообще сдалось это фигурное катание, пускай даже и с Владом в приложение? Парень уже явно изнывал от своей сентиментальности, которой не замечал у себя с самого рождения. Вот что Олеся животворящая делает… Ну, или Григорьев. Или все вместе. Матвей решил ещё раз вскопать своё нутро: посмотреть, что там изменилось, перевернулось с того момента, как его охватила истерика. «Я не гей, я бисексуал» — очередной раз пронеслась уже заевшая мысль, успокоила, сгладила все острые углы, саднящие всё это время. Хорошо, что Олеся умеет подобрать подходящий бальзам на душу. С тех пор всё действительно стало гораздо лучше. Отвращение к себе не уходило, но часто затыкалось и разрешало хоть какое-то время дышать полной грудью. Однако… Чуть ранее он, глядя на Олесю, не мог перестать испытывать яркое возбуждение, которое было ужасно трудно скрыть, находясь в обтягивающем гидрокостюме. Это не кажется чем-то зазорным, и наверняка, узнай Олеся об этом, всё поняла бы без лишних слов. Другие прекрасные девушки тоже заставляли краснеть и хищно облизываться. Опять же — организм, взросление. Всё просто и всё объясняется примитивной биологией. Что касается чувств… Чуть более углубленная биология и химия объясняют и это. Совершенно не требует объяснений влечение к девушкам: таким как Олеся, бывшим, свежим незнакомкам с дорогими духами… Допустим, кого-то может влечь ещё и к парням, что безусловно отвратительно (должно быть?). Однако недавняя ночь должна была подтвердить, что реакция тела зависит от этого самого влечения. И вот Ромка — подтянутый, здоровый, долговязый, куда-то потерявший данное ему одеяло, в одних трусах лежал на постели, раскинув руки в сторону. И… реакции не последовало. Это пугает сильнее всего. В двадцать первом веке можно объяснить влечение к своему полу, но кто-нибудь вообще собирается объяснить ему это дебильное узконаправленное влечение к Владиславу Григорьеву? Это просто не должно работать. Возможно, тому виной женоподобность, но опять же, испытание нетрадиционной порнографией нехило так заставило призадуматься о том, что наличие члена не так уж и мешает. Матвей устаёт от своих же мыслей и переключается на предстоящее выступление. В первую очередь он летит обогащаться морально. Наверное. Так должно было быть, и на это рассчитывают родители. Хотя парень уже чётко знает, что по прибытии нужно максимально быстро сканировать местность и искать пути, по которым можно подобраться к фигуристу напрямую. Идея о том, что ему это не удастся и Влад совершенно не будет знать, что Матвей пялится на него за деньги, пугала и откровенно не нравилась. — Мам, а на кого смотреть вообще будем? Ну… Выступает кто? — Матвей снова попытался начать диалог. Быть честным, очень яркая искорка благодарности намертво закрепилась в оттаявшем сердце: именно родители нашли деньги на билеты и дали ему возможность посмотреть на выступление Влада вживую. — Что ты имеешь в виду? — Безэмоционально спрашивает женщина, вновь не поднимая взгляд от романа. — Ну какие фигуристы? Мальчики… ну, мужчины же? А кто? — Мужчины. Тебя конкретно русские интересуют или все? — А че, хачи тоже будут? — Удивился Матвей. — А че по русским? — Во-первых, не хачи, а кавказцы, а во-вторых, нет. Это Чемпионат Европы. Соответственно, участвуют только страны, входящие в состав Европы. — Мать перевернула еще одну страницу. — Из русских близнецы, Паша и Никита Романовы, в прошлом году заняли золото и серебро на Олимпиаде. Третьим новенький парень, зеленый совсем: первый раз выехал на Европу. Но выдающийся, видела его выступление на Чемпионате России. Думала, что он не займет ничего: все до одного твердили, что таланта у него нет, все упорством берет. А он на первое место откатал короткую. — Ничего себе! — Матвей присвистнул, почему-то начиная нервничать. — Ну молодец пацан … а как зовут? — Помню, что Григорьев, а имя вот… То ли Влад, то ли Володя. Матвей заулыбался ещё шире, изо всех сил стараясь заставить своё лицо вновь стать каменным и бесчувственным, но вместо этого лишь вслух рассмеялся. — Буду болеть за Володю Григорьева. Книга с тихим хлопком закрылась. — В честь чего такой интерес? — Женщина приподняла уголок губ. Матвей лихорадочно подбирал верные выражения, чтобы не раскрыть своей истинной цели полёта. — Ну, во-первых… Здорово выглядит это катание фигурное, особенно… Прыжки. Знаешь, когда они подлетают и умудряются плавно приземлиться, на лёд, в коньках… Круто же? Он задумался и добавил: — А насчёт Володи… Никто в него не верил, а он оказался одним из лучших… Я такой же, мам, — Он многозначительно уставился на женщину и впервые за долгое время улыбнулся ей, по-доброму, по-настоящему. — И кто в тебя не верил? Матвей неоднозначно пожимает плечами. — Ну, не знаю… А ты веришь в меня? Матвей заезжает на очень скользкую дорожку, совершенно не понимая зачем. — А что, похоже, что нет? — Лицо Дианы вновь холодеет, превращаясь в маску безучастности с легкой примесью презрения. — Ну тогда самые важные верят, ладно, — ухмыляется Матвей и на свой страх и риск прислоняет щеку к женскому плечу, после чего пулей отодвигается к иллюминатору и утыкается в телефон, с деловым видом листает меню. Женщина молчит, но на лице пробегает слабое подобие улыбки. *** «Сила спортсмена — плыть до последнего…» — играет любимая песня, когда Матвей вместе с родителями открывает роскошную