***
Это перемещение напомнило Гермионе побег из Дехны, разве что карманы не были полны песка, а Волдеморт, хоть и был плох, пребывал в сознании. Его сухое тело оказалось невозможно тяжелым, и, стоило порталу выплюнуть волшебников на каменный пол замка, Грейнджер была немедленно погребена под черной мантией темного мага. Кряхтя, она с трудом выбралась наружу, находя себя в личных покоях Волдеморта, куда их переместил портключ в виде маленькой кубастой чернильницы. Вообще, если задуматься, до всех этих событий Гермиона пользовалась порталом лишь однажды, во время Чемпионата Мира по квиддичу. Тогда портключ изготавливали в Министерстве с особой тщательностью, нанося целую серию заклинаний и скрепляя все это регистрационным номером, вносимым в специальную книгу отчетности. Сейчас же Волдеморт создавал порталы со скоростью детишек, получающих конфеты на Хэллоуин. На то, что обычные волшебники тратили недели, у него уходило не более получаса. Отлевитировав свою ношу с помощью отвратительно слушающейся ее палочки на широкую аккуратно заправленную домовиками постель, Гермиона склонилась над телом Волдеморта, устало смотрящего куда-то в одну точку на потолке. На дне багряных глаз плескалось глухое торжество, смешанное с болью. — Я могу… могу помочь тебе снять мантию?.. Вопрос показался самой Гермионе крайне неловким и смущающим; хотя за этот год она сотню раз видела своих мальчишек без верхней одежды, вероятность лицезреть Волдеморта в неглиже — вновь, если уж на то пошло, — будоражила не хуже недавнего сражения в Коренхолле. Он безразлично кивнул. — Разрежь мою мантию. Я не смогу сейчас ее снять. Гермиона прикусила губу. Мокрая, пропитанная кровью темная ткань легко разошлась под действием ее чар, обнажая бледную и тонкую, как пергамент, кожу груди и живота. В покоях Волдеморта, где по всем правилам приличия должен был обитать профессор Защиты от Темных искусств, оконные витражи были сделаны из столь плотного глухого стекла, что проникавший сквозь них полуденный свет освещал помещение не более чем на треть. И в этом полумраке Гермиона смогла лишь охнуть, прижимая ладошку к округлившимся в ужасе губам. Обнажившееся перед ней тело смотрелось ужасно: вздувшиеся багряные струпья сочились гноем и кровью, а кожу на грудной клетке и ребрах покрывала сизо-желтая россыпь цветущих синяков. — Ну как, хорош? — насмешливо пробурчал Волдеморт, прикрывая глаза. Его рука взметнулась к змеиному лицу и в изнеможении прошлась по лбу, стирая капли пота. Похоже, его лихорадило. — Кажется, я сегодня переоценил свои возможности… — И часто ты с таким сталкиваешься? Не слишком внимательно слушая ответ, Гермиона прошлась в глубь комнаты до смежной с покоями ванной, где обнаружила таз с низкими бортиками, в который, покрутив вентили, набрала немного теплой воды. Можно было, конечно, сделать это с помощью магии, но плохо слушающаяся ее волшебная палочка не внушала доверия. К тому же руки мелко подрагивали. То ли от чрезмерно большого всплеска стихийной магии в Коренхолле, то ли от самого сражения в целом. А может, и вовсе от вида измученного, раненого Волдеморта, живым мертвецом покоящегося на своей постели. Почти не расплескав воду из таза, Гермиона вернулась в комнату, тут же сталкиваясь взглядом с внимательно наблюдавшим за ее действиями Волдемортом. В его багряных глазах горел интерес. — Что ты хочешь сделать? — Добавить в воду бадьян и… протереть тебя? — полувопросительно пояснила она. — Зачем? — Ты задаешь не совсем нормальные вопросы, ты же понимаешь? Волдеморт хрипло рассмеялся — да так, словно Гермиона была несмышленым ребенком. А может, она им и была? В конце концов, помимо непомерно большой разницы в мировоззрении, их двоих еще разделяло и пятьдесят три года жизни. — Думаю, я начинаю потихоньку привыкать к твоему благодушию в отношении меня. Хоть это и странно. Иногда я еще жду от тебя подвох, а иногда… как сейчас… хочу отпустить ситуацию. — Так отпусти, — пожала плечами Гермиона. — Думаю, пытаться тебя обмануть — одна из самых глупых затей. Ты мгновенно вычислишь любого лжеца и без легилименции. — Предлагаешь мне начать доверять людям? — Думаю предложить людям не доверять тебе. — Забудь мои слова про благодушие. Ты крайне жестока. Не сдержавшись, Гермиона прыснула от этих слов. Настойка бадьяна, как и многие другие зелья, обнаружилась на стойке рядом с книгами. Откупорив флакон, Грейнджер добавила немного снадобья в воду, аккуратно размешав полученную жидкость. Наколдовав тканевые повязки, Гермиона смочила их в тазе и несильно отжала. Теперь предстояло прикоснуться к Волдеморту. Почему-то в теории это казалось отличной идеей, но вот на практике… Судорожно упрашивая себя не покраснеть, она мягко прошлась тряпицей по оголенной изуродованной коже, стирая пот, грязь и кровь, оставляя чужие раны как никогда беззащитными под своим взором. Волдеморт судорожно