«В «Пуффендуй» не попадёте,
Коль глупы и нечестны,
Пуффендуйцы все в почёте,
Знамени труда верны.»
Шляпа-распредельщица
— Поздравляю всех с новым учебным годом, ребята, — Сакагучи монотонно каждый раз из года в год — с тех пор как стал старостой факультета — повторял одни и те же слова, с теми же многозначительными паузами и гневным блеском в глазах. Да, в прошлом году вновь школьный кубок Хогвартса отхватил себе Слизерин, вытесняя из лидеров последних месяцев Гриффиндор. Изумрудный колледж практически силой вырвал себе победу, и пока гриффиндорцы по неизвестным причинам теряли с жуткой скоростью баллы, змеи отвоевывали себе первенствующую строчку. Ацуши вспоминал тот пир с толикой разочарования и беспомощной обиды — пуффендуйцы опять встряли на последнем месте. — Интересно, он когда-нибудь скажет, что-нибудь новенькое? Если нет, то, может быть, мы уже пойдём на завтрак… — Танидзаки позади угрюмо уткнулся лбом в плечо Накаджимы, еле слышимо шепча. — Одно и тоже, одно и то- — Я склонен считать, что вы все ожидаете от меня скромных направлений на лучший лад и пожеланий удачи на грядущий долгий год. Но в этот раз я рискну сделать некую ремарку, — Анго прокашлялся дабы привлечь внимание зевак. — Удивительное рядом, — удивлённо пролепетал Танидзаки, чем вызвал тихий смешок Ацуши. — Давайте будем честны, победы нашего колледжа можно пересчитать по пальцам одной руки, а на сокрушительные поражения не хватит ни рук, ни ног, — слова старосты вызвали молчаливое негодование у каждого, но никто не осмелился произнести ни одного слова. — Мы становимся всё пассивнее, без должной отдачи, не сопротивляемся и просто плывём по течению… И это недопустимо! — Ацуши краем глаза заметил лёгкую улыбку на губах у Оды, что умиротворённо сидел на крае диванчика общей гостиной. — Я знаю, что вы как и я устали от унизительных поддёвок со стороны других, — кто-то из толпы прошипел злобное: «Чёртовы слизеринцы». — Поэтому давайте вместе приложим все возможные усилия. Мы потрясающий факультет и должны доказать это. Кенджи радостно сверкая своими большими глазами, громко захлопал в ладоши с широкой улыбкой на лице. Ацуши с Танидзаки активно подхватили энтузиазм их младшего, а за ними уже остальные. Что двинуло вечно кроткого и тихого Сакагучи выступить с мотивационной речью — неизвестно. Возможно, его выпускной год сказался на пламенной решимости или он просто безнадёжно измучился видеть понурые лица коллектива. Не то чтобы Анго был действительно безынициативным. Ацуши гордился их старостой, который не только успешно вытаскивал из передряг колледж, но и учился, если не лучше всех, то точно попадал в десятку умнейших во всём Хогвартсе. После школы, Накаджима уверен на все сто, он добьётся больших высот. С приподнятым духом пуффендуйцы вышли из гостиной в направлении в Большой зал. — Кто бы мог подумать, что Сакагучи может быть таким, — Танидзаки нервно улыбнулся, то и дело выискивая глазами сестру. Они дошли до чудных лестниц, которые Ацуши предпочёл бы избегать и вообще поставить запрет на их существование. Широкие и пологие, узкие и шаткие двигались неожиданно и непонятно куда. Однажды он уже чуть не провалился сквозь расщелину, когда сбегал от навязчивого привидения, что разбрызгивало грязную воду из ведра для мытья полов. В итоге и под зловонный дождь попал, и ботинок потерял, тот просто-напросто слетел с ноги в зияющую дыру между ста сорока двумя лестницами. — Каким таким? — Кенджи непонимающе хлопал глазами. — Ну знаешь, он ведь всегда строгий и рассудительный. Мне казалось, что ему не важна победа так, как важна… им, — Танидзаки нахмурился и кивнул в сторону группы громко хохочущих слизеринцев по пути. — Я тоже так думал, но его непоколебимость воодушевляет. Мне надоело, что нас постоянно недооценивают, — ярость тихо тлевшая в переливе позднего заката, заполыхала буйным пламенем. Танидзаки и Кенджи переглянулись. Чем, а точнее кем была занята голова Накаджимы знали все. Их неудержимое соперничество с одним вечно хмурым слизеринцем доставляло проблемы факультетам, профессорам и даже самому директору, в кабинет которого их проводила с возмущёнными криками новенькая профессорша по травологии. От