***
Тонкие и бледные пальцы скользят по холодному металлическому корпусу револьвера, выталкивая барабан наружу, а уже из него пять из шести маленьких блестящих пулек, которым скоро предстоит войти в чьи-то головы. Однако, сейчас в нём остаётся лишь одна блестящая пуля, которой дают шанс. В последний раз прокручивает, и барабан с характерным щелчком встаёт на место, вызывая лёгкую улыбку на лице владельца. Юноша встаёт с кровати, подходя к завешанному тряпицей зеркалу, и, сдёргивая ткань, приставляет пистолет к виску. С губ не уходит холодная улыбка, пока парень разглядывает свою отвратительную внешность. Он себя ненавидит. Он ненавидит эту мразь каждой клеточкой своего тела, хочет уничтожить, и именно этим сейчас и займётся. Серо-зелёные глаза в последний раз осматривают столь ненавистную бледную кожу, останавливая свой взор на тонких, как ниточка, губах. Улыбка — это единственное, что делает его хоть чуточку красивым. Хотя в последнее время даже она не спасает. Дуло упирается в всклокоченные выцветшие пряди волос, которые ко всему прочему остаются пушистыми — хотя юноша абсолютно не следит на их состоянием. Во всяком случае, сейчас всё закончится, так?.. Указательный палец привычным движением нажимает на курок, пока парень невольно жмурится: так и не привык к тому, что пуля может выскочить прямо ему в голову. Однако, вместо полноценного выстрела из револьвера доносится лишь гулкий щелчок, от которого всё внутри испытывает смесь разочарования и странного облегчения. Ему опять не повезло. Улыбка покидает его лицо вместе с осознанием, что ему придётся прожить ещё один отвратительный день в этом полном жестокости и ненависти мире, который он так искренне ненавидит. Хотя себя, конечно, сильнее. Намного сильнее. Со вздохом юноша открывает ящик стола и оставляет там пистолет вместе с запасными патронами. Помимо него там располагаются старые документы, немного ваты, перекись водорода и лезвия. Много лезвий. Старые, новые, запачканные кровью и абсолютно чистые. От вида содержимого ящика на лице снова появляется та самая улыбка, но тут же пропадает, вспоминая, в который раз он это делает. Ему не везёт уже пять лет. Окончательно разочаровавшись в себе, он снова накрывает зеркало, в котором продолжает отражаться этот урод, пыльной тканью и возвращается к вешалкам, надевая своё лучшее и по совместительству единственное пальто. Или это будет корректнее назвать плащом? Он не знает, ему просто удобно в этой бежевой куртке, которая едва доходит до лодыжек. Он в ней хотя бы не мёрзнет, на том спасибо. Застёгивает дорогие часы на правой руке — подарок от босса — и самая неприятная часть — расчёска. смотря на предмет с явным отвращением, юноша всё же пару раз проводит гребнем по непослушным волосам, придавая им хоть какую-то форму. Какую именно он не знает, зеркало всё равно завешано. Но хочется ли в него смотреться? Чтобы опять видеть эти мерзкие, лишенные души и человечности глаза, понимать, насколько ты уродливый и отвратительный, насколько ты не заслуживаешь жизни? Последнее он понимает и без зеркала, так что напоминание вряд-ли нужно. Ах, ну конечно, чуть не забыл. Черный кольт едва не остался на столе, на который парень так удачно положил его накануне. Привычным движением он помещает рабочий пистолет в карман плаща, в последний раз улыбаясь своей серой и неприветливой комнате. В ней нет окон, ибо это подвал, нет ничего весёлого, кроме револьвера, естественно. Револьвер не принадлежит кому-то свыше, это собственность парня, которую он купил на собственные деньги, но решил не использовать на работе, ибо… Рука застывает в нерешительности, готовясь открыть дверь. Револьвер. Сегодня. сегодня исключение. Юноша рывком бросается обратно к столу, забирая пистолет с собой, оставляя тот во внутреннем кармане пальто. Сегодня он ему ещё пригодится. Наверное. Коридоры в подвале ровно настолько же неприятные и серые, как и комнаты. Настолько же неприятными могут быть ещё две вещи: сам юноша и его окружение. Окружение, кстати, его заметило. — Комаэда-сан, как отдохнули? — на него сразу же набегает настойчивый парень по имени Кайто Мамота, которому кристаллически поебать на личное пространство и рамки приличия. Кайто не сулит ничего великого в жизни. Не потому что он бесполезный мусор как Нагито, нет. Потому что он болван. Он слишком туп для человека, которого приняли в это агентство. А ещё до Комаэды дошли слухи, что он пытается клеиться к Харукаве-сан. Что ж, он пожелает удачи. В своих кошмарах, естественно, а сейчас он снова будет игнорировать эту исключительно раздражающую кучку молекул и пройдёт к начальнику, ибо служебный телефон просто