дверь недешёвого отеля. Он нехотя выключает телефон и сматывает наушники. Приходится изо всех сил держаться на ногах, сопротивляясь боли в окаменевших мышцах и наблюдать за родителями, которые в любой момент могут что-то спросить или попросить. Где-то далеко пролетает идея о том, что Матвей только что оказался в совершенно новой стране, в совершенно новом городе. Однако ни на пейзажи, ни на архитектуру он отчего-то даже не обратил внимания. Слишком уж отличными от городской эстетики мыслями забита гудящая голова. Не терпелось поскорее заселиться в номер, совсем уже не важно какой, и грохнуться на кровать. Сердце время от времени начинало ускорять ход, как только Матвей задумывался о завтрашнем дне. Совершенно не хотелось нервничать раньше времени. Матвей заметил, что ведёт себя точно так же, как перед соревнованиями. Он возбуждён, взволнован и слишком воодушевлён. Ему повезло, что после непозволительно длинного перелёта все ощущения и чувства сильно притуплены, что не позволяет ему устраивать внутреннюю истерику и шоркаться по отелю в предвкушении. Слабая улыбка на мгновение блеснула на изнеможённом лице, слегка нахмуренном от боли в ногах, спине и пятой точке. Завтрашний день обещает быть совершенным. По крайней мере, парень настроен сделать всё, чтобы он был именно таковым. Всей самой невыносимой волокиты с ключами, бумагами и прочими отвратительными вещами, через которые нужно пройти перед заселением, занимаются родители, и Матвей вновь преисполняется благодарности. Страшно представить, что в будущем всегда придётся возиться одному. Осталось только кое-как вместиться втроём в лифт и подняться на нужный этаж. Сергей Дмитриевич время от времени устраивал тренировки на лестнице, заставляя по сорок раз подниматься и спускаться с неё совершенно разными способами. Теперь Матвей боготворит лифты. В полном молчании семья добралась до нужного номера на пятом этаже. Матвей смог уделить несколько секунд на то, чтобы оценить номер. Этого хватило, чтобы понять, что условия очень достойные. Одного поверхностного взгляда хватает, чтобы в полной мере осознать это и тут же упасть, чудом не промахиваясь мимо белоснежной кровати. Телефон пиликает в кармане, оповещая о новом сообщении.«Ну ебать у меня уже глюки»
Усталость отчего-то как рукой сняло. «Что такое?»«Показалось, что ты в моем отеле»
«Немного охуел»
Влад, так и стоящий шокировано посреди коридора на пятом этаже, недоуменно переводит взгляд с телефона на дверь, захлопнувшуюся после парня, со спины напоминающего Матвея. Очень напоминающего. Он трет глаза руками и всё-таки убегает в свой номер. Матвей подскакивает, слегка озадачив родителей. Взгляд становится бешенным, высверливает это странное сообщение. Не верится, что оно настоящее. Матвей несколько раз перезаходит и перечитывает одну и ту же строчку, пытаясь убедиться, что понял всё правильно. «ты», «в моём», «отеле»… Вероятность этого настолько мала, что едва не равна нулю. Скорее всего, ему показалось — не бывает в жизни таких совпадений. И всё же… «А я говорю тебе спать ложиться надо вовремя» Руки почему-то трясутся, пальцы еле попадают по нужным буквам. «А чё в каком ты отеле?» В голове всё перекрутилось и Матвею не хватало скорости и энергии чтобы всё обдумать. Влад пишет название отеля и добавляет ехидное: «А что?» Что-то думает, падла, пытается догадаться. Матвей чувствует, как невидимый лёд сковывает пальцы, и, кажется, не на шутку бледнеет. Холод так же окутывает лёгкие, от чего он на секунду перестаёт дышать, раз за разом перечитывая названия. Пулей срывается с места и выбегает из номера, судорожно осматривает пустой коридор. Кажется, мать что-то пробурчала ему в след. «Ща погуглю» — Умудряется напечатать он, и, спустя несколько секунд отправляет: «Нихуёвый такой отель козырно устроился» До безумия хочется сорваться и признаться, что он здесь, что он, вероятней всего, совсем рядом, спросить, в каком он номере и бесцеремонно ворваться. Не ясно ещё, для чего, но желание зашкаливает. Но Матвей слишком долго обдумывал их встречу перед самим выступлением, чтобы испортить сюрприз здесь и сейчас, на сонную голову и с зашкаливающими нервами.«ты очень подозрительный»
Влад, уже сидя на полу в номере, слабо улыбается и зачесывает волосы ладонью. Ну не может же Матвей правда здесь быть. Это бред. Полный. Непослушные прядки вновь спадают на лицо, перекрывает обзор, и фигурист недовольно и резко дергает их. Переключаясь на переписку с пловцом, вновь хмыкает и пишет:«скинь фотку»
«Фотку члена?» Матвей хихикает и возвращается в номер.«да»
«его тоже можно, надо же мне понять, на что я дрочу»
«но я про твою моську, чтобы я понял, почему ты такой подозрительный»
Матвей закрывает лицо рукой, утопающий в совершенно смешанных эмоциях. «Я не буду при родителях хуй фоткать» «Бля» и куча грустных смайликов. Куча грустных смайликов, а сам Влад улыбается широко, потому что наконец прекратил отталкивать и начал шутить в ответ. Он еще раз спрашивает про фотографию моськи. «Кроме шуток, здесь родители я не хочу получить очередную порцию недовольства за то что фоткаюсь так что го потом.» «А вот ты можешь отправить» Через секунду одумывается: «Лицо в смысле» Он почти искусывает губу до крови, стараясь удержать улыбку. А на каком моменте они вообще успели так сблизиться?«а что, фотография моего члена тебе претит?»
