The God’s Memory and the Yokai’s Music

Белая комната выглядела иначе, чем та, в которой он был изначально. Никакой дыры в стене от божественного зверя. Только голубое небо с белыми облаками, простиравшимися насколько хватало глаз и идеально белые полы, на которых можно было увидеть своё отражение. Голубые глаза Чуи искали бога, которого он ожидал увидеть, но забеспокоился, когда тот, казалось, отсутствовал. — Арахабаки? — Он позвал. Он почувствовал, как ветерок пронёсся мимо его шеи, и поспешно обернулся. Бог материализовался с чёрным облаком и ухмылкой. — Чу-чан! — ответил бог. — Привет. — сказал Чуя. Он действительно не знал, что сказать, когда увидел бога. Каждый раз, когда он видит его, он просто слушает его бессвязную речь. — Ну и бардак ты устроил! — Сказал бог с широкой улыбкой, полной зубов, когда он танцевал на цыпочках вокруг рыжеволосого. — Это твоя сила, конечно это беспорядок. — Моя сила? Это не я, Чу-чан. — Бог выглядел удивлённым. Как будто Чуя должен был знать, что это не его сила. Чуя подумал об этом. Возможно он был прав, это не было похоже на жжение от дыма и привкус обугленной грязи в горле. Это было похоже на свежий лесной пожар и соль. Это было по-другому, но похоже. — Тогда откуда это исходит? И что я здесь делаю? — Это всё ты! Я даже не контролирую ситуацию, я думаю, что на данный момент это твоё подсознание. Я ещё толком не разобрался, но это всё ты, Чу-чан! — Бог танцевал на лёгких, как перышко, ногах: — Так что всё, что ты делаешь, делает тебя ответственным. Он говорил с лёгким ядом в голосе, когда шептал на ухо лису. От этого у него по спине пробежал холодок. — Я не несу ответственности, если я даже не контролирую ситуацию! — крикнул Чуя. — Но это ты, по крайней мере, я не контролирую, так что какая-то часть тебя есть, — бог развернулся на носках и почувствовал, как только что материализованное белое платье начало гореть на кончиках. — Хотя, конечно, если бы я взял всё под свой контроль, то был бы виноват. — И я был бы мёртв. — Возможно, ты уже мёртв, кто знает, как далеко зайдет эта сила, особенно когда это всё ты. — Дазай остановит меня. — Боюсь, Дазай потерял сознание. В какой-то момент ты ударишь его обломками, и он, и кицунэ, оба потеряют сознание. — Глаза Чуи расширились. — Неужели они… — Нет, просто отключились. Может быть, им стоит проснуться. Если кто-то найдёт их тела после того, как ты закончишь бушевать, если ты вообще когда-нибудь остановишься, — бог хихикнул про себя, и это переросло в дрожь всего тела, смех, который сам собой сорвался с его губ. — О, я люблю хорошие истории! Здесь я думал, что ты позовёшь меня, чтобы я спас тебя, и всё же ты думаешь, что можешь сделать всё это сам! Твоя собственная эгоистичная воля к выживанию и борьбе каким-то образом пробудила в тебе некоторую силу! И подумать только, всё, чего это стоило, — это пережить какую-то старую травму, ах, смертные действительно очаровательны! — Чуя почувствовал, как у него задрожали руки. Кем он был? До этого он мог винить в этом бога. Это была вся сила Арахабаки, его вина. Единственный раз, когда он не смог обвинить бога, это когда он убил людей, которые прикоснулись к нему, но он винил ярость, он видел красное, затемнение, и ярость; только чтобы проснуться и увидеть смерть и разложение. Но теперь он не может винить свою ярость. Он знает, что это не только он видит красное. Что-то происходит с его телом, он чувствует интенсивный гул под кожей. Он не может видеть реальные события как бог, но он знает, что, вероятно, использует столько же силы, сколько порча, или даже больше. Он, вероятно, уничтожает мили земли. Он задаётся вопросом, мёртв ли ещё зверь. Если Дазай отключился, то как он мог использовать свою