Наверное, думается Гермионе, если бы тот самый путешественник во времени задел бабочку, то где-нибудь в параллельной вселенной наверняка бы появился Темный лорд, увлеченный вместо темных искусств целительской наукой. И для той вселенной это был бы самый настоящий джекпот.
Во-первых, Волдеморт был коммуникабельным.
Девушка скосила глаза на мага, склонившегося над очередным пациентом.
— Быстро покажи мне ногу!
Несчастный больной побледнел, задрожал и, поскуливая, вытянул нижнюю конечность вперед. Казалось, попроси Волдеморт беднягу показать ему сердце — сопротивления было бы столько же.
Ответственным и внимательным.
— Ваше… ваше благородие, — промямлил невысокий темнокожий волшебник, похожий на высохшую старую ветку. Он осторожно, неуверенно замер позади Волдеморта, дожидаясь, пока тот обратит на него внимание, но, стоило ему развернуться, как подкошенный рухнул на колени. — Я сварил зелье по вашему рецепту и все выпил. Теперь мне гораздо лучше! Пожалуйста, позвольте мистеру Руквуду отпустить мою семью!
Гермиона осуждающе уставилась на Волдеморта. Губы его дрогнули, словно он с трудом сдержал усмешку, но очевидного раскаяния за этим не последовало.
Обладал стрессоустойчивостью.
Один взмах Бузинной палочки — и кожа очередного бедняги лопнула, как перезревший арбуз, обнажая плоть. Кровь полилась толчками, заливая грудную клетку, больной заорал, но тут же смолк под действием оглушающего; Волдеморт с полнейшей невозмутимостью на змеином лице продолжил проводить операцию буквально в полевых условиях. Четверть часа — и поток воды в лицо привел пациента в чувства.
Волдеморт мгновенно отвернулся от очнувшегося, и Гермиона могла поклясться, что он пробормотал себе под нос что-то, похожее на:
— И стоило так орать?..
И молниеносной реакцией.
Восседая в центре коридора на высоком табурете, Волдеморт, закинув ногу на ногу, степенно пил из больничной пробирки тонизирующее зелье. Моргни — и вылитый аристократ с чашечкой кофе и оттопыренным мизинчиком.
— Август, шестой ряд от меня: девушка сейчас потеряет сознание. Амикус, Алекто, в конец коридора: миссис Малфой не справляется одна. Кребб, Гойл… не мешайтесь, идите к мадам Помфри лучше, — раздавал указания своим подчиненным Волдеморт, лениво присоединяясь в особо тяжелых случаях.
Безусловно, темный маг обладал всеми качествами отличного целителя.
И это заметил весь Хогвартс. Часы превращались в дни, дни — в недели, и неоднозначная фигура Волдеморта все больше приобретала позитивный окрас в рядах как членов Ордена Феникса, так и простых беженцев. Говорить о доверии и полнейшем взаимопонимании не имело смысла: забыть все годы диктаторского террора, полные ужаса и смертей, абсолютно невозможно, но Гермиона все чаще слышала, как имя Лорда произносили без прежнего ужаса и отвращения, словно его длинная сухая фигура в необъятном балахоне вызывала все больше… уважения? Признания? Возможно, и так.
Прибыв в его кабинет однажды, Гермиона столкнулась у самых дверей с Гарри. Не повышая голоса, тот неспешно что-то обсуждал с Волдемортом, словно… советуясь. Дождавшись окончания их разговора, Гермиона, не сдержавшись, подошла к Поттеру и крепко обняла его. Сколько сил было в этом мальчишке, только-только юноше, что он, закрыв глаза на прошлое, готов был каждый день сталкиваться со своим врагом и обсуждать с ним насущные вопросы, подавляя в себе желание отомстить ради пресловутого всеобщего блага.
Отношения самой Гермионы с темным волшебником выровнялись. Возможно, они даже стали немного похожи на то общение, которое сложилось у Грейнджер с Сириусом или профессором Люпином… которых у нее забрала эта проклятая война. Нет, не эта. Та другая война с Пожирателями смерти, казавшаяся теперь совсем далекой, происходившая, казалось, в другой жизни. И все же сравнивать Волдеморта и Сириуса было неверно.