«Мои родители которые внезапно посмотрят в мой телефон:…» Матвей выбирает одну из сохранённых картинок с подходящим мемом. Влад фыркает и пытается сделать фото. Получается криво: то щеки слишком большие, то особо ярко выделяются мешки под глазами, то просто не нравится выражение лица. В итоге, обойдя всю большую комнату в поисках красивого света, фигурист изнеможенно падает спиной на широкую кровать, свесив голову вниз. Неудобно, зато думается лучше. Уже окончательно забив на удачную фотографию, он делает еще одну попытку, легко улыбаясь и как-то по-дурацки выставив руку, и отправляет. Матвей на всякий случай поворачивает корпус так, чтобы родители не могли увидеть экран, но и поза казалась естественной. Приходится со всей силы укусить себя за щёки, чтобы не разулыбаться. Влад выглядит мило, даже слишком мило. В восьмом классе Матвей таким пинка давал при встрече, а сейчас не может перестать разглядывать её. И снова накатывает желание сорваться и найти его в отеле.«только при родителях не дрочи»
«будет не очень красиво в плане этики»
«лучше в туалете»
«у тебя дома вообще есть туалет?..»
«Да я не до…» — Тут же стирает и печатает новое: «Нет я ссу тебе в рот» Выходит как-то отвратительно и Матвей пулей меняет тему: «Какого чёрта ты не спишь вообще? Разве тебе не рано вставать?»«Ух ты, не знал, что ты фанат золотого дождя»
«Буду иметь в виду»
«ну и какое спать, Моть, время восемь»
«сам то почему не спишь»
«С тобой переписываюсь» — Честно отвечает Матвей, который несколько минут назад был готов лечь прямо в одежде.«мммм, романтика»
«тогда иди спать?»
«а то как завтра за меня болеть будешь?»
«невыспавшийся?»
Матвей вздрагивает: «Всмысле болеть? Ты чё как я увижу» «А да интернет» Смачно хлопает себя по лицу.«глупенький ты»
«спокойной ночи»
Влад отправляет стикер-сердечко. И откидывает телефон, не заботясь о его сохранности, потому что страшно посмотреть на реакцию. Утыкается носом в подушку и нервно ждет короткого сигнала. Новое сообщение. «Удачи завтра».***
Просто отвратительно. Людей столько, что не протолкнуться, и каждый воняет потом на всю ледовую арену. Ещё и холодно до жути: такое чувство, что в родном городе вместо льда залита лава по сравнению с этим местом. И где среди всей этой толкотни искать Влада? Матвей медленно отходит от родителей, чтобы в какой-то момент смешаться с толпой, стремящейся как можно скорее занять трибуны. Те явно не заметят его отсутствия на первое время. А если заметят — особого значения не придадут. Осталось понять, где вообще может находиться Влад. Матвей отходит в сторону и прижимается к стене, чтобы не мешать остальным. Достаёт телефон и, молясь всем Богам на быстрый ответ (и на то, чтобы у Влада вообще был с собой телефон в этот момент) печатает: «Слушай ну чё как вы там» «Слушай где вы вообще сидите перед выступлением на трибунах как зрители или чё ахаха» Только бы не спалиться раньше времени, господи, Влад, окажись тупым хотя бы на несколько минут.«Матвей тут прям на нас с Лисой камера направлена, я конечно понимаю, что показывают не только нас, но наверное можно было заметить?»
