Мой Лафайет

      Гилберт был сильно взволнован. Буквально пару минут назад так многое изменилось. Он не мог сосредоточиться. Ему следовало прийти в себя и упорядочить мысли, поэтому он пешком направился к казармам. Идти было не близко, но сейчас это было только плюсом. Сидеть и ожидать экипаж он просто не мог. Сердце по-прежнему билось как бешенное, в голове роилась куча мыслей, в руках ощущалась неприятная дрожь.       — Какой же ты дурак, Гилберт! — вслух выругался маркиз и пошёл дальше.       Он себя действительно чувствовал дураком. Ему хотелось нервно смеяться, когда он вспоминал слова Марии про знакомство с Ферзеном на балу-маскараде. Граф был очарован девушкой и раскрыл ей свою личность, а она нет. Это было так похоже на их с Марией вечер. А ведь Лафайету казалось, что их встреча на балу-маскараде, их общение, их танец, были предопределены. Все было так легко, так естественно и непринуждённо, словно судьба свела их вместе. Но оказывается для неё эти балы-маскарады и воздыхающие кавалеры были обыденным делом. Маркиз закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Как же это все было наивно с его стороны. В тот вечер он впервые в жизни испытал такое сильное волнующее чувство, поэтому все принял за чистую монету. Сейчас это осознание больно било по его самолюбию.       «Чёрствый и бесчувственный». Лафайет шёл, снова и снова прокручивая в голове её слова. Да, наверно на фоне графа «пылкого и темпераментного», он выглядел именно таким. Но маркизу не позволяло его положение, статус и воспитание вести себя слишком вольно. У него было много обязанностей и ограничений. А после войны, когда он нёс ответственность за тысячи жизней солдат, принимал сложные судьбоносные решения, его способность к самоконтролю только усилилась. Он не зря был удостоен звания генерала. Его многие считали чрезмерно серьёзным и чопорным, но он не мог иначе. Лишь не многие близкие, которые у него были, знали какой он на самом деле. И ему этого было достаточно.       Но Мария… Они столько времени провели вместе, столько пережили… Неужели он ей настолько безразличен, что она совсем к нему не прониклась, совсем не узнала его? Неужели в её глазах он до сих пор все тот же суровый маркиз, которого она раньше так недолюбливала? А сейчас просто вынуждена с ним общаться? Нет, он не хотел в это верить…       У Гилберта было столько вопросов, но на них не было ответов. Ведь с другой стороны он ловил её взгляды, улыбки. Они были такими тёплыми, такими нежными и… иногда ему даже казалось, что он видел в них что-то большее. Как она смущалась, когда они находились близко друг к другу, когда он делал робкие шаги к ней, смотрел на неё переполненный чувствами. А как самоотверженно она бросилась ему на помощь, когда его окружили волки. Ему казалось, что его чувства взаимны. Или он так сильно хотел в это верить? Но, с другой стороны, если бы он ей был небезразличен, она бы никогда не назвала его бесчувственным…       У Лафайета словно разрывалась голова. Остановившись, он выдохнул. Пытаясь не слушать, что говорило сердце, он постарался внять голосу разума. Разум его никогда не подводил. Можно было рассуждать сколько угодно, но пока были очевидные факты. Она считает его чёрствым и бесчувственным. Их танец на балу явно не был чем-то особенным для неё. Даже после всего, через что они прошли вместе, свое мнение о нем она не поменяла.       Мужчина двинулся по дороге дальше. Когда факты были разложены, дышать стало легче, но больнее. Вот к чему приводит дорога, по которой ведёт сердце. Маркиз пнул какой-то камень по пути. Он начал осознавать свою ошибку. Все развивалось слишком быстро. Не нужно было так сближаться с Марией. Эти разговоры про доверие, все эти знаки внимания и переживания по итогу только выводили его из равновесия и заставляли страдать. Единственно, что его успокаивало, это то что в порыве эмоций он не признался ей в своих чувствах, хотя сегодня возле озера он снова был так близок к этому… Как же это было бы глупо и неловко.       Маркиз пока не понимал, что ему делать. Не в него характере было опускать руки. За последнее время произошло столько перемен, и слишком стремительно. Он хотел верить, что просто нужно время. Им обоим, но Марии особенно. Возможно он торопил события. И наверно в этом был не прав. Поэтому он решил, что пока должен соблюдать дистанцию между ними, как и было положено изначально… Как раньше, когда она была королевой в Версале. Больше никаких откровенных разговоров, никаких попыток сближения. Слишком дорого они ему обходились.       