Сириус всегда был для Гермионы крестным Гарри, и вообразить его в ином амплуа было невозможно. Это как представить, что пикси на самом деле — если очень присмотрится — единорог. С Лордом же все было совсем иначе. Вот сегодня он в хорошем настроении и лучший из возможных учителей, завтра его настрой изменится, и, став задумчивым? Волдеморт превратится в высокопарного философа, а мгновением позже — перед ней уже заносчивый ужасающий Наследник Слизерина. И, несмотря на всю эту непрестанную смену масок, Лорд оставался самой волнующей, колоритной и притягательной персоной в окружении Гермионы. Притягательной настолько, что в его присутствии она все чаще стала забывать,
кто ее компаньон.
— Ты мне все меньше нравишься, — прохрипела Гермиона, поднимаясь на очередной холм. Впереди, у ее ног, простирались зеленые, пышущие жизнью равнины, увенчанные на востоке сизой полоской леса. Шотландия пахла летом. Позади, за их спинами, дымилась очередная освобожденная магическая деревушка. В этот раз они с Волдемортом действовали не одни, а в компании нескольких Пожирателей, авроров во главе с Бруствером и дюжины орков, господствовавших в этих землях.
— Невозможно всем нравиться, — с усмешкой заметил Волдеморт, вырастая у нее за плечом. Его темная потусторонне-магическая фигура смотрелась неестественно, чужеродно в этом месте, полном красок и жизни.
— Так ты никому не нравишься, — беззлобно поддела Гермиона, тут же махнув в сторону леса. — Что там?
— Громкхильдские болота — последний маяк угасшего культа друидов.
— Никогда об этом не слышала, — честно призналась она, старательно прокручивая в голове все, что читала в библиотеке Хогвартса про историю кельтских народов. Руны друидов были единственным хорошо ей знакомым аспектом по этой теме.
— Данная история упоминается в Хогвартсе всего в трех книгах, да и то Запретной секции, так что неудивительно, — Волдеморт взмахнул палочкой, трансфигурируя две ссохшиеся ветки у их ног в низкие топчаны и уселся на один из них, вытягивая длинные босые ноги вперед. На нем, помимо обычной балахонистой мантии, поверх плеч была накинута и более теплая, походная. И это в середине августа! Хоть Волдеморт и не делился с ней последнее время диагностикой своего состояния, она знала, что с каждым днем ему становится все хуже. Незаметно вскинув руку, Гермиона призвала на помощь немного стихийной магии. Теплый ласковый воздух, полный цветочно-медового аромата, окружил их, согревая. Волдеморт никак не прокомментировал этот акт заботы, но она заметила, как его лицо стало выглядеть чуть более расслабленным. — Друиды никогда не страдали излишним человеколюбием, и современный цивилизованный мир наверняка осудил бы ряд их… поступков. Поттеру бы они точно не понравились. Жертвоприношения, ритуальное надругательство над девственницами, испитие крови животных — вот малый перечень их
достойных поступков. Когда Юлий Цезарь вступил на земли бриттов, друиды показались ему не более чем досадной проблемой, и он приказал их искоренить. Тогда-то миру и стали известны Громкхильдские болота… Кстати, по изначальному моему плану мы должны были их посетить сразу после Коренхолла.
— И что же пошло не так?
Волдеморт ответил не сразу.
— Друиды заманили войска Цезаря в эти земли. Римляне были очарованы древней магией: с затуманенным разумом они шли навстречу своей погибели. Один за другим — легионы, Грейнджер, — легионы вошли в болота, ведомые магией друидов. Это была великая жертва, пожалуй, самое крупное жертвоприношение в истории. Громкхильдские болота приняли в свое чрево этот дар. Не могу сказать, что друидов это спасло, сама знаешь их историю, Бинс наверняка рассказывал…
— Да, об этом есть даже в «Истории Хогвартса».
— Точно, первых преподавателей Основатели набирали из числа друидов, которые уже к тому времени были больше учителями и бардами, нежели опасными колдунами, — на короткое мгновение он прикрыл глаза, словно вспоминая нечто приятное. — Во время обучения я очень любил «Историю Хогвартса». Это была первая книга из мира магии, которую я прочел, и эта тонкая ностальгия преследовала меня долгие годы. Возможно, помимо пары очень темных гримуаров, это единственная книга, которую я перечитывал более двух раз.