«ты подозрительный»
И тупой мем с тупой подозревающей собакой. У Матвея сердце начинает стучать быстрее, боясь, что не ответит.«Внизу мы, около бортиков»
«если что ты сразу заметишь нас из-за огненно-рыжей шевелюры»
«напиши, как мы в эфире будем, я тебе помашу»
Огненно-рыжая шевелюра? Что ещё такое… Матвей рассеянно осматривает помещение и прорывается ближе к бортикам. Сканирует помещение, хмурясь, совершенно озадаченный происходящим. Сердце всё набирает ход, и парень не в силах успокоить себя. Он буквально чувствует, как кровь превращается в лёд, когда он действительно видит что-то ярко рыжее. Присмотревшись, понимает: действительно кто-то рыжий. Рядом с ним стоят ещё две фигуры, и дыхание на несколько обрывается, когда он видит Влада. Ноги не слушаются. Нужно идти. Идти, как учил: выпрямившись, медленно и уверенно, взгляд хитрый и желательно слегка озлобленный, горящий и надменный. Так, чтобы соперники чувствовали твою силу и дрожали. С осуждением, презрением, близким к ненавистью. Быть самодовольным, сильным, свежим. Сейчас это совершенно не нужно, однако именно таким он помнил себя, и потому с такой жаждой он вновь принял эту статную позу, вновь осмотрел окружение так, словно всё здесь пропитано мерзостью и слабостью. Нужно только продержаться так хотя бы какое-то время, перед тем, как снова расплыться в улыбке, увидев Влада. Он приближается и замирает в метре от компании. Скрещивает руки на груди и по-зверски ухмыляется, глядя прямо на Влада. Хочется, чтобы он заметил его именно таким. Потому что нутро порывается стать до отвращения сентиментальным, что гораздо ниже достоинства. Оно и так в последнее время предавал его слишком много. Влад, кажется, оборачиваться не собирается. Стоит, нервно топая ногой, о чём-то раздраженно переговаривается с рыжими, перебрасывает «небрежную», явно сделанную профессионалом, косу со спины на плечо и мнет руки, ожидая начала разминок. — Твою мать, — шёпотом бурчит Матвей, и теперь ему предстоит подкрасться к нему со спины совершенно незаметно. Ещё бы не два товарища, окружившие его — тогда проблем бы вообще не было. Пловец, не теряя выработанной походки, движется по направлению к ним. Приходится ускорить шаг, когда он замечает на себе озадаченные взгляды собеседников Влада. Подойдя к фигуристу почти вплотную, резко закрывает ему глаза, не говоря ни слова. Не то, чтобы этот жест сейчас уместен, да и к его стилю больше подошёл бы удушающий захват, но об этом уже поздно думать. Влад вздрагивает и всем телом подается вперед, пытаясь уйти от чужих ладоней. — Ебал я тебя в рот, Романов, говорил же, что я ненавижу, когда так делают, — раздраженно скидывает руку и резко поворачивается, желая высказать все в лицо. И замирает, увидев Матвея. Лицо становится озадаченным, даже напуганным, и фигурист с силой трет глаза размазывая косметику на них. Матвей никуда не пропадает, и он пятится. — А, бля, прости, — Матвей поднимает руки вверх в покорно-извиняющемся жесте, сам не в силах удержать закипающие эмоции. — Буду знать. — Ты, блять… Ты как здесь, нахуй, оказался? — Влад нервно ковыряет заусенец, за что девчонка легонько бьет его по руке. — Матвей блять. — Ну вряд ли пришёл ногами, — пожимает плечами Ярский. — Прилетел, как и ты. — Я не об этом! — Голос срывается, и он продолжает говорить почти шепотом. — Почему ты на моих соревнованиях? — На своих я уже был, даже выиграл, — Матвей смеётся и переводит взгляд на собеседников Влада. И замирает, рассмотрев веснушчатое лицо рыжеволосого паренька, в точно таком же недоумении уставившегося на него в ответ. — Не понял юмора, — Матвей указывает на него пальцем. — Ванёк?! Это ты что ли? — Опа, не шлюха! — Визжит Ваня и заливается истерическим смехом. — Бро, какого хрена? Парни без зазрения совести обнимаются и хлопают друг друга по спине: ровно три раза, как заведено. — Ничего себе, чувак, что ты здесь делаешь?! — Спрашивает Матвей, в полном изумлении. Ваня лишь указывает рукой на стоящую рядом девушку, приглашая её представиться. — Василиса Дуболубова, — фигуристка протягивает сквозь прутья ограды ладошку, — мастер спорта по фигурному катанию и, по совместительству, сестра вот этого, — кивок в сторону Вани, — и хорошая подруга вот этого, застывшего, — уже в сторону Влада, и правда замеревшего с широко раскрытыми глазами. Осознав всё, Матвей в ещё большем удивлении хватается руками за голову. — Твою мать, так вот почему фамилия такая знакомая! Переводит многозначительный взгляд на Влада. Сценарием, давно построенным в голове, теперь можно разве что подтереться, но, может, оно и к лучшему. — Нет, я не понимаю, я вообще ни черта