На этих мыслях маркиз шумно втянул воздух и, ускорив темп, направился к казармам. Наконец дойдя до них, он сразу пошел к тренировочному пункту. Было ещё не всё готово, но потренироваться было можно. Сбросив верхнюю одежду, маркиз закатал рукава белоснежной рубашки. Взяв тренировочный меч, он атаковал ближайшего «соперника».       Его удары были чрезмерно сильными для тренировочных, но он не мог остановиться. Энергия требовала выхода, эмоции зашкаливали. Лафайет тренировался до самого вечера, со всей силой и яростью нападая на противника, и только когда совсем выбился из сил, он бросил меч и пошел к парапету. За его тренировкой из-за угла с любопытством и восхищением наблюдал юный часовой. Но хватило одного грозного взгляда маркиза, чтоб солдата как ветром сдуло.       Гилберт сел на парапет, уперевшись в него руками. Его немного трясло, и он не понимал, это от холода или все ещё от переживаний. Он пришёл к выводу, что его отъезд на смотр как раз вовремя. Ему пойдёт на пользу разлука с Марией. В последнее время он сам не свой. Чувства к ней его то окрыляли, то опустошали. Он сильно устал. Смотр должен был его отвлечь от душевных переживаний и вернуть в привычное русло.       На этих мыслях Гилберт наконец-то немного успокоился. Он оглянулся вокруг. Уже было темно, и всё-таки он продрог. Забрав одежду, он направился к себе в комнату.       Мария уже который час нервно расхаживала у окна своей комнаты. Она не понимала, как она могла назвать Лафайета чёрствым и бесчувственным. После бала-маскарада она поняла, что маркиз не совсем такой, каким кажется. А после событий последнего месяца она в этом только убедилась. Гилберт был человеком с большим сердцем, которому не чужды любовь и сострадание. Её впечатлила история с крохой Ноэлем. Маркиз позволил ему остаться на корабле, зная, что может пойти под трибунал. Капитан Анри, который рассказал ей, как Лафайет вернулся за ним раненным и на себе тащил несколько километров. А мистер Армистед, чернокожий раб…       Да что говорить, сама она… Он бросил всё, чтобы помочь королевской семье. Как он её защищал, оберегал. Какие эмоции она видела в его глазах. Какую заботу она ощущала. Его невероятно тёплые улыбки, а его объятия в ту роковую ночь у реки… В них было столько чувств…       Мария закрыла лицо руками. Перед ней снова предстал Лафайет таким, каким она увидела его перед его уходом. Нахмуренные брови, суровое лицо и ледяной пронзительный взгляд. Что же она наделала… Она и так постоянно его отталкивала… В те моменты, когда он был слишком близко, когда ощущалось притяжение между ними, она всегда от него ускользала. А сегодня она перешла черту.       Через день мистер Томас и маркиз снова прибыли в пансионат. Все выглядело как обычно. Только Мари больше не ловила на себе тёплый взгляд Лафайета. Его глаза были непроницаемы, сам он был как всегда серьёзен. Он поддерживал светские беседы, охотно рассказывал про гарнизон. Но на Мари лишний раз украдкой больше не смотрел.       Девушка пыталась ему подать знаки, чтобы выйти прогуляться в сад. Ей нужно было с ним поговорить. Но маркиз делал вид, что не замечает.       Когда Гилберт и Генри собирались уходить, миссис Молли вспомнила про джем, который обещала отдать мистеру Томасу. Тот последовал за ней. Мари и маркиз остались в дверях. Это был её шанс.       Как только они вышли на улицу, Мари обратилась к маркизу.       — Гилберт, я бы ещё раз хотела извиниться за свои слова… Мне невероятно стыдно… Я вас совсем не считаю чёрствым и бесчувственным! Простите меня, пожалуйста… Я не должна была такое говорить!       Она очень обеспокоенно смотрела на маркиза. Тот, взглянув на неё ответил.       — Давайте забудем о том разговоре. Не стоит об этом переживать.       Мари внимательно смотрела на маркиза, после этих слов она ожидала увидеть его лёгкую улыбку, или хотя бы, что его ледяной взгляд оттает и потеплеет. Но ничего не изменилось. Он был словно чужой. Пропасть между ними ей не показалась. Несколько мгновений они стояли молча, чувствовалась неловкость. Маркиз на неё не смотрел. Девушка не могла собраться с мыслями, думая, что ещё сказать мужчине, как убедить его в искренности своих извинений.       Но в этот момент вышли мистер Томас и миссис Молли, и Мари ничего не оставалось, кроме как проводить гостей.       