её костлявых пальцев красное пятно с уха, что она схватила, не сходило почти неделю. Ацуши так и съёживается под её злопамятным выжигающим взглядом во время уроков. — Кхм, кстати говоря, вы смотрели расписание? Надеюсь, у нас будет как можно меньше общих пар со зме- , — Джуничиро злобно рыкнул на больно толкнувшего его по плечу Тачихары с ядовитой ухмылкой. Рыжий ураган пронёсся мимо так же быстро, как и появился. — Вот ублюдок. Как же он меня достал! — Забавное приветствие, — холодно протянул Ацуши. — Жду не дождусь квиддичного сезона. Ты ведь собирался попробоваться на роль охотника в этом году? Тогда и отыграешься. — Легко тебе говорить, ты уже с прошлого сезона забил себе место ловца. Мне бы протиснуться сначала среди толпы желающих. Маргарет выглядит так, будто честь её семьи стоит на кону и она готова любого порвать за эту роль, — Танидзаки ещё больше насупился, пока Кенджи не сдержавшись, разразился громким смехом на весь коридор. Ацуши с удовольствием вдохнул полной грудью знакомый запах выпечки совсем рядом. И всё же несмотря на межфакультетскую вражду, он с облегчением и радостью вернулся к шумной суете школьной жизни. Каждое лето в приюте оставалось таким же невыносимым, оставляло шрамы во всех смыслах, а когда отчаяние накрывало с головой неудержимой тоской, Ацуши вспоминал, что и кто его ждёт в этом волшебном месте. Место, которое без зазрения совести можно назвать настоящим домом. Он не был лишним здесь, не мешался под ногами. Он оказался частью всего этого магического ажиотажа с невероятными людьми под боком. Большой зал приветственно встретил их привычно переполненными столами, что ломились от яств. Безумно аппетитный аромат витал в воздухе, от чего Ацуши голодно сглотнул вязкую слюну. Послышался лихорадочный звон столовых приборов. Глаза разбегались от блюда к блюду, каждое насыщенней другого. Ацуши коротко кивнул знакомым из других колледжей и набросился на еду. Каждый год возвратившись с приюта он восполнял все голодные деньки, а порой даже недели. Последнее наказание за оплошность, то было совершенным пустяком, отдавалось жгучей болью на предплечье при всяком мимолётном движении. Зудящую полосу от остроконечного хлыста на скорую руку скрывали перевязанные бинты и ещё спасительные слои рубашки с чёрной мантией. Вызывать лишние беспокойства Ацуши был не намерен. — Он снова на тебя пялится, — как бы между прочим, заметил Сигма, скучающе перебирая вилкой еду на золотом блюдце перед собой. — Как всегда. Ацуши испуганно вздрогнул от незаметного появления парня. Сигма — человек интересный и намного запутаннее, чем кажется на первый взгляд. Фамилии его никто не знает, да и имя сомнительно походит на настоящее. Многих сторонится и откровенно выражает неприязнь, но отчего-то в какой-то момент Ацуши сдружиться с ним не составило труда. Они были чудовищно похожи, но одновременно совершенно различались. Если Сигма видел в Хогвартсе клетку, то Накаджима видел в нём спасение. Спросить почему он не решался, лезть в душу откровенными вопросами и нарушать между ними тонкую связывающую нить с толикой доверия — смерти подобно. Он заторможено проследил за взглядом пуффендуйца на знакомый силуэт. Стол Слизерина был разнообразней всех: одни громко нарушали спокойствие соседей и развязно били по столу кулаками, другие тихо в закипающем от раздражения мрачном молчании просто завтракали, а кто-то сверлил Накаджиму взглядом, видимо в попытке мысленно убить. Акутагава дежурно хмурился и смотрел до холодных мурашек по спине. Он ведь ещё не успел провиниться. Его неприязнь настолько велика, что он первым делом выискивает Ацуши, чтобы презрительно поморщиться и отвернуться как только тот его заметит? Радостно пылкий настрой поубавился. Хотя заинтересованного взора пуффендуец отвести оказался не в силах. Акутагава хоть и сидел за столом, но было заметно как за лето он вытянулся, плечи стали шире, худоба меньше стала казаться болезненной и даже приукрасила утончённую фигуру, впалые щёки, чётко очерченная челюсть. Его по-детски хрупкая внешность исчерпала себя за жалкие три месяца. — А ты снова пялишься на него, — Сигма хмыкнул себе под нос. — Как всегда. — Ч-что т-ты