мальчишки не умеют любить.

Инупи обещает себе, что такого больше не повторится. На этот раз все будет иначе. Инуи привычными движениями раскручивает матрас, свернутый накануне утром. Он часто ночует у Коко, и пора бы уже в таком случае купить раскладушку. Но все происходящее — театр двух актеров. Инуи делает себе импровизированную постель, кладет голову на подушку и накрывается одеялом. Коко на него поглядывает. Все совершенно привычно — Хаджиме не возражает, он только ждет, чтобы предложить. Вот они ложатся порознь, Коко выключает прикроватный светильник, тоже укрывается одеялом. — Спокойной ночи, Инупи. — Спокойной ночи, — даже имя не произносит. И отворачивается спиной к Коко. Инупи укрывается поплотнее, все-таки на полу лежать холодно, хотя Коконой частенько предлагал поменяться, потому что Сейшу постоянно мерзнет. Порой даже просто так. Но сейчас из щелей оконных рам проникает холодный осенний воздух. Инупи может и заболеть, но предпочтет полежать вот так, на полу. Ему просто кажется, что сегодня почему-то все будет иначе — Коко не скажет: «Ложись ко мне, Инупи» шепотом, а даже если посмеет сказать, Инуи не шелохнется, не надо ему это. Не сегодня, никогда. Как ни крути, они друг для друга не созданы. Начиная прежде всего с того, что оба парни. Оба не разобрались в своей ориентации — Коко, похоже, больше нравятся девушки, а Инупи спросить не решается — ему кажется, что он жутко разочаруется в его ответе; а Сейшу не хочет признаваться самому себе во всем происходящем с ним и смириться с неутихающими чувствами тоже не может. Бесит. Сердце так сильно бьется, что отдается аж в глотке, когда Коко произносит шепотом: «Инупи», обращаясь к нему, и это кажется ему настолько особенным, настолько немыслимо трепетным. Аж тошнит от того, какой хаос наводят сраные бабочки в его животе — ну, или что там вообще творится. Кто-то сказал, что бабочки не к добру и лучше избегать такого человека, который в тебе вызывает этот приятный страх и желанный дискомфорт. И Инупи, наверное, все-таки согласится с этим выражением — чувствовать к Коко что-то вообще не к добру. Надо избавляться от этого дерьма. Но у него не получается. Сердце так сильно бьется, что отдается аж в глотке, когда Коко гладит его плечо, бедро, руку — разницы нет. В голове полнейший пиздец, в животе — тоже ничего хорошего. Ноги ватные, тело не может сопротивляться. Инупи рад бы ничего не чувствовать, но не получается. — Инупи, тебе холодно? Сейшу поджимает губы. В голову ударяют сравнительно свежие воспоминания. Каждый раз у них так. Настойчивые руки Коко, блуждающие по телу Инупи. Его дыхание — щекочущее чувство на шее. Интонация в голосе Коко всегда становится другой, когда он обращается к Инупи. У Сейшу от осознания этого всего раз за разом приятное тепло расходится по телу. Ты особенный для него, Инупи. Ты особенный! Я особенный. Пора заканчивать с этим всем и отказать ему. — Холодно. — Поднимайся ко мне, если хочешь, — шепчет Коко. И Инупи встает со своего матраса. По правде говоря, он ни разу там не спал всю ночь. Всегда, когда он ночевал у Коко, перебирался к нему в постель. Причин много — потому что холодно, потому что жестко, потому что до сих пор не купили раскладушку, потому что потому. Потому что ему нравится, что Коко его трогает. Коконой отодвигается к другому краю, и Инупи забирается к нему, ложится на расстоянии по крайней мере сантиметров двадцати, хотя очень хочет, чтобы оно было сокращено с подачи Коко. Ложится на спину, закрывает глаза. Слышит дыхание Коконоя, который повернут к Инупи боком. Инуи чувствует, что Коко не смыкает глаза и смотрит на его профиль. Сейшу всегда чувствует на себе его взгляд — то ли он такой у Коко пробирающий, хитрый, змеиный, что ощущается физически, то ли они привыкли друг к другу уже настолько сильно. Пожалуйста, прикоснись ко мне, думает Инупи. Мы должны это прекратить, думает Инупи. Каждый раз одно и то же. Коко