втянул воздух сквозь крепко сжатые зубы. Его искривленное в страданиях лицо отозвалось в груди Гермионы тугим комком жалости и боли. — Тшш, — успокаивающе прошептала она, проводя смоченной в снадобье тканью по его выступающим ребрам. — Я лишь сотру кровь. Потом будет легче. — Не будет, — сквозь зубы прошипел Волдеморт. — Мне никогда не бывает легче. — Твое тело болит постоянно? — Болит? Ха, скорее разлагается, не находишь? И да, оно это делает бесконечно. Не будь я бессмертен — свой конец я бы встретил очень и очень давно. Гермиона хотела зло припомнить Хэллоуин 1981 года, но некое чувство такта ей этого не позволило. Вместо этого она спросила: — Сегодня все так плохо из-за сражения в Коренхолле? Ты потратил слишком много сил. Твои умения… поразительны. Гермиона не хотела делать этому человеку комплимент, к тому же она была уверена, что он и так неплохо осведомлен о своих способностях, однако ее комментарий заставил багряные глаза напротив сверкнуть, что ее почему-то порадовало. — Сегодняшняя ночь прошла особенно трудно. Так бывает иногда, — необычайно откровенно ответил Волдеморт. Как правило, он избегал этой темы, как тогда в Министерстве, когда после нескольких провокационных вопросов просто сбросил надоедливую Гермиону вниз. — Но да, ты права: когда выплеск магической энергии становится слишком велик, это негативно влияет на меня и мое тело… как сейчас. Волдеморт замолчал, а Гермиона, в последний раз проведя тряпицей по чужой груди, мягко попросила: — Перевернись, пожалуйста, хочу обработать твою спину. — Это лишнее, — не слишком уверенно запротестовал он, однако перевернуться соизволил. Со спиной, хоть та и была изранена не меньше, Гермиона закончила гораздо быстрее и с упорством верной сиделки помогла Волдеморту принять сидячее положение. Он морщился, но стоически молчал, лишь в самом конце неуверенно произнес: — Подай мазь. Она в круглой банке на книжной полке рядом с «Историей Хогвартса». — «История Хогвартса»? — Гермиона потянулась было к книге, но не позволила и кончикам пальцев коснуться корешка любимого издания, вместо этого она забрала жестяную банку, тут же свинчивая с нее крышку. Рецепторы обдало пронизывающим запахом сандала. Так вот благодаря чему Волдеморта постоянно окутывал этот аромат! — Что это за мазь? — Марокканское снадобье. Залечивает большинство мне известных последствий от темномагических заклятий. Гермиона как можно незаметнее вдохнула, вбирая удивительный запах сандалового масла. Захотелось пропитаться им. Вкусно. — Получается… эффект этой мази все равно временный, верно? Не верю, что ты еще не нашел способ избавиться от своего недуга. Рассуждая вслух, Гермиона зачерпнула двумя пальцами густую желтую мазь, больше похожую на арахисовую пасту, с которой ей мама в детстве делала сэндвичи. Все так же нерешительно Грейнджер коснулась рукой бледных выступающих ребер на чужом теле. Влажный паточный мазок заблестел поверх кожи Волдеморта. У Гермионы перехватило дыхание. Что она творит? Он же хотел сам нанести мазь. Разве такая близость для них нормальна? И куда, мерлин побери, подевалось все ее отвращение и предвзятость к этому человеку? По его коже побежали мурашки. То ли от прохлады помещения, то ли от рассеянного горящего взгляда Гермионы. — Можно сказать нашел, — неожиданно хрипло почти что прошептал Волдеморт. Столкнувшись с его горящим взором, Гермиона замерла, краем сознания ощущая, как под теплотой ее ладони растапливается сандаловая мазь, разнося свой чарующий аромат по чужим покоям. Влажной от снадобья рукой она скользнула выше — к груди, где под бледной гладкой кожей билось сильное, наверняка черное, как сама ночь, сердце. Гермиона глубоко вздохнула и тут же отдернула руку, испугавшись своей же реакции на лежащего перед ней полуобнаженного мага. Самого темного волшебника действующей реальности, могущественного и психически нестабильного, по сути, уродливого в своей ипостаси. Но сейчас она этого не видела. Сейчас она лишь слышала свое гулко стучащее в ушах сердце, чувствовала горящую кожу лица, ощущала, как мелко дрожат руки. Не понимая своей реакции, Гермиона откашлялась. Когда она попробовала заговорить, ее голос больше напоминал писк крохотной пикси. — Сегодня международное совещание в Большом зале. Нам, наверное… следует там присутствовать… Под конец ее голос совсем затих. Выискав глазами лицо Волдеморта, она нашла его… задумчивым. Тот внимательно изучал волшебницу перед ним, откровенно разглядывая ее простую магловскую одежду, всклоченные после битвы волосы и раскрасневшиеся в смущении щеки. Где-то на дне алых глаз Гермиона с трудом, но все же разглядела темное мрачное удовлетворение. Кажется, именно оно плескалось во взоре акромантулов, захвативших в свои сети Гарри и Рона на втором курсе. Гермиона почувствовала, как холодеют ладони. Она каким-то неведомым образом превращалась в крохотную мушку, пойманную в свои сети огромным черным пауком.***
