После окончания физиотерапии, Тэхён ухватившись за ручки коляски, отвозил его в палату. Первый сеанс лечебной физкультуры прошёл не то, чтобы хорошо, но лучше всех ожиданий. Пару раз на голову Чона приземлилась похвала, он действительно старался, сжимая челюсти пытался.
Помимо всего прочего, в Чонгуке сидел страх, мозг генерировал мысли не на хорошую ноту, от чего результативность снижалась. Его попытались поставить на ноги, результат непременно есть, но дальше — яма. Мало для человека встать на ноги, нужно научиться ими пользоваться, процесс долгий и очень сложный, не каждый человек выдержит такой стресс, сопровождающий умопомрачительной нагрузкой.
В случае с Чонгуком, помимо того, что за долгие годы мышцы атрофировались, потеряли свои свойства, в нём ещё сидит паника будущего.
«А вдруг оно того не стоит?»
Врачи сказали прямо, без утаивания, судьба ног неизвестна. Представьте, стоит перед вами зеркало, а вы в отражении его, но протянув руку, вы не будете ожидать, что она сможет пройти сквозь призму. Чудеса и сказки — рука по локоть в другом мире, возможно, эта вселенная похожа на эту. Но вы боитесь, что если окажетесь на другой стороне целиком, произойдёт что-то страшное — та самая неизвестность.
Это всегда пугало, когда перед нами появлялся знак вопроса. Мы думаем не о том, что в другом мире будет лучше, мы подумаем, что станет только хуже. Неизвестно почему человеческому мозгу свойственно проецировать только самое плохое. Порой надо поставить на кон всё, тогда, возможно, это приведёт тебя к ещё большему богатству.
Именно так и случается: пока ты не протянешь руку, дотронувшись до зеркала — не узнаешь, сможет ли она пройти сквозь; следующим шагом — станет ваше великое решение, в нём ты принимаешь возможность своего другого, более лучшего грядущего завтра.
Чонгук не уверен, что это стоит того, будет ли он бегать как раньше, заниматься любимым видом спорта, и быть просто «прошлым Я», только более осознанным и взрослым. Будет ли оно, его будущее именно таким, если он не опустит руки прмо сейчас.
Он натягивает рукава кофты, закрывая полностью свои запястья, ощущает себя сопляком, разводящим нюни. Чувствует как в горле встал ком, словно камень причиняющий боль, сдирая верхний слой, от чего боится разрыдаться прямо в коридоре больницы. Тэхён молчит, а Чонгук и рад, он видел с какой гордостью смотрел на него он, а сейчас боится разочаровать, что больше не увидит ни взгляд этот, ни улыбки никогда.
Почему для него стало важно её видеть, почему в груди поселилось чувство обиды, когда он прислушался к неизвестному запаху. Сомнения окутывают его, как жертву, пойманную в паутину. Приходить к какому-то варианту совсем не хочется, такого не бывает и так нельзя, руки, что сейчас трясутся под длинными рукавами толстовки, пытаются успокоить друг друга, раздирая себя чуть ли не до крови.
Перед ними маячит палата, въезжая в неё, он оглядывается, ничего не изменилось — всё также, однако больничная атмосфера до тошноты надоела за всю жизнь.
— Чонгук, в чём дело? — Тэхён останавливает инвалидную коляску около койки, обходит её и садится на край кровати, заглядывая в глаза, в которых отчётливо читает испуг.
— Ничего, отвали от меня, — Рявкает Чон, сжимая губы в тонкую линию, и отводит взгляд в сторону.
Ким хмурит брови, и уцепившись за ручки коляски, двигает её ближе к себе, грубо поворачивая голову Чона на себя за подбородок.
— Что тебя беспокоит, Чонгук, — спрашивает Ким ещё раз, сужая глаза до щёлочек.
— Ничего, — Вторит Чон.
— Хорошо, захочешь, то расскажешь, — Тэхён спокойно произносит эти слова и встает с кровати, замечая некую растерянность в чужом взгляде.
Настаивать он уж точно не собирался. Ким подходит к окну, замечая хмурые тучи; подмечает где-то в своём сознании, что скоро будет снег и глядит на свои часы — время уже подходит к вечеру. За окном помимо пасмурной погоды, начинает к тому же ещё вечереть.
— Я хочу домой, — Слышит Тэхён голос Чона, совсем тихий. Поворачивается в его сторону, подмечая про себя, что руки Чонгука уже спокойно лежат на своих бёдрах, кое-где виднеются небольшие царапины с кровавыми подтеками.