не осознаю. — Фигурист неожиданно садится на корточки и хватается за голову, грозясь испортить прическу, едва ли не начинает покачиваться вперед-назад. Как бабочка перед окукливанием, как Хаул из «Ходячего замка». Того и гляди, покроется слизью и раствориться в ней от отчаяния. — Чувак, — Матвей обеспокоенно рыщет глазами туда-сюда, — Что тут необъяснимого? Мои предки такие: «Погнали смотреть на фигурку», я такой: «Нет», они такие: «Да». Вот и вся история. — А вы-то откуда знакомы? — Встревает Ваня, но остаётся проигнорированным. — Я же не выступлю и опять всех разочарую. — Парень утыкается каким-то пустым взглядом в пол. — Видеть разочарование вживую сложнее… Неожиданно звонкий хлопок по спине заставляет его успокоится и с удивлением поднять глаза на Василису. — Рот свой закрой. — Она хмурит брови и закусывает губу. — Ты всегда идеален на льду, и всегда в медалях, так я не понимаю, почему ты так плохо о себе думаешь? — Она ненадолго прерывается, поднимая глаза к высокому потолку. — Ты выйдешь и выступить лучше всех, а потом уже проревешься как следует, ясно? А сейчас заткнись и успокойся. Ты лучший. Влад ненадолго прячет нос в коленках, но после встает и, резко подавшись вперед, коротко обнимает фигуристку. Та сама уже замирает с широко распахнутыми глазами. Матвей смотрит на это с непреодолимым волнением, почти страхом. — Согласен с ней, — глупо слетает с уст, чтобы заполнить наступившую тишину. — Знаешь, когда ты пришёл на мои соревы, я всем очко порвал. — По-натуральному, — напомнил Ваня. — Не совсем в этом уверен, — Влад, успокоившись, может позволить себе короткую улыбку, пусть и не совсем настоящую. На душе дохлые кошки пляшут польку, или что там это. По-другому свои чувства он описать не может: и радостно, и грустно. И страшно до безумия и до ломки в костях. Сердце заходится в бешеном ритме, не давая четко слышать диалог. Но это ничего страшного. Он готов это потерпеть и побыть сильным еще немного. — Знаешь чё, чувак? — Продолжает Ярский, загоревшись идеей взбодрить фигуриста. — Ты уже показал, что ты не редиска, сможешь и ещё раз. — Ты только что сказал, что я не овощ? Удивительно. — Тот складывает руки на груди и приподнимает подбородок, смотря почти презрительно. Почти, потому что улыбается. За спиной фыркает рыжая. — А теперь потрудись мне объяснить, схуяли ты изначально не сказал, что приедешь? — Голос становится холодным, ледяным, как вода в Северном-Ледовитом океане. Будешь купаться, смотри не захлебнись. — Это тебя я вчера в отеле видел? — А зачем мне было портить сюрприз? — Возмущается Матвей. — Я думал ты обрадуешься! Ты тоже на моих соревнованиях неожиданно появился! — Ты-то там конечно явно обрадовался. Матвей понимающе кивает и стыдливо отводит взгляд. Переводит взгляд на Лису, словно бы ища поддержки. — Да ладно тебе, Влад, зато на тебя приехали посмотреть! — Радостно выпаливает девушка, но тут же закрывает рот ладошками, округляя глаза. — Спасибо, Вась, — вот так, холодно и хмуро. Вот так, нелюбимой формой имени. В отместку за приятное напоминание о любимых родителях. — Извини. — А ещё теперь у тебя есть реальная мотивация не падать, — усмехается Ярский и подмигивает. Как же давно он никому не подмигивал… — Не думаю, что это так работает, — замечает Ваня и широко улыбается. — Бро, и всё же, почему вы знакомы? — Так мы в один ФОК ходим, пересеклись, — как можно более непринуждённо объясняет Матвей. Ванёк на это многозначительно присвистывает, и почему-то начинает странно пялиться на Матвея, хитро улыбаясь. Тот лишь фыркает. По арене раздается громкий механический скрип, а после на лед вызывают первую разминку, и сердце Влада автоматически начинает стучать быстрее. В аварийном режиме, на износ. Дышать тоже становится трудно, но фигурист тщательно контролирует дыхание. Чтобы не скатиться в бездумную панику и чтобы не пугать друзей. Улыбается легко, оттягивая горло теплой кофты и впивая ногти в ладонь. Он все знает и умеет, программа откатана шестьсот раз без ошибок, и если его разбудят среди ночи и поставят на коньки, включив музыку, он исполнит ее без единой запинки с закрытыми глазами. Нет, самовнушение ни капли не работает, и руки начинают трястись от хуевого предчувствия. Влад старается не верить в свое предчувствие. Матвей, в связи с опытом, и сам чувствует это. Ему уже пора бежать на своё место (подзатыльник наверняка уже обеспечен), и поэтому он лишь чётко и бодро произносит речь: — Я своими глазами видел, что ты вытворяешь на тренировках. И когда я говорил про мешки… Я шутил, окей? Всё заебись, ты надерёшь очко всем, кто сюда сунулся. Это не пожелание, а факт. Ты