Мистер Томас с Лафайетом после этого дня заезжали ещё дважды, но маркиз был также сдержан как и до этого. При этом все вопросы по особняку у моря он решал и держал девушку в курсе. Мари никак не удавалось с ним остаться наедине и поговорить. Она сильно переживала.       — Миссис Молли, как вы заказываете экипаж? — в один из дней обратилась Мари.       — Вы можете попросить старшую горничную, Люсию. Она вам мигом организует все, что нужно, — с улыбкой ответила женщина, — Вы случайно не на ярмарку собираетесь?       — Нет… Мне нужно поговорить с Лафайетом, я планировала его поискать у мистера Томаса или в гарнизоне.       — О, дорогая, они уехали в Филадельфию на встречу с мистером Вашингтоном.       — Не может быть! Лафайет мне ничего не говорил… — удивилась девушка.       — Это было срочное письмо, они выехали незамедлительно. Мистер Томас мне передал записку.       Девушка была озадачена.       — Мари, я боюсь ближайший день, когда вы сможете увидеть генерала, это уже будет приём у вдовствующей герцогини в честь дня рождения её сына.       Точно. Мария совсем забыла про приём. При том, что она так его ждала. Ближе к Филадельфии располагался невероятно красивый замок. Им управляла вдовствующая герцогиня, которая несколько раз в год устраивала балы. О герцогине все очень хорошо отзывались. И в пригласительном письме к миссис Молли она также звала на вечер её новую гостью, то есть её, и старших учениц пансионата. Мария планировала побольше узнать об этой герцогине и подготовиться к балу, но из-за переживаний в последние дни у неё все это вылетело из головы.       — Тем более генерал Лафайет будет особым гостем на приёме, поэтому он там точно будет, — добавила миссис Молли.       — Особым гостем?       — Да, он вам не рассказал? Наверно поскромничал. Сын герцогини, пятнадцатый день рождения которого мы как раз будем отмечать, упал с лошади и потерял сознание. При чем это было сбоку от дороги, в лесу. Генерал, который ехал верхом вдоль дороги, чудом заметил лошадь и пошёл проверить, что случилось. Это было буквально несколько дней назад.       — Лафайет мне не рассказывал…       — У него наверно совсем не было времени. Мистер Томас тоже весь на суете с этим смотром. А у генерала, думаю, дел ещё больше, — махнув рукой сказал миссис Молли, — Так что не забивайте голову, дорогая. Если разговор к генералу не срочный, то уже только на балу. Сейчас лучше позаботиться о наряде. Кроме меня и вас, поедут ещё Китти и сестры Мадлен и Матильда. Они как раз с сыном герцогини ровесники, им будет интересно. И у меня есть предложение. Так как мы будем близко к Филадельфии, на следующий день можно посетить магазины. Девочкам нужно сделать кое-какие покупки. И генерал Лафайет просил вам показать, где можно приобрести качественные тёплые вещи.       На этих словах Мари изумленно посмотрела на миссис Молли. Лафайет знал, что они покидали Францию налегке. И конечно у неё не было тёплых вещей. Но он об этом помнил и попросил миссис Молли ей помочь. Как всегда заботился о ней. От этих мыслей она почувствовала себя совсем скверно…       Подготовка к балу не вызывала у Мари никакого энтузиазма. Она выбрала самое приличное платье из тех, что у неё были, подобрала украшения и на этом успокоилась. Все, о чем она думала, это предстоящий разговор с Лафайетом. Она не хотела, чтобы их общение и дальше было таким сухим. Ей очень его не хватало, не хватало его рассказов, его улыбки, его невероятно теплого и нежного взгляда…       Она была немного разочарована, что маркиз так просто вычеркнул все, что они вместе пережили, и делал вид, как будто ничего не было. Но она понимала, что это не просто так. Из воспоминаний Марии-Антуанетты о Лафайете часто отзывались нелестно те, кому он не нравился. Но он славился своей невозмутимостью и непробиваемостью. Но на той прогулке он не был равнодушен. Этому она могла дать одно объяснение — она ему не только не безразлична, но и, возможно, его чувства более глубокие, нежели она думала…       На улице уже стемнело, когда экипаж подъехал к красивому замку. Мария и Китти восторженно выглядывали в окно. Миссис Молли и ещё две ученицы ехали в экипаже вслед за ними.       — Мари, вы когда-нибудь видели такую красоту? — с искренним восхищением сказала Китти.       Множество огоньков, освещающих территорию, отражались в глазах юной девушки.       — Нет, такого я не видела! — ответила Мари и ещё раз с интересом окинула взглядом территорию.       