— Я могу тебя увезти домой, но тогда придётся кататься в больницу каждый день, — Ким вновь отворачивается к окну.
— Без разницы, больница меня душит.
Тэхён понимает, очень сильно осознает какого это.
Чонгук с 19 лет практически жил в больницах, проходил множество врачей и делал много бесполезных вещей, чтобы, наконец, удовлетворить его мать, чтобы она просо смирилась с его инвалидностью.
После поездки в Германию, мать успокоилась на некоторое время, однако после затяжной тишины обрушилось: «Я нашла тебе психотерапевта». Его собственно никто не спросил. С идеей нанять хорошего специалиста согласились все, даже друзья, он остался в большом меньшинстве.
Чонгук не знает стоит ли сейчас злиться на мать, ведь их сеансы просто хорошо спланированный план, который на минуточку действительно принёс и до сих пор приносит плоды.
— Поехали, — Кивает Ким.
Пока Чонгук собирал минимум своих вещей, большинство которых так и болтались в спортивной сумке, Тэхён наблюдал со стороны, сидя в кресле. Как Чон передвигался из одного конца палаты в другой, иногда шипел и матерился, а порой надувал губы и огорчённо вздыхал. И вот он уже был с собранной сумкой и коротком чёрном пуховике.
На лифте они спустились сразу на минус первый этаж, в подземную парковку больницы. Тэхён не будет врать, он напряжён, потому что кто-то прямо сейчас может за ними наблюдать. Они, к сожалению, не в «horror movie», но однозначно Кимова жизнь к этому жанру стремится больше всего. Романтика и мелодрама не заложена в нём при рождении.
У Тэхёна отличное чутьё и сейчас он более чем уверен в безопасности, но перестраховаться не помешало бы. Посадив Чонгука в машину, и загрузив инвалидную коляску в багажник, Тэхён сел в машину следом, кладя руки на руль. Взгляд упал на пачку сигарет, организм требовал загрузить в себя никотин, но мозг разрешения не давал, придерживаясь позиции «Не курить при других»; отворачивался со сжатыми челюстями.
Он не знал, когда в нём выработалась эта привычка, ведь единственный при ком он может курить — Юнги, в остальном предпочитал быть в одиночестве, считая этот способ уединением с самим собой и никчемными мыслями. Придерживается объяснения, что это их негласный симптом доверия, просто проявляется в таком, слегка необычном формате.
Сворачивая с территории больницы, Тэхён цепляется взглядом за человека, скрывающего лицо, но провожающий движением головы его машину, потеряв из зоны видимости, он сжимает руль, вонзаясь ногтями в кожаную обделку руля.
На лобовое стекло совершает посадку мокрый снег, снежинки которого приземляются, превращаясь в капли воды, стекая дорожками вниз, следуя за промозглым ветром. Брови нахмурены, а губа прикушена, от чего по языку распространяется вкус железа, от рваной небольшой раны, созданной им самим, Тэхёном.
Останавливаясь на светофорах, он время от времени бросает взгляд на заднее сидение через внутрисалонное зеркало, вглядываясь в загруженное лицо Чонгука до тех пор, пока машина не трогается с места, а он не сосредотачивается на дороге, уходя в себя.
Остаётся незамеченным и то, что после его гипноза — наступает очередь Чонгука, который переводит взгляд с окна на то же зеркало, фокусируя взгляд на чертах лица, подмечая небольшие морщинки и постоянно сжатые губы в грубую полоску; язык, что вечно смачивающий сухие, потресканные губы; брови что вечно нахмурены, а также взгляд, который большую часть времени холоден и суров, но иногда пестрит странной нежностью и острой жестокостью, выходящая наружу по чистой случайности.
Ким Тэхён сплошное искусство, воплощение красоты, закрытого ящика пандоры и сексуальной вдумчивости. Чонгук вздрагивает не то от мыслей, не то от яркого удара об лобовое стекло, Тэхён резко тормозит, от чего Чонгук подаётся вперёд, успевая поставить руку на сидение впереди, чтобы не приложиться носом. Ким опускает голову, прижимаясь к рулю подбородком и тяжело вздыхает, смотря изподлбья вперёд.
— Что это было? — Задаёт логичный вопрос Чон, пытаясь успокоить бешенное сердцебиение.