понял, блять, меня? — Понял, папочка. — Он лишь коротко смеется и поворачивается ко льду. Матвей снисходительно качает головой и будто нехотя уходит. Заставляет себя не оборачиваться, но всё равно то и дело поглядывает назад, на Григорьева. Влад оборачивается всего раз, напоследок помахав рукой и приподняв уголки губ. Наблюдать за прокатами не интересно, но полезно. Смотреть за ошибками других, выискивать неровности на льду, и пофиг, что его перезальют еще минимум четырежды, подсчитывать чужие баллы. Дважды подходит Алекс, нашептывая о чужих недочетах и на ходу меняя программу, выискивая сильнейших конкурентов. Хотя Влад знает их и без их выступлений: братья Романовы и канадец Лиам Робинсон. Время летит быстро, и к началу своей разминки фигурист успевает только жестами поговорить с Матвеем, позалипать в никуда, растянуться и как следует потрястись. При выходе перед глазами залипает далеко не прозрачная паутина страха, из-за чего он нечаянно врезается в Никиту. Посмеявшись и откатившись в другую сторону, он машет камерам и только сейчас смотрит на свои руки. Пальцы трясутся, как у законченного наркомана при ломке, и Влад только радуется, что в произвольной нет злоебучего колеса, потому что локти бы явно подогнулись и он упал бы. Раскатываясь и наконец чувствуя тяжесть коньков на ногах, он прыгает четверной аксель. Спотыкается в конце и опять едва не врезается в кого-то. Сбивчиво извиняется и пробует снова. На этот раз выезжая чисто. Двенадцать баллов тебе, Влад, и пирожок в подарок. Растягивает ноги, вспоминая, как делаются заклоны и бильманы, кораблики и кантилеверы. Десяти минут критически не хватает для настройки: и физической, и моральной. Уезжает с катка вместе с остальными под жидкие аплодисменты и выезд первого из шестерки, кажется, норвежца. Не смотрит на его выступление, хотя тот катается достойно. Подходит к тренеру и тихо просит что-нибудь. Хоть что-то, чтобы успокоиться. Александр Филиппович аккуратно гладит по плечу и дает конфетку. Что-то наподобие «Ромашки», но Григорьев не против. Шоколад поднимает настроение. Заталкивает ее за щеку, давая растаять. Вкусная. Подходит к Лисе, и она хлопает его по макушке, вставая на цыпочки и приминая художественный беспорядок на голове. Он шикает на нее, отмахиваясь, как от мушки. Как-то пусто в голове. Даже страх куда-то уходит. Абсолютная пустота, вакуум блять. Все на каком-то автомате, тут бы осознанно вспомнить, как руку поднимать. Хочется зарядить себе по башке, желательно отбойным молотком. Чтобы не быть амебой. На лед вызывают Никиту, а значит Влад следующий. Щипает себя за руку, там где под темным костюмом будет не видно ранки. Кровавой ранки, потому что ногтями впивается слишком сильно, царапая и оставляя красные лунки. Успевает только поднять взгляд на ту самую трибуну. Ту, на которой он. Увидеть взволнованные горящие глаза, наполненные восхищением, и услышать свое имя от судейства. Скинуть кофту, перекреститься, хотя никогда в Бога не верил, и выехать под прожекторы, улыбаясь. Тут уже и страх накатывает, паника почти, и какое-то ненормальное облегчение. Или наоборот нормальное? Скоро все закончится. Прокатывает круг и встает в исходную, вновь прогибаясь в спине. Вновь закидывая одну руку на плечо, а вторую кладя на талию. Вновь выставляя полусогнутую ногу вперед, упираясь зубцами в лед, чтобы в следующую же секунду, под первый удар музыки, выехать в выпад, второй ногой вставая на колено и почти прижимаясь головой к заднему коньку. Вновь, как и тысячу раз до этого. Уже на автомате, пытаясь лишь выдавить на лице хоть какие-то эмоции. Хотя трагическое выражение на нем появляется само по себе, стоит только прозвучать первым словам музыки. Старается не слушать, не понимать, даром что уши закрыть нельзя. Потому что наконец-то понимает, почему выбрал эту песню. Почему так любил эту песню. И почему сейчас от нее так тошнит. Потому, что всегда знал, что песня о нем. Потому, что «Мне жаль, что у тебя ничего не получилось». У него все получится. Он прыгает каскад. Матвей приоткрывает рот. Незаметно для себя поддаётся вперёд, пытаясь до мельчайших деталей запомнить выступление. Руками терзает колени от нездорового волнения, иногда закусывает губу. Влад выглядит безупречно, по крайней мере для него — зрителя незнающего, но до ужаса заинтересованного. Кажется, даже его Мать не прибывает в таком же изумлении, как её сын. Вроде бы она даже что-то говорит ему на этот счёт. Не важно. Пловец непрерывно следит за Владом, за каждым неповторимым движением. Смотрит, как тот самый маленький фигурист с некоторым потенциалом на большой арене выполняет