способность на нём? Что, если это действительно оно? Что, если это конец? — Нэ, Чуя. — Говорит бог и в его голосе звучит скука. — Почему ты так сильно хочешь жить? Бог смотрит на него, ожидая ответа. Чуя хихикает. — Всё просто, я нашёл новую музу. Кого-то, кто делает это стоящим. — Разве жизнь — это муза? — спрашивает бог с искренним недоумением на лице. Чуя немного думает прежде, чем заговорить. — Что касается меня, то у меня всегда была причина хотеть жить. Вещи, которые я хочу сделать. Цели, которые я создал. Даже живя под чьим-то каблуком, всегда было желание уехать, путешествовать, и жить по своим правилам. Это то, что сохранило мне рассудок и жизнь. Когда я жил среди людей, я нашёл множество вдохновения. Я нашёл людей, ради которых стоит жить, хобби, ради которых стоит жить, дни и события, ради которых стоит жить. Каждый день я нахожу новую музу. Однако на этот раз я нашёл музу, у которой нет срока годности. Независимо от того, как сильно он хочет умереть, ему всегда трудно это сделать. — Чуя чувствует улыбку на своём лице, но обнаруживает, что он не возражает быть уязвимым с богом, когда у бога тоже уязвимое выражение лица. — Хм, я никогда не понимал желания жить. Бессмертие мне наскучило. Вот почему я позволил тебе приручить себя и почему я заключил сделку. Я хотел, чтобы меня развлекали. И ты очень интересен. Я полагаю… только на этот раз, — бог отворачивается, краснея, — я могу вернуть тебя и оставить в живых. — Глаза Чуи расширились. Чуя не хочет, чтобы это был конец. Он слишком много работал, чтобы жить. Он только что обрел счастье. Он только что нашёл человека, который не является плодом его воображения. Кто-то, кто заботится о нём и является настоящим. Он не может это так оставить. Он этого не сделает. Он будет бороться за свою жизнь. И он победит. Даже если это означает принять обугленную руку бога. — Если ты позволишь мне исказить тебя, я верну тебя обратно. — Бог протянул руку, и Чуя уже знал, что он должен был сделать. Если бы Чуя был умён, возможно, он бы подумал о страховке или сделке. Но Чуя знает только слепое доверие и желание жить. Поэтому он берёт обугленную руку и чувствует её теплый ожог на своей коже и позволяет богу танцевать с ним.

***

Дазай наблюдал, как огонь ползёт по коже Чуи, словно порча. Наблюдал, как он обугливается по краям, как тление. Он чувствовал в воздухе запах огня и дыма. Но всё было по-другому. Его глаза не были белыми и отсутствующими. В них были красные зрачки, похожие на свечение, которое излучала его способность к гравитации. Его хвосты развернулись за спиной и у него их было девять. Его мех горел по краям красным свечением. Всё его тело превратилось в красное пятно. Как будто он гудел так быстро, что едва ли его можно было видеть. Его движения были судорожными. Как будто он то входил, то выходил из реальности. У него не было такой болезненной ухмылки, как у Арахабаки. Его глаза были сосредоточены на цели, и у него, казалось, было какое-то чувство сознания, но он не откликнулся на зов своего имени. Даже не взмахнул хвостом в знак подтверждения, что означало, что Чуи здесь не было, была только его часть. Дазай не знал, что было хуже, Арахабаки или освобождение подсознания Чуи. Дазай сдержал вздох при виде зверя, созданного богом тэнгу. Его кожа была белой, а глаза красными. Крылья у него чернильно-чёрные, перья покрывают его от низа живота до кончиков крыльев и украшают морду в виде плавников. Он прорвался сквозь стену, как картон, и Дазай увидел, как Чуя обратил своё внимание на зверя. На его лице не было никакого выражения. Девятихвостый лис подошёл к зверю неровным шагом, и зверь зарычал. — Если ты сможешь победить всех троих из нас, богов, тогда ты сможешь