«История Хогвартса» была любимой книгой и Гермионы, зачитанной ею же до затертых страниц, но, если бы она сказала об этом сейчас, Волдеморт мог бы решить, что она всего лишь подлизывается, поэтому вернула тему разговора к другому интересующему ее моменту.
— Так почему мы не посетили эти болота раньше, да и не особо спешим сейчас? И зачем их вообще посещать?
— Верно заданные вопросы — уже залог успеха, — поучительным тоном Дамблдора заметил Волдеморт. — Считается, что болота — это буквально жертвенный котлован, а на местах массовых жертвоприношений у нас что обычно, Гермиона?
Та перевела взгляд с его нечеловеческого профиля на темную гряду леса, скрывающего в своих кущах…
— Энергетическое поле.
— Верно. Понимаешь, к чему я клоню?
Да, медленно, но Гермиона догадывалась. В этом и была особенность обучающего процесса Волдеморта: вот тебе уравнение с массой неизвестных, а ответ найди сам. Но ей нравился такой подход.
Цель всех жертвоприношений в истории двоилась. Либо это был просто дар богам, чтобы их умаслить и выпросить богатый урожай, победу в грядущей битве и иные блага, или же получение энергии. На втором строилась вся черная магия. Зачем далеко ходить, вот хороший пример под носом: крестражи Волдеморта. Убийство человека для его создания — что это, если не жертвоприношение? Именно смерть несчастного давала энергию для заключения осколка души в новый материальный сосуд. И это всего одна жертва давала такие возможности. На что же способен котел, полный легионов римлян?
— И как ты хотел задействовать эту мощь в нашей войне с маглами? Напитать всех нас до отказа?
— Нет, не всех, только тебя.
Гермиона резко повернулась, в изумлении рассматривая змеиные глаза перед собой. Он верно шутит? Шутит же?.. Но никакого восклика «попалась!» не случилось — Волдеморт не рассмеялся злорадным смехом ей в лицо, и даже уголки его тонкого рта не дернулись в подобии усмешки. Темный маг был как никогда серьезен. Он спокойно встретил взгляд своей подопечной, внимательно — даже слишком — рассматривая ее в ответ, а потом протянул руку вперед. Бледная ладонь неожиданно ласково скользнула по девичьей щеке, пальцы подхватили пару встрепанных прядей, вырванных ветром из косы, и заправили за маленькое ушко. Кроме одной — серебристо-белой, тянущейся от правого виска, неожиданно появившейся в кудрявой шевелюре Гермионы после битвы в Коренхолле. Волдеморт немного потянул эту прядь, медленно наматывая ее на длинные пальцы — те лишь на пару тонов темнее поседевших волос. На его восковом лице застыло странное выражение, похожее на… сожаление? Печаль?
— Ты очень умная девушка, Гермиона. Какие книги ты брала в последнее время в библиотеке?
Ну конечно он все знает. Разве Темный Лорд может быть в чем-то не осведомлен?
— По стихийной магии и вуду.
Волдеморт выдохнул, отпуская белую прядь волос. Гермиона думала, что он сейчас разозлится, но этого не произошло.
— Прости, но ты вряд ли найдешь там что-то подходящее. На шестом году обучения в Хогвартсе я понял, что даже Запретная секция может быть бесполезна. Твои волосы, твои проблемы с палочковой магией — все это последствия дара Аджамбо, как ты, я думаю, и без меня догадалась. Миру же нужно равновесие, помнишь? И это правило невозможно нарушить. Аджамбо хоть и выглядит красивой молодой женщиной, но она стара, слепа и неспособна выносить дитя. Ее род прервется после ее смерти, а единственной наследницей ее магии станешь ты.
— Я думала, что одна из многих учеников.
— Учеников у Аджамбо и правда много. Я, например. Могу сделать куколку-Поттера из соломы и весь вечер втыкать в него иголки. А ты можешь щелкнуть пальцами, находясь в Аргентине, и спалить весь род Малфоев. Чувствуешь разницу?
Гермиона поежилась. В который раз стоило им завести тему касательно ее собственных сил, как ей хотелось мгновенно от них избавиться.
— Я все еще не понимаю, почему я оказалась достойна.