так не звонит. Больше чем себя и своё окружение он ненавидит только свою жизнь. В лифте, нахождение в котором когда-то позволяло Нагито прийти в себя и расслабиться, на парня с новой волной накатила усталость, от которой его почти избавил трёхчасовой сон, что являлся рекордом за последние пару дней. Опираясь на стенку кабинки, юноша пытается собраться с мыслями. Голова раскалывается, ноги неприятно подрагивают, но всё это должно уйти с чашкой кофе. Или хотя бы частично уйти. Или ему просто так кажется. Вообще, по-хорошему, нужно начать нормально спать. Но Комаэда не видит в этом никакого смысла: сны давно уже не приносят ему ни малейшего удовольствия. Как минимум из-за кошмаров. Кошмары однотипные и каждый раз со схожим сюжетом — его насилуют. Причём сам Нагито кажется себе намного меньше в этих снах, слабее и податливее. Сейчас бы он просто прострелил нападавшему голову, безжалостно и хладнокровно, но почему во снах у него нет револьвера? Ответ напрашивается сам собой. Это нихуя не сны. Это воспоминания. И от этого даже Комаэде становится жутковато. То, что в детстве его насиловал некто, он понял довольно быстро. Обрывки воспоминаний добавлялись кошмарами, догадки, и вуаля — портрет виновника собран. Рейпу-сан. От одной мысли об этом имени Нагито невольно морщится, ощущая невнятный страх и тревожный комок в груди. Самое противное, что он до сих пор помнит. Всё. Каждую деталь, каждую секунду — ничто из этого так и не соизволило стереться из памяти, заставляя Комаэду каждый раз вздрагивать при упоминании схожих имён и событий. Но вслед за страхом следует почти забытое Нагито чувство — гордость за себя. Это ощущение он испытывал лишь пару раз в жизни — и всё лишь по одному поводу. Он нашёл. Вычислить виновника своих ночных кошмаров было. было. Было бы сложно и некогда, если бы прокликивание баз данных не было привычным ночным занятием Комаэды. Бесконечные страницы с именами и адресами поступали в агенство регулярно, а свой сон юноша ценил не настолько сильно, что бы ради него прерывать поиск. Правда, смысла он в этом так и не нашёл. Да, адрес прямо сейчас лежит в кармане пальто, выцарапанный на клочке бумаги синей ручкой, но зачем? Чтобы явиться и расправиться со старым врагом? Зачем… Нагито не понимает. Разве смерть старого извращенца даст ему хоть какое-то удовлетворение? Разве он испытает облегчение, разве будет спать спокойно, зная, что тот мёртв? Возможно. Когда он представляет, как ножик медленно входит в руку обидчика, как кровь начинает вытекать из протяжных ран по всему телу, как из его груди вырывается протяжный вопль боли, на лице Комаэды начинает играть слабая улыбка. Единственное, в чём он уверен — пытать Рейпу-сана будет весело. Ох, сколько весёлых пыток можно будет испытать на этой твари, абсолютно не беспокоясь о последствиях. Например, покрыть тело многочисленными ранками и медленно засыпать туда соль или любое другое вещество, которое будет растворять ткани. Или, как вариант, скормить его живьём каким-нибудь насекомым. Так, успокойся. В конце-концов, подойдёт и обычный выстрел в голову. Или несколько. Или можно прострелить ему колени, почки, печень, возможно, лёгкие и лишь потом добить ударом в сердце. Хотя тут любой признает, что это скучно. кхм, он отвлёкся. Двери серой кабинки открываются, наконец выпуская Нагито из душного помещения и пропуская на один из верхних этажей офисного здания, где разместился кабинет директора. Парень всей душой ненавидит это место, ровно настолько же, как и себя. Как и босса. Как и свою жизнь. Иногда Комаэда задумывается, любил ли он хоть что-то в этой жизни. Чёткий стук каблуков разрывает тишину, которую до этого смущал гулкий шум кондиционера под потолком. Несмотря на то, что небоскрёб со стороны покрыт панорамными окнами, внутри бывает весьма и весьма тускло. И страшно. Страшно не знать, зачем Эношиме-сан лично понадобился такой мусор, как Нагито. Обычно задания просто приходили по почте или она посылала Кайто со стопкой файлов, так причём здесь Комаэда? Круглая ручка кабинета слегка поблёскивает, отражая свет из далёкого окна, что находится в самом конце коридора. Ему совсем не хочется идти внутрь. Даже стоять за дверью страшно и противно. Нет, его босс совсем не плохой человек, просто она его. раздражает. Джунко слишком энергичная, слишком навязчивая, слишком слишком. И руководит она слишком неприятной Нагито компанией, что бы внушать хоть немного уважения. Но она остаётся его начальником, а значит, выбора нет. — Вы меня вызывали, Эношима-сан? , — вопрос слетает с уст Комаэды быстрее, чем дверь окончательно входить в паз. Сердце начинает биться быстрее, ибо