выжить и сохранить свою территорию. — Дазай услышал, как тэнгу сказал это где-то рядом с ним. Он не обращал на него особого внимания. Он искал девушку. Когда он нашел её, то оттащил её к разрушенной стене. Он быстро разорвал ошейник и наблюдал, как её тело обмякло в облегчении от ударов. Он снова обратил своё внимание на зверя только для того, чтобы увидеть две фигуры высоко в небе. Дракон был огромен, намного больше, чем точка в небе, которую, как он подозревал, звали Чуя. Но Чуя был быстрее. Он моргал, и единственный способ, которым Дазай мог следить за ним, — это красное пламя, охватившее его тело. Дазай задавался вопросом, сможет ли его способность остановить Чую в этом состоянии. Кем был Чуя? Была ли это ещё одна форма Арахабаки? Или это была степень его способности к гравитации? Почему у него снова выросли хвосты? Останутся ли они? Продержится ли его тело? У Дазая не было ответов. Всё, что он мог сделать, это наблюдать, как маленький лис сильным ударом ноги проломил череп дракона. Удар был настолько сильным, что Дазай почувствовал, как гравитация вокруг него сместилась, а сила воздуха ударила в стену, за которой они прятались. Дракон ударился о землю и с земли посыпалась пыль с грязью. Чуя моргнул обратно вниз и нанес последний удар дракону, и тот больше не моргал. Его глаза закатились, а тело, казалось, распалось в красном пламени. — Ах, какая жалость. Кто знал, что маленький лисёнок стал таким сильным? Похоже, тогда мне следует отступить, — Дазай стиснул зубы и впился взглядом в тэнгу рядом с ним. — Что, ты собираешься поджать хвост и убежать? — Дазай мрачно усмехнулся. — Конечно. Если я останусь, меня убьют. И кто будет управлять северным регионом? В конечном счёте я нужен моему народу, как и леса, и урожай в моём регионе. — Фёдор ухмыльнулся. Дазай стиснул зубы и не мог этого отрицать. Если он умрёт, территория пострадает, и не будет бога, который мог бы занять его место. Чуя шёл по обломкам, дёргаясь. Его глаза, казалось, смотрели поверх Дазая и Айи, маленькой кицунэ, которую он держал на руках и которая дрожала от последующих потрясений. Взгляд Чуи, казалось, потемнел, когда он посмотрел на тэнгу. Дазай сразу понял, что он собирается сделать. — Чуя, нет! — Лис прыгнул и бросил осколок тёмной материи в тэнгу и погнался за ним, когда он увернулся. Осколку удалось попасть в колонну, и сила заставила её упасть. Дазай и Айя не могли сойти с его траектории. Дазай увидел вспышку рыжих волос и голубых глаз, прежде, чем колонна упала. Они с Айей рухнули на пол и Дазай увидел, как в поле его зрения появилась чёрная полоса. Он ждал ощущения раздавливания колонны, но оно так и не пришло. Только ощущение крови в волосах и камней под ним. Чуя, должно быть, переместил их за долю секунды, Дазай улыбнулся этой мысли, прежде чем погрузиться в темноту. Звук, который слышали два бога и юный ёкай, сопровождался звуком разрушения. Единственным желанием Кёки было, чтобы она добралась туда вовремя. Чтобы спасти своего брата и Дазая. Она не знала, были ли у них неприятности, но это звучало так, как будто случилось что-то серьёзное. Аку доставил их сюда, очевидно, его крылья были полезны, хотя для того, чтобы иметь возможность взять их обоих, он превратился в дракона, и если бы Кёка не была более озабочена, она, вероятно, была бы поражена. Когда Аку опустил их и отодвинулся назад, Кёка побежала. Она видела взрывы и падающую стену. Верхняя часть здания была оторвана и открыта для обозрения небу. Она могла видеть своего брата. Он сиял, и она почувствовала страх с беспокойством. Она видела, как он держал за шею тэнгу ёкая, но всё, что она могла сделать, это выкрикнуть его имя. Он посмотрел на неё и она увидела распознавание в