проскальзывает рукой под одеяло и кладет руку на живот Инуи. Он научился не вздрагивать от его прикосновений, но каждый раз внутренности устраивают революцию, разум бьется в агонии — ты же хотел это прекратить! прекратить! — а сердце бьется так сильно, что Инупи кажется: еще чуть-чуть, и Коконой точно услышит, точно поймет. Коко делает движение рукой, поднимая вверх белую майку Сейшу, и вот его рука встречается с неприкрытым тканью животом. Руки Коконоя горячие всегда, думает Инупи. Так приятно. Коко не встречает сопротивления. Еще бы, у Сейшу все внутри переворачивается от его прикосновений, и ему так приятно, так болезненно приятно, что хочется взвыть. — Инупи, можно тебя потрогать? Инуи выдыхает — получается очень шумно и рвано. Уже сносит башку от малейшего прикосновения, так что будет дальше? Инуи знает. — Да, — шепотом. По-другому просто не получается, голос куда-то пропал. Коконой продвигается рукой вниз, проводит едва ли с нажимом кончиками пальцев по его паху через белье, обводит полукруг, возвращаясь назад и поднимаясь к животу вновь. Затем его рука оглаживает смелее — не кончиками пальцев, а ладонью, с ощутимым нажимом, но все еще через нижнее белье, однако этого достаточно, чтобы у Инупи все внизу начало твердеть. Обратной дороги нет. Инуи глуп был сегодня вечером, когда обещал себе, что между ними ничего нет больше — не то что поцелуя, даже чувств. Отныне нет чувств, нет чувств, нет чувств — проговаривал он про себя, как мантру, но не помогло. Сейшу шумно выдыхает. Он чувствует, не смотря на Коко, как тот едва улыбается. В голову лезут воспоминания. Никогда Коко не говорил, как любит, за что любит, почему его трогает, почему он с ним так ласков, почему между ними что-то странное, почему хочет сделать приятно. В голове — мне нравится, что ты мой, Инупи, мне нравится. — Коко, — только и произносит Инуи, и Коконой придвигается ближе, старается бесшумно, как бы не спугнуть, и рукой юркает под нижнее белье, поглаживая уже затвердевающий член. У Инуи перед глазами — искры, уже так приятно, стоит Коко прикоснуться хоть чуть-чуть, и Сейшу уже весь принадлежит ему без остатка. Как же бесит собственная слабость. Коко поглаживает его член несколько раз, полноценно это все же мешает сделать не снятое нижнее белье. — Инупи, — Сейшу все же вздрагивает. Проиграл, — мне так нравится, как ты выглядишь. Коконой рукой продолжает блуждать под его нижним бельем. — И мне нравится твое белье, — Сейшу молчит. — А еще тебе так идут белые футболки, Инупи, — Сейшу молчит. — Но все же мне хочется, чтобы ты сейчас ее снял. Сейшу выпадает из оцепенения, получается только приподняться на руках, он снимает свою белую футболку, оказываясь в одном лишь нижнем белье и ложится обратно, а Коко приподнимается, нависая сверху. Коко не снимает свою черную футболку, и Инуи думает — он точно хочет, чтобы я снял ее сам. Нависая над Инуи и держась одной рукой, второй рукой Коконой приспускает с него трусы. Инуи изначально полез к нему из-за холода, но вот он голый, и они даже не прикрываются одеялом. Точно театральная постановка какая-то. Инуи притягивает его к себе, и Коко подается вниз. Они целуются сразу глубоко, сразу языком об язык, потому что у Коко крыша слетела еще когда он увидел Инупи после душа в одном нижнем белье и футболке, а у Инуи — уже, честно говоря, давно, когда он только посмел подумать: «Снова это повторится». И вслед за этой мыслью вдогонку: «Снова мне это понравится». Коко одной рукой все также придерживается, чуть переведя вес на Инуи, а другой орудует внизу — водит по члену Сейшу то настойчивыми движениями, окольцовывая его рукой, то прекращает размашистые действия, оставляя лишь легонькие прикосновения пальцами к головке — они такие приятные, щекочущие, такие, блять, с ума сводящие, что Инуи стонет в рот. Он хочет сказать: «Я очень люблю, когда ты так делаешь, мне так приятно, что просто не верится. Такое вообще