— Мне пришлось пойти ва-банк. Буквально ткнул пальцем в небо. Хотя я немного знал Аджамбо когда-то очень давно и был уверен: ты ей понравишься. А наша страдальческая история понравится еще больше. Аджамбо любит хорошие истории.
— Почти полный геноцид магического сообщества Британии — это, по-твоему, хорошая история? Ха!
— Ты смотришь с позиции здесь и сейчас, но взгляни на это, словно все, что происходит вокруг нас, — одна из глав «Истории Хогвартса». Разве не насыщенно? Это тебе не очередное гоблинское восстание. Хотя Бинс способен и это в тягомотину превратить…
— А что насчет равновесия? — спохватилась Гермиона. — Ты сказал, что Аджамбо расплачивается за силу слепотой и прочим. Я тоже ослепну?
Волдеморт качает головой.
— Не думаю, хотя знать наверняка не могу. Но ты однозначно лишишься палочковой магии, и если сейчас тебе кажется это несущественным, то позднее ты поймешь, как много ты потеряла. Ты привыкла, что разбитую вазу можно починить «Репаро», а заляпанную зельем мантию очистить «Скорджифай». А как все это провернуть с помощью стихийной магии? Вот и я не знаю. Но что я точно понимаю после Коренхолла: большие магические всплески непременно будут отражаться на тебе, и чем больше магии ты через себя пропустишь — тем больший урон сможешь получить. Поэтому я и не повел тебя на эти болота и, наверное, не поведу, только если ты сама меня об этом не попросишь. Подпитавшись их силой, ты, возможно, станешь абсолютно всесильна, но я не могу гарантировать, — Волдеморт быстро облизнул раздвоенным языком пересохшие губы и глухо закончил: — Что ты выживешь.
Гермиона отвернулась, промолчав. Ей бы следовало на него злиться. В конце концов, он был старше ее на более чем полвека и прекрасно понимал, что ей сулит магия вуду, но все равно втянул ее в это. Если стихийная магия ее однажды прикончит, когда она, перестаравшись, израсходует слишком много, отчасти Волдеморт и будет повинен в ее гибели.
Грейнджер вспомнила другого старика-манипулятора, который взвалил на плечи юного волшебника спасение всего магического мира, совершенно не волнуясь, выживет ли подопечный. А ведь Дамблдор определенно любил Гарри и слыл добрым и справедливым человеком.
Какого же милосердия она ожидала от Темного Лорда?
***
— Ты не хотела бы стать более… открытой? В смысле сделать таковыми наши отношения.
На секунду Кингсли даже удивился вылетевшим из его уст словам, настолько неожиданными они ему показались. Но мгновением позже расслабился: разве эта мысль впервые пришла ему в голову? Разве не об этом он думает вторую неделю подряд?
Накаленная атмосфера в замке, вызванная резким объединением Пожирателей смерти и Ордена Феникса, пошла на спад. Было ли это связано с тем, что Волдеморт теперь властвовал в лазарете, спасая десяток душ за раз, или с тем, что он и Гарри практически прилюдно зарыли топор войны, не ясно, но факт оставался фактом: если Кингсли завтра заявится с Беллой под ручку в Большой зал — за шкирку его никто от этого не вышвырнет.
Ведьма, тихо сопевшая на его груди, вскинула кудрявую голову. Ее темные красивые глаза смотрели настороженно.
— С чего такая идея?
— Просто. Ты — моя женщина, почему я должен тебя скрывать словно преступницу?
— М-м, дай-ка подумать. Может, потому что я… преступница?
— Белс-с, — устало рыкнул Кингсли. Ну почему с этой женщиной всегда так сложно? Ему казалось, что для любой, будь то ведьма или магла, оскорбительно, если ее мужчина держит их отношения в тайне. Только если у нее не… — У тебя кто-то есть? Вы с твоим Темным Повелителем случаем не любовники?
Белла хохочет как ненормальная. Хотя… а насколько она нормальна?
— Нет, Бруствер, остынь, ты первый и единственный мой мужчина с Азкабана, и я ценю твой порыв — именно за что-то подобное ты и… эм, дорог мне. Но делать нашу маленькую интрижку достоянием общественности я не считаю хорошей идеей.