его голубых глазах. Это была не порча. Она никогда не видела его раньше, но слышала, как Анэсан описывал его. Это было что-то другое, но в тот момент ей было всё равно. Она подбежала к Чуе и обняла его, когда он, казалось, рухнул у неё на руках. Аку и Ацуши схватили тэнгу и Кёка не стала тратить время на расшифровку болезненного выражения на их лицах, когда они увидели тэнгу. — Братец! — Кёка кричит, но он не смотрит на неё. Его рука протянута, а на губах застыл вздох. Он пытается что-то сказать, но слова выходят будто у него наждачная бумага на языке. Она смотрит на то, к чему он тянется и видит Дазая. Её глаза расширяются при виде его бессознательного тела, и она помогает Чуе попытаться встать. Он падает на полпути и вместо этого решает проползти остальное. Это жалкое зрелище, и оно причиняет Кёке боль. Лицо Чуи окровавлено и перепачкано. Его глаза широко раскрыты и напуганы. Его тело трясётся, уши приплюснуты, и одно неестественно изогнуто. У него один хвост из девяти, которые она видела ранее. Но в тот момент, когда Чуя соприкасается с обмякшим телом Дазая и прижимает руку к его груди, на его лице появляется улыбка. Такой мягкий и такой сладкий. Слёзы льются из его глаз, слёзы, которых он не видит и на которые тоже не обращает внимания. Он подхватывает Дазая и бессознательную девушку, которую Дазай держит в своих объятиях. Кёка задается вопросом, кто она такая и чувствует лёгкую боль или ревность, но мгновенно отбрасывает её, когда слышит, как Чуя позвал Дазая по имени, так мягко и тихо, что она знает, что это не предназначено для её ушей. Со слезами на глазах она наблюдает за тем, как её брат с любовью и нежностью обнимает лицо парня. Ацуши помогает Кёке вернуть троих обратно в бордель, а Аку забирает тэнгу с собой. Она не знает, куда он направляется и на самом деле ей всё равно, но по выражению глаз Аку она может сказать, что с тэнгу не будут обращаться по-доброму. Чуя потерял сознание по дороге туда. Как только они добрались до борделя, их отправили в лазарет и осмотрели женщины, которые ухаживали за ними много раз раньше. Чуя спал уже неделю и Дазай тоже. Единственной, кто не спал, была кицунэ. — Привет, — начала Кека. Девушка посмотрела на неё и вздрогнула. — Привет, где я? — спросила она шёпотом. — Я Кёка, ты в борделе восточного региона. Кто ты такая? — Кёка наблюдала, как плечи девушки с облегчением опустились. — Я Айя, владелец кицунэ от хозяина Фёдора. — Ты больше не принадлежишь никому, — голос из-за двери заставляет Кёку поднять голову, чтобы увидеть бога белого тигра. — Ацуши! — говорит она с улыбкой. — Я думала, ты вернулся в свой регион. — Нет, я пошёл немного помочь Акутагаве, но вернулся, чтобы присмотреть за тобой, посмотреть, как у тебя дела, а также за пациентами. — Он вошёл в комнату и сел рядом с Кёкой. — Как дела? — спросил он кицунэ. — Я в порядке. Что значит я больше не принадлежу никому? — Она спросила. Кёке тоже было любопытно. — Фёдор был лишён своей территории и собственности. Его держат в месте для плохих людей. Так что ты больше не его собственность. — Уши кицунэ навострились, а хвосты, казалось, завиляли. — Я свободна? — Она казалась удивленной и как будто не знала, что сказать. — Да, — подтвердил Ацуши. — Тогда кому принадлежит северный регион? — спросила Кьюка. — Мы всё ещё работаем над этим, но это то, зачем я здесь, чтобы спросить. Айя-Тян, это так? Согласишься ли ты стать богом этого региона? — Что? Я? Но я не бог, — Но ты могущественный дух. Смена времён года — это навык, которому ты можешь научиться, и быть богом — это не значит, что у нас есть что-то, чего нет у вас. Мы просто усилили то, что у вас уже есть. Ты могла бы научиться заботиться о регионе. Со мной и помощью