невозможные трюки, отчего по всему залу проходит волна восхищённых вздохов. Он и раньше видел многие движения на тренировках Влада, но сейчас он словно перешагнул далеко за предел, приобрёл нечто незримое и волшебное, что так легко прочувствовать будучи спортсменом, пусть и в другой области. Влад выполняет всю первую часть зло, агрессивно и очень грустно. Трагично. Обреченно даже. Выполняет без единой ошибки, но опять начинает выдыхаться. Дышит загнанно через нос, потому что правило. Задерживает на себе чужой взгляд. Явно не один. Дает проникнуться атмосферой приближающегося конца, даже не понимая этого. Не думает опять ни о чем, не замечает подгибающиеся колени и трясущиеся ладони, которыми выводит невнятные фигуры в воздухе. Крутит бильман, почти не оставляя пространства между спиной и ногой. Человек-змея. Человек без костей и совсем-совсем без мыслей. Еще прокат, еще заклон, еще прыжок. Пара элементов. Влад прыгает. Тройной лутц, почти конец проката. Влад перестает верить удаче. А может удача просто не любит Влада. Приземляясь на правую ногу он слышит хруст. Мерзкий хруст кости, но ощущение, что мечты под ногами. Он падает на бок, разбивая локоть, кажется, потому что тонкая черная сетка — костюм — сыреет и тяжелеет, и от злости бьет кулаком по льду. Красная карточка, ебучая ошибка и минус баллы. Какой же он ебаный неудачник. Или просто тренировался недостаточно? Отвратительно, просто отвратительно. Матвей до крови прокусывает губу. Что-то разом скручивается внутри, передавливает внутренние органы, лёгкие. Тело немеет. Он с ужасом смотрит на фигуриста, шепчет в бреду: «Поднимайся, поднимайся, поднимайся…» Тот, стискивая зубы, быстро встает и прыгает ойлер. Лодыжка тянет нестерпимой болью, и кажется, что по щеке катится что-то. Кажется, что на катке чертовски жарко. Кажется, это личный ад Влада за какие-то грехи. Вот так все проебать в шаге от победы. Он закусывает губу до крови и прыгает аксель. Приземление подобно пытке, ногу прокалывает болью, током, раскаленными иглами, но он хотя бы не падает. Спотыкается, хмурится, трясется и сдерживает желание застонать, но не падает. Желтая. Заканчивает и падает на колени, еще раз жмурясь. Все-таки не получилось. Все-таки «так и не дал добраться до вершины». Встает, а ноги разъезжаются, как у олененка. Как ни разу на льду не стоял. Встает и опять падает, и трясется весь, смотрит на свои руки, не узнавая. Кое-как подкатывается к тренеру, падая на лавочку, в некотором отдалении от всех. Чувствует на себе объектив камеры и затрудненность дыхания. Чувствует отчаяние и тупой страх. Чувствует желание не быть здесь. Утыкается носом в колени. — Влад, дыши. — Смутно слышит, царапая собственные руки до красных полос. Задыхаясь. Сердце бьется в голове набатом, не давая ни слышать ясно, ни мыслить. Заторможено и словно через толстый слой ваты чувствует прикосновение к плечу и дергается, даже не понимая, кто его касается. Неестественно большие зрачки бегают от одного лица к другому, никого не узнавая, и он замечает только камеры. Снова утыкается носом в колени, затыкает уши и просто не хочет ничего знать. Едва улавливает слова про дыхание. Ни на что не обращает внимание: ни на слова, ни на движения. Зовут врача, вызывают скорую. Влада уводят. — Я щас, — только и успевает бросить Ярский и чуть не пытается прыгнуть с верхних трибун прямо на пол, но вовремя выбирает лестницу. Спустившись, пулей покидает ледовую арену. Спустя очень долгое метание по зданию, он находит фигуриста на улице, перед входом. Тот сидит на скамье, откинув голову на спинку и подставив лицо под летящие снежинки, изредка слизывая их с губ, и почти не двигается. Руки сложил между ног, медленно покачивает правой стопой, жмурясь от боли, а рядом никого: ни фельдшеров, ни Александра Филипповича. — Твою мать! — С облегчением и страхом одновременно вскрикивает Матвей, подбегая ближе. — Влад, а где… где все? Почему тебя оставили одного? Ты в порядке вообще? — Врачи ушли куда-то, Алекс бумажки заполняет, — Влад поднимает взгляд на пловца и горько улыбается. Добавляет уже шепотом: — Я опять худший, да? Матвей садится рядом с ним, раздосадованно вздыхает. Приподнимает руку, но, осекшись, спрашивает: — Я могу положить руку тебе на плечо? Йоу, типа… Для поддержки… — Ты? Нет. Да. Не знаю. Я так замерз, — переходя на какой-то бессвязный бред, он вновь поднимает глаза к небу. Пловец медленно кладёт ладонь на чужое плечо. Тут же ощущает почти нездоровую дрожь. — Чува-ак. Отпустив лишние мысли, придвигается ближе и тут же обнимает. Без грязного подтекста, за плечи, просто чтобы согреть и успокоить. Хочется что-то