Позади них машины сходят с ума, громко сигналя из-за опрометчивой остановки посреди движущихся автомобилей. Чонгук может поклясться, что услышал как кто-то громко проорал, проезжая мимо них, выпуская гневные комментарии водителю.
— Ворона, кажется, — Устало произносит Тэхён, вытягиваясь за рулём, вновь трогаясь с места.
Пытаясь забыть птицу, что громким ударом приложилась об стекло, окраски тлеющий пепел, сообщившая о неприятностях ждущих их. Оба парня в салоне молчат, не озвучивая старое, но популярное высказывание «Птица бьётся к смерти». Глухая тишина продолжилась до самого Чонова дома, на улице стемнело и зажглись фонарные столбы, рассеивая жёлтый свет по округе; атмосфера казалась прекрасной, от которой дыхание должно спирать, но в груди плескалось лишь беспокойство, чувство неизведанного будущего, страха.
Тэхён достал коляску и Чонгук позволил помочь. Они оба учатся, один — помогать, другой — принимать. Около подъезда, они наслаждались редким моментом, пропуская через себя морозные ветра и фонари освещавшие кружащиеся меж них пушистые снежные скопления в диком вальсе.
Чонгук, поглядывая за Кимом, задержал дыхание, наблюдая за порозовевшим от холода носом, чувствуя себя как никогда живым, пропуская через генератор своих мыслей — сердце, ритм которого невыносимо быстрый, он болен определённо.
Может ли быть снег настолько прекрасным.
«Может»
Изумительный тем, что он в эти секунды не один. Мужчина — призрачный психотерапевт вошедший в его жизнь по воле матери, желающая искренне помочь. Упоминание судьбы становится чем-то неуместным, их жизни столкнули лбами и заставили сосуществовать, пытаться найти общий язык через недопонимания, барьеры прошлого и их новое «Я». Они до сих пор стараются, идут к друг другу, иногда переступая через себя, но и прошло не так много времени; результат их отношений двигается практически пришёл к отметке «Хорошо».
Чонгук не хочет признавать, думая об этом его всего корёжит, но это уже ничто иное как простой факт — истина, он очарован человеком, мужчиной, от чего бежал — на то и прибежал.
— Я был твоей первой любовью? — Он поднимает глаза к небу, где синий постепенно вливается в чёрный, пасмурность уходить глубоко в ночь.
Тэхён наоборот опускает глаза, пытаясь найти хоть какое-то объяснение этому ненужному вопросу. На тёмной макушке мужчины белоснежные снежинки растворяются, а в тёмно-карих, практически чёрных глазах отражается весь загробный мир, он уверен, там и бесы скачут, и звездопады мелькают. Они невероятные, Тэхён в них влюбился и их же возненавидел, но только сейчас полностью осознаёт свою глупую слабость.
— Ты знаешь ответ, — Хрипит он, спускаясь взглядом с чужих глаз, очерчивая нос и чуть впалые скулы.
Только сейчас он замечает, что от крепкого телосложения девятнадцатилетнего Чонгука не осталось ничего: лицо осунулось, а широкие штаны всегда скрывали безжизненные ноги, лишь руки, которыми он выживал в своём состоянии остались сильными. Он действительно не обращал внимание на все изменения, которые последовали, лишь сейчас вспоминая образ мягких щёк из их минувшего, полностью ставит всё на место.
Он готов простить просто потому, что жизнь не стала благосклонна к Чонгуку, она ему вернула всё, только в другом формате.
— Я единственный кого ты любил, — Чонгук переводит взгляд с неба на своего психотерапевта, — почему? — На грани шёпота интересуется он, часто моргая от попадающих снежинок в глаза.
На улице стоит глухая тишина, кроме бьющегося об них ветра; янтарное освещение погружает их в свой мир, по всем ощущениям кажется, что они единственные на этом свете, стоящие посреди улицы и смотрящие друг другу в глаза. Тэхён делает пару небольших шагов, останавливаясь недалеко от Чонгука, которому приходится сильнее вздёрнуть голову вверх, чтобы не отвлекаться от гипнотизирующего взгляда. Ким пару долгих секунд сморит сверху вниз, наблюдая за большими глазами, которые постоянно смаргивают мешающие ледяные кристаллики.