Первой прибыла делегация из Нового Света. Президентом МАКУСА на данный момент считалась Эбигейл Монтгомери, хотя она, как глава мракоборческого отдела, лишь временно исполняла обязанности недавно почившего Девида Джонсона, лихо схватившего сердечный приступ прямо во время так не к месту разгоревшегося Второго Восстания Сасквотчей. И теперь мадам Монтгомери приходилось по меньшей мере нелегко. Все это аккуратно сообщил Гарри стоявший поблизости Долохов, отношения с которым в последнее время складывались у Избранного весьма неплохо. Как выяснилось, Антонин являлся просто кладезем полезной информации обо всем, что творилось в магическом мире, поэтому все его комментарии, пусть и излишне напыщенные, Гарри слушал максимально внимательно. Эбигейл Монтгомери, высокая коротко стриженная женщина неопределенного возраста, привлекательной в общем смысле не казалась, но ее яростная энергетика притягивала чужие взгляды не хуже неземной красоты Флер. Находившиеся подле нее делегаты МАКУСА буквально терялись на фоне временного президента, однако одна особа, нарядившаяся в кричаще-розовую мантию, все же смогла выделиться из безликой толпы. За фасадом ядовитой улыбочки и крохотных кудряшек, сцепленных разноцветными пластиковыми заколочками, Гарри разглядел не кто иного, как старую знакомую — Долорес Джейн Амбридж. Бывшая глава Комиссии по учету магловских выродков выглядела вполне довольной жизнью, разве что ее маленькие глазки непрестанно бегали по помещению, цепко ощупывая присутствующих. Похоже, полученный от Волдеморта нагоняй после пропажи медальона Слизерина вынудил Долорес убежать так далеко из Магической Британии, как она только могла, а врожденное честолюбие выбило ей теплое местечко в ближнем кругу президента МАКУСА. — Старая знакомая Августа, — прокомментировал появление Амбридж Антонин, поморщившись. — Ее, кажется, недолюбливало все Министерство вместе взятое. — Она и в Хогвартсе не прижилась. — В Хогвартсе она просто вела себя как заносчивая стерва, пытаясь самоутвердиться за счет несовершеннолетних волшебников, а вот министерские ее невзлюбили, как только она устроилась работать на должность младшего стажера в Сектор борьбы с неправомерным использованием магии. Сразу поползла по карьерной лестнице… Не даром закончила Слизерин, по головам шла с завидным успехом. Репутация у нее, конечно, была подмочена еще с самого начала… — И что не так с ее репутацией? — О, — глаза Долохова заблестели в преддверии хорошей сплетни, — ходил по Министерству грязный слушок, что Долорес не кто иная, как дочь Орфорда Амбриджа, неуклюжего поломойщика с первых этажей, которого она досрочно выперла на пенсию, чтобы он не… скомпрометировал ее. К тому же Орфорд был женат на некой магле, родившей ему помимо дочери-волшебницы еще и сына-сквиба. Будь Амбриджи семейством посолиднее, скандала было бы не избежать, но здесь все разрешилось проще: юная Долорес буквально выселила собственных мать и брата из дома, заставив уйти в мир маглов. Такая вот история. Казалось, сильнее презирать Амбридж Гарри уже не мог с того момента, как увидел вкрученный в ее дверь в Министерстве вместо глазка волшебный глаз Грюма, но история Антонина показала, что падать есть куда. Окинув женщину в последний раз взглядом, полным отвращения, Поттер сконцентрировался на встрече двух мракоборцев. — Кингсли, дорогой, рада тебя видеть! — миссис Монтгомери без стеснения пожала руку Брустверу, с которым, похоже, поддерживала теплые отношения в связи с бывшей должностью. Сверкнув улыбкой, Эбигейл сразу спросила о главном: — Как справляетесь? Мы со своими сасквотчами скоро на стену полезем, а они ведь полулюди, знаешь ли. Небольшие партизанские отряды — их предел. — Потихоньку, Эби, — довольно протянул Кингсли. Гарри мог поклясться, что, пожимая руку Монтгомери, Бруствер то и дело поглядывал на чем-то недовольную Лестрейндж, мельтешившую поблизости. — После совещания предлагаю выйти за пределы замка и посмотреть: маглы буквально кольцом окружили нас, не продохнуть. Камин и порт-ключи — все, что нам осталось. Мы тут одновременно и в укрытии, и в ловушке. — И когда они начнут вас выкуривать — вопрос времени. — Зришь в корень, Эби, но пока мы подвергаемся лишь их ежедневным бомбардировкам, что хоть и истончает защиту, но не лишает нас надежды. И ваш приезд — лишний повод улыбнуться! И в подтверждение своих слов Кингсли растянул пухлые губы, обнажая белозубую улыбку, ярким контрастом раскрасившую его лицо. Беллатриса рядом с ним чванливо фыркнула и, развернувшись на каблуках, исчезла за дверями Большого зала. Проводив ее рассеянным взглядом, Кингсли извиняюще улыбнулся перед Монтгомери, как бы намекая: ну что поделать, дипломатия не излюбленный конек Лестрейндж. Следом за МАКУСА в Хогвартс прибыли и члены МКМ во главе с новым главой конфедератов — щуплым