***
Саймон знал парк Холируд как свои пять пальцев. Выросший здесь, в Эдинбурге, мужчина всю жизнь проработал в офисе точно напротив этого места, а выйдя на пенсию — решил пристроиться дворником. Королевский парк был местом тихим и опрятным; сочные лужайки с аккуратным газоном радовали глаз, а вовремя подстриженные, округлые кусты, разбросанные тут и там по территории, задорно шелестели зеленой листвой. Май в этом году был чудесным. Мужчина завернул за поворот и остановился как вкопанный, заприметив неожиданную для здешних мест картину. Его парковые лавочки, его недавно покрашенные, совсем новые парковые лавочки были самым хамским образом сдвинуты, а на сиденьях почивали какие-то странные, наверняка накуренные личности. Двое парней (один — с длинными рыжими патлами, а другой — короткостриженый блондин) спали в обнимку, а к ним сбоку жалась светловолосая девица с огромными, свисающими с мочек ушей сережками в виде кукурузы. Все трое хулиганов были наряжены в странные балахоны, под которыми с трудом угадывалась нормальная одежда. — Ах вы, нелюди! Изверги! — низкий голос Саймона от возмущения сорвался на визг. — А ну кыш отсюда, иначе я полицию вызову! Молодые люди, испуганные криками, подскочили со своих мест, а тот, что был ниже и с короткой стрижкой, направил на мужчину какую-то палку. Очнувшаяся ото сна девица пробормотала: — Что происходит? — Тише, Полумна, похоже, нас обнаружил магл… вроде неопасный магл, — рыжий парень поправил балахон и прикрикнул на товарища. — Роули, мантикора тебя задери, да опусти ты палочку! У нас и так проблем выше крыши! Все трое, не совершая больше глупостей, встали, чинно собрали свои вещи и зашагали по дорожкам Холируда к выходу, когда девушка, шедшая последней, неожиданно остановилась, подошла к Саймону и сказала: — Вы хороший магл, мистер. Надеюсь, у вас сегодня будет просто чудесный день! И девица, улыбнувшись, потопала за товарищами, оставляя недовольного Саймона позади.***
День был просто отвратительным. Утро Беллатрисы началось с истошных криков этой курицы Уизли, причитавшей что-то точно под дверью комнаты Лестрейндж. Отметив на будущее обязательно переехать в подземелья Слизерина, ведьма наскоро приняла душ, почистила зубы, которые давно уже следовало показать колдомедику, и покинула свои апартаменты. По дороге до Большого зала ее дважды чуть не сбили с ног какие-то мелкие выродки, вьющийся под потолком коридора Пивз посмел что-то крикнуть вслед, а грязнокровное недоразумение по имени Мэри Кроткотт, чудом не добитое во время властвования Темного Лорда, посмело пройти мимо с важным видом и высоко задранным подбородком. За что, собственно, и получила Аваду в спину. Мысленную, конечно. Темный Лорд перед отъездом отдал четкий приказ: никаких смертей и стычек по вине Пожирателей, защищаться, но не атаковать! Зачем самый великий волшебник из когда-либо существовавших носится с грязнокровками и предателями крови, Беллатриса не понимала, но молчала. Да, конечно, взаимопомощь перед лицом общего врага имела смысл, но зачем же так сразу? Пусть бы эти любители маглов на своей шкуре испытали все прелести близкого общения с этими грязными животными, а уже потом, когда все эти Поттеры, Уизли и Долгопупсы, наигравшись в войну, побитые и потрепанные, приползли бы к ногам Темного Лорда, умоляя о помощи, вот тогда — да; Пожиратели бы милостиво сжалились над «светлой» стороной. Но повелитель решил поступить иначе, даже рискнул собой, защищая Хогвартс. Впервые Белла была не согласна с решением Лорда, но воспротивиться не посмела. Если Лестрейндж что и понимала в жизни, так это то, что милорд не терпит неповиновения. И что помощь, подаренная, а не выстраданная, не стоит и гроша. Все лавки возле Беллатрисы в Большом зале пустовали. От нее, как от чумной, отсаживались любые посетители столовой. Впрочем, волшебницу это смущало мало — жалкие людишки, ничего из себя не представлявшие, вызывали скуку и презрение, а следовательно, желания терпеть их присутствие поблизости не было. — Тебе