И это было правдой. Конечно, с Версалем замку Герцогини было не сравниться. Версаль был пышный, роскошный и красивый. Резиденция королей. Но для замка одной семьи — это было действительно величественное место. Внешне это был суровый и строгий замок. Но он был окутан нежным садом, витиеватым изящным забором и яркими огоньками, что действительно вызывало восхищение и говорило о прекрасном вкусе хозяйки.       — Китти, а вы знакомы с герцогиней Гессен?       — Нет, но много про неё слышала. Ребекка Гессен известная в местных кругах дама. Её муж, Вильгельм Гессен являлся владельцем данного замка, а также больших площадей земель и ещё нескольких особняков по всей Америке. Говорят, он был властным, богатым и красивым мужчиной. Однажды он уехал навестить родственников в германских землях, и вернулся уже с женой, Ребеккой. Она была очень юной и невероятно красивой. Но герцога не стало уже как лет пять назад. Чахотка. Эта болезнь не щадит ни бедных, ни богатых. Поэтому Ребекка осталась одна с сыном. Сейчас здесь всем управляет она. Говорят, у неё целая армия поклонников, но она никому не отвечает взаимностью, да и видимо кавалеры не подходит по статусу и титулу. Ну и учитывая, что она невероятно богата и…       — Китти, Мари! — их отвлекла миссис Молли, — Сколько можно стоять? Пойдёмте скорее!       Девушки переглянулись, улыбнулись и пошли вслед за миссис Молли. Первое впечатление Мари отпустило и она вновь погрузилась в свои мысли. Всю дорогу она оглядывала гостей и искала знакомые голубые глаза. Но маркиза пока не было видно.       Уже около часа они находились в замке. Внутри все было также оформлено невероятно изящно и со вкусом. Оркестр играл приятную музыку, красиво одетые аристократы расслабленно общались и веселились. Гилберта по-прежнему не было, как и не было мистера Томаса. Миссис Молли заверила, что они обязательно будут. У Мари нарастало беспокойство. Она не могла понять почему, но ей совсем не удавалось расслабиться.       Внезапно оркестр стих. Все гости, после непродолжительных перешептываний замолкли и обратили свой взор к центральной лестнице в зале. По ней спускалась миниатюрная и невероятно красивая девушка с очаровательным юношей. Мари догадалась, что это и есть Ребекка Гессен и её сын. Но она была ошеломлена. То ли словосочетание «вдовствующая герцогиня», то ли наличие пятнадцатилетнего сына сложили у Мари впечатление, что герцогиня — это молодая женщина возрастом около сорока лет. Но Ребекка выглядела так молодо, ей было не больше тридцати, и она была очень красива.       Герцогиня была невысокого роста, стройная, статная и грациозная. У неё были белокурые волосы, белоснежная фарфоровая кожа и завораживающие зелёные глаза. На ней было струящееся пышное платье нежно-жёлтого цвета, которое красиво подчеркивало её изящную шею и красиво оттеняло цвет глаз и волос. Мария невольно засмотрелась на неё с восхищением.       — Дорогие гости! — обратилась герцогиня, — Сегодня замечательный день — день рождения моего сына, Энгеля Гессена! Для нас большая честь, что все вы прибыли сюда, чтобы разделить с нами этот праздник!       На этих словах гости зааплодировали, и герцогиня и её сын, как две капли воды похожий на мать, улыбнулись. Мария не могла оторвать от них глаз. Как заметили сестры Мадлен и Матильда, стоящие рядом, они действительно в своих светлых одеждах были похожи на ангелов.       — Спасибо, спасибо большое! — снова обратилась герцогиня, — Но позвольте мне представить человека, благодаря которому Энгель сможет отпраздновать свое пятнадцатилетие. Многим из вас уже известно, что недавно во время прогулки Энгеля верхом на лошади, случилось несчастье. Он, неудачно упав с коня, сильно ударился головой и потерял сознание. Уже смеркалось. Всё могло обернуться большой трагедией. Но ангел-хранитель пришёл на помощь в лице генерала Лафайета.       Ребекка мягким жестом пригласила маркиза. Гилберт сделал пару шагов и учтиво поклонился. Было видно, что он считал это внимание и благодарность излишними.       — Генерал Лафайет, я вас прошу, не нужно недооценивать ваш поступок! Вы неравнодушный человек, и у вас большое сердце! Вы не бросили моего сына в беде, оказали ему помощь. Вы сегодня наш почётный гость. Поэтому, прошу ещё раз, примите нашу благородность!       