ему не отвечают целых полторы секунды. — Да-а-а, тебя я только и жду, дорогуша! — разворачивается на крутящемся кожаном кресле девушка, неискренне улыбаясь, — проходи, солнце, не стесняйся. Эта манера речи его раздражает. Как и обстановка. Он послушно проходит к одному из намного менее комфортных стульев, нежели то, что принадлежит Джунко, едва не споткнувшись в процессе. Сиденье помогает самую малость расслабиться, но краем глаза Нагито замечает красную форму Харукавы-сан, всё это время находившуюся рядом. Он заставил их ждать? Что за ничтожество. — Та-ак. теперь, когда два голубка вместе, можно обсудить проблему, — она кивает, с заразным энтузиазмом разглядывая гостей. Ни Маки, ни Нагито это внимание не устраивает, но бороться бесполезно. На стол с громким хлопком падает три новоиспечённых журнала, на обложках которых красуется. Нагито. Вернее нет, не Нагито. Это же «Хару». Хару Кайоши. Чудесный, прекрасный, красивый образ эстетичного красавчика, которого для Комаэды придумала и разработала госпожа Эношима, так страстно горевшая желанием использовать внешность парня на максимум. Сам Нагито с удовольствием хотел бы прожить жизнь своего сценического образа. Кайоши-кун уверен в себе, черезвычайно умён, ведёт холодный расчёт с недругами, но при этом со своими приятелями ну очень обходителен и готов составить персональный план убийства для каждого, кто посмеет тронуть его дружков. Которых, у него, конечно, очень немного, но он их ценит и любит. Девушки у Хару кстати нет, так что у каждого покупателя есть возможность встать на её место. Весь этот наигранный образ Комаэда из раза в раз воспроизводит на интервью для радио, журналиста или репортёра, хотя последний захаживал в издательство довольно давно. У Кайоши были фанаты. Были те, кто готовы отдать за него жизнь. А есть ли они у Нагито? — Дорогой мой, это что? — она с шумом тыкает пальцем в напечатанное на глянцевой обложке лицо Комаэды и сердито шипит, не давая тому вставить слово, — какого чёрта ты выглядишь так, будто не спал неделю? — Потому что я не спал почти неделю, — холодно заключает юноша, пряча взгляд вниз, только бы не видеть недовольство начальства. — Аргх. я же просила тебя высыпаться. Слёзно умоляла. Сколько раз нужно повторять, что визажисты не всегда смогут прикрыть твои мешки под глазами и заёбанный взгляд не выправить в фотошопе? В ответ Нагито издаёт нечленораздельный звук, чем-то напоминающий мычание. Означает, он, естественно: «вообще-то исправить», — и относится к последнему заявлению. Но кто он такой, что бы спорить с Эношимой-сан?.. — Так что, голубчик, завтра ты отдыхаешь. А если ты снова вздумаешь не спать всю ночь и страдать своими архивами, то я лично пришлю к тебе Кайто, чтобы тот сидел у изголовья и прожигал тебе душу всю ночь, — завершила тираду милой улыбкой девушка, переводя взгляд на Маки, всё это время мирно сидевшую рядом, и начала уже абсолютно противоположную речь, — Маки, солнышко, к тебе претензий нет, моя радость. В смысле да, я заболталась с вами. Комаэда-кун, можете взять папку с информацией на во-от той тумбе, — налаченый пальчик указывает на небольшой шкафчик у южной стены кабинета, — и будьте свободны. Чтобы до вечера всё закончили! ~ Последнюю фразу Нагито расслышать не успел, так как поспешно сбегал из комнаты. Общение с боссом всегда его выматывало. Даже больше, чем бессонные ночи. Однако, спокойно и без шума прошмыгнуть в лифт не удаётся. По пути его ловит сильная рука Харукавы-сан, держащая прямо за плечо. — Комаэда-кун, ты сегодня ел? — голос не кажется обеспокоенным, но вопрос всё равно застаёт врасплох. Ел ли он? Вопрос, скорее всего, риторический, так как Маки и сама знает ответ. — Нет, — срывается с тонких губ, и те снова плотно смыкаются, не желая пререкаться с девушкой. Спорить с Харукавой — гиблое дело, особенно зная, как эффективно она расправляется с неугодными. Однако, кто говорил, что Нагито против стать её следующей жертвой? — Пойдём, чудо света. — фыркает она, утаскивая юношу в сторону кафетерия. Откровенно говоря, Харукаве-сан на него плевать. В этом Комаэда уверен, ровно так же, как и в том, что им ещё вместе работать. Именно поэтому Маки старается его накормить перед миссиями, не более. И Нагито смирился. Хотя, конечно, в голове невольно всплывает один из их первых, и довольно неловких диалогов. — Сдохнуть захотел? — Да. Парень навсегда запомнит то окаменевшее, удивлённое выражение лица, которое Маки никогда более не повторяла. Наверное, своей вежливой улыбкой Комаэда сбил её с толку, ровно так же, как и ответом. Да, он действительно хочет сдохнуть. Но у него ещё есть незаконченное дельце, так