долго еще? Суровый Бруствер горой вырос возле стола Беллатрисы. Его темно-синяя мантия сидела на широких плечах весьма недурно, и, окинув мракоборца оценивающим взглядом, ведьма оскалилась: — Как только — так сразу. Кингсли нахмурился. — Доедай давай и поднимайся к Минерве. У нас проблемы. Уже в спину уходящему магу Беллатриса насмешливо прокричала: — А когда их не было, маглолюб?! В кабинете старой кошки Макгонагалл собрались все сливки общества: грязнокровки, предатели крови и прочие отбросы. Не хватало только флоббер-червей. Из нормальных людей Беллатриса заметила разве что Августа Руквуда, которого Кингсли пригласил, скорее всего, так как знал его со времен Министерства Магии. Конечно, мракоборец и невыразимец по долгу службы пересекались редко, но на безрыбье, как говорится… Бруствер, похоже, почувствовавший власть, сразу перешел к делу. — На наших людей, отправившихся на вылазку за провизией, напали. Рон, Полумна и Торфинн не вернулись. Мы думаем, что с ними все хорошо, однако от них пока вестей не было. — Как же так получилось, Уизли, что ты бросил сына? В голосе Августа не слышалось насмешки или презрения — мужчина просто поинтересовался, но Артур все равно покраснел, прижимая жену к себе еще ближе. — До склада мы добирались на фестралах. Когда мы уже загрузились тюками, в Рона кто-то выстрелил, а Торфинн, прикрывая его, повалил на землю. Один из фестралов оказался ранен, и остальные, испугавшись, подорвались в воздух, — волшебник сглотнул, а Беллатриса презрительно скривилась от его жалкого вида. Нюня. — Мы не смогли развернуть фестралов обратно. Обезумевшие, они отнесли нас в Хогвартс и сбросили у ворот. — Ты сказал, что остались Роули и Рон, а что с мисс Лавгуд? Тоненький голосок декана Рэйвенкло, беспокоящегося за свою бывшую подопечную, резанул слух. Беллатриса обернулась к Флитвику, чьи маленькие ручки старательно удерживали перед собой какой-то большой шарообразный предмет, напоминавший глобус. — Она сорвалась с взлетевшего фестрала и упала на землю. Ее… я не знаю, что с ней… Артур обреченно замолчал. Не удержавшись, Лестрейндж поинтересовалась: — А с провизией-то что, довезли? Это стоило сказать хотя бы ради реакции Молли. Наседка-Уизли подскочила, ее рыжие волосы вздыбились, и волшебница, не хуже змеи, зашипела: — Ты переходишь все границы, Лестрейндж! Тебе либо смешно, либо ты пытаешься подбить всех на ругань. Так больше продолжаться не может. А ну выметайся отсюда! Беллатриса побледнела от злости. — Что ты сказала? — Я сказала: выметайся вон, мерзавка! Лестрейндж тоже встала. Пальцы ее рук нервно подрагивали, а дикое желание то ли проклясть, то ли придушить эту предательницу крови, стало почти неконтролируемым. И если бы не Бруствер, вновь вовремя вмешавшийся в ссору, — происходящее закончилось бы плачевно. — Обе. Немедленно. Сядьте! — и, рявкнув так, что все присутствующие вздрогнули, Кингсли поставил жирную точку в конфликте. — Значит так, Молли, выставить Лестрейндж отсюда мы не можем — она на этом собрании представительница Пожирателей, однако, мадам, — мужчина повернулся к Белле лицом, — твое поведение доконало и меня. До конца совещания сидишь молча, а потом задержишься тут, и я с тобой поговорю. Ясно? Насмешливо фыркнув, Беллатриса, однако, молча села на место. — Вот и славно. Отвечая на твой вопрос, Лестрейндж, — да, тюки с провизией уже в школе, ими сейчас занимаются домовики. Теперь, что касается ребят, оставшихся у склада: ждем двое суток и выдвигаемся на помощь. — А вдруг за это время с ними что-то случится, Кингсли? Кошка-Макгонагалл, до этого молчавшая, обратилась к мракоборцу. — Все трое – подготовленные бойцы. Рон целый год сражался вместе с Гарри, а Роули больше семи лет назад окончил Хогвартс. Они справятся, Минерва, а вот если мы вышлем большой отряд им навстречу — это может закончиться плачевно. Тем более, все равно, где их искать — мы не знаем. Есть несогласные? — возражать никто не стал. — Отлично, тогда второй момент: профессор Макгонагалл связалась с помощью камина