волшебником, чем-то неуловимо напоминавшим Корнелиуса Фаджа. В отличие от Монтгомери, Лже-Фадж радушием не сиял, буквально всем своим внешним видом выражая скептицизм и высокомерие. — Этот индюк занял пост только благодаря связям отца. Полукровка, а амбиций раза в три больше, чем мозгов, — тихонько прокомментировал нового гостя во главе очередной делегации Долохов. Наморщив свой аристократичный нос, Антонин еще ниже склонился к уху Поттера, отчего последний почувствовал чрезмерно насыщенный одеколон Пожирателя, исходящий от надушенного шейного платка. — Ходят слухи, что он состоит в крайне близких отношениях с Министром магии Италии. — Хочешь сказать, что он… эм… по мальчикам? Глаза Долохова сверкнули. — По мужчинам! На всякий случай отодвинувшись от восторженного Антонина, Гарри с любопытством попытался разглядеть что-либо в толпе делегатов из Италии, но громогласное объявление о рассадке, разнесшееся усиленным магией голосом Кингсли, прервало это крайне интересное занятие. Не особо интересуясь мнением окружающих, Поттер примостился подле Бруствера, улыбнувшись на ходу непомерно большой фигуре Хагрида, неожиданно настоявшего на присутствии на собрании. Гарри, конечно, предположил, что это было связано с призрачной возможностью встретиться с мадам Максим, но Олимпия, как и в прошлый раз, посетить встречу не смогла, отправив вместо себя представлять Шармбатон некую Адель Кавелье. Беллатриса, нашедшая отдушину в беседе с представителями Японии, при виде француженки приняла такой вид, словно повешенная на днях миссис Норрис ожила и теперь намеревалась поселиться в ее личных покоях. Гарри знал, что Гермионы и Волдеморта, вновь куда-то запропастившихся, сегодня на собрании не будет, однако тщетно, бездумно то и дело выискивал в шумной толпе рассаживающихся гостей высокую темную фигуру мага, рядом с которой теперь постоянно мелькала хрупкая девушка с вздернутым подбородком и горящим взглядом. Смириться с этим тандемом Поттер был просто неспособен, однако хвостиком ходить за излишне своевольной и упрямой Гермионой смысла было не больше, чем в попытках обучить тролля мазурке. Тем более этому желанию противоречило бесспорное уважение Поттера к выбору подруги, каким бы он не был. Правду говорят: сначала ты работаешь на репутацию, а потом она на тебя, поэтому поставить под сомнение решение Гермионы сблизиться с Волдемортом Гарри просто не мог. Но беспокоиться это ему не мешало: шестым чувством и крайне развитой интуицией Поттер ощущал, что Грейнджер ввязалась во что-то чрезмерно опасное для юной волшебницы. И на это дно ее медленно, аккуратно утягивал стоящий за ее спиной Волдеморт, больше напоминавший инфернала из озера в той самой пещере. Отогнав эти грустные мысли, Гарри постарался сосредоточиться на речи Кингсли, взявшего вступительное слово. — Я рад, что все, с кем мы смогли связаться по каминной сети, смогли сегодня присутствовать на общей встрече, — хмуро начал Бруствер, встав со своего места. — Конфронтация с маглами в Британии достигает просто немыслимых высот: захвачено или разрушено более половины магически скрытых населенных пунктов, прерваны каналы снабжения, а Хогвартс, являющийся последние два месяца укрытием для, кажется, всей Британии, скоро затрещит по швам. Мы в большой опасности. Похоже, судя по его дернувшемуся кадыку, Кингсли хотел вместо слова «опасность» сказать «нужда», мол, «мы в большой нужде», но внутренняя гордость ему этого не позволила. Вместо дальнейших слов мракоборец коротко кивнул Руквуду. Август вставать не спешил, однако невысказанное указание Кингсли принял покорно, магически призвав откуда-то извне стен Большого зала скрученный лист пергамента, испещренный мелким подчерком невыразимца. Откашлявшись, он зачитал вслух: — На данный момент по имеющейся у нас информации подорваны или захвачены семь магических поселений, среди которых числятся Тинворт в Корнуолле, Аппер-Фледжли в Йоркшире, Оттери-Сент-Кэчпоул на южном побережье Англии, Хогсмид и Коренхолл в Шотландии, Косой и Лютный переулки в центре Лондона, а также Годрикова Впадина в одном из юго-западных графств. Из объектов особой важности маглы полностью уничтожили Министерство магии Британии, сожгли библиотеку имени Ровены Равенкло, а на данный момент совершают активную военную операцию в центре Лондона, очевидно, пытаясь «вскрыть» больницу Святого Мунго. Число погибших или пропавших без вести волшебников, по последним сведениям, превысило две тысячи, также большой урон терпят различные существа: все больше сообщений приходит к нам о потерях среди морского народа, гоблинов, вампиров, ведьм… Август прервался, когда в зале послышались тихие смешки со стороны делегатов Конфедерации. — Как интересно… Они беспокоятся о сохранности ведьм! — приторно усмехнувшись, произнес Лже-Фадж, вроде бы обращаясь к своим коллегам, но достаточно громко, чтобы услышали все