имеешь ввиду?! Я вовсе не пялился, — Ацуши, сам не зная почему, жутко занервничал от невинного высказывания. Сигма только вскинул вверх тонкую бровь и глянул как на умалишённого, будто тот сморозил несусветную чушь и должен покаяться за это. Накаджима судорожно перебирал в голове глупые оправдания, но их напряжённую беседу вовремя прервал громкий возглас: — Бра-а-атик! — Наоми, засверкав перед глазами мутным пятном ало-золотого галстука, бросилась на шею Джуничиро. — Ты начал завтракать без меня? Почему ты меня не дождался, братик?! Яркая и моментами безрассудная, Наоми словно освещала всё вокруг своим энтузиазмом и пылкостью, переходила рамки дозволенного и плевала с высокой горы на мнение окружающих. Ацуши невольно восхищался ей и стремился быть таким же независимым от гнетущих мыслей, что преследуют его. Он боялся не столь суждения общества, как самого общества. Хотя на этот самый момент пуффендуец с тяжёлым сердцем никак не мог порадоваться компании Наоми, что так беспрецедентно втиснулась в маленькое пространство между ним и Джуничиро, подтолкнув его впритык к острому плечу Сигмы. От очередного внезапного напора Ацуши вовсе случайно столкнулся с ним головой и взволнованно тут же попросил прощения. Всё-таки в видении Накаджимы он казался хрупким и ломким. Его хотелось закутать в ворох мягких одеял подальше от опасностей и беспокойств. Сигма только мягко улыбнулся и Накаджима не смог удержаться и не ответить тем же. Их субтильная дружба с каждым годом становилась всё крепче благодаря таким кратким моментам умиротворения в компании друг друга. Ацуши не думал о создании крепких, настоящих уз с кем-либо, но теплящаяся надежда глубоко внутри мирно покоилась, ожидая своего часа. Глаза вновь поднялись в знакомом направлении соседнего стола почти по привычке. Ацуши окаменел и с небывалой силой подавил дрожь. Взгляд Рюноске разил неприкрытой зловещей угрозой, аура вокруг сгущалась чёрными тучами — от него нервно отсаживались подальше сокурсники. А когда Сигма, преследуя свои некие побуждения, прильнул ближе и уложился на тонкое плечико Накаджимы, Акутагава громко, но не настолько, чтобы потревожить буйных соседей, вышел из-за стола и метнулся к выходу, ни разу не обернувшись. — Он какой-то странный, не думаешь?.. — Разве? Каким был, таким остался, — Сигма посмеялся, но в его голосе не читалось никакого веселья. — Что-то остаётся неизменным. Неопределённую тоску развеяли долгожданные хлопоты — Ацуши сквозь оживлённую толпу первоклассников-пуффендуйцев рвался вперёд на всех парах, лишь бы не опоздать на первую пару. Ладони мерно царапались о грубые края потрёпанной сумки бережно прижатой к груди. Переполненная пергаментом и толстенными книгами еле держалась на тонких потасканных ручках. Юноша с тревогой ожидал когда же одна из них порвётся на совсем. Подняться по мраморной лестнице наверх, пройтись по многолюдному коридору, освещённому солнцем из широких окон, что ввысь шли чуть ли не до потолка, повернуть здесь и там; остановиться перед кабинетом превращений и глубоко вздохнуть. Ацуши смог бы пройти этот путь даже с закрытыми глазами, чем он очень гордился. Знал лучше многих короткие пути, знал как открыть запечатанные двери, которые не поддавались, пока вежливо не попросишь или не пощекочешь в нужном месте. Он всецело принадлежал этому месту, он был дома. День струился подобно кривой речушке; Накаджима вместе с остальными в размеренном беглом темпе бегал из класса в класс, усердно записывал сложные объяснения и формулы. В голове засели мелодии шуршащих листов и скрипа перьев. Нетронутая палочка покоилась в глубоком кармане мантии. Гулкие голоса, знакомые лица, родные стены огромного замка и холодный пол. Пол? Ацуши вскрикнул от неожиданности и почти неслышно заскулил от боли в предплечье — кто-то опрокинул его на каменную площадь вместе с учебниками, прескверно хихикая сзади. — Не ушибся, барсучонок? — как и ожидалось, малахитовые ленты украшали чужие шеи. Ацуши, пренебрегая колющейся болью в руке, привстал со взглядом тусклым, будто свет гнушался оставить блики на золотисто-фиолетовой радужке. Он скромный, дружелюбный мальчик, который не оставит в беде и совершенно точно