с представителями других волшебных школ и министерств магии. Ситуация везде разная, но кое-где она планирует обостряться, поэтому в помощи пока что, подчеркиваю — пока что — нам никто не отказал. Завтра в расположение Хогвартса прибудет сразу несколько делегаций. Мы намерены сесть за стол переговоров и, глядя каждому в лицо, выяснить их намерения и позицию в грядущем сопротивлении. И последнее: Филиус, ты хотел что-то нам всем сказать. Профессор Флитвик радостно подорвался со своего места. С поразительной юркостью для тщедушной комплекции, декан Рэйвенкло продемонстрировал всем присутствующим предмет, про себя обозначенный Беллатрисой как глобус. — Номникус или по-простому — проектор силы. Если честно, я думал, он давно сломан, но нет, работает вроде, — Флитвик постучал по округлому брюшку глобуса кулачком, извлекая нежный мелодичный звук. — Назначение этого предмета презабавное: он способен впитать часть стихийной магии волшебника, а потом перенаправить ее в любую заданную точку. Понимаете, зачем он нам сейчас нужен? Предлагаю поставить номникус в Большом зале — это самое популярное место школы. Мне надо кое-что настроить в нем и, — вуаля! — каждый волшебник теперь, придя на завтрак или уходя с ужина, сможет поделиться с проектором частью силы, которую тот, в свою очередь, будет транслировать в купол. Теперь забота о нескончаемой подпитке защиты исчезнет из наших первоочередных забот! Радость Филиуса разделили все присутствующие, кроме Беллатрисы, мрачно ожидавшей конца совещания. Бред какой-то! Ее, как нашкодившую студентку, оставляют после уроков для отчитки. Ее, Беллатрису Лестрейндж, представительницу древнего чистокровного рода, пятнадцатилетнюю узницу Азкабана, намеривался учить уму-разуму грязнокровный прихвостень, да еще и на двадцать лет младше! Бруствер сдержал слово и сразу после совещания недовольно воззрился на ведьму, по-королевски развалившуюся в кресле Макгонагалл. Высокомерное выражение лица Беллатрисы разозлило мага, и он без обиняков начал: — Ты мне не нравишься. Прям очень. Но думаю, это более чем взаимно. Однако, — маг развел руками, — мы связаны обстоятельствами. В равной мере, Лестрейндж, связаны. Мы с тобой, конечно, можем тут переругаться в пух и прах, можем пострелять проклятиями из-за угла, подлить мерзкое зелье в еду. Можем даже по-взрослому организовать дуэль! А теперь скажи мне, за что вы с Пожирателями боролись все это время? Белла окрысилась. — За сохранение чистоты крови! — Нет, Лестрейндж, — Кингсли мягко, но серьезно отмел ответ ведьмы. — Вы действительно берегли чистоту крови, устраивая гонения на маглорожденных, но все это вы делали под эгидой спасения магов от вырождения. Вы пытались уберечь магию! Да, извращенно, да, фанатично следуя за Тем-Кого-Нельзя-Называть, который удачно использовал вас в своих целях, но вы хотели спасти всех волшебников Магической Британии. Так почему же сейчас, когда ваша цель стала как никогда возвышена, а помощь необходима, вы хотите попрятаться в норы, называемые поместьями, и, поджав хвост, дожидаться истребления? Лестрейндж пораженно замолчала. Вроде все так просто, но почему-то под этим углом на происходящее она не смотрела. А ведь, действительно, цель соратников Темного Лорда заключалась в укреплении и сохранении магического рода, так отчего же она сейчас ерепенится, отрицая сами основы своей идеологии? — Мальчишка Поттер и ему подобные нанесли немало вреда милорду и всем нам. Думаешь, легко такое забыть и пойти дружным хороводом отстаивать право магов на жизнь? Кингсли аж задохнулся от негодования. — Это вам-то нанесли вред? Да ваш господин лично лишил Гарри родителей, Долохов убил братьев Молли, а ты сама, на минуточку, запытала Фрэнка и Алису Долгопупс до помутнения рассудком! И это ты причастна к смерти Сириуса! Вы совершали ужасные, нечеловеческие преступления, а сейчас, когда перед лицом общего врага Орден Феникса на время закрыл глаза на ваши бесчинства, вы еще и нос воротите! Распаленный, мракоборец не заметил, как вскочил