Мой Лафайет

      Экипаж уже скрылся из поля зрения, а Лафайет продолжал стоять и смотреть вслед. Он был совершенно сбит с толку. Боже, он был готов отдать всё, только бы понимать, что сейчас произошло на стадионе, что Мария думает и что чувствует.       Её взгляд был такой глубокий, такой чувственный. Она никогда раньше так на него не смотрела. Извинения были такими искренними, а её признание, что ей его не хватает, сводило его с ума. Сердце Лафайета словно кричало, что оно не ошибалось, что он ей не безразличен. Но разум все равно заставлял вести себя осторожно и не спешить с выводами.       Маркизу очень тяжело дался их злополучный разговор у озера. Он не ожидал, что его настолько это зацепит, что будет так неприятно и так больно. Поэтому он так жаждал узнать, что он ошибается. И сегодня такая манящая взволнованность, исходящая от Марии, будоражила его сердце.       Когда её взгляд, полный смущения и желания, скользнул по его губам, и она робко закрыла глаза, он был просто пленён. Он мгновенно потянулся к ней, намереваясь притянуть к себе и наконец-то попробовать такие желанные губы на вкус, но затем он словно очнулся. Через несколько дней он должен уехать. Если сейчас он снова принял свои желания за реальность, и возникнет ужасное недопонимание, то времени это исправлять совсем не будет. Учитывая, как она иногда не откликалась на его даже лёгкие знаки внимания, то, что могло произойти сегодня, его пугало.       Все-таки его вывод, что он, возможно, торопил события, казался ему верным. Если у Марии есть хоть какие-то чувства к нему, то предстоящая разлука помехой не будет. А если чувств нет, на этих мыслях он глубоко вздохнул, то он научится с этим жить. Сейчас нет никакого смысла мучить, в первую очередь, собственное сердце.       Маркиз направился обратно на стадион за флагштоками. По пути на поле он увидел какой-то предмет. Им оказалась женская перчатка. Она явно принадлежала герцогине. Маркиз слегка ухмыльнулся. Ребекка была очень изобретательной. Она явно не случайно уронила перчатку. Она точно знала, что он её найдёт. И вещь нужно будет вернуть хозяйке.       Герцогиня была умна, красива и интересна. А также была искусна в ведении бесед, была целеустремлённой и очень решительной. Она бесспорно была им заинтересована. И не сидела сложа руки. Её внимание к нему были очевидны. По статусу, возрасту, он был выгодной партией. Но помимо этого в её взгляде сквозили любопытство и интерес к нему как к мужчине. Что очень льстило его мужскому самолюбию, так сильно страдавшему последнее время из-за Марии.       Лафайет поймал себя на мысли, что он вполне мог бы быть увлечён герцогиней. Если бы его сердце так безнадёжно не принадлежало другой…       Мария не сводила глаз с маркиза, который смотрел вслед экипажу, пока они не свернули к основной дороге. Её сердце взволнованно билось в груди. Она в экипаже снова ехала с Китти, которая очень устала и вскоре задремала, что было как нельзя кстати.       Мари была полностью погружена в свои мысли. У неё немного дрожали руки, но это было уже не от холода, а от переживаний. В плаще Лафайета она наконец-то согрелась. Она немного сползла по сидению экипажа вниз, натянув плащ повыше и ещё больше закутавшись. Он был таким тёплым и уютным. От него ощущался едва уловимый аромат парфюма Лафайета, такой невероятный, такой чарующий. Его запах. На этих мыслях она закрыла глаза. Воображение уже рисовало, что это не плащ её так обволакивает и греет, а руки Гилберта нежно прижимают её к нему. Что это не ворот одежды касается её уха, а его мягкие губы.       Фантазии бали такими волшебными, такими желанными. Но это лишь фантазии. Она открыла глаза. Сладкое чувство внизу живота снова уступило место переживаниям и тревоге. Последние два дня были для неё особенно тяжёлыми.       Внезапное осознание чувств к Лафайету застигло её врасплох. Нет, конечно он волновал её ещё с бала-маскарада. Это было потрясающее, но ни к чему не обязывающее чувство. И как королева, она не могла себе ничего позволить. Да и увлечённости быстро проходили. По крайней мере она так думала. Но оказалось, что к нему она испытывала не просто заинтересованность и симпатию.       