— Почему? Я всю жизнь задавал этот вопрос себе, почему ты, — Он устало мотает головой, дёргая уголок губ в истощении. Посмотрев ещё какое-то время, он делает шаг назад, но грубая хватка за запястье не даёт ступить. Чонгук тянет руку на себя — вниз, принуждает опуститься вниз, Ким упираясь коленом об землю, чувствует как намокает штанина и хмурит брови. — Какого чёрта, Чон, — Грубо спрашивает он, уже не возвышаясь, а наоборот находясь на более низком уровне, от чего теперь ему приходится вздёргивать голову чуть вверх.
— Меня бесит, когда на меня смотрят сверху, знаешь ли шея не железная? — Высказывается Чонгук, сжимая губы в полоску.
— Отпустишь? — Интересуется Тэхён, кидая взгляд на своё запястье, которое Чон до сих пор сжимает. Тот тут же отпускает. — Может быть, тебя бесит тот факт, что это я могу смотреть на тебя так? — Задаёт в ответ вопрос Ким, чуть наклоняя голову вперёд, кладя руки на подлокотники инвалидной коляски и поднимая бровь, ожидая ответа.
— Что? Псих? С чего это? — Тараторит Чон, вжимая в себя голову.
— Тогда к чему весь этот абсурд, Чонгук? Что ты хочешь показать этими действиями, — Спрашивает Тэхён, намекая на своё положение в данный момент, штанина полностью промокла и кожа ощущает неприятную сырость.
— Я спрашиваю просто из любопытства, — Начинает Чонгук, — как ты понял, что влюбился? — Чонгук перевёл тему, но вопрос озадачил Кима ещё больше, чем предполагаемый ответ на его заданный вопрос, ирония.
— Почему спрашиваешь?
— Хочу знать, — Он перестаёт метать свой взгляд из стороны в сторону и вновь встречается с светлой радужкой Кима, цвет которой словно мягкая патока, переливаемая из ложки в ложку, тягучей жидкостью.
— Однажды ты смотришь человеку в глаза, — Тэхён указывает на висок, — эта часть отключается, но эта — С виска перекладывает ладонь на грудь, в районе сердца, которое в этот момент, смотря в глаза Чонгуку, — начинает работать с двойной силой, ты чувствуешь как задыхаешься, оно поглощает тебя и твой разум, становишься заложником собственных эмоций. Я когда-то увлекался романами и мечтал о любви, но истина этого большого чувства — романтизирована, любовь всегда сопровождается болью, именно это я и чувствовал. Люди называют это бабочками, но не стоит поселять в себе этих насекомых, потому что от них убежать не получится, — Заканчивает Ким, облизывая сухие губы, взглядом натыкается на чужие, чуть приоткрытые, с выглядывающими из-под верхней губы зубами. Он отворачивается в сторону, убирая наваждение, потому что поцеловать их хочется сильнее, чем умереть.
Чонгук закусывает губу, нахмурив брови, кладёт руку на плечо, чуть сжимая болонь пуховика в кулак,
— Ты жалеешь, что им оказался я?
«Иногда»
— Нет, — Ранее бы он ответил точное «да», но сейчас просто принимает это, потому что если бы он вернулся в прошлое, то влюбился бы снова, влюблённый человек изъянов не замечает, ему было больно, грустно и просто невыносимо, но такого решение сердца, оно выбрало само, — Я считал, что ты испортил мне жизнь, размышлял «Не будь тебя, всё бы было по-другому», но всё что произошло с моей жизнью после тебя — моё решение, решение за жизнь я принимал самовластно, теперь я виню лишь себя, — Он кивает сам себе, мелко улыбаясь.
Потому что истина в том, что мы — люди сами должны нести ответственность за свои поступки, обвинять человека в своих ошибках неразумно. Он сдался, перестал бороться и собственноручно направил себя в убойную яму из мусора, грязи и жестокости.
— Фазиль Искандер писал в своей книге «Настоящая ответственность бывает только личной. Человек краснеет один», только я беру обязательство за это, поэтому я возьму ответственность и за мою любовь, потому что
она только моя, — Тэхён поднимается, скидывая руку Чонгука с плеча и разминает ноги, прокручивая у себя в голове.
«Она только моя — любовь» — Он это сказал, признал всё и сейчас стоит на точке, которую нельзя вернуть назад.
Телефон в кармане Кима начал истошно вибрировать, посмотрев на звонивший контакт, он вздохнул.
— Поднимайся домой, я завтра за тобой заеду, — Чеканит Ким, сжимая телефон.
— Что? — Спрашивает Чонгук, неуверенно хлопая глазами.
— Физиотерапия, Чонгук.