возможно?», но он молчит, затыкая свой рот его ртом. Коко все быстрее двигает рукой, его хватка становится все более крепкой и сильной, и вот три, два, один, Инуи выгибается, ластится к нему, будто бы притираясь все плотнее, нега распространяется по всему телу, и Коко разрывает поцелуй, чтобы посмотреть на Сейшу: у того глаза полуприкрыты, и он сосредотачивается на этом распространяющемся по телу ощущении, которое заставляет даже кончики пальцев рук онеметь, и в ушах — сплошной шум. Грудь Сейшу вздымается часто. Он дышит приоткрытым ртом, и он пересыхает, губы — тоже. Инупи тянется за поцелуем, приподнимая голову, и Коконой делает ровно то, что его любовник ждал — облизывает его нижнюю губу, затем вновь целует, засасывая верхнюю. Спустя бесчисленное время, отданное поцелую, Коко все же отстраняется. Хочется задыхаться, плакать, улыбаться, смеяться. Коко желает увидеть на лице Сейшу улыбку, но, по всей видимости, это желание не исполнится никогда — и он прячет свое лицо в руках, будто бы ему бесконечно стыдно, будто бы ему бесконечно жаль. Раздается его приглушенный голос, он все еще закрывает лицо руками — наверняка там заалевшие щеки и выражение лица такое жутко безотрадное. — Я думал, мы больше никогда… — Тебе не понравилось? — шепчет Коко. — В том и проблема, что понравилось, — все еще доносится глухо. — Инуи, пожалуйста, убери руки от лица. — Тогда не смотри на меня. Коко жутко обидно, и он не понимает, почему Инуи так говорит. Почему Сейшу понравилось, но он хочет прекратить, и ему за это стыдно. Коко садится на кровати, а Инуи садится вслед за ним и тут же припадает к телу Коко, садясь подле него и кладя голову на его плечо, утыкаясь носом в шею — лишь бы Коконой не видел его пристыженного лица. Хаджиме чувствует кожей: — У тебя такие горячие щеки. — Прекрати, — шепчет Инуи. Он одним движением приспускает нижнее белье Коко, а затем берет его стоящий член в руку. Коконой возбудился еще заведомо от одного поцелуя и взгляда на Сейшу, так что Инуи долго стараться не надо. Стоит только ему появиться в поле зрения Коко, все мысли тут же наполняются им. Только Инуи, мой Инуи, Инупи, мой Сейшу, я люблю звать тебя всегда по-разному, не могу выбрать любимое, ты мой, ты мой, мне нравится, что ты мой, мне нравится, что твои щеки из-за меня алые, мне нравится, что ты умеешь делать мне приятно, а я умею делать приятно тебе, мне нравится, что ты так любишь, когда я тебя трогаю, нравится слушать, как ты стонешь и всхлипываешь, нравится, что ты доводишь меня до полнейшего исступления, в голове пусто, я так сокрушен тобой, твоим телом, твоим дыханием, твоими действиями, Я ТАК БЕЗУМНО ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, Я СОКРУШЕН ТОБОЙ, Я ПОЛНОСТЬЮ РАЗРУШИЛСЯ, Я НЕ ПОНИМАЮ, ЧТО ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ КО МНЕ. Коко цепляется чуть отросшими ногтями в его спину. Зажмуривает глаза — в них звездочки и яркие вспышки, Сейшу ускоряет движения рукой, и становится шумно от стона Коко, от хлюпающей смазки, от частого дыхания Инуи. ЛИШЬ БЫ КЛОКОЧУЩЕГО СЕРДЦА НЕ БЫЛО СЛЫШНО. Коко издает последний и самый громкий стон и кончает, прежде беря Инуи за предплечье, оттягивая от себя и затем целуя того в губы — получается так смазано и жутко смешно, как будто они разучились. Рука Коко, вцепившаяся в предплечье Сейшу, ослабевает, тело становится ватным. Расправившись с испачканными частями тела и натягивая белье обратно, они ложатся на постель. Коко еще дышит часто, обнимая сзади Инуи, отвернувшегося от него. Инупи закрывает глаза, прислушивается к своему сердцу и дыханию, чтобы наконец успокоить это глупое тело. Он же обещал, что больше ничего и больше никогда. Коко целует его в загривок, и по телу Сейшу расползаются мурашки. — Спокойной ночи, Инупи. Он так и остается в кровати Коко, но отворачивается. У Коконоя что-то внутри вскипает, подбирается к горлу, но не вырывается это злосчастное «Я тебя л-».