Мой Лафайет

      Неделя у Гилберта пролетела в невероятной суете. С одной стороны с мистером Бруно он занимался документами по дому. Он был очень доволен, что Мари понравился особняк. Но предстояло еще много работ.       С другой стороны нужно было додумать изготовление оставшихся тренажёров для гарнизона. Здесь он хотел успеть как можно раньше, так как уже наступил октябрь, а смотр воинских гарнизонов, в котором его лично просил поучаствовать Джордж Вашингтон, должен был начаться уже в начале ноября.       Времени у Лафайета было в обрез, поэтому он старался не тратить впустую ни минуты. Единственный свободный день, который выдался в конце недели, он планировал провести с Мари. У них действительно не было времени после приезда, чтобы спокойно прогуляться вдвоем и побеседовать. Все время рядом были или мистер Томас, или миссис Молли, или все вместе. А маркиз очень скучал по тем редким минутам на корабле и в порту Филадельфии, когда они могли свободно находиться вдвоём.       Поэтому он с нетерпением ждал этот день. Именно ожидание встречи придавало ему сил как можно быстрее решать возникающие проблемы, чтобы никто и ничто не могло его потом отвлечь.       Мария с нетерпением выглядывала в окно, расхаживая по гостиной. С минуты на минуту должны были приехать Лафайет и мистер Томас на традиционное чаепитие, после которого она планировала прогуляться с маркизом по лесу к озеру.       Через пару минут Мари увидела идущих мужчин. Встретив их с миссис Молли, они прошли в гостевой зал.       После непродолжительных разговоров в гостиной, Мари и Лафайет оставили мистера Томаса и миссис Молли наедине, а сами направились в сад. Минуя его, они сразу вышли к тропинке, ведущей в лес.       — Я сегодня виделся с мистером Бруно, — завязал разговор Лафайет, — Мы договорились о старте работ. До начала зимы они заделают все проблемные участки в стенах. А при организации внутреннего убранства я надеюсь на ваше участие, так так это уже эстетическая сторона. Здесь необходимо ваше мнение.       Мужчина тепло посмотрел на идущую рядом Мари. Девушка почувствовала его взгляд и, повернувшись, с улыбкой посмотрела на него в ответ.       — Гилберт, я с большим удовольствием приму участие. Я до сих пор не могу поверить, что этот дом реален!       Мари замолчала. Спустя пару мгновений Гилберт, слегка повернувшись в её сторону, увидел, что она идёт, глядя под ноги и заламывая пальцы на руках. Маркиз уже знал это жест. Девушку что-то волновало.       — Мария, что вас беспокоит?       — Я не знаю как начать…       — Говорите как есть, — голос мужчины был очень мягким и успокаивающим, — Здесь нет посторонних.       Мари снова взглянула на Лафайета и, вздохнув, начала.       — Меня очень волнует финансовый вопрос… На какие средства приобретается дом, ремонтируется… И… и его потом нужно содержать… Я из Франции взяла не фамильные драгоценности, которые можно без опаски продать, и ливры. Но, я боюсь, что этого не хватит на дом…       — Мари, об этом не стоит беспокоится. Это не ваша забота.       — Гилберт, я так не могу… я должна понимать. Иначе я чувствую себя в подвешенном состоянии… Я узнавала у миссис Молли, как правильно и выгодно реализовать драгоценности. Она сказала, что этот момент лучше обсудить с мистером Томасом. И для этого нужно ехать в Филадельфию.       Маркиз остановился. Увидев это, девушка тоже встала рядом. Она выглядела обеспокоенной. Гилберту нравилось, что она всё всегда пыталась понять. Не принимала происходящее как данность. Она была умна и ответственна. И сейчас она затронула действительно волнующую маркиза тему.       — Частично нам обещал оказать содействие мистер Вашингтон, — ответил маркиз, — Не будет налогов на землю, будет упрощённое оформление документов. Но сам дом сейчас придется покупать. Его построила семья, которая планировала там жить. Они переехали в Нью-Йорк и возвращаться не собираются, поэтому особняк им не нужен.       Мари внимательно смотрела на Лафайета. Он жестом предложил ей двинуться по тропинке дальше, а сам продолжил.       — Я тоже взял с собой и ливры, и драгоценности. Конечно, в дорожной сумке много не увезти. Когда ещё прорабатывали варианты побега из Франции я подумал о том, что необходимо как можно больше состояния забрать с собой, так как это обеспечит достойную жизнь в Америке. Несколько ящиков я отправил на корабль заранее. Капитан Анри и его люди выгрузили их в Филадельфии, когда мы прибыли. Они хранятся в надёжном месте, и скоро будут транспортированы сюда. Еще часть состояния я успел укрыть во Франции. Если получится, Анри привезёт и передаст при следующей встрече.       — Но это ваши финансы…       — Мари, я прошу, вот об этом точно не нужно беспокоиться. Вы снова забыли, что я маркиз. Моё благосостояние было очень хорошим. Конечно, не королевским, но этих средств должно хватить и на мои, и на ваши потребности здесь.       — Вы обо всем позаботились заранее… Гилберт, как вы это делаете…       — Не стоит сильно восхищаться. Времени было мало, я не все успел организовать так, как хотел, — Гилберт вздохнул, — У меня есть опасения, но я рассчитываю на капитана Анри. Надеюсь, ему удастся беспрепятственно доставить вторую часть. И мы не столкнемся с финансовыми трудностями. Я полагаю, что ответил на основную часть вопросов. И давайте пока не заострять на этом внимание.       — Да, хорошо. Но у меня будет одна просьба… Если всё-таки возникнут непредвиденные проблемы, вы мне обязательно скажите. Я не хочу быть безучастной. И не хочу быть обузой. В крайнем случае я смогу остаться в пансионате, миссис Молли будет не против…       — Я вас понял, Мари. Но я верю, что мечтам суждено здесь сбыться.       На этих словах они с улыбками переглянулись.       Они дошли до развилки, и девушка с видом опытного проводника повела их по той тропинке, которая вскоре должна была вывести к озеру.       — Меня миссис Молли попросила помочь девочкам в освоении французского языка. Они все им владеют, но достаточно плохо. Нет педагогов. Так что в скором времени я буду учителем. Это так волнительно!       — Это и очень ответственно. Вы готовы?       — У меня ещё есть время подготовиться. Мы договорились, что я приступлю с ноября. Когда вы с мистером Томасом уедете.       — Да, наш отъезд приближается… Даже не верится…       — Миссис Молли сказала, что это займёт у вас много времени. Я думала, вы вернётесь к новому году…       — Нет, это действительно надолго. Мы поедем на юг, а затем, заезжая во все стратегические точки, двинемся на север. В крупных городах будем останавливаться на более продолжительный срок. В последнем письме мистер Вашингтон сообщил, что вернёмся не раньше конца февраля.       — Конец февраля!.. Вас не будет четыре месяца! — Мари была растеряна.       — Да, это долго, — негромко сказал мужчина.       Ему так хотелось сказать, что он будет очень скучать по ней. Но эта фраза переходила определённые границы. Он не знал, как на это отреагирует Мария. Поэтому он вздохнул и промолчал.       — Но до моего отъезда ещё три недели, поэтому грустить рано, — после паузы с улыбкой сказал маркиз, — Так что вернёмся к вашим задачам. Значит с ноября вы будете обучать юных леди французскому. А чем занимаетесь сейчас?       — Сейчас? — Мари взглянула на Гилберта и нервно поправила шляпку,       — Стыдно признаться, но ничем… Общаюсь с миссис Молли и девочками. Никак не могу организовать распорядок дня. Поздно ложусь спать, читая книги. И… сплю до обеда, не могу заставить себя подниматься раньше…       — Вы спите до обеда? — изумился маркиз, — Я ещё в Версале слышал, что благородные дамы поздно встают, но думал, что это неправда.       — Это правда, — смущенно ответила Мари, — Я не знаю, что сказать в оправдание… А вы никогда не спите так долго?       — Последний раз я спал до обеда, когда мне было ещё десять, — очень по-доброму рассмеялся Лафайет, — Я уже привык вставать рано.       — Всего десять? — изумилась девушка       — Да. Именно в десять я был зачислен в одно из лучших учебных заведений Франции для аристократов — Колледж дю Плесси. Там некогда было расслабляться. А дальше с тринадцати был зачислен во вторую роту Королевских мушкетёров. Это было очень престижно. Я старался соответствовать.       — У вас уже с детства все было так основательно…       — Для мальчиков строгое воспитание очень важно. Оно позволяет направить энергию в нужное русло, с малых лет понять, что такое долг и ответственность, обрести ценности и поставить перед собой нужные цели.       — Гилберт, неужели вы в таком юном возрасте уже знали, чего хотите?       — Да, военное ремесло меня полностью захватило. Когда мне исполнилось пятнадцать, я уже точно знал, что хочу стать лейтенантом роты. И это было только начало.       — А как же светская жизнь? Балы? Вам было совсем не интересно? — Мари была сильно удивлена, так как все молодые девушки и юноши любили в той и иной мере светские выходы.       — Почему вы так решили? — рассмеялся маркиз, — В юном возрасте мне очень нравилось. На меня производили сильное впечатление новые знакомства, атмосфера праздника, музыка и танцы.       — А я думала, что вы избегаете балы… Да и вы сами мне это говорили. И к тому же в Версале у вас было амплуа очень чопорного не любящего веселье человека и закоренелого холостяка. Вы знали об этом?       Гилберт остановился и изумленно посмотрел на Мари. А затем от души рассмеялся. Выглядел он невероятно привлекательно, девушка не сводила с него глаз.       — Мари, простите, но вы меня рассмешили. Чего только в Версале не говорят. В юности я, наверно, как и все молодые люди испытывал приятное волнение и предвкушение перед светскими мероприятиями. Я старался их не пропускать. Позже я повзрослел, разочаровался в людях и в их злых языках. Всё стало казаться такой фальшью, такой мерзкой игрой, что у меня пропал интерес к балам. А по части моего статуса холостяка… А что если я вам открою одну тайну и скажу, что был помолвлен, когда мне было шестнадцать?       Тут настала очередь Мари удивляться. Помолвки редко срывались, особенно среди аристократов с высоким титулом       — Как многого я о вас не знаю! Вы не шутите?       — Нет, — улыбаясь и глядя с искорками в глазах на изумленную Марию, он продолжил, — Конечно это был договорной брак. Пока ещё была жива матушка, она, как и полагается, нашла мне невесту. Её звали Адриенна, я никогда её не видел. Мы должны были пожениться, когда ей исполнится четырнадцать. А я на пару лет был старше. Конечно, я не хотел этот брак.       — И как вам удалось его избежать? Это же невозможно!       Лафайет взглянул на неё, она с любопытством на него смотрела. Он отвёл взгляд и слегка улыбнулся.       — Я не знаю, как это назвать. Везением или злым роком… Когда мне было тринадцать, моя мать заболела и умерла. Отца я не знал с младенчества, он погиб на войне. Меня взял под опеку дядя, но вслед за матерью и он меня покинул. О свадьбе были договорённости, но светское общество о нем не знало. Я за это зацепился, так как решения теперь принимал сам. Но для родителей невесты наш брак был выгодной партией — мои статус, положение в обществе и хорошее состояние играли важную роль. Но на моё счастье в день нашего знакомства, у меня в гостях был один мой друг, граф. С ним Адриенна столкнулась случайно, прогуливаясь по аллее. Между ними вспыхнули чувства. Родители вняли просьбам дочери. Поскольку о предстоящем браке знали единицы, а я был только рад расторжению, все прошло гладко.       — Я бы никогда не подумала, что это возможно…       — Как видите, очень даже. А теперь мой друг детства и бывшая невеста счастливо живут вместе. Браки по любви — это большая редкость.       — Здесь вы правы… — девушка замолчала и с тоской посмотрела вперёд, — А вот у меня не было шансов избежать замужества. Родители были одержимы союзом с Францией…       Гилберт посмотрел на Марию, но она не обернулась. Ему так хотелось её о многом спросить, но она на эту тему разговор не продолжила. А с его стороны вопросы были бы неуместными. Маркиз решил отвлечь её, так видел, что она погрузилась в свои мысли.       — Мари, это озеро впереди?       — Где? О, да, мы уже пришли! — она буквально на глазах повеселела, — Гилберт, пойдёмте скорее.       Они ускорили шаг. Через пару мгновений деревья закончились, и они остановились перед склоном, ведущему вниз к озеру. За водоемом было большое открытое пространство, и вдалеке виднелись невысокие горы.       — Здесь потрясающе! — выдохнул маркиз, у которого действительно перехватило дыхание от увиденного.       