на ноги, и Беллатриса наконец увидела, насколько молод этот маг был на самом деле. Высокая широкоплечая фигура и грубые черты лица делали Бруствера гораздо старше своих лет; а если прибавить ко всему этому еще зычный голос и командирский тон, то многие и вовсе забывали, что маг лишь на несколько лет старше недавних выпускников Хогвартса. Признавать свою неправоту было не в стиле Беллатрисы, поэтому она предпочла неаккуратно, на свой манер замять тему. — Согласна, у нас всех и правда есть причины ненавидеть друг друга, о которых сейчас следует забыть… Я постараюсь до возвращения милорда не провоцировать ваш курятник, но сразу говорю: попробуете воспользоваться моей добротой — пожалеете. — Тебя ни разу никто не провоцировал, Лестрейндж, это ты предпочитаешь ко всем цепляться. Скривив губы, ведьма буркнула: — Кто виноват, что вы тут все такие нежные. Бруствер закатил глаза и, посчитав разговор завершенным, направился к выходу, когда Беллатриса его окликнула: — Как думаешь, кто сдал маглам дату и место нашей вылазки? Маг резко обернулся. — Ты хочешь сказать… — Брось, Кингсли, — ведьма рассмеялась. — Сейчас идет война, а для нее совпадения – непозволительная роскошь. Так что не будь идиотом и прими к сведению, что среди нас, похоже, завелся предатель.***
— Знаешь, на что похожа судьба человека, когда на него смотрят боги? Аджамбо сняла указательным пальцем сажу прямо с обугленных камней, окружавших костер, и нанесла ее на девичью кожу. Гермиона не знала, что именно жрица выводила на ее лице, но понимала: это часть какого-то ритуала, где от нее требуется только одно — не сопротивляться. — Нет. — На мозаику. Знаешь, что это такое? Это когда россыпь непохожих друг на друга камней складывают в единую картину, — женщина спустилась сажным рисунком с лица на руки и шею, продолжая говорить. — Поэтому всегда забавно давать предсказания: я, как и боги, вижу, какие камни нужно сложить в центр, чтобы рисунок стал красивым, но те, кому я гадаю, — нет. Любое маленькое, незначительное событие, глупость способны полностью изменить жизнь человека. К примеру, Том, — Аджамбо закончила выводить узоры на предплечьях Гермионы и заглянула девушке в глаза. — У него очень интересная судьба! Столько камней, как у него, я никогда не видела. Но он всю свою жизнь выбирал не те. Хотя, если он привел тебя сюда, возможно, Том наконец начал учиться на своих ошибках… Гермиона плохо понимала путаные слова жрицы, но на всякий случай скосила глаза сторону — туда, где над головами бенийцев возвышалась змеиная фигура Волдеморта. В храме питонов маг смотрелся как никогда органично. Аджамбо продолжила: — Впервые я встретила Тома совсем юным амбициозным волшебником. Сколько пыла в нем было тогда! Он мечтал покорить весь мир! Но я сразу предупредила его: судьба Тома изменчива и многогранна. Всю свою жизнь он будет стоять перед выбором, и лишь верные решения приведут его к желанным целям. Уже сейчас я вижу, сколько ошибок он совершил… за что и поплатился. Как скоро он планирует умереть? Вопрос поставил Гермиону в тупик. Волдеморт планирует умереть? Вряд ли такой пункт значился в его расписании на неделю. — Он мечтает жить вечно… — Богов не волнуют наши мечты, — Аджамбо легко отмахнулась от ответа девушки. — Передай ему, что он долго не протянет, а если спросит почему — скажи, что во всем виноваты «прах, кровь и плоть». Он все поймет. Гермиона представила, как она говорит Волдеморту, что ему пора умирать, и поморщилась: ей хватило и пыток Беллатрисы в прошлый раз. — А почему вы сами ему это не скажете? — Потому что на тебе лежит перст судьбы. Ты самый особенный камешек в мозаике Тома. Гермиона неуверенно рассмеялась. — Вы напутали, мадам! Вон тот юноша позади меня, в очках, это он камешек. Он Избранный! — Я никогда не путаюсь в своих предсказаниях, Грейнджер Гермиона. Хоть мои глаза и слепы и я не вижу подлунного мира, мне во всех красках доступен мир за чертой. Каждый из вас, прибывших сюда, отмечен богами. Том и тот юноша стоят плечом к плечу, их