Вчера на балу мысль, что он может быть с другой, больно резанула по сердцу. Она вспоминала все моменты между ними, его взгляды, легкие касания, поступки. Они ведь ей уже давно были так важны, так дороги. Она не знала когда именно, но знала точно, что была влюблена в Лафайета. Было ли это ещё более глубокое чувство, она пока не понимала.       Мысленно она снова перенеслась на стадион. Ей так хотелось, чтобы он её поцеловал, чтобы крепко прижал к себе. Ей просто это было необходимо. Она никогда в жизни не была так взволнована. Но он не поцеловал. Почему? Неужели, у него нет к ней чувств? Виной этому герцогиня? Или все-таки нормы и правила этого времени остановили его? Она не знала ответ.       Единственное, её утешало, что недоразумение, возникшее у озера, ушло. Он снова смотрел на неё таким тёплым взглядом, от которого у неё бежали мурашки по коже. Почему он уезжает именно сейчас? Именно когда она осознала свои чувства. Это так несправедливо…       Наступил последний день перед отъездом Лафайета и мистера Томаса. Мари сильно нервничала, ожидая мужчин в гости, которые должны были приехать к обеду. Она решила отвлечься от ожидания и спустилась вниз в библиотеку. Там она встретила Китти. Немного пообщавшись, девушки услышали, что в пансионат прибыли гости. Мари изумленно ахнула, так как было ещё рано. Она радостно поспешила в гостевой холл и с неприятным удивлением увидела герцогиню.       Они с Ребеккой поприветствовали друг друга. Миссис Молли была рада гостье, которая не часто заезжала к ней. Сегодня герцогиня по её словам посещала пастора и внесла пожертвования на реставрацию церкви. Но Мари знала, что настоящая причина в другом. Они обе ждали одного человека. И Мари была совсем не рада, что в последний день перед отъездом маркиза Ребекка тоже будет присутствовать.       Герцогиня и миссис Молли непринуждённо беседовали, Мари только редко отвечала на обращенные к ней вопросы. Обеденное время приближалось, но нежданная гостья уезжать не собиралась. Настроение Мари становилось все более мрачным.       В скором времени мужчины прибыли. Мистер Томас радостно всех поприветствовал, и особенно выразил почтение визиту герцогини. Лафайет был в своей привычной манере сдержан и всех поприветствовал очень формально. Если он и был удивлён приезду Ребекки, то никак этого не показал.       За обедом основной темой разговоров, конечно, стал отъезд мужчин и предстоящий военный смотр войск и защитных объектов. После непродолжительных рассказов мистера Томаса и уточнений от Гилберта, герцогиня задала вопрос.       — Мистер Томас, я слышала, что начались волнения в районе Нью-Йорка, это правда?       Она была очень хорошо осведомлена о политической и военной жизни страны, поэтому активно участвовала в беседе. В отличие от неё, Мария почти все время молчала, ощущая себя словно не в своей тарелке.       — О, миссис Гессен, вы как всегда все узнаете одной из первых! — восторженно воскликнул мистер Томас, — Да, в окрестностях города стало неспокойно. Мы тоже узнали об этом на днях. По поступившей информации, возникли волнения среди индейцев. Они чем-то недовольны и ведут себя достаточно агрессивно.       — Генерал Лафайет, а вы в это верите? — Ребекка посмотрела на маркиза, — Насколько я знаю, именно благодаря вам был заключен мир между американцами и индейцами. Что вы думаете об этом?       Мари тоже посмотрела на Лафайета. Он был явно польщён этим вопросом, как бы не пытался себя держать в руках.       — Я думаю это маловероятно. Скорее всего, если конфликт и возник, то он носит локальный характер. Во время войны были достигнуты договорённости. И они были справедливыми. Индейцы понимают, что белые люди уже не покинут континент. Мы все учимся жить вместе. И война никому не нужна. Она приносит только разрушение и смерть.       — Вы думаете, что индейцы не нарушат договор «Союз шести племён», который был заключен благодаря вам?       Лафайет изумленно вскинул брови и посмотрел на герцогиню.       — Я удивлен вашими познаниями, — ответил маркиз, — Но да, это были очень продуктивные переговоры. Мы нашли взаимопонимание и пришли к общим целям. Не в их интересах это нарушать.       Ребекка проникновенно посмотрела на Лафайета и ответила.       — Мне интересна политика. И на той встрече с индейскими вождями вы проявили невероятные навыки ведения переговоров. Признаюсь, я была не так хорошо осведомлена, но не так давно восполнила пробелы в своих знаниях. И я удивилась, что индейцы вам дали почётное имя, которым удостаивали только почитаемых воинов своего народа. Это правда?       Лафайет замолчал и пристально посмотрел на Ребекку. Внешне он выглядел спокойным, но Мари, не сводившая с него глаз, знала, что он смутился. Она чувствовала себя беспокойно.       — О, миссис Гессен, вы правы, — прервал затянувшуюся паузу мистер Томас, — его прозвали Грозным всадником. Как это звучит на языке индейцев, боюсь, я под угрозой смерти не вспомню.       — Кайевла…- внезапно ответил Лафайет, — Они назвали меня Кайевла. Как и сказал мистер Томас, это означает Грозный всадник.       Герцогиня восхитилась, мистер Томас поддержал, что это уникальный случай, и получить имя индейского воина это очень почётно. Миссис Молли ахнула, она этого не знала, и все удивлялась, что Лафайет так молод и так опытен.       Мария была очень притихшей. Герцогиня и Лафайет сидели друг напротив друга. А Мари сидела рядом с миссис Молли. За весь обед маркиз ни разу на неё не взглянул. Он периодически смотрел на Ребекку, они обменивались взглядами, которые Мари не могла понять. Её щёки горели от волнения и беспомощности. Она ничего этого не знала, никогда не спрашивала маркиза. И сейчас не могла поддержать разговор на должном уровне, поэтому просто сидела молча.       Все продолжили разговор о политике, о развитии и перспективах. Герцогиня и тут блистала своими знаниями, знакомствами с высокопоставленными людьми и искренним интересом к своей стране.       Она раздражала Мари. Своими знаниями, умением вести беседу и интересом к Лафайету. И ещё больше раздражала тем, что она не была какой-то коварной, изворотливой или любящей интриги. Она была достаточно прямой и искренней. И очень красивой. Если бы не её внимание к Лафайету, Мари бы ей восхищалась. А сейчас Мария только наблюдала за тем, как герцогиня решительно идёт к своей цели, как меняется взгляд маркиза, которым он смотрит на Ребекку…       Несмотря на то, что герцогиня была ненамного старше самой Марии, сейчас Мари ощущала себя маленькой неопытной девочкой, которая только и может, что сидеть молча и дуться. Это было ужасно.       Миновало ещё около получаса, и герцогиня начала наконец-то собираться.       — Примите мои извинения, что и так отняла ваше время в последний день перед отьездом, — искренне обратилась герцогиня, — И примите благодарности за столь интересные рассказы и дискуссии. А вам миссис Молли как всегда большое спасибо за ваше гостеприимство и вкусный обед.       — О, дорогая Ребекка, спасибо вам за приятные слова! — добродушно ответила миссис Молли.       — Я буду очень рада, если вы с Мари заедете ко мне в гости. Если будете на пути с Филадельфии, обязательно заезжайте. Вы всегда желанные гости.       Мари и миссис Молли поблагодарили её. Герцогиня попрощалась с мужчинами и просила её не провожать. Они с Лафайетом снова обменялись взглядами. У маркиза взгляд был непроницаем, Мари не могла догадаться, о чем он думал. Взгляд Ребекки был пронизан симпатией и женским очарованием. Она покинула зал в сопровождении горничной.       Посидев ещё буквально минут пятнадцать, мистер Томас предложил послеобеденную прогулку на улице, пока ещё грело солнце. Немного пройдясь, мистер Томас с одышкой завалился на скамейку в саду, миссис Молли, вздохнув, села рядом.       — Ваш лишний вес, мистер Томас, вас скоро погубит! Надо следить за здоровьем! — начала причитать миссис Молли.       — Молли, прошу тебя, не отчитывай меня хотя бы перед Мари и Гилбертом, — добродушно возмутился мистер Томас.       — Они уже давно близкие нам люди и все понимают! — миссис Молли была непреклонна.       Лафайет и Мари с улыбками переглянулись.       — Мы вас ненадолго оставим, — обратился маркиз.       — Гилберт, не бросай меня! — мистер Томас с мольбой посмотел на друга.       — Боюсь, этот разговор все равно неизбежен, — с улыбкой ответил маркиз.       Лафайет кивнул Мари, и они неторопливо пошли по дорожке вокруг здания.       Какое-то время они шли молча. Мари так ждала момента, когда они останутся вдвоём, но почему-то не ожидала, что возникнет такое ощущение неловкости. Гилберт очень тепло и нежно на неё смотрел, но был каким-то отстраненным и молчаливым. Словно она снова была королевой Марией, а он сопровождающим её рыцарем.       — Сегодня снова так тепло. Не похоже на конец октября, — нарушила тишину девушка.       — Да, солнце ещё греет.       — Вы же и на север поедете? Как раз зима наступит. Там наверно гораздо холоднее, чем здесь или во Франции?       — Вы правы, там ощутимо холоднее.       — Ещё все время хотела спросить, вы ведь сначала двинетесь на юг, а затем на север. Когда будете с юга возвращаться обратно, будет возможность сюда заехать? — с надеждой спросила Мари       — Думаю, что нет.       Мари расстроилась. Во-первых из-за того, что её предположение не подтвердилось. А во-вторых, что на все попытки Мари завязать беседу Лафайет отвечал односложно, явно не желая продолжать разговор. А ведь совсем недавно, он был готов поддержать любую тему. Девушка чувствовала, что они отдалились друг от друга. Это вгоняло её в отчаяние.       — Мари, вы же помните мистера Бруно? Он активно занимается домом и в скором времени ему будет нужно ваше содействие. Я ему сообщил, что он может найти вас здесь.       — Спасибо большое, конечно я всегда готова помочь и принять участие. В чем именно нужна будет моя помощь? — Мари ухватилась за тему.       — С внутренним обустройством. Мистер Бруно вам подробно расскажет.       Маркиз даже сейчас словно хотел уклониться от разговора.       — В прошлый раз вы говорили, что проводятся работы для утепления дома. Они закончены? — снова обратилась девушка, глядя на маркиза.       Мужчина смотрел вперёд, к ней не повернулся.       — Все верно. Как раз скоро эти работы будут доделаны, и мистер Бруно с вами встретится.       — Замечательно! Мне не терпится все посмотреть. Вы давно там были, Гилберт?       — На днях. Скоро вы тоже сами все увидите.       — Хорошо… Значит мистер Бруно со мной уже будет обсуждать мебель, гобелены и все остальное наполнение. Это очень интересно. А вы с ним что-то обсуждали? Какое у вас видение?       — Моё видение не важно, это ваш дом. Мистер Бруно вам все расскажет.       Лафайет так сухо ответил, что все жалкие попытки Мари его разговорить даже по этой теме просто разлетелись в прах. Девушка окончательно поникла.       Они снова шли молча. Сегодня Мари заметила ещё один неприятный момент. Он не предложил взять его под руку, хотя раньше он любил этим пользоваться. И шёл он от неё несколько дальше, чем обычно. По их прибытию в Америку он наоборот наедине всегда шёл ближе, чем было положено. Мари было очень комфортно рядом с ним. А сейчас он шёл на расстоянии, был очень молчалив и задумчив. Девушка старалась не думать, чем или кем могли быть заняты его мысли. Не успела она ничего придумать, как они вышли к саду, где их ждали миссис Молли и мистер Томас.       — Гилберт, я думаю нам пора, — обратился Генри.       — Согласен, нам ещё нужно собраться в дорогу.       Они начали прощаться, миссис Молли на суете позвала горничную что-то принести. Улучив минутку, Мари решительно обратилась к маркизу.       — Гилберт, вы же мне будете писать?       Мужчина удивился, что заставило девушку смутиться.       — Я узнала у миссис Молли, что вы при отправке письма можете мне примерно сообщать, в каком городе будете в скором времени. И я буду вам отвечать уже туда.       Гилберт молча на неё смотрел. Её растерянность и тревога нарастали.       — Ну если это не создаст трудностей, конечно, и будет возможность…- уже очень неуверенно добавила Мари.       — Если будет возможность, — слегка кивнув ответил мужчина.       Девушке показалось, что он даже немного нахмурился. Он явно не хотел давать обещание, которое придётся выполнять. Мари была близка к отчаянию. Она не представляла, что их расставание будет таким.       Гилберт был удивлён её просьбой писать письма. Он планировал никак не связываться с ней все это время, полностью отвлечься. Он безусловно уже дал поручения своим солдатам из гарнизона вести усиленный контроль в поселении и писать ему доклады. Но с самой Марией он не думал переписываться. Да он и не умел писать обычные письма. Это были всегда или доклады, или распоряжения, или обращения. Поэтому он ответил ей расплывчато, не хотел давать обещание.       