присутствующие. По-шакальи засмеялись и другие представители. Бесстрастное выражение сохранила лишь Монтгомери. — Что же тебя так насмешило, Стилтус? Все еще отсмеиваясь, тот снисходительно пояснил: — Я думал, мы собрались тут обсудить что-то по-настоящему важное, а не потери, мерлин упаси, лесных ведьм и вампиров… — Как цинично… А две тысячи волшебников и разрушенные поселения, упомянутые до этого, ты просто проигнорировал? На лице главы МКМ, помимо снисхождения, появилась некая более неприятная эмоция. Сидящий по правую от него руку высокий смуглый мужчина, в котором Гарри позже опознал Министра магии Италии, взял слово. Его приятный баритон с легким акцентом завораживал. — Цинично было отменить Закон Раппапорт лишь тридцать два года назад, Эби. Не МАКУСА диктовать нам правила поведения, когда они сами погрязли в лицемерии и супремасизме. Хотя, учитывая историческое отношение Америки к маглам, все логично. Бледное лицо Монтгомери пошло красными пятнами, однако та нашла в себе силы лишь уязвленно фыркнуть. Но вот кто не умел промолчать, так это Лестрейндж. — Хорошо судить, когда единственная проблема твоей страны — проигранный чемпионат по квиддичу. — Мадам, вы забываетесь… — Я не склонна забываться, лишь могу закрывать на некоторые вещи глаза. Например, на твою руку, что уже четверть часа елозит по коленкам главы конфедератов. Замечание Беллатрисы поселило глухую тишину в зале. Казалось, было слышно, как жужжит заплутавшая муха. Подобной колкости, граничащей с откровенным хамством от «просящей стороны», не ожидал никто. И, возможно, заседание в этот момент можно было бы заочно считать самым большим провалом в мире дипломатии, если бы не новые действующие лица, неожиданно появившиеся в Большом зале. Волдеморт, явно не нуждавшийся в представлении, неспешно приблизился к столу переговоров. Семенящая за ним следом Гермиона, растрепанная и покрасневшая, то и дело бросала напряженные взгляды на мага. Ее лицо немного расслабилось только тогда, когда она увидела Гарри, мягко улыбавшегося ее прибытию. — С каких пор собрание самых высокопоставленных представителей мирового магического сообщества превратилось в склоки на базарной площади Ашхабада? — Завораживающий баритон Министра магии Италии не шел ни в какое сравнение с холодным ясным голосом Волдеморта. Весь его ужасающий облик в совокупности с тяжелой темной аурой и непоколебимой уверенностью в себе заставил присутствующих замереть, как бандерлогов перед могущественным питоном Каа. Самым смелым и единственным, кто сумел прямо ответить на вопросительный взгляд багряных глаз, оказался Лже-Фадж. Глава конфедератов, по сути, сменивший на посту Дамблдора, повел узкими плечами и визгливо поинтересовался: — Я что, прибыл сюда, чтобы вести переговоры с чернокнижником? Его сдавленный смешок неуместно завис в воздухе. Он завертел головой в ожидании поддержки, но даже его итальянский любовник не посчитал нужным оказать ему посильное содействие. Все тем же холодным голосом Волдеморт шипяще изрек: — Вы путаете меня с тем, кто хочет… вести переговоры. Боюсь, когда мистер Бруствер и директор Макгонагалл рассылали вам наше приглашение на эту встречу, они ввели вас в заблуждение. Мы не просим вашей милостивой поддержки, стоя на коленях. Мы не умоляем вас о благосклонности. Образовавшаяся в нашей стране проблема имеет общемировое значение и то, что она пока не переросла в вооруженный конфликт у вас на родине, — дело времени, не более. Похоже, Волдеморт был не склонен к деликатной дипломатии, что, впрочем, в отличие от излишне строптивой Беллатрисы, не делало его в глазах общественности невеждой. Очевидно, это подметила и делегация из Японии, с которой, как понимал Гарри из общения Лестрейндж до начала совещания, у Пожирателей был уже налажен диалог. Хаято Оками, несколько карикатурный внешне, миролюбиво включился в беседу: — Мистер Реддл, вы считаете, что нам что-то угрожает? На вопрос Хаято, к удивлению большинства присутствующих, ответил вовсе не Волдеморт. Почти скрытая за его объемной мантией, Гермиона шагнула вперед, представая перед всем мировым сообществом. Несмотря на внешнюю хрупкость, Гарри слишком хорошо знал, сколько огня может быть в этой девушке, коснись вопрос любого проявления несправедливости. Недаром же она в возрасте пятнадцати лет создала Г.А.В.Н.