Мари внимательно на него смотрела. Его глаза сейчас словно гармонировали с бирюзовым цветом воды, и были такими яркими и… игривыми. Он обернулся к ней.       — Пройдёмте ближе к воде?       — Я еще не разу не спускалась… — девушка смутилась, — Здесь камни, и можно легко оступиться…       — Но вы же мне доверяете? — Лафайет интригующе улыбнулся и протянул девушке руку.       Мари аккуратно её взяла. И они начали спускаться. Туфли девушки были на плоской подошве, но все равно в один прекрасный момент уже почти в самом низу они заскользили по камням. Маркиз крепко её держал за руку и, быстро среагировав, чтобы она не упала, притянул к себе. Девушка инстинктивно ухватилась за маркиза, стараясь устоять.       Они стояли в объятиях друг друга настолько близко, что Мария чувствовала, как громко бьётся его сердце. Какой вкусный и едва уловимый у него парфюм, который хотелось вдыхать все больше-больше. Лафайет её не отпускал. Девушку охватила целая гамма противоречивых эмоций. Она была взбудоражена близостью его тела, теплотой его рук. Но при этом была невероятно смущена самой ситуацией и даже немного напугана от того, что он её не отпускал и так крепко прижимал к себе.       Она плавно опустила руку, которой его обнимала. Он вслед расслабил объятия, и она шустро выскользнула из них. Её щёки пылали, и кажется горели даже уши.       — Всё-таки здесь очень скользко. Спасибо, что помогли мне, — немного дрожащим от волнения голосом сказала девушка.       Гилберт ласково улыбнулся и кивнул в ответ. В его глазах можно было просто утонуть. Как он на неё смотрел! В них она видела гремучую смесь из невероятной нежности и… желания…       Губы Марии пересохли. Она нервно сглотнула и развернулась от Лафайета к озеру. Её разрывали противоречия. С одной стороны ей безумно хотелось остаться в его объятиях. Проследовать за тонким ароматом парфюма к его шее, провести рукой по вздымающейся груди и притянуть его ближе к себе… Но с другой она не понимала, что именно к нему чувствует. Он ей нравился, но её смущало, что маркиз был достаточно жестким и бескомпромиссным человеком. И к тому же в Америке она полностью зависела от него, что ставило её в щекотливое положение. Это и останавливало.       Чтобы отвлечься, она подошла ближе к озеру. Присев, она осторожно потрогала воду.       — Как и думала, она просто ледяная.       — Судя по-всему это горное озеро.       — Так хочется прогуляться вокруг него! — мечтательно сказала Мари, — Оно кажется небольшим, но обойти его не получится… Я не вижу как таковой тропинки.       — Здесь есть конная тропа. Безопаснее устроить прогулку на лошадях. В отличие от леса, возле озера много кустарников. Здесь и змеи могут быть.       — Змеи?       — Да, в Америке их много.       Мария это знала, но как-то забыла. Наверняка ещё и ядовитых хватает. После этого она начала с подозрением смотреть на ближайший куст. Маркиз это заметил.       — Я думаю, что сейчас от нашего громкого топота они все уползли. Они не любят вибрацию земли. Предлагаю в следующий раз отправиться на прогулку верхом на лошадях.       — На лошадях? — Мари снова нервно поправила шляпку, — Гилберт… я не умею ездить верхом…       — Вы серьёзно? — мужчина был искренне удивлён.       — В детстве мне запрещали ездить верхом… Моя мать очень хотела устроить мой политический брак с будущим королём Франции… Поэтому танцы, рисование и музицирование были доступны в неограниченных количествах, а все занятия, где можно было получить любую травму или испортить внешность — были под запретом… А в Версале можно было рассчитывать только на неспешные прогулки верхом в качестве сопровождения мужчин на охоте…       — Если вам интересно, я могу вас научить.       Девушка взглянула на маркиза. Он смотрел на неё с улыбкой.       — Да, я бы очень хотела. Только я немного боюсь лошадей…       — О, это поправимо. Я думаю, вы их полюбите. Это очень благородные, умные и преданные животные. Единственно, я боюсь, что приступить мы сможем только по моему возвращению после смотра гарнизонов…       — Я тоже об этом подумала. Как раз наступит весна, — девушка ласково улыбнулась, — Тогда, Гилберт, договорились. Вам не удастся увильнуть от обещаний.       