Ему показалось, что она расстроилась. Девушка склонила голову, смотрела куда-то себе под ноги и молчала. Гилберт почувствовал себя виноватым, но старался отгонять это чувство.       Попрощавшись, он и Генри направились вдоль по аллее к экипажу.       — Мистер Томас, вы обронили платок! — их окликнула Мари.       Мужчины обернулись, в этот момент Мари присела, чтобы поднять платок. Лафайет смотрел на девушку, а Генри сделал несколько шагов к ней навстречу. Когда Мари встала и протянула поднятый платок, край тёплой накидки зацепил цепочку на шее девушки, спрятанную под платьем. Через мгновение цепочка и медальон оказались снаружи.       Лафайет стоял как громом пораженный. Это был его медальон, тот самый, который он сделал сам и подарил ей в саду, давая клятву. Мари с момента побега из Франции одевала украшения только по торжественным случаям. А постоянно носила только тонкую цепочку, уходящую под горловину платья. Маркиз ещё во Франции, в укрытии д’Эона обратил на эту цепочку внимание и надеялся, что она носила его медальон. Но это была такая призрачная надежда. А сейчас он узнал, что это был всё-таки его медальон. Неужели она постоянно носит его с собой? Неужели, он так ей дорог?       От этих мыслей Лафайет так разволновался, что не сразу услышал, что его зовёт мистер Томас. Ещё раз кивнув дамам, они продолжили путь по аллее.        Пройдя некоторое расстояние, маркиз на шаг отстал от мистера Томаса и обернулся. Миссис Молли и Мари поднимались по лестнице к центральному входу в пансионат. Внезапно Мария остановилась и тоже обернулась.       Лафайет и Мари смотрели друг друга. У маркиза разрывалось сердце. Он так хотел сегодня спокойно попрощаться и с ясной головой отправиться на смотр. Но этот медальон на шее Мари все перевернул с ног на голову. Гилберт не мог отвести от неё взгляда.       Миссис Молли явно окликнула девушку. Мари ещё раз прощально посмотрела на него и зашла внутрь. Гилберт сжал кулаки, выдохнул и пошёл догонять мистера Томаса. Все пошло не так. Всё было неправильно. ***       Полетели дни, полетели недели. Холодало с каждым днем. Мария, чтобы хоть как-то отвлечься, с головой погрузилась в дела пансионата. Она преподавала французский девочкам, вместе с миссис молли и Китти продумывала оборудование классов, наполнение занятий, особенно всего, что связано с творчеством.       Мари была рада, что ей было чем заняться. Ведь каждый раз, когда она оставалась одна, все её мысли захватывал Лафайет. Она не могла не думать о нем. Её постоянно тревожили мысли, все ли с ним в порядке, думает ли он о ней. Остались ли у него к ней чувства. Есть ли у них шанс на будущее. Все это было так зыбко. В их последнюю встречу все надежды Мари разбились о Лафайета, как о неприступную скалу. Несмотря на его тёплый взгляд, он был другим. Мари начала сомневаться, что у него были к ней какие-то глубокие чувства, в которых ещё недавно она была почти уверена.       А ещё была герцогиня — умная, красивая, интересная и молодая женщина, занимавшая высокое положение в обществе и идеально подходящая по статусу Лафайету. И, напротив, была она, беглая королева, являющаяся никем в Америке, и не способная финансово обеспечить себе даже скромное безоблачное будущее.       Мари постоянно терзали эти мысли. Поэтому она старалась их минимизировать, занимая все свое свободное время.       На днях выпал первый снег, уже было начало декабря. Светило солнце, ветра не было и настроение было хорошим. Мари ждала экипаж с мистером Бруно, с которым они договорились о посещении дома несколькими днями ранее.       Мистер Бруно сегодня был тоже в хорошем настроении и всю дорогу показывал Мари чертежи и образцы тканей. Когда они наконец-то прибыли, мужчина провел девушку, рассказал о всех проделанных работах, и далее, как они и договорились, оставил её одну внимательно осмотреться.       В прошлый раз Мари осмотрелась бегло, поэтому сейчас хотела все детально изучить. Мистер Бруно пошёл разговаривать к строителям, которые выполняли работы на улице, а девушка зашла осмотреться внутрь.       Сейчас внутри было тихо, ветер ниоткуда не свистел. Мари прошлась по залу и вернулась к лестнице на второй этаж. Уже были отреставрированы перила. Девушка пошла по лестнице, пальцами пробегаясь по периле. Дерево было массивным и добротным. Все, что было отреставрировано, выбирал маркиз. Мари нравился его выбор. Все было таким простым, но красивым, таким сдержанным, но тёплым. Как сам Лафайет. От этих мыслей сердце забилось быстрее.       