сказать, но слова теряются где-то внутри тёмной пучины. Влад и сам прижимается крепче, утыкаясь носом в ключицу, царапает чужую тонкую кофту, будто пытаясь хоть за что-то зацепиться и громко, совсем жалко и по-детски всхлипывает, кое-как пытаясь сдержать слезы. — Тише, тише, тише! — Тут же вздрагивает Матвей, не в силах выносить чужие рыдания. Это совсем не то же самое, что маленькая девочка, ревущая из-за проигрыша. В его объятиях Влад — самое невероятное существо в этом мире. Дикое, не привыкшее к ласке и совершенно сломанное морально несколько минут назад. Ярский проводит рукой по его спине пару раз, чувствуя дрожь и всхлипывания. Ему самому становится до жути плохо от этого всего. — Ну почему я не могу ничего сделать нормально? — Он отчаянно сжимает в пальцах мягкий материал байки, говоря хрипло, еле слышно. — Жалкий, блять, бесполезный. — Слушай, — Матвей прекрасно понимает, что Влада подвело волнение, перетренированность и слишком завышенные ожидания от себя, но сейчас совершенно не время читать какие-то нотации. Наверняка Александр Филиппович сам прекрасно с этим справится. — Ну проебался один раз, чувак, без проёбов не бывает выигрышей, ты же знаешь прекрасно! Пытается говорить как можно жёстче, а сам нервничает, как семиклассник перед контрольной. Голос подводит, дрожит отчего-то. — И ничё ты не бесполезный, блять, ты видел себя вообще, а? — Матвей, сам того не замечая, прислоняет щёку к тёмной макушке. — Нихуя ты не видел! А я видел, блять, и ты молодец нахуй! Мат вырывается без остановки: привычка и желание утопить в брани все негативные эмоции — свои и чужие. Влад молчит слишком долго, сбивчиво дыша и слушая пловца, а после тихо приподнимает голову, смотря красными опухшими глазами в чужие. Отрывает пальцы от Матвея, смотря на них, как на предателей, и пытается отстраниться, вот только его не отпускают. Прячет глаза в трещинах на асфальте, чтобы не увидели его слезы, солеными дорожками остающиеся на щеках. — Ты же сам в это не веришь и не верил никогда, так зачем обмануть пытаешься? — Так нахуй! — Ярский резко притягивает фигуриста обратно, хватаясь за наверняка дорогой костюм. Эмоции, очень напоминающее банальную ярость, но на деле лишь горячая страсть и адреналин, захлёстывают вновь. — Я верил блять, верю сука, и буду верить, в рот тебя ебать! Нахуй бы я изначально до тебя доёбывался, если бы не верил, а?! Думаешь, я пытаюсь превзойти тех, в кого не верю?! Ты один из самых сильных людей, которых я встречал, потому что ни разу я не видел, чтобы кто-то стремился к победе настолько сильно… Окей, это звучит пиздец пафосно, но это то, чему меня научили сильнейшие люди в моей жизни, и это то, что я каждый день видел и буду видеть в тебе, слышишь?! С этими словами он вновь прижимает Влада к себе. На этот раз совсем иначе: крепко с силой, словно бы пытаясь придать значимости к вышесказанному. Так, чтобы никуда не делся. Так, чтобы и думать не смел отвертеться или спрятаться от его слов, потому что до последней буквы уверен в них. Так, чтобы буквально вдавить в него эту мысль. «Люблю» — осколком проносится в голове, однако Матвей лишь рычит и шепчет тихо и горячо, на самое ухо: — Дурак ты… Что-то щёлкает в голове, какая-то вспышка на считанное мгновение закрывает происходящее. Матвей лишь понимает, что по-привычке грубо целует фигуриста в макушку. Тот сжимается весь и шипит от боли в мышцах, застывает в шоке и ожидании чего-то. Шепчет сорванным голосом: — Матвей? Тот вопросительно хмыкает. — Ты что делаешь? — Хуй знает, — честно отвечает Матвей. Он уже привык не знать, что делает. Хочется до безумия, вот и делает: о последствиях пусть подумает кто-то другой, не сейчас и не здесь. — Матвей. — Вот так уже. Утвердительно. Шмыгая носом и вытирая сопли об воротник байки. До одури интимно и горячо. — Можешь меня согреть? Тот медленно кивает и тянется ближе: поцеловать хочет? Медленно, нерешительно, словно бы ожидая инициативы от Влада. Может, и не к месту это вообще… Влад поднимает взгляд, выглядя немного удивленным, но закрывает глаза, подаваясь навстречу. Быстро и отчаянно прижимаясь к сухим горячим губам, будто сейчас отнимут. Не углубляя поцелуй, но и не отстраняясь, не думая о том, что сейчас происходит. Сказка она на то и сказка, и прерываться сейчас на то, чтобы окунуться в холодную реальность ему не хочется. Поцелуй выходит соленым и мокрым, да и самого Влада трясет, как горячечного. Матвей ощущает это всем телом, водит руками по спине, плечам, будто защищая от ветра каждый открытый участок тела. Ничего уже не волнует. Честь, гордость, предрассудки… к чёрту. Всё к чёрту. Абсолютно всё.