судьбы тесно сплетены между собой — не разорвешь. Ты же паришь позади них: одна твоя рука на плече друга, другая — покрывает голову врага. Никогда не выбирай между ними! Всегда крепко держи их обоих! Аджамбо несла ересь, но, Мерлин возьми, какая сила была в ее словах! Трепетание профессора Трелони не шло ни в какое сравнение с предсказаниями жрицы вуду. Не желая показаться невежливой, Гермиона спросила: — А можете ли вы мне что-то сказать по грядущей войне? Магловские военные вступили в открытое противостояние с магическим миром Британии. — Не только Британии, — возразила женщина, — вся Европа в огне, хотя ты права: очаг возгорания у вас на Родине. Гермиона прищурилась, но решила оставить эту мысль на потом. — Хорошо. Но что нам следует ждать от этого конфликта? Жрица расстроенно вздохнула. — Я не знаю, как ты выложишь свою историю, а ведь от тебя зависит очень многое. Боги говорят, что судьба благоволит Грейнджер Гермионе, но принесет ли ей это счастье? Знаешь что, я скажу тебе следующее, а ты хорошенько запомни: женщина, что скорбит, знает, кто ваш враг, но никогда по своей воле не расскажет, ибо он — ее величайший позор. И самое главное: в полночь, в доме, которого нет, спроси у своего врага, который тебе друг, что терять ему было жальче всего. В его ответе услышишь имя. Аджамбо отстранилась, устало прикрывая свои белесые глаза, и неспешно закачалась, очевидно, входя в какой-то транс. Прежде чем Гермиона решилась окликнуть женщину или что-то спросить у нее, соломенная половица рядом хрустнула, и Волдеморт — а это был именно он — удобно уселся, подогнув под себя ноги. Его босые ступни, измазанные сажей, забавно выглядывали из-под полов гигантской черной мантии. — Я хотел с тобой поговорить, — маг, не обращая внимания на состояние жрицы, тихо шепнул, чуть подаваясь вперед. — Ты ведь знаешь, зачем я здесь, верно? Не прекращая раскачиваться, Аджамбо ответила ему, но Гермиона не узнала ее голос: глухой, низкий, он казался мертвым и отчужденным. В тоне жрицы словно собралась вся бездушность и бескрайность песков Сахары. — Не позволю, Том Реддл, не позволю… — Поэтому она здесь, — Волдеморт неожиданно кивнул в сторону Гермионы. — Мне ты можешь не доверять, но ты же видишь людей насквозь. Разве эта девушка не достойна твоих знаний? Гермиона похолодела. Что этот человек от нее хочет? Во что он намерен ее впутать? Аджамбо замерла, воззрившись куда-то поверх плеча Волдеморта. Ее пухлые губы дрогнули, обнажая насмешливую белоснежную улыбку. — А ты все так же изворотлив, Том. Хотя нет, стал гораздо хуже. Раньше ты вмешивал в свои дела только себе подобных, а теперь не чураешься марать и других, более чистых. Волдеморт склонил голову набок. С мальчишечьей простодушностью он поинтересовался: — Так это «нет»? Женщина рассмеялась. — И ты не растерял обаяние, Чернокнижник! Даже новое тело тебе не мешает, есть все же в тебе какой-то огонь… зря ты тогда сбежал от меня… — Ты отказалась обучать меня своим знаниям, — просто ответил тот. — А ты был не готов их получить, — отбила Аджамбо. — Зато уползти среди ночи из моей палатки для тебя не составило труда. Пикантная подробность из прошлого Волдеморта заставила Гермиону покраснеть: представить этого змееподобного волшебника и красавицу-жрицу вместе было непросто. Он на это только усмехнулся. — Ты хотела использовать меня в своих ритуалах, а вот посвящать в их суть — нет. Неприятно, знаешь ли, ощущать себя подопытным кроликом. — Ты всю жизнь так относишься к окружающим, так что я позволила тебе хоть раз испытать это чувство на собственной шкуре, — Аджамбо встала, и звонкие колечки и подвески, вплетенные в ее волосы, задорно зазвенели. — Хорошо, Том, на эти условия я согласна. Но обучать никого я не стану! Грейнджер Гермиона должна сама разобраться, я лишь подтолкну. — Она не справится сама, — возразил маг. — Почему? Потому что не справился ты? — женщина вздернула белоснежную бровь и поманила Гермиону к себе. — Пойдем. Алтарь вуду горел десятками свечей. Клыкастые черепа