— Точно, — Кивает он сам себе и улыбнувшись разворачивается, уезжая в сторону подъезда, оглянувшись он смотрит на Кима, который снял трубку и недовольство было можно увидеть за километр. Так он и зашёл в подъезд, оставляя того и себя одного, только к нему поселились ещё и огромная туча мыслей.
Ким же, находясь на улице, снимает звонок, измождённо выдыхая «
Слушаю»
20:13
Ким Сокджин
— Ким, срочно в компанию.
20:13
Ви
— Что произошло?
20:13
Ким Сокджин
— Исполнители мертвы, а тело Мун Рэя пропало.
Также сегодня наши заграничные партнёры отказали
нам в поставках, если кратко, то переметнулись.
20:13
Ви
— Они объявили войну.
Констатирует Ким факт, вспоминая слова погибшего Муна.
20:14
Ким Сокджин
— Даже открытку электронную
прислали, опережаю, отследить не удалось.
Тут же по второй линии начинает звонить Чонгук, пару минут зашедший в дом.
20:14
Ви
— Примерно через минут тридцать
подъеду, до встречи.
Прощается он, сбрасывая один вызов и снимает другой.
20:15
Чонгук
— Ничего не спрашивай,
просто подойди к моей квартире.
Сухим госом говорит Чон, сбрасывая вызов.
— Как же я устал от всего дерьма, — Шепчет Ким, взъерошивая волосы на голове и направляясь к подъездной двери.
Поднимаясь на нужный этаж, он выходит из лифта, проходя к квартире Чонгука, где открыта дверь. Подойдя ближе, он видит, что в коридоре ещё не раздевшийся Чонгук, держащий подарочную коробку на своих коленях: белоснежная, которая была обвязана по всей видимости красным бантом.
— Чонгук, в чём дело, у меня достаточно проблем, давай без игр, — Говорит Тэхён устало.
— Никаких игр, Ким, но мне кажется, это твоё, — Уверяет мужчина, указывая взглядом на подарок. Тэхён видит в Чонгуке глухую пустоту, без кричащих в нём бесов и быстрых эмоций, лишь простое «ничего». Он отразил удивление в своих глазах, но Чонгук в этот момент смотрел куда-то сквозь него, от чего мурашки побежали бурным потоком. А отвратительное предчувствие, с которым он шёл на протяжении всего дня решило проявить себя здесь и сейчас.
Он подходит к Чонгуку и забирает коробку небольших размеров, снимая с той крышку, но тут же закрывая обратно.
— Блять, — Шипит он, закрывая глаза и стискивая челюсти, — Забудь об этом. — Сухо произносит Тэхён, ненавидя сейчас весь чёртов мир.
— О чём именно? О пальце или? — Чон сжимает пальцами розовый стикер, рука которого в треморе бьётся. Он смыкает губы в тонкую полоску и сглатывает, вздыхая.
«Давай вместе поиграем в плохого и хорошего, Ким Тэхён?»
— Какого, блять, хуя в моей ёбаной квартире сейчас чей-то палец? — Шипит Чон, выкидывая розовый квадратик с надписью.
«Если всё станет хуже, я всё расскажу» — фраза сказанная этим днём, можно ли было предполагать, что это хуже станет именно сегодня. Каким образом он скажет, что ему — Чонгуку грозит опасность из-за него — Ким Тэхёна, который ввязался во всё это дерьмо ещё в школе, когда девятнадцатилетний Чонгук попал в аварию.
Всё слишком сложно, и вероятно, этот клубок запутается ещё больше, если он начнёт врать. Но есть ли смысл во лжи, когда всё указывает на то, что Ким Тэхён — подделка, психотерапевт — убийца звучит так себе, член мафии — также в списке абсурдных вещей.
Однако есть феноменальный инцидент: обрубленный палец одного из исполнителей триады, новые члены, которые ещё не до конца вошли в семью. Член мафии подтверждается клеймом — татуировкой на большую часть спины, исполнители же до официального вступления носят перстень с символом их мафиозного клана.
«
Исполнители мертвы, а тело Мун Рэя пропало.»
— Где, — Тэхён хочет дать себе отрезвляющую пощёчину, — это лежало?
Ким видит как в глазах Чона вспыхивает ярость, эмоции бурным потоком выходят, буквально сшибая визуальное спокойствие.
— Клянусь, если ты сейчас же всё не расскажешь, я позвоню в полицию, — Шипит Чон.