Э., где Поттер целый год числился секретарем, а Уизли — казначеем. — До 1689 года волшебники тоже считали, что им ничего не угрожает, а потом были вынуждены уйти в подполье на четыре века, чтобы избежать массового истребления, а ведь тогда самым большим, что маглы могли противопоставить нам, были садовые вилы. Теперь не-маги способны со скоростью, превышающей любую метлу, передвигаться по земле и воздуху, прекрасно ощущают себя под водой, а их вооружение в мгновение ока разнесло многоэтажное здание Министерства магии Британии, укрепленное не одним десятком оборонительных чар. Неужели вы правда считаете, что у нашего проигрыша, если он произойдет, для вас не найдется последствий? Что маглы ваших государств не воспользуются нашей ситуацией как прецедентом для уничтожения волшебства, непонятного им и недоступного? — и как-то совсем устало Гермиона вдруг добавила: — Почему я вынуждена вам объяснять элементарные вещи? — Потому что каждый из присутствующих считает, что его это не коснется, — цепко заметила Монтгомери, потухшим взглядом рассматривая свои собственные руки, крепко сцепленные между собой. — В древние времена ковены устраивали шабаш, где общими усилиями напитывали друг друга магией, а теперь каждый сам по себе: волшебники, селения, страны… — Мы не станем выделять людей в поддержку Британии, — после минутного молчания заявила Адель Кавелье. Сидящий за ее спиной мужчина что-то непрестанно шептал ей на ухо. — Однако Франция и в том числе Шармбатон готовы оказать посильную помощь целителям больницы Святого Мунго. Наш целительный корпус имени Красной Розы способен вместить несколько сотен лежачих больных, а также осуществить поставку медикаментов в Хогвартс. Не более одной партии в месяц, но и этого, думаю, будет немало. — Это было бы прекрасно, мисс, — не переменила поблагодарить француженку директор Макгонагалл. Гарри, относящийся к бывшему декану с особым трепетом, тепло воспринял ее радость. — В связи с Восстанием Сасквотчей у нас палочки поставлены на поток. Возможно, они не столь качественны, как у мастера Олливандера, но две сотни выделить Британии мы можем, — внесла свою лепту Монтгомери. Обменявшись с Кингсли понимающими взглядами, временный министр добавила: — Три сотни. И в чрезвычайной ситуации вы всегда можете рассчитывать на нас. Большего Британия потребовать просто не могла: в отличие от предыдущего собрания, мировое магическое сообщество и так предоставило чрезвычайно много. Министр магии Японии, также отнесшийся к проблеме с пониманием, согласился поставить в Хогвартс эликсир Они — волшебное снадобье для призыва человекоподобных рогатых демонов-воинов, не слишком подвижных, очевидно, уродливых, но довольно хитрых и изворотливых. Благодаря такому эликсиру можно было призвать пару дюжин таких Они, что в совокупности с их живучестью, граничащей с бессмертием, было просто великолепно. Совещание можно было считать законченным. Гарри оглядел чужие лица, выражавшие столь непохожие друг на друга эмоции, и впервые заметил за собой что-то схожее с отвращением при мысли о других людях. Не о ком-то конкретном, нет: по одиночке волшебники или маглы, неважно, могли быть прекрасными и отзывчивыми, со своими страхами и страданиями, но, собираясь вместе, они становились хуже животных. Склочные, трусливые, глупые. Сморгнув, Гарри оглядел грудную клетку в поисках медальона Слизерина, надеясь, что это он внушил ему подобные мысли, но украшения, как и ожидалось, там не было. «Может, все дело в крестраже Волдеморта, засевшем в моей голове и внушающем эти злые мысли? Или же я гораздо больше схож со своим извечным врагом, чем думал раньше?» Гарри нестерпимо захотелось вернуться в Россию, в Горловку, где бы его приветствовал покой, полностью лишенный лицемерия, привычного волшебному миру. В доме у Ирины, казалось, не было войны, смерти, Гермионы с ее упрямством, Рона с его тайнами последних дней, Волдеморта с его… волдемортовством. — Мадам Монтгомери, не окажете небольшую услугу? — помяни черта. — В сопровождении вашей делегации я заметил подданную Британии, мисс Амбридж. Думаю, было бы прекрасным решением оставить Долорес нам, чтобы мы могли через нее напрямую, как с вашим личным представителем, решать все насущные вопросы. Долорес, вы же не откажете нам всем в услуге стать посланником МАКУСА на британской земле? Маленькие круглые глазки Амбридж забегали и, казалось, заслезились от вида Волдеморта во всей красе. Ее полные ножки практически подогнулись в коленках, когда Эбигейл Монтгомери, уже направлявшаяся к выходу из Большого зала, задумчиво кивнула, принимая решение, но спорить с новым руководством не решилась. Волдеморт благодарно кивнул главе МАКУСА. Собрание было окончательно завершено.***