павианов скалились из дальнего угла, винторогие головы коров пугающе смотрели пустыми глазницами, а маленькие куколки, наряженные в крохотные лоскутные платьица, заставили толпу холодных мурашек табуном пробежать по загривку Гермионы. Порывшись в центре всей этой вакханалии, Аджамбо вытащила какой-то предмет, похожий на книгу, и протянула волшебнице. — В этом дневнике все, что я знаю о нашем культе. Я вела его всю сознательную жизнь. Прочитавший его научится создавать материю и управлять ей, говорить с мертвыми и понимать животных, видеть будущее и даже души других… Сейчас я отдаю его тебе, но предупреждаю: содержащиеся в нем знания он отдаст тебе только тогда, когда ты будешь готова их получить! Обтянутый мягкой полосатой шкурой окапи — африканской жирафоподобной лошади — дневник оказался плотной упругой книгой, однако Гермиона взяла ее в руки с плохо скрываемой неприязнью. Рукопись ассоциировалась у неё с другой вещью, а именно творением Годелота — «Волхование всех презлейшее». Последняя являлась отвратительным сборником всех возможных мерзостей, включающих кровавые жертвоприношения и темные ритуалы. Гермиона плохо разбиралась в специфике культа вуду, но, глядя на алтарь, полный не самых однозначных вещей, магия и религия Аджамбо казались ей далёкими от чистого, «правильного» волшебства, преподаваемого профессорами Хогвартса ей семь лет подряд. — Это слишком большая ответственность для меня, мадам, не думаю, что мне стоит… — Она справится! — Волдеморт словно вырос из-под земли, громко прерывая Гермиону. Его красные змеиные глаза возбужденно блестели. — Спасибо за твое доверие, Аджамбо. — Мое доверие не имеет никакого отношения к тебе, Том, — отрезала жрица. — Я отдаю рукопись только Гермионе, и только она сможет ее прочесть. И не надейся залезть к ней в голову и выведать нужное! На последних словах Аджамбо вновь обратилась к алтарю, извлекая из его недр непримечательный на первый взгляд кулон в виде продолговатого прозрачного камня, обмотанного крепким каучуковым шнурком. — Этот кулон убережет тебя от чужого влияния. Можешь больше не волноваться, что кто-то завладеет тобой или твоими мыслями. Пока этот камень на твоей шее — ты вольна сама принимать решения. Гермиона с благодарностью приняла украшение, тут же надевая на шею, но от ее глаз не ускользнуло кислое выражение лица мага, стоявшего рядом. — Спасибо за ваш дар, мадам, — поблагодарила Гермиона жрицу, так и не решившись назвать ее по имени. Аджамбо довольно кивнула. — Тогда нам следует продолжить праздник! И женщина подала сигнал своим соплеменникам, тут же закричавшим, затопавшим и захлопавшим по всем возможным поверхностям. Большая часть бенийцев вскочила на ноги и, приплясывая вокруг разгоревшегося костра, принялась распевать что-то тягучее на местном наречии. Их темные, физически развитые тела двигались в безумном, резком танце, и, притопывая и прихлопывая, африканцы завертелись, закружились — то образуя синхрон, то абсурдную, непохожую друг на друга какофонию движений и элементов. Гул, удары ладоней о барабаны, выкрики Аджамбо и песнопения отдельно стоящих женщин слились в один единый, особый звук. От всего этого мельтешения и от затуманивших голову эмоций Гермиона почувствовала себя нехорошо. Не разбирая дороги, протискиваясь между потных горячих тел, она выскользнула на улицу, где неожиданно прохладный воздух тут же остудил ее лицо. Обняв себя руками, в одной из которых все еще была зажата рукопись, хранившая в себе тайны вуду, девушка уселась на подогретую жарким днем землю. — Как я и думал, ты понравилась Аджамбо. Она редко подпускает незнакомцев так близко и уж точно не делится с ними своими сокровенными знаниями. Босые, запыленные сажей ноги Волдеморта остановились перед девушкой, вынуждая ее высоко задрать голову. Над его лысым, крепко обтянутым змеиной кожей черепом ярко блестела россыпь низко нависших над небосклоном звезд. В окружении этих мигающих точек темная фигура мага смотрелась особенно потусторонне. — Это все был какой-то