Акутагавы, я уверен, ты была бы прекрасным лидером региона… — Нет. — в спешке сказала кицунэ. — Я не могу. Даже если я буду тренироваться, меня будет недостаточно. Мне жаль. Мне действительно жаль, я знаю, что ты рассчитываешь на меня, но я не могу! — Ацуши выглядел удивлённым, но успокоился с улыбкой. — Я понимаю. Я знаю, что ты всё ещё молода, и я прошу тебя о многом. Всё в порядке. — Это правда? Ты… не злишься? — спросила Айя. Кёка знала этот взгляд, она выглядела так, словно ожидала, что её ударят. Ацуши тоже заметил. Айя не смогла бы руководить регионом в том психическом состоянии, в котором она сейчас находится. — Нет, конечно, нет, — сказал Ацуши с улыбкой. — Тогда каков план? — спросила Кёка. — Ну, я говорил об этом с Аку на случай, если это случится и единственное, о чём мы могли подумать, — это воскресить следующего бога. Мы не можем создать его из воздуха, но мы можем натренировать могущественный дух, чтобы он стал им. Хотя на данный момент обучение займет годы, поэтому было решено, что Чуя-Сан будет руководить обоими регионами, а также со мной и помощью Аку. Мы не можем полностью стереть Север или приспособить его к нашим трём регионам, потому что весь баланс сместится, но мы можем быть совместными руководителями, пока не воспитаем достаточно достойного бога. — Значит, пока ты кого-то тренируешь, брат будет богом региона так же, как ты с Аку? Ацуши кивнул на вопрос Кёки. — Это основа всего. — Тогда кого ты будешь тренировать? — спросила Айя. Кёка знала, что Айя будет готовиться к этому, но с её психическим состоянием она колебалась. Хотя, если бы кто-то мог научить её преодолевать это, тогда это сработало бы. — Мы решили тренироваться по двое за раз. Чуя будет тренировать Айю, а я и Аку будем тренировать Кёку. — Обе девушки открыли рты. — Что?! — Они закричали в унисон, потом посмотрели друг на друга и покраснели. — Да! Послушай, у Айи-сан есть какая-то травма, которую ей нужно преодолеть и никто не знает, через что она прошла лучше, чем Чуя-сан. У них одно и то же происхождение. Но Кёка-чан также демонстрирует большой потенциал! И дело в том, что если регион когда-нибудь окажется в опасности, вы двое сами по себе не боги, так что это будет трудно, но вместе вы могли бы стать богами, объединив свои силы. — Я предполагаю, что это был предпочтительный исход с самого начала? — Кёка вздохнула. Ацуши выглядел смущённым. — Нет, на самом деле мы надеялись, что Айя будет руководить и обучаться, и пока она руководит, и мы будем тренировать тебя вместе с ней, но сейчас мы должны тренировать вас двоих, а вместо этого сами руководить регионом. — Уши Айи прижались. — Я прошу прощения за беспокойство. — Не волнуйся об этом, Айя-чан! Я так и думал, что это произойдет, не волнуйся! В любом случае, не похоже, что региону будет угрожать непосредственная опасность. Ты просто отдохни и поправляйся, хорошо? — Ацуши улыбнулся. — Но я должен идти, Аку ждёт меня! Передай привет Чуе-сану, когда он проснется, ради меня! — Кёка и Айя кивнули, наблюдая, как бог-парень покидает комнату. Две девушки посмотрели друг на друга, затем отвели глаза. — Итак, эм, сколько тебе лет? — спросила Кёка. — О, мне 14, — глаза Кёки расширились. — Столько же, сколько и мне, жаль, что ты просто кажешься младше, потому что ты невысокая. — Я не коротышка! — Уши девочки навострились, а хвосты встали дыбом. Это напомнило Кёке о её брате. На это было приятно смотреть, и оно мило смотрелось на маленькой девочке. — Хм? Тогда какого ты роста? — спросила Кёка. — 4”9 а ты? — Она выпятила грудь. — 4”10, — ответила Кёка. — О, — девушка сдулась. — Ну, я не коротышка! Ты даже не намного выше! Кёка хихикнула. — Хорошо, — надулась кицунэ и покраснев отвела взгляд.