Кроссовки было откровенно жаль. Гермиона остановилась отдышаться, разглядывая свою единственную обувь, которую она успела положить в бисерную сумочку перед побегом со свадьбы Билла и Флер еще тем летом. Сейчас белые кроссовки были заляпаны комьями земли и испачканы молодой зеленой травой, сочным покровом укрывавшей всю территорию от Хогвартса до кромки купола. Чуть дальше ее взрыли магловские «Челленджеры» и колеса машин, вытоптали уставные берцы. Гермиона побежала вновь. Вообще спорт был уделом Гарри и Рона, а она, оправдываясь званием девчонки, помимо квиддича не любила и все прилагающиеся занятия: в магловской школе она боялась мяча и никогда не играла в волейбол, в Хогвартсе не бегала по утрам, как другие девчонки, и даже на каникулах в Норе предпочитала быть лишь зрителем во время тысячи и одного мероприятия, организованного близнецами Уизли. Разве что Гермиона любила кататься на лыжах и сноуборде во время поездок с родителями в Альпы, но это капля в море. Сейчас бег был необходим. Ни одна книга или разговор с Джинни и Гарри не могли упорядочить миллиарды мыслей, встревоженными пикси снующих под пологом черепной коробки. Последние пару месяцев привнесли в ее жизнь столько перемен, сколько не последовало за двенадцатилетием и поступлением в Хогвартс. Ее магия — теплая, палочковая и правильная — отныне слушалась с натяжкой. Словно что-то невидимое внутри, некий барьер, оградил привычное волшебство от нового — неизвестного, пугающего и невообразимо сильного. Настолько могущественного, что во время сражения в Коренхолле Гермиона чувствовала себя практически ровней Волдеморту… Волдеморту, с которым в откровенное противостояние не решался вступать даже Дамблдор. Ладони заныли от мгновенно прилившего к ним жара, и Гермиона сжала кулаки, успокаивая собственную бурю — она до конца не понимала природу новообретенных сил. И Волдеморт явно не хотел становиться тем, кто просветит ее, хоть и говорил иное. Он вообще красиво говорил. С ней. Мягко, покровительственно. И впервые за долгие годы Гермиона чувствовала себя защищенно. Ни родители-маглы, ни Гарри и Рон — по сути мальчишки — не могли ей дать подобного ощущения. Ты не одна. Я помогу, я рядом. «Ты нужна мне». Нога подвернулась, и Гермиона чудом не упала. Ее ладони утопли во влажной траве, загребая ногтями свежий дерн, когда она вытянула руки вперед, останавливая падение. Пахло сырой землей и дождевыми червями, но Грейнджер не слышала этого. Она слышала лишь терпкий запах сандала. Однажды, в далеком детстве, она дружила с магловской девочкой, которую все во дворе дразнили Китти-плакса. Китти и правда частенько плакала, отчего ее задирали, и она плакала вновь, за что ее, конечно же, задирали… Уроборос по-детски. Гермиона же, как самый маленький и решительный борец за справедливость, всегда защищала кроху Китти, отпугивая хулиганов и регулярно***
Невидимый Рон пыхтел, как беременная хвосторога. Его огромные ноги, размером, наверное, не менее тринадцати с половиной, громко хлюпали, увязая в мягкой рыхлой почве близ умиротворенного по утру Лох-Несса. Раннее утро сыграло им на руку: прибрежная зона, усеянная палатками и техникой, как грибами после дождя, была пустынна. Ну почти. Редкие маглы, одетые в длинные белые халаты и напоминавшие внешним видом целителей Святого Мунго, бродили вдоль заводи, что-то старательно выискивая среди ила и тины. — Я слышал, что они ищут магловского дракона… — Кого?.. — На их языке — динозавра, — шепнул Рон, — мне Гермиона о таких рассказывала. Бескрылые твари, чем-то похожие на помесь нашего Валлийского зеленого и Украинского железнобрюхого. По их легендам существовали задолго до людей. — Что за бред?.. И эти сказочники после такого удивляются магии? — О, ты еще их Библию не читал… От воды было решено отойти: илистая почва слишком хорошо выделяла следы двух невидимых для глаза волшебников, а такое в окружении до зубов вооруженных маглов было по меньшей мере опасно. Да и воды Лох-Несса знающим людям доверия не внушали. Отойдя от Рона на приличное расстояние, Торфинн принялся зачаровывать близстоящие танки и машины, стараясь действовать настолько аккуратно и качественно, насколько только был способен бывший слизеринец-раздолбай. Стихийная магия отнимала гораздо больше сил, чем обычная палочковая, и после дюжины объектов, покрытых желтым свечением, Роули был вынужден сделать перерыв. К тому же дезиллюминационные чары также забирали часть энергии, отчего пот градом стекал со лба, заливая глаза и заставляя то и дело облизывать соленые губы. После каждого призыва стихийной магии, мягким теплом исползавшей из ладони, приходилось брать в руки палочку и наносить пару-тройку заклинаний. Зачастую пакостливых, если уж на то пошло. Когда желтый свет погас, лишь чуть подсвечивая контуры танка, прозванного маглами «Челленджером», Роули вскинул волшебную палочку, направляя ее на массивную гусеничную ленту, служившую для передвижения этой гигантской машины. Заклятие вечного приклеивания подействовало идеально: железные детали, словно расплавленные, намертво склеились между собой. Отныне машина была бесполезна. — Вот бы в следующий раз засунуть внутрь него боггарта, — мечтательно пропел над ухом невидимый Рон. — Не думаю, что маглы его увидят, — засомневался Торфинн, — но мысль интересная. После сытного обеда, взятого ребятами в дорогу благодаря стараниям жены Эдгара, процесс пошел скорее. Не мешали даже снующие туда-сюда маглы в белых халатах и холеные военные, всем своим видом напоминавшие Роули нюхлеров, разве что менее миловидных. Когда рыжий, совсем как волосы