— Маленькая интрижка, — Кингсли смакует слова, пробует их на вкус, так и этак перекатывая на языке, и в конце концов решает, что они отвратительно фривольные, распутные и грязные. Совершенно недостойные и возмутительно пошлые. — Нет, я против интрижек. И больших и малых. У меня или есть женщина, или ее нет.
Это похоже на ультиматум, и Белла шипит, как кошка, проводит коготками по антрацитовой груди любовника, но… вдруг кивает. Эта женщина способна на переговоры? Вот это новость. Тем временем та склоняет голову, отчего ее тугие кудри накрывают грудь мужчины, и дерзко кусает темный сосок, а потом и мягкое местечко под ним. Лестрейндж тянется и одним быстрым движением седлает мужские бедра, а потом закатывает глаза, когда мужские ладони совсем не нежно обхватывают ее тяжелую грудь, и мурчит:
— Но дай мне время. Мне необходимо разобраться с одним вопросом. Как только я узнаю правду — хоть под венец, Бруствер. Я все равно вдова.
Звучит так себе, но это же Лестрейндж.
— Я могу помочь?
— Нет, это личное.
— Согласен, но не тяни, — в соответствии со своими словами Кингсли опрокидывает женское тело на себя, наслаждаясь его мягкостью. Пусть разбирается со своими тайнами, он подождет. Главное — она точно его.
***
— Нападения стали реже, но вывереннее, — докладывает Руквуд, то и дело проводя рукой по сальным жидким волосам, забранным в низкий хвост. Оторочка мантии Пожирателя выглядит старой и потертой, застиранной «Скорджифаем», и Торфин думает, что неоспоримое преимущество светлой стороны — это домовики. Эльфы все еще продолжали байкот, самолично объявленный ими Пожирателям смерти, наотрез отказываясь иметь с ними дело. В группу прокаженных не входил только сам Торфинн, и это несказанно радовало.
— И о чем это говорит?
— Что они экономят силы, — предполагает Рон со своего трона из подушек.
Небольшое вечернее совещание, как и многие предыдущие, проходит в Больничном крыле у постели Уизли. На этом настояли Поттер и Грейнджер, и большинство поддержало. Конечно, самым непривычным посетителем тут оставался Темный Лорд, но он всегда располагался где-то в тени, подальше от целителей и их пациентов, предпочитая во время подобных совещаний лишь изредка что-либо комментировать. А то и вовсе помалкивать. Последнее большинство присутствующих явно радовало, поскольку привыкнуть к этому вкрадчивому холодному голосу, казалось Торфинну, совершенно невозможно. Разве что у Поттера, вместе со шрамом, был антидот в крови, да у Грейнджер, но близкие отношения последней и Темного Лорда были негласным табу во всем Хогвартсе.
Хотя у Торфинна язык так и чесался их с кем-нибудь обсудить, но… не судьба. Рон бы непременно начал сопеть, как хвосторога, Поттер ушел от вопроса, а Луна мечтательно сообщила, что самый яркий свет дают полярные звезды. Это как вообще понимать? Долгопупса спрашивать не следовало: он пока сообразит, о чем тут речь, — Грейнджер станет миссис Волдеморт.
Последняя мысль, конечно, была абсурдной, но, как любила говорить Луна, порядок начинается с хаоса.
Торфинн, может, и не был столь же умен, как некоторые студентки Ровенкло, но вот внимательным был наверняка. В какое бы помещение Темный Лорд не заходил — он непременно искал кого-то взглядом и успокаивался, принимаясь за свои дела только тогда, когда необходимый объект был найден. Первым делом Торфинн думал, что предметом интереса является частенько находящийся рядом с Грейнджер Поттер, что было бы закономерно. Но две недели назад, когда Гермиона поднималась вместе с Роули и Лавгуд по лестнице Хогвартса, рассказывая о чем-то незначительном, ступенька под ее ногой предательски исчезла, и она уж было начала заваливаться вперед, грозясь упасть с огромной высоты — и это непременно бы произошло, если бы не сильнейший порыв магии, приподнявший девичью фигурку и перенесший ее пролетом выше. Спасителя рядом не оказалось, но по остаточным следам магии Торфинн безошибочно распознал своего Повелителя.