— Что ты хочешь знать? — Вздёргивает бровь Ким, проходя в саму квартиру и захлопывая входную дверь. Он ставит коробку на обувной молочный шкаф и достаёт телефон; снимает крышку и фотографирует, вспоминая также и про записку грубо скомканную в руах Чонгука.
Сам же Чон в молчании наблюдает за действиями, поражаясь глухому спокойствию, не морщась и не затыкая нос от мерзкого запаха плоти, он выражает полную незаинтересованность, пока делает пару снимков ужасного творения.
— Кто ты такой, чёрт возьми, — Уже спокойно спрашивает Чонгук, тем не менее руки успокаиваться не желают.
— Психотерапевт, — Поднимает он бровь, оборачиваясь на Чонгука, — Могу диплом об образовании показать, если вдруг сомневаешься.
— Об этом ты говорил, когда упомянул про ответственность за всё, что было после меня, — Вздыхает он, смыкая руки между собой в замок, — Так какую ответственность ты несёшь?
«Смертельную» — Тэхён усмехается, приподнимая уголок рта, обнажая сторону зубов.
— Я убивал, — Ким подходит на шаг ближе, — пытал, — ещё шаг, — издевался самыми изощренными способами, и мне это нравилось, — последний шаг, — и до сих пор каждая смерть, даже самая страшная — моё удовольствие. Мне было почти девятнадцать, когда я впервые убил, — Он наклоняется ближе к лицу, встречаясь глазами, — Девятнадцать, когда мне набили во всю спину первое тату, которое подтверждало мою принадлежность к Триаде, мафиозному клану. Образование не фальшивка, я получал его, посещав все пары и сдав все сессии на отлично, я не считал себя беспризорником, как многие другие, у которых ни дома, ни будущего. Просто я большего не вынес, меня подобрали сломанного, эмоциями которого легко управлять. Меня вырастили таким какой я сейчас, я ненавидел этот мир и хотел умереть, по сей день ничего не изменилось, просто сейчас я хоть кого-то из себя представляю. Я готов к смерти и если надо, то приму с гордостью, отправившись в Ад. — Договаривает Тэхён, наклонившись очень низко, оглядывая бегающие зрачки угольных глаз. Чон топорно хватает его за ворот, наклоняя сильнее к себе, почти пережимая одеждой горло.
— Ублюдок, ты гребаный ублюдок, только попробуй сдохнуть, — Сипит Чон, со всей грубостью прижимая к себе потрескавшиеся губы его психотерапевта.
Ни секунды не раздумывая, Ким хватается рукой за затылок обладателя его бабочек в животе, сильнее, казалось бы куда ещё, но прижимая крепче к себе, забывая обо всём, даже о том, что телефон его уже разрывается от вибрации в данный момент.
Они целуются грубо, со всей их свойственной агрессией, не желая уступать, пытаясь забрать всю власть себе. Именно это Тэхён и представлял, грубо, сладко и с отчаянием, сталкиваясь зубами и терзая губы, кусая до струек алой жидкости на них, солоноватая и сладковатая, бурная смесь смешалась на языках, но они продолжали танцевать, не отвлекаясь на внешние факторы, наслаждаясь и упиваясь первым поцелуем.
Их первым поцелуем.
Чонгук, удерживая ворот одной рукой, зарылся в пушистые волосы — другой, сжимая и оттягивая их, получая огромное удольствие от тихого мычания, еле различимого.
Губы горят, а воздух закончился, это происходит, когда они чуть отстраняются друг от друга, опуская взгляд на опухшие, с кровоподтёками губы, оба смакуют свою работу. Тэхён тянется за телефоном, практически не отстраняясь и прижимает трубку к уху, из-за громкого динамика, Чонгук мог услышать всё, но и скрывать что-то перестало иметь смысл.
20:50
Трухлявый говнюк
— Где носит твою сраную жопу?
У нас появилась значительная зацепка
по поводу Горация, также прошуршав архивы,
мы нашли пару интересных имён, этот сопляк,
я ему глотку вырву, когда найду.
— Намджун? — Хрипит Чонгук.
— Что?
20:50
Трухлявый говнюк
— Ким Намджун?
Синоним правды — скрытность.
***
— Вы пожалеете.
— Надеюсь. Мне нравится платить за то, что я делаю, — тогда я чувствую себя в расчете со всем миром.
З.Фицджеральд "Спаси меня, вальс"