предложит руку помощи нуждающемуся, но иногда вскользь просачивается другая сторона, тёмная и не терпящая унижений. Накаджиме по правде плевать на себя, ему всё равно какие слова прилетят в его спину. Ацуши просто примет их, и гонимый собственным надзирателем в голове начнёт всё больше копаться в себе. Но издевательства трогающие его факультет, его друзей, его некровную семью, что приняла его таким какой он есть — безродного, не имеющего за собой ни копейки — он терпеть не смеет. — Вы просто болваны, тешащиеся глупым званием, — только чистокровные слизеринцы вели себя так развязно и грубо. Устаревшие устои давних времён жёстко укоренились у аристократов высших чинов, переходя на молодёжь, что как и их родители упивались эфемерной властью над обычными магами. — Пуффендуй ничем не хуже вас, иди- — Правда? — язвительно спросил ледяной низкий голос. Грубияны, завидев мертвенно-бледное лицо напротив, испуганно скрылись за углом безлюдного коридора. Путём пользовались немногие из-за узких проходов и устрашающих тёмных кабинетов со скрипящими дверьми на распашку, поэтому сейчас они остались наедине. — Акутагава, — процедил сквозь плотно сжатые зубы пуффендуец. — Накаджима, — слизеринец поморщился, будто фамилия оцарапало ему горло. — Что за глупая самоуверенность. Не боишься разбрасываться пустыми словами? — Из нас излишне самоуверен только ты, — тонкие пальцы сжались в кулаки по бокам. — Наш колледж превосходит ваш по многим критериям. Такие придурки как ты только подтверждают это. — Из уст неудачника оправдания звучат жалко. Тем более, если он из ещё более жалкого факультета вроде барсучьего сборища ничтожных недомагов, — в своей эгоцентричной манере с превосходством во взгляде отчеканил Рюноске. Не в их правилах скрывать свою злобу. — Ты сейчас о себе? — в ту же секунду Ацуши захрипел от стиснутых пальцев на его воротнике; те с силой сжимали его горло. Он судорожно вцепился в запястье Акутагавы, но, понизив голос, сумел ядовито выплюнуть: — Псих. Их вражда полыхала переливом оранжевого и жёлтого огненного цветка, что размеренно качался с витиеватыми дрожащими кончиками, а при появлении одного из них в поле зрения разражался неустойчивым пламенем, снуясь между ними в бешеном ритме. Они заражали друг друга яростным жаром, не понимая, что стали зависеть от него в полной мере как от воздуха. Кричали и били, унижали и ненавидели. Раз за разом. Акутагава с мнимым удовольствием ощущал под огрубевшими пальцами бьющуюся в безвольных конвульсиях жилку на шее. Озлобленное раскрасневшееся лицо напротив раззадоривало, подбивая внутренних демонов растерзать и уничтожить. Но только попытаться, не всерьёз потрепать и заново пойти по кругу, пока один из них не сдастся. Но этого не будет. Они оба слишком строптивы, рвутся победить в гонке с правилами, известным лишь им одним. Скорее доведут до могилы, чем примут поражение. Упрямцы каких не сыскать. Серые глаза удивлённо распахиваются, и с осторожностью, присущей грубияну, рука опускает обратно на землю узкие ступни. Акутагава не успел опомниться, как в момент гневного порыва приподнял пуффендуйца с пола. Чужая оторопь напугала даже больше удара кулаком. Ацуши взглянул себе под ноги, разыскивая исток замешательства, и наткнулся на алый рукав, что был ранее белоснежно-белым. Предплечье снова отозвалось искристой болью — рана от хлыста закровоточила от падения наземь. Накаджима закусил нижнюю губу, чтобы не издать ни звука. Позориться перед врагом не хотелось совершенно. Синеватые кончики пальцев свело неким подобием судороги. — Вулнера санентур! Заклинание уверенно и громко вырвалось из уст Акутагавы, а палочка из кармана взметнулась вверх по наитию так быстро, что сам обладатель, казалось, изумился. Ацуши почувствовал потухающую боль в руке, как дрожь спешно ушла, а пальцы вновь окрасились в здоровый оттенок. — Тупица, — непринуждённо бросил слизеринец и резво скрылся за поворотом, будто его и не было. Ацуши хлопал глазами и потрясённо развернул грязные бинты на руке, которые хранили под собой расчудесное и большое ничто. Раны не было и в помине. Акутагава, что? Только что помог ему? Но не в их правилах проявлять о друг друге заботу.