Герцогиня зааплодировала, и гости её в этом поддержали. Снова заиграл оркестр. Гости заметно оживились, вечер продолжился. Ребекка о чём-то беседовала с Лафайетом, явно кокетливо ему улыбаясь. Мария не сводила с них глаз. В этот момент Энгель пригласил одну из сестер, Мадлен, на танец. Мари этого даже не заметила, хотя Миссис Молли, Китти и Матильда возбужденно перешептывались. Все внимание Мари было приковано к маркизу.       После окончания мелодии, герцогиня мягко махнула рукой оркестру. Зазвучала невероятно красивая музыка. Герцогиня очень выразительно посмотрела на Лафайета. Маркиз, слегка кивнув, взял её руку и повёл в центр зала. Они кружились в танце, как и многие пары вокруг них.       Мари стояла словно остолбеневшая в углу зала и смотрела только них. Герцогиня ей нравилась всё меньше и меньше. Она уже не казалась такой милой и похожей на ангела. А казалась хватким и дальновидным стратегом. Танец продолжался. Лицо маркиза было непроницаемо как и всегда. Мария не могла понять, что происходит между ними. Ребекка очень заинтересованно смотрела на Лафайета. На её, черт возьми, Лафайета! В Марие закипало непонятное чувство… Это ревность?       Мари стояла и чувствовала себя наивной маленькой девочкой, которая так долго не замечала такую простую и очевидную вещь. Лафайет — молодой и привлекательный мужчина. Он холост. Несмотря на оставленные во Франции титул, положение и состояние, здесь, в Америке, он был известным генералом, оказавашим существенную помощь в войне и сыскавшим известность. Он имел обширный круг влиятельных людей, высокий статус и хорошие перспективы. Неудивительно, что герцогиня была им так заинтересована. Они были бы отличной партией друг для друга. Весь танец она так пленительно на него смотрела. Периодически они о чем-то говорили. Гилберт был невозмутим, Ребекка завораживающе улыбалась, а у Мари ёкало сердце…       Не самые приятные воспоминания вихрем накрыли Мари. Сколько раз Гилберт делал нерешительные попытки коснуться её руки, подойти к ней чуть ближе, чем положено по этикету, не сразу отпускать из объятий, когда выпадал момент. Это были очень трогательные жесты, но он никогда не переходил рамки дозволенного. Он никак по-другому не мог выразить к ней свою симпатию, все остальное было бы неприличной вольностью. Но даже эти небольшие знаки внимания Мари отвергала. Она была так озадачена своими сомнениями и даже страхами про свое будущее, про осознание своих чувств, что не думала о том, что чувствал Лафайет. Что он будет предпринимать.       А их разговор в тот день. Как она могла назвать его чёрствым и бесчувственным? Особенно ужасно, что Ребекка сегодня на контрасте назвала его человеком с большим сердцем. И здесь герцогиня была права. Это Мари должна была ему это сказать. Давно. За всё, что Гилберт для неё делал.       Сейчас Мари ревновала Лафайета. Она это явно осознала. Это было для неё новое, незнакомое и неприятное чувство. Она пока не понимала, что ей с ним делать, как справиться. Но она понимала одно. Ей нужно поговорить с Гилбертом. Она должна все объяснить и исправить.       Как бы решительно Мария не была настроена, ей даже не удалось обмолвиться словом с маркизом. Они лишь раз пересеклись взглядами. Он в знак приветствия сухо ей кивнул. Все остальное время он был окружён различными людьми, и его не покидала герцогиня. В какой-то момент Мари снова решила попытать счастья, но не нашла Гилберта. Вернувшись к миссис Молли и девочкам, она увидела мистера Томаса, который сообщил ей, что Лафайет уже покинул замок.       Остаток вечера для девушки прошёл как в тумане. Ей не удалось поговорить с человеком, который занимал все её мысли и которого она так несправедливо обидела. Она была подавлена. Но и это ещё не всё. Она чувствовала себя жалкой от того, что осознать свои чувства к нему её заставило только появление на горизонте соперницы. Как раз в тот момент, когда она так оттолкнула Лафайета. До отъезда маркиза на смотр оставалось пять дней. Она не знала, что ей делать.       На следующий день сильно похолодало. Конец октября проявил себя во всей красе. Небо затянуло серыми тучами. Было холодно и промозгло. А ветер был просто пронизывающий. Экипаж остановился на окраине Филадельфии возле леса. На горизонте был небольшой стадион.       — Мари, дорогая, может все-таки поедете с нами, посетим магазины, попробуем горячий какао в кондитерской, про которую говорила Китти? — обратилась миссис Молли, — Сегодня такая ужасная погода!       — Спасибо, миссис Молли. Но я обещала Лафайету, что обязательно сегодня окажу ему помощь в организации этого парада. Я не могу его подвести.       — Конечно, я понимаю. Ну хорошо. Тогда мы скоро вернёмся сюда за вами. И обязательно купим чего-нибудь вкусненького, — миссис Молли улыбнулась, и рядом сидящая Китти активно закивала головой.       — Большое спасибо. Тогда договорились! — Мари улыбнулась и вышла из экипажа.       Миссис Молли и девочки направились обратно в центр Филадельфии. Мари чувствовала себя виноватой, что солгала им насчёт её обещания Лафайету о помощи. Маркиз вообще не знал, что она приедет. Вчера в конце вечера Мари от мистера Томаса узнала, что маркиза попросили поучаствовать в параде, посвящённому вступлению юношей в военный лицей. Он согласился. Это был местный небольшой лицей. Но тем не менее присутствие известного в военных кругах человека должно очень воодушевить юных мальчиков. Генерал Лафайет был отличным примером.       Для Мари это был, возможно, единственный шанс застать Гилберта без посторонних. И она этот шанс не могла упустить.       Она зашагала к стадиону. Это была обычная площадка со стриженным газоном, который сейчас представлял из себя пожухшую траву. Со стороны дороги площадка была отделена потемневшими от времени деревянными трибунами. Одна была справа, другая слева. Напротив входа между трибунами начинался лес. У стадиона получался такой огороженный уголок.       На трибунах уже сидело несколько человек. Мари, стараясь особо не привлекать внимание, села с краю одной из трибун. Подул холодный ветер, и девушка поёжилась. Она уже замёрзла. Как она будет сидеть ещё полтора-два часа, она не представляла. Сегодня она как раз должна была купить утеплённый плащ, перчатки и сапоги. Но планы поменялись. Поэтому сейчас она просто дрожала в тоненьком плаще и туфельках. Стараясь хоть как-то согреться, девушка закуталась плащ, подвернув края, чтобы не задувал ветер. Помогало это мало.       Наконец-то трибуны заполнились. Судя по-всему зрителями были родители и родственники мальчиков. В центр площадки вышел военный и торжественно забарабанил. После на поле выстроились юноши. И Мари наконец-то сбоку стадиона среди военных увидела Лафайета. Её сердце быстро забилось. На нем был его мундир, который ему невероятно шёл.       Мероприятие началось. Всё было затянуто. Объявляли каждого мальчика, он проходил посвящение, давал клятву. Все это занимало много времени. Мари периодически разминала пальцы в перчатках, так они немели от холода. И пыталась шевелить пальцами в туфлях, чтобы хоть как-то почувствовать, что её ноги не промерзли окончательно.       Наконец-то начался парад. В нем участвовал Лафайет, несколько офицеров и будущие юные лицеисты. Девушка не сводила с маркиза глаз. Он был очень хорошо сложен, ему невероятно шла военная форма. Мари почти не дышала.       Вскоре все мероприятие закончилось. Родственники спустились с трибун и окружили своих детей. Офицеры стояли сбоку от площадки. Мария тоже спустилась с трибуны, так как там никого не осталось, и стояла сбоку от неё, чтобы не привлекать внимания. Она внимательно следила за Гилбертом, стараясь не потерять его из виду.       Постепенно все люди разошлись, оставалось буквально несколько человек, и начали расходиться офицеры. Мари переместилась и стояла ближе к выходу между двух трибун. Вскоре остался Лафайет и какой-то мужчина. Маркиз что-то ему сказал и похлопал по плечу. Мужчина заулыбался и стал уходить, крикнув на последок «я ваш должник». Гилберт по-доброму усмехнулся. Он остался один. Накинув плащ, он пошёл выдергивать из земли флагштоки, расположенные вдоль площадки. Мари, незаметно выглядывая из-за трибуны, не могла поверить в такую удачу. Но только она собралась выйти из своего укрытия, как увидела движение с противоположного конца трибуны. Это заставило её остановиться.       Мари не могла поверить своим глазам. Фигурой в плаще, скользившей к Лафайету бала герцогиня! Сердце Марии чуть не выпрыгнуло из груди. Что она здесь делает? Её сына здесь не было!       