план, в котором я невольно приняла участие. Но я же сама решила поехать, верно? Вы же мне ничего не внушали? Гермиона на скорую руку пробежалась по своим воспоминаниям, но ничего подозрительного не заметила: ни затуманенных моментов, ни нелогичных решений. Конечно, Волдеморт был искуснейшим из легилиментов, но разве настолько, чтобы он мог войти и выйти из головы, оставшись незамеченным? — А зачем тебе что-то внушать? — судя по голосу, мага позабавил этот вопрос. — Поттер бы в любом случае вызвался со мной поехать, а ты бы ни за что не отпустила его одного. Вот тебе и все. Зачем было что-то усложнять, напрягаться, используя магию, когда можно было просто сыграть на самых очевидных поступках двух семнадцатилетних глупцов. — Это не в моем стиле, Грейнджер, раздавать советы, тем более, врагам, поэтому слушай внимательно: прекрати быть такой очевидно предсказуемой. Прекрати сначала поступать, а потом думать. Прекрати доверять и сострадать тем, кто желает тебе смерти. Я не понимаю, вам легкомыслие и безрассудность вместе с зачислением на Гриффиндор выдают? — Мне Шляпа настоятельно советовала Рэйвенкло, — Гермиона улыбнулась воспоминаниям. Во взгляде Волдеморта скользнуло что-то схожее с одобрением. — Ум и храбрость — набор куда более предпочтительный, чем одна только крышесносная храбрость. Какая-то неизвестная Гермионе африканская птица пронзительно закричала, и стоявшие неподалеку ватусси, с худыми костлявыми боками, испуганно замычали. Из дома Аджамбо доносились песни и визги, а Волдеморт все никак не уходил, поэтому девушка решилась на последний вопрос: — Почему я? В смысле, вы мне ответите, почему вы выбрали именно меня для своего плана? Маг вскинул свои тонкие белесые кисти рук и напряженно провел ими по голове, остановив сцепленными где-то в районе затылка. Во всей его фигуре чувствовалось нежелание отвечать, но то ли окружавшая обстановка, то ли темп разговора все же подтолкнули волшебника следующим словам: — А кого мне надо было выбрать? Поттера, который спит и видит, как лишить меня оставшихся крестражей, а затем убить? Или мне следовало наградить знаниями кого-то из своих приспешников, сделав из бывшего слуги опасного противника? Может, по-твоему, подошел бы бестолковый Долгопупс, бескомпромиссная Макгонагалл, кто-то из шайки Уизли или, может, вообще Хагрид? Нет, юная мисс Грейнджер, ты подходила как нельзя лучше для задуманного мною мероприятия. Особенно четко я понял это перед нашим последним собранием в Хогвартсе, когда ты так опрометчиво, рьяно пожелала обучить меня заклинанию Патронуса, — маг усмехнулся, а Гермиона невольно покраснела, вспомнив свой дурацкий порыв. — Тогда я подумал, что такая, как ты, чистая душой и помыслами, определенно понравится Аджамбо, а наш небольшой блиц-опрос у границы купола подсказал мне, что у тебя хватит мозгов разобраться в предоставленном материале. — Вы провели всю жизнь в поглощении знаний, и Гарри рассказывал, что в юности вы много странствовали. Неужели это не дало вам возможности обучиться вуду лично? — Я предпочитал всегда учиться у лучших, Грейнджер, а в клане вуду лучшая — Аджамбо. Однако, несмотря на мои ухищрения, жрица разглядела в моем будущем что-то такое, что послужило причиной ее отказа. — Действительно, что бы она такое могла разглядеть? — ядовито усмехнулась Гермиона. Ее комментарий, очевидно, не понравился ему, поэтому Великий и Ужасный Волдеморт вдруг дернул ногой и… осыпал скрещенные колени Гермионы песком. Возмущенно взвизгнув, та подскочила с земли: — Что вы делаете?! — Мне следовало проучить тебя за дерзость с помощью Круцио? Гермиона сначала испуганно сжалась, потом дернулась, разозлившись, и уж было решила высказать ему все, что думает о его чрезмерно нежном самомнении, когда в бенийских сумерках различила чуть вздернутый уголок бескровных губ на узком змеином лице. Волдеморт над ней… подшутил? Мерлин побери! Он же как ни в чем не бывало обошел опешившую девушку по кругу и скрылся в доме, затерявшись между шумно отплясывающих африканцев.