Казалось бы, сколь простой жест заботы, но… к кому в этой жизни Темный Лорд проявлял заботу? Только к Нагайне и своим активам, и раз Грейнджер мало напоминала склизкую четырехфутовую змею, то…
— Возможно, следует ждать большой концентрированной атаки, — заметил волдемортовский «актив», оперевшись о плечо Поттера. На лице Грейнджер явственно виднелись следы усталости. И печали. Еще за завтраком Рон предупредил ее не беспокоиться зря — завтра был день рождения матери Грейнджер — матери, что жила на другом конце света и не имела ни малейшего представления о том, что у нее есть дочь.
«Поразительное хладнокровие. Не этим ли она привлекла внимание Темного Лорда? Может, он подготавливает себе преемницу?»
— На ее случай в Хогвартсе давно приняты меры: Министерство разрушено, а большинство магических поселений либо уже подверглось атаке, либо было нами эвакуировано, — заметил Бруствер. Его огромная широкоплечая фигура в слабом свете Больничного крыла напоминала хищную пантеру, затаившуюся в тени.
Но самый опасный зверь прятался во мраке.
— И все же нам следует быть готовыми к любой неожиданности. А также я, как и прежде, считаю, что защита без нападения — пустая трата времени.
Смертоносная категоричность. Разве Темный Лорд умеет по-другому?
— И чем больше проходит времени, тем больше я с этим согласен, — подключился Поттер. Пожалуйста, кто-нибудь, оживите Дамблдора и покажите ему, что эти двое заодно! — Мне тут рассказывали, что многих пленных из числа наших держат на нижних этажах вскрытого Министерства. Отбить его было бы отличной целью. Как и Косой переулок.
— С Косым согласен, — влез Август, — а вот Министерство?.. Когда ты там последний раз был, мальчик? Это огромный котлован. Атакуй мы сверху — нас разнесут их пушки, проберись мы по тоннелям снизу — нас нахлобучат сверху. Это неблагодарное поле для боя, где любую выигрышную для нас позицию можно вмиг, — Руквуд щелкнул сухими пальцами, — превратить в кровавую баню.
— И очень сомнительный приз, — заметил Темный Лорд, все еще скрываясь в тени — так, что казалось, что со всеми присутствующими говорит сама мгла. — У нас нет сведений о числе пленных, о том, живы ли они вообще и сколько маглов расположено на нижних этажах. Пока мы не обладаем хотя бы частью из этих сведений — затея не стоит сухой мандрагоры.
Слова Темного Лорда были резонны, но жарких обсуждений они не прервали. Торфинн отвернулся от рьяно спорящих Бруствера и Руквуда к Рону, смотрящему на все с высоты своего подушечного трона. Кризис давно миновал, но Помфри настаивала на постельном режиме, и Грейнджер, объединившаяся с миссис Уизли, активно этому способствовала. Поэтому в знак поддержки друга Поттер и настаивал на смене места совещания, хотя особо конфиденциальные вопросы тут обсудить и не представлялось возможным. Роули вновь посмотрел на безмятежное лицо друга: Рон уснул. Короткая, в несколько дюймов культя — единственный остаток от руки — была туго перевязана белоснежной повязкой.
***
Небольшое совещание в палате Рона, затеянное Руквудом, закончилось перепалкой. Часть присутствующих выступила за разработку плана по освобождению Министерства Магии, другие же посчитали эту затею бессмысленной. Гермиона, как и Волдеморт, оказалась где-то посередине, но если Лорд мыслил более цинично, оценивая, что способен ему дать этот бой, то она размышляла с позиции гуманизма: внизу котлована все еще были люди. Те самые, в клетках, похожие на куски мяса. Именно о них Гермиона рассказала Гарри, надеясь на его помощь, ведь в прошлый раз она с Волдемортом просто телепортировалась оттуда, не сумев им помочь.
Но она хотя бы смогла спасти своих родителей.
Завтра для всех в Хогвартсе был обычный погожий день, заполненный отдаленными раскатами прилетевших снарядов. Возможно, в расписании значились пара небольших вылазок, в которых Гермиона не была задействована, стандартное совещание с Бруствером и на этом, пожалуй, все. Для всех в Хогвартсе, кроме Гермионы, этот день был… обычным.
Но ведь завтра был
ее день рождения!