Маркиз, услышав шаги, обернулся. Ребекка быстро, но изящно, приближалась к нему, скинув капюшон плаща. Она подошла к нему ближе, чем положено. Гораздо ближе. Гилберт был удивлён, но не сдвинулся. Марию пробила дрожь. И это было не от холода. Сердце взволнованно барабанило о ребра. В висках стучала кровь. Ладошки предательски вспотели. Больше всего она боялась увидеть то, что будет выдавать чувства между ними…       Герцогиня была немного смущена. Она что-то начала робко говорить. Но уже через пару мгновений она расправила плечи, и хоть её не было слышно, её речь была явно пылкой. Маркиз был немного обескуражен. Но его взгляд был мягким. Он чуть склонился к ней. Мария от шока чуть не вскрикнула, ей показалось, что он мог поцеловать герцогиню. Но Лафайет, ей что-то начал говорить. Выглядел он достаточно спокойным. Герцогиня смотрела на него своими глубокими зелёными глазами. Затем она едва заметно кивнула, и мужчина чуть отстранился. Ребекка ещё что-то сказала ему, затем накинула капюшон и направилась прочь. Лафайет словно замер на месте и смотрел ей вслед. Мари стояла на ватных ногах и чувствовала себя потерянной и беспомощной.       Лафайет словно очнулся и пошёл дальше собирать флагштоки. Мария была сама не своя настолько, что боялась даже выйти из своего укрытия. У неё в голове творился такой хаос, что она не могла собраться с мыслями. Но в конце концов она сделала пару шагов, а затем снова в нерешительности остановилась. Но Гилберт её заметил. Он был сильно удивлён. Аккуратно кинув собранные флаги, он бросился к ней.       — Мари! Что вы здесь делаете? Что-то случилось? — маркиз был крайне взволнован.       Девушка посмотрела ему в глаза, сейчас он снова не был равнодушен, он беспокоился за неё. Она стояла, а её душили слёзы. Но расплакаться было бы такой слабостью. Она старалась держать себя в руках.       — Нет, нет… Всё в порядке, — голос в Мари был очень тихим, — Мистер Томас рассказал мне про парад, и мне стало интересно посмотреть.       Гилберт настолько не ожидал увидеть здесь Марию, что не сразу взял себя в руки. Но узнав, что у нее все в порядке, он снова принял свой невозмутимый вид.       — Этот парад ни в какое сравнение не идёт с тем, который был в Версале в честь героев войны. Думаю, вас тут не чему было удивить.       — В Версале я не присутствовала на параде. Пришла только к награждению… — Мария не знала зачем сказала это.       — Хм… ясно, — Гилберту было неприятно это узнать.       Тот парад был посвящён всем военным французам, с победой вернувшимся с войны за независимость. Особое место, конечно, занимал он. Это был момент его триумфа. Народ Франции ликовал, это было значимое событие. Многие специально приехали в Версаль, чтобы посмотреть на парад. Он и другие военные офицеры удостоились награды. Лично Мария-Антуанетта в сопровождении короля вручала каждому орден. Поэтому её отсутствие на параде Лафайет воспринял сейчас как личное неуважение. Сколько всего интересного открывалось.       Мария взглянула на мужчину, его взгляд снова стал ледяным. Она занервничала ещё больше.       — Гилберт… Меня беспокоит тот разговор у озера. Вы меня так и не простили…       — Мари, мы уже об этом говорили. Всё осталось в прошлом. Не стоит снова к этому возвращаться, — его голос стал немного жёстче.       — Но я так не считаю. Я бы хотела извиниться…       — Вы уже дважды извинялись. Я принял ваши извинения. Правда, не стоит к этому возвращаться, — маркиз почему-то начал раздражаться.       И он только что хотел добавить ещё, как Мария снова обратилась к нему. Её голос был тихим и немного дрожал.       — Гилберт, я прошу вас, выслушайте меня.       Она была так взволнована, нервно теребила перчатку, что это сразу остудило пыл Лафайета. И он слегка ей кивнул.       Мари немного помедлив, вздохнула.       — Гилберт, мои извинения перед вами были не совсем искренними…       Она взглянула на Лафайета, он нахмурился чуть больше, но смотрел на неё очень внимательно.       — В тот день разговор зашёл в неприятное для меня русло… Рассказывая вам про Габриэль и Ферзена я подсознательно ждала какого-то сочувствия, а лучше одобрения своим поступкам… Но вы стали говорить, как я должна была поступить. Это меня так сильно разозлило, потому… потому что вы были правы…       На этих словах она взглянула в глаза маркизу. Он был изумлен.       — Мне было тяжело в Версале, но некоторые вещи я не хотела замечать или думать о них… Я искала оправдание своим поступкам. Я много раз слышала, что Жюль Полиньяк хитрый человек. Но я не удосужилась об этом узнать больше. Когда была дофиной, я понимала, что моё общение с Ферзеном навлечёт на меня много слухов, но я поступила все равно по-своему. Я много раз думала, как в те или иные моменты я должна была поступить. Я знала свои слабые места. И поэтому когда в тот день у озера вы мне на них снова указали, мне стало очень неприятно… Как будто меня уличили во лжи… Мне захотелось уколоть и вас побольнее…       Мари снова подняла взгляд на маркиза. Лафайет смотрел в её прекрасные, но печальные глаза и словно тонул в них.       — Гилберт, я не считаю вас чёрствым и бесчувственным… Я сказала вам в лицо те обидные слова, которые многие бросали вам вслед за спиной в Версале. Вы сказали, что на балу в честь героев войны я выбрала вас вместо Ферзена, потому что недолюбливала. Да, отчасти это было так. Но тем не менее на балу-маскараде, мне хотелось узнать вас получше. И я снова выбрала вас.       — Вы меня сразу узнали? — её прервал Лафайет, ошеломленный тем, что услышал. Он был уверен, что она узнала его личность, только когда он представился и снял маску.       — Вас, Лафайет, по идеальной выправке узнать было не сложно, — слегка улыбнувшись сказал Мари, — И в тот вечер я поняла, что совершенно вас не знаю. Гилберт, вы невероятно самоотверженный и добрый человек. Я так давно вам хотела сказать именно это, но в тот день все испортила. Мне так не хватает наших совместных прогулок, разговоров. Мне так не хватает вас! Простите меня…       — Мари... — едва выдохнул Лафайет и приблизился к девушке.       Его захлестнула такая волна эмоций, что он дышал невероятно учащенно. Стена, которую он последние недели по кирпичикам строил от неё вокруг своего сердца рухнула как карточный домик. Кого он пытался обмануть. Он любил её всем сердцем.       — Мари, теперь я вас понял. Вы тоже простите мне мою прямолинейность. Я действительно бываю слишком резким, — на этих словах он мягко улыбнулся.       Снова подул пронизывающий ветер, и Мари задрожала. Гилберт словно очнулся.       — Мари, вы продрогли! — он нежно взял её руки в свои. Даже сквозь перчатки они были ледяными.       Маркиз быстрым движением снял свой плащ и накинул на девушку. Склонившись близко к ней, он попытался застегнуть застёжку, но она была маленькая и потайная, и у него сразу не получилось.       Девушка смутилась, но тем не менее чуть выше подняла подбородок, чтобы ему было удобнее застегнуть, и опустила взгляд. Её сердце билось так громко, губы от волнения слегка пересохли. Он снова был так близко к ней. Это так будоражило. Внезапно он случайно коснулся пальцем её подбородка. Его руки были без перчаток. Внезапное касание словно сладкой волной пронеслось от лица по всему телу девушки. Мари резко взглянула на него. Их глаза встретились. Руки маркиза замерли. Мари была настолько взволнована, что почти не дышала. Она плавно проскользила взглядом по его лицу к губам. Немного задержавшись на них, она опустила взгляд ниже и закрыла глаза.       Она была готова поклясться, что губы Лафайета были в паре сантиметров от её. Она чувствовала его лёгкий и такой пьянящий парфюм, его дыхание. Эти ощущения сводили с ума. Всё её тело немного дрожало от предвкушения. Но уже через долю секунд вся магия между ними начала словно рассеиваться. Мари открыла глаза.       Лафайет щёлкнул застёжкой плаща и мягко отстранился. Мария разочарованно выдохнула. Вся интимность момента испарилась, словно ничего и не было. Дул холодный ветер, но тёплый плащ маркиза теперь её защищал от непогоды. Мария стояла и понимала, что это не могла быть лишь её фантазия. Ощущения были такими реальными. В этот момент она так хотела, чтобы Гилберт поцеловал её. Так хотела, чтобы он заключил её в свои объятия, прижал к себе и не отпускал. И она жалела, что в этот упущенный момент сама не притянула его ближе.       — Спасибо, Гилберт… — всё, что она смогла произнести.       Мужчина не сводил с неё глаз. Её щёки порозовели, а глаза привлекательно блестели. Она была взволнована и смущена.       — Мари, подъехал экипаж. Это наверное за вами.       — Да, это должно быть миссис Молли и девочки.       Маркиз предложил девушке взять его под руку, и они направились к экипажу. Поприветствовав миссис Молли и остальных, маркиз повернулся к Мари. Он снова смотрел на неё с невероятной нежностью и теплотой.       — Гилберт, вы ещё заедете к нам перед отъездом? — с беспокойством спросила Мария.       — Да, обязательно. Мы завтра с мистером Томасом покинем Филадельфию и вернёмся назад. Нам нужно собрать вещи. И мы заедем к вам.       — Хорошо. Я буду ждать, — на этих словах Мария так ласкового посмотрела на маркиза, что мужчина забыл как дышать.       Мария села в экипаж. Все о чем-то увлечённо болтали, а она смотрела в окно на Лафайета, который стоял и смотрел вслед экипажу.