Уизли, круг перекатился по небу и засветил Торфинну в спину, а Невилл и Луна снялись со своих постов и присоединились к товарищам, большая часть работы, запланированной на сегодня, оказалась выполнена. Массивные «Челленджеры», плоскомордые бронированные «Бульдоги», бронетранспортеры навроде «Фоукс» (не причастен ли к этому Дамблдор?) и даже зенитно-ракетный комплекс «Рапира» оказались во власти чар четырех находчивых волшебников. Это было невероятно. Периодически сравнивая новый объект с корявыми рисунками из своей «настольной книжки», Торфинн невольно восхищался изобретательностью маглов. Как им могло прийти в голову выдумать нечто подобное? А они, волшебники, уже несколько столетий бьются над созданием какого-то дракклова лекарства от ликантропии… Почти не сдерживая эмоций, ребята, потеряв осторожность, перебрасывались смешливыми фразами, обсуждая такой близкий и желанный успех. — И почему мы, как лунные тельцы, сидим в Хогвартсе и носа не кажем, а? Похоже, волшебники перепугались настолько, что позабыли, насколько они сильны. — Поддерживаю: по возвращении утрем нос всем этим крутым мракоборцам! Мы — школьники — прибыли в стан врага и за день зачаровали сотню, нет, две или даже три сотни танков! А что мы можем сотворить полноценным отрядом? Эх, расскажу Гарри, чем я тут занимался — обзавидуется… — А Грейнджер — нет? — Гермионе ни слова! Она мне все уши отдерет, что без предупреждения ушел. — Ага, как же, «правильная» девочка. То-то я и смотрю от Повелителя ни на шаг. С ним и сумасшедшая Лестрейндж на такой короткой ноге не была… — Слушай, у Гермионы всегда есть причины для… Довести свою мысль до конца Рон не успел, прерванный истошным криком, испуганной птицей взлетевшим от кромки озера и разнесшимся над всей прибрежной зоной. Кричал определенно какой-то магл. Торфинн не увидел, а скорее почувствовал, как Уизли рванул вперед, наплевав на все меры предосторожности. Драккловы гриффиндорцы! Роули бросился следом, абсолютно дезориентированный: различить находящегося под чарами хамелеона Рона было практически невозможно. И все же конечная точка стремления Уизли была известна. Торфинн окинул взором шотландские берега Лох-Несс, выискивая того, к кому так героически бросился на помощь Рон. Долго искать не пришлось. Одним движением палочки Уизли сбросил с себя дезиллюминационные чары, становясь монтикоровой мишенью для всех желающих. Его длинноногая и длиннорукая фигура, несколько нескладная и смешная, кинулась к воде, тут же без раздумья залезая в нее по самое колено. Но спасать уже было некого. Недотепа-магл оказался утащен на самое дно темноводного Лох-Несса, воспетого во множестве легенд и мифов. И было за что. В том месте, где магл ушел под воду, что-то булькнуло, вспузырилось — и непроглядная синева пошла рябью, разнося своим течением багровые разводы. Озеро стало последним пристанищем очередному глупцу. До того, как Торфинн успел окликнуть Рона или хотя бы предупредить, несколько маглов, среди которых были «целители» и военные, рванули к воде, и, словно насмехаясь над ними, из ее пучин вынырнула гигантская голова прекрасной лошади с длинной серебристой гривой. Ее мощная блестящая от воды шея и часть крупа, показавшегося над поверхностью, были столь изящны, что завораживали взор. Всех, но не Торфинна, прекрасно знавшего, с чем они имеют дело. — Уходи оттуда, Уизли, уходи сейчас же! — истошно закричал Роули и побежал — так быстро, как только мог. Но разве человек способен обогнать келпи? Двадцатифутовая лошадь вынырнула и одним большим сильным прыжком пересекла водную гладь, очутившись у илистого берега. Ее красивый круп ниже пояса оказался полностью сгнившим чревом мертвого чудовища. По костяным ногам, оплетенным тиной и водорослями, полуприкрытым гниющей полотью, рваными кусками свисающей с бледных костей, помимо воды стекала кровь. Человеческая кровь. Голодные, полные ненависти белесые глазницы келпи нашли новую жертву — вызывающе близко стоящую к водяному демону молодую маглу, одетую в белый халат. Лошади требовалось приложить крохотное усилие, чтобы схватить развитой зубастой пастью незадачливого человечка и унести его на дно, где не стоило бы труда вспороть живот, извлекая внутренности и пожирая их. Но на пути к ее скорой трапезе встал Рон Уизли. Тот вкинул палочку, громко выкрикивая необходимое заклинание. Каждый ребенок волшебного мира знал: справиться с келпи можно только накинув ему на голову уздечку, обработанную чарами подчинения. Но, Святая Моргана, как же это можно сделать в эту короткую секунду, разделившую жизнь и смерть на две половины? Торфинн был уже у кромки воды, когда зубастая пасть келпи раскрылась, сверкая жемчужными клыками. Вода у ног Рона вспенилась. Роули выкрикнул смертельное заклинание, панически выводя знаменитую молнию, пылающую зеленым огнем. Келпи взвыл. Его чудовищно большая пасть сомкнулась. Мир замер.