Мама…
Сейчас эта женщина была Моникой Уилкинс и жила где-то на юге Мельбурна, занимаясь… садоводством, быть может. Гермиона внушила матери, что у нее всегда была страсть к цветам. А вот к детям — нет. Может, поэтому у Моники и ее мужа Венделла не было детей? Или, по крайней мере, они считали, что не было.
— У меня есть для тебя что-то вроде подарка, — раздался ставший уже привычным прохладный голос Волдеморта, и Гермиона вскинула голову, торопливо утирая предательски скатившуюся по щеке слезу.
— Подарок? Мне? И чем же я заслужила его?
Маг вышел из тени. Его восковое, словно неживое, лицо в отсвете палочки Гермионы казалось лицом мертвеца, но это отчего-то больше не пугало. Наоборот, с каким-то странным остервенением девушку уже не впервой потянуло дотронуться до темного волшебника — вновь, как тогда, после Коренхолла, — провести рукой по его гладкой коже и вдохнуть дурманящий запах сандал. Волдеморт подошел к ней вплотную. Полы его черной прохладной, как и тембр его голоса, мантии накрыли женские ступни в легких летних сандалиях. Гермиона почувствовала всполохи чужой темной магии, электрическим полем окружившей ее, потрескивающей. Она словно оказалась в наэлектризованных объятиях. Магия нервничала так же, как и ее хозяин. Что нервирует этого необычного человека? И что при этом чувствует сама Гермиона? Внезапно захотелось не просто дотронуться до него — захотелось прижаться, положить голову на твердую грудь и закрыть глаза, скорее почувствовав, чем услышав глухое биение сердца. Она не знала, как давно это произошло с ней. В этом страшном пугающем человеке Грейнджер видела и чувствовала защиту, рядом с ним отступало все ужасное: страх, безысходность, одиночество. За ее недолгую жизнь еще никто так хорошо не понимал и не чувствовал ее.
«Он просто не может постоянно притворяться и лгать. Никто бы не смог. Даже наследник Слизерина».
— Ничем не заслужила. Это мое решение.
— Звучит очень… серьезно. Это что-то особенное?
Его змеиный взгляд стал более лукавым. А еще Гермиона разглядела в нем нотки гордости. Если так можно было выразиться, Волдеморт сейчас был похож на тщеславного мальчишку, подготовившего матери
особенный подарок.
— Для меня — нет, но ты, как я думаю, будешь довольна. Только мне придется немного изменить облик: маглов обычно не очень-то радует мой внешний вид.
«Да он и волшебникам-то не всем нравится. Кроме меня, но это, наверное, что-то психологическое».
— Значит, мы отправимся куда-то в магловский Лондон? Может, мне стоит взять с собой что-то особенное или надеть?
— Нет, ты и сейчас выглядишь... приемлемо.
Гермиона оглядела себя: летнее платье в горошек и натянутая поверх футболка Рона, завязанная на талии узлом. И Волдеморт сейчас одобрил ее внешний вид?
— Ты же ненавидишь магловскую одежду.
— Тебе она отчего-то идет, — он прицокнул раздвоенным языком и каким-то непередаваемым взглядом оглядел Гермиону от макушки до пяток. Почему-то от этого заинтересованного мужского взора стало жарко. — Хотя в мантии было бы лучше.
Ну конечно.
— Доброй ночи, Гермиона. Я буду ждать тебя утром в холле на первом этаже.
Лорд почти скрылся в темноте коридора, когда Гермиона, еле сумевшая справиться с необычными чувствами, крикнула вслед:
— А утро у нас начинается во сколько?
— В восемь, — шепнула тьма его холодным голосом.
***
Пользоваться палочкой в темной каморке Филча было делом опасным: вдруг эта громадина Бруствер наложил какое-то следящее заклинание? Ведьма помнила аврора еще по Министерству: почти семь футов чистой силы и непомерной принципиальности. А ведь она не единожды указывала ему верный путь… Хотя служение Темному Лорду оказалось не самой лучшей ставкой. А ведь она в свое время возлагала на это столько надежд!
К дракклу! Теперь стоит доверять только себе самой. И совсем немного нерадивому родственничку, развязавшему самую масштабную войну в истории.
Задув обычную магловскую свечку, женщина покинула жалкое пристанище Филча, так и не найдя там ничего стоящего. Пожалуй, лучше будет покинуть Хогвартс как можно скорее, пока Орфорд не успел закончить начатое.