На этих словах она немного кокетливо повела плечиком и игриво взглянула на маркиза. Он нежно улыбнулся в ответ.       — Гилберт, пойдёмте обратно к лесу. Ещё раз сверху полюбуемся на озеро.       Сейчас они выбрали другой маршрут наверх, чуть более пологий. Пройдя немного вдоль озера, девушка остановилась.             — Это шиповник?             — Да, похоже. Я плохо разбираюсь, — Гилберт был немного удивлён её интересом, — Мне казалось, что такие же кусты есть в саду миссис Молли, слева от пруда.       — Да, вы правы… Просто во Франции шиповник немного другой, но очень похож…       Лафайет не понимал, что происходит. Глаза девушки внезапно стали такими печальными. Она провела рукой по кустарнику и пошла вслед за маркизом. Увидев, что он несколько обеспокоен, Мария решила пояснить.       — Шиповник мне всегда напоминает о Габриэль…       — О герцогине Полиньяк?       В ответ девушка посмотрела на Лафайета и кивнула.       — Да… Она моя самая близкая подруга. Мне так её не хватает… Она была моим лучиком света в Версале. До встречи с ней, мне было так одиноко…       Гилберт словно затаил дыхание. Ему было очень важно, что она делилась с ним своими переживаниями.       — Вы в Версале чувствовали себя одиноко? — тихо повторил за ней Лафайет.       — Да, и вы даже не представляете как, — она глубоко вздохнула и продолжила, — Меня сразу восприняли как чужую. За глаза называли «деревенщиной» и «австриячкой». Мадам Аделаида всегда пыталась меня унизить. Даже Людовик не смел ей перечить. Перед ней за меня только один раз смог заступиться граф Ферзен.       На этих словах Гилберт слишком резко повернулся к девушке, но она этого не заметила. Они как раз поднялись к лесу и вышли на тропинку.       — Мадам Деньо была холодным человеком. Все мои педагоги относились ко мне слишком официально. С Людовиком мы очень долго наедине не разговаривали… Наверно все это похоже на жалобы избалованной девочки, но мне на самом деле было даже не с кем поговорить. Все только указывали мне что делать и шептались за спиной. И в один прекрасный день на балу мне представили Габриэль. Её добрые глаза выбивались из всех остальных колючих взглядов в Версале. Мы сразу подружились. Я была частым гостем в их поместье Клэр. И там у них была целая живая изгородь из шиповника. Я когда первый раз приехала к ним в гости, мы гуляли в саду как раз вдоль цветущих кустов. Меня пленил это невероятный аромат. С тех пор шиповник, запах его цветов у меня вызывает только тёплые воспоминания.       На этих словах она с улыбкой посмотрела на Гилберта.       — Я был мало знаком с герцогиней Полиньяк, но её муж знатный прохвост. У семьи Полиньяк очень грязная репутация.       — Гилберт! — возмущенно воскликнула Мари.       — Это правда. Жюль Полиньяк очень скользкий человек.       — Но Габриэль не такая!       — Я говорил не про неё.       — Но вы сказали «семья Полиньяк».       — Я имел ввиду самого герцога Полиньяка и его кровных родственников.       Мари не понравилось, как о семье её подруги отозвался Лафайет. Она хорошо относилась к мужу Габриэль. Да, он был своеобразным человеком, но сама она о нем не слышала ничего плохого. Да и Габриэль никогда не жаловалась, а они с ней о многом говорили откровенно.       — Мне не известно о семье Полиньяк ничего плохого, — недовольно заявила Мария.       — В Версале многие знают о репутации их семьи.       — В Версале вообще все много чего знают и много что говорят. Но это, зачастую, не имеет никакого отношения к правде! — голос девушки стал несколько громче, — Я думала, что вы не верите в слухи, которые распускают во дворце!       — Я действительно не верю пустым слухам. Про герцога Полиньяка у меня проверенная информация. Вам следовало тщательнее выбирать друзей.       Голос маркиза стал немного жёстче. Марию это вывело из себя. Она делилась с ним такими тёплыми, такими личными воспоминаниями, а он так отозвался о семье её лучшей подруги! Ещё осталось начать указывать, с кем ей можно дружить, а с кем нельзя.       — Габриэль прекрасный и добрый человек, каких в Версале нужно ещё поискать. Я не позволю вам плохо отзываться о её семье! И что значит «тщательнее выбирать друзей»? Вы и против графа Ферзена что-то имеете? Он тоже мой друг!       — Ну если он просто друг, против графа Ферзена я ничего не могу сказать. Он очень достойный человек, — осторожно сказал Лафайет.       — «Если он просто друг», — раздраженно повторила Мария, — Что вы под этим имели ввиду, Лафайет?       Маркиз промолчал, видя как девушка начала злиться. Он не совсем понимал, что такого сказал.       — Или вы все-таки верите дворцовым слухам и тому, о чем шепчутся за спиной? — Мари уже было не остановить.       Её возмущало, что маркиз мог верить во все эти сплетни, которые про неё распускали во дворце. Ей казалось, что маркиз выше этого. К тому же граф Ферзен был и его другом.       — Мари, я не верю в слухи. Граф Ферзен хороший человек. Но необдуманной дружбой с ним вы навлекли тень на свою репутацию и репутацию королевской семьи. Это было опрометчиво. Вы же прекрасно понимаете, что во дворце такое не может остаться незамеченным.       — Хватит меня отчитывать, как ребёнка!       — Мари, я вас не отчиваю…       — Вы не понимаете, как мне было тяжело во дворце! Чужестранке, которую все только и делали, что отчитывали, унижали и обсуждали за спиной! Всем было наплевать, что творилось у меня на душе! Граф Ферзен единственный, кто меня понимал! Мы познакомились на балу-маскараде. Я пряталась под маской, а он был настолько искренен, что раскрыл мне свою личность. Он с такой лёгкостью и интересом рассказывал о путешествиях, о переездах из одной страны в другую. Он так легко влился во французское высшее общество, что меня тянуло к нему как магнитом. Мне хотелось понять, как ему это удается, и почему мне так тяжело во Франции. Граф Ферзен стал для меня отдушиной. Была ли я им очарована? Да. Но наше общение не перешло рамки дозволенного! Граф Ферзен порядочный человек! В дальнейшем наши пути разошлись. Он отправился на войну в Америку, а мне предстояло стать королевой! Поэтому все эти нелепые слухи в Версале — пустой звук! Я думала о репутации королевской семьи и старалась соответствовать! Но всегда находятся те, кто будет верить в то, что им хочется! И даже вы были таким!       Девушка шумно дышала, ее глаза гневно сверкали. Она была сильно рассержена.       — Мари, это не так… Я вас действительно считал поверхностной, расточительной и безразличной к делам Франции. Но я так ошибался! Я это осознал и приложил все усилия, чтобы вам помочь… В слухи про вас и графа Ферзена я не верил и не верю. Я считаю, что обсуждать такое недостойно для благородного человека. Я лишь говорил о репутации, на которую может повлиять даже неправильный взгляд и лишний жест. Особенно в Версале.       — Лафайет, я тоже прилагала все усилия, чтобы себя не скомпромитировать! Даже на балу в честь героев войны, я понимала, что мой танец с Ферзеном вызовет такую волну сплетен, что она накроет весь Версаль! Поэтому я ему отказала.       — И выбрали в партнёры по танцам меня? Человека, которого недолюбливали? — горько усмехнувшись спросил Лафайет.       — По-моему, тогда это были взаимные чувства. Вы только что сами это подтвердили, — язвительно заметила Мария.       Гилберт ничего не ответил, только отвёл взгляд. Лучшее бы так это и оставалось, подумал маркиз. Но это уже было не изменить.       — Граф Ферзен тогда повёл себя некорректно. Как только вы появились, он сразу направился к вам, Мария. Это бы породило много новых сплетен. Поэтому мне пришлось поставить его на место.       — Да, вы правы. Но Ваши слова тогда были достаточно грубыми по отношению к нему. Он пылкий и темпераментный человек, но он умеет держать себя в руках!       — Ферзен не всегда умеет держать себя в руках. Уж поверьте. Я знаю его дольше и лучше вас. В тот день при встрече с вами он был чрезмерно эмоционален. Это бы не заметил только слепой.       Марию разозлил ответ и тон маркиза. Воспоминания Марии-Антуанетты говорили обратное. Ферзен до поездки в Америку приложил все усилия, чтобы об их общении никто не узнал, чтобы их никак не скомпрометировать.       — Я с вами не соглашусь! Граф Ферзен…       — Мария, не нужно ничего доказывать. Вы ведь прекрасно сами это знаете. Влюблённые глаза графа выдавали его с головой. Версаль бы взорвала череда сплетен про вас. Нельзя было этого допустить, учитывая и без того шаткое положение королевской семьи. Ферзену не следовало так себя вести. Он должен был контролировать свои эмоции, следовать этикету и вести себя подобающе. Он…       — Не все могут быть такими чёрствыми и бесчувственными как вы, Гилберт! — на эмоциях воскликнула Мари.       