Мари прошлась по комнатам на втором этаже, напоследок оставив спальню. Комната была небольшой, но просторной. Девушка подошла к окну. Из него открывался прекрасный вид на море. Она словно застыла, наблюдая за прибоем. Летом здесь, наверно, невероятная красота. В комнате было свежо, и Мари, скрестив руки на груди, обняла себя за плечи. Море завораживало.       Девушка закрыла глаза. Она словно физически почувствовала, как сзади подошёл Лафайет и со всей нежностью обнял её, прижав к себе. Это было так волнующее и так реально, что Мари открыла глаза и резко обернулась. Конечно, маркиза не было. Как же она по нему скучала. Письмо он ей так и не написал, хотя миссис Молли получила весточку от мистера Томаса.       Вздохнув, девушка отправилась вниз к мистеру Бруно. Сегодня надо было решить все вопросы. ***       Сегодня у Лафайета выдался свободный вечер. Мистер Томас был в соседнем городе, он посещал какие-то архивы. Гилберт не хотел возвращается в комнату, и, встретив сослуживцев, направился с ними в трактир.       В заведении было шумно, пиво лилось рекой. Мужчины радовались свободному вечеру. Кто-то пил, кто-то играл в азартные игры, кто-то заигрывал с местными девицами.       Лафайет тоже взял себе пива. Напиток был очень пенным и освежающим. Мужчина немного расслабился. Офицеры тоже выпивали, многие из них были его ровесниками. Все говорили о смотре, о будущем и, конечно, о женщинах. У всех были разные возлюбленные. Лафайет словно со стороны наблюдал за их разговорами, молча погруженный в свои мысли о Марии. Как он скучал по ней.       Внезапно чья-то женская рука из-за спины скользнула по его груди. Маркиз вздрогнул и, обернувшись, оттолкнул незнакомку. Миловидная девушка, явно возмутившись и надув губки, пошла к противоположному столику, соблазнительно виляя бёдрами.       — Генерал Лафайет, вы отвергли самую очаровательную местную девицу, а ведь она положила на вас глаз! — воскликнул один их офицеров.       В ответ маркиз усмехнулся. Он никогда не любил продажных женщин в трактирах. Тем более он не был обделен вниманием гораздо более достойных дам, и опускаться до такого уровня он бы никогда не стал. Но тем не менее, когда такие девицы раньше вились вокруг него, виляя своими прелестями, он в принципе был не против. Но сейчас ему стало неприятно и даже мерзко. Он вообще не мог думать о других женщинах кроме Марии. Как же он желал её и только её.       Не в силах больше сидеть, Лафайет, попрощавшись с сослуживцами, вышел из трактира на улицу. Холодный воздух освежил его. Немного придя в себя, он направился в свою комнату.       На столе его ждало письмо с очередным докладом от солдата из гарнизона. Тренировочный пункт был доделан. В поселении все было спокойно.       Значит Мари в безопасности. Он сильно волновался за неё. Он так рвался уехать на смотр, быть от неё подальше, что не мог и представить, что будет думать о ней постоянно. Он не только засыпал с мыслями о ней, но и просыпался, думая о девушке. Интересно, часто ли его вспоминала она?       Гилберт устало потёр лицо. Перед ним на столе лежало прочитанное письмо, и он снова вспомнил просьбу Мари писать ей. Да, он хотел отвлечься, но не получалось совсем. И его медальон, который был всегда с ней, тоже не шёл у него из головы. Маркиз вздохнул и взял перо в руки.       Первое, что он сразу написал, была фраза «Моя дорогая Мари». Мужчина остановился и задумчиво посмотрел на бумагу. «Моя». Увы, но это было не так. Маркиз зачеркнул фразу, и, скомкав бумагу, отшвырнул её.       На него нахлынули воспоминания, как он ещё во Франции за стаканом коньяка написал ей письмо с признанием в любви. Как он писал его полвечера, многократно переписывая, изливая кипевшие внутри него чувства на бумагу. И как он его сжёг в камине. Он не сводил с него глаз, а оно как будто специально горело медленно, словно сжигая все его надежды…       Маркиз отошёл от наваждения. Он вернулся к письму, но совсем не знал, что ей в нем рассказать. Он не был мастером красивых слов. В итоге, исписав и испортив за вечер почти всю бумагу, он наконец-то закончил.