Гилберт оцепенел. Её слова укололи его в самое сердце. Так вот значит какого она мнения о нём… Он замолчал, потрясенный услышанным.       — Ферзен был не прав, что сразу пригласил меня на танец. Здесь я соглашусь, — девушка всё ещё была возмущена и не обратила внимание на пораженного Лафайета, — Но вы были в тот момент слишком надменны!       — Тогда надо было отказать мне в танце, — негромко и очень сухо ответил маркиз.       — Что? — Мари настолько удивил ответ и интонация, что она повернулась и посмотрела на Лафайета.       Он был раздражен. Брови были нахмурены больше привычного. И взгляд был ледяной.       — Надо было отказать мне в танце. У вас был выбор. Но тогда вы тоже понимали, что делаете, а главное почему так делаете. Вы действовали не на поводу своих эмоций, а в соответствии с вашим долгом. Это был правильный выбор. И я в тот момент поступил так, как велел мне мой долг. Поэтому мне непонятны упрёки с вашей стороны.       Она прекрасно знала, что такое чувство долга. Ей в Версале приходилось постоянно отказываться от своих чувств и желаний. И в свое время для юной дофины Ферзен стал отдушиной. Его эмоциональность, искренность и откровенность так привлекли её. Она была ему благодарна за эти нежные чувства. Это была всего лишь влюблённость. Да, эти чувства быстро прошли, но она ценила воспоминания о них. А маркиз их так цинично растоптал.       — Только долг? Вы никогда не думаете, что можете задеть чувства других? Вы и сами никогда не слушаете свое сердце, Лафайет? — Мари, тоже хмурясь, смотрела в глаза маркизу.       — Судя по-всему вы уже себе ответили на этот вопрос, когда назвали меня чёрствым и бесчувственным. Мои оправдания излишни. Это ваше мнение, и вы имеете на него полное право.       Его голос был спокойным, но стальным, а взгляд пронзительным и острым. Но на самом деле у маркиза в горле ощущался огромный ком. От обиды и разочарования. Сердце больно сдавливало. Ему хотелось поскорее закончить это разговор, развернуться и уйти.       Мари отрезвили его слова, и до неё начал доходить смысл сказанного ею.       — Гилберт, я не хотела… Я так грубо выразилась…       — Вы сказали именно то, что думаете.       — Нет, нет! Я так не считаю, Гилберт! Я не считаю вас бесчувственным! Я злилась и воскликнула в сердцах. Я просто хотела, чтобы вы поняли, что я имела ввиду…       — Я понял, — маркиз ответил очень резко.       Мари взглянула на него. Она словно физически ощущала, как между ними разрастается пропасть.       — Гилберт, я не хотела вас обидеть или задеть…       — Но вам это удалось…       Его прямолинейность просто убивала. Всю раздраженность девушки сняло как рукой, и она была близка к панике. Она осознала, какие обидные слова слетели с её губ. Как это было грубо и оскорбительно. И как несправедливо по отношению к нему.       — Гилберт…пожалуйста, простите меня! — она выглядела виноватой и напуганной.       — Все в порядке. Я все понимаю. Вам не нужно ничего объяснять.       Но в порядке он не был. У Лафайета словно земля пошатнулась под ногами. С одной стороны он понимал, что возможно перегнул палку и как всегда был слишком прямолинеен в своих высказываниях, что разозлило Марию и вывело на эмоции. Но с другой… Гилберт прекрасно знал, что на эмоциях люди всегда говорят именно то, что думают. И даже будучи настолько взволнованной, она защищала графа и его чувства. Но не подумала о его чувствах… Даже просто как человека. Чёрствый. И бесчувственный. Для него это было настолько неожиданно, настолько больно… Только бы она знала, что на самом деле чувствовало его сердце, что творилось в его душе! Собрав всю волю в кулак и оставаясь внешне невозмутимым, он обратился к девушке.       — Прошу меня извинить, но у меня ещё есть дела. Поэтому, к сожалению, я вынужден сейчас вас оставить.       Не дожидаясь ответа, Лафайет учтиво поклонился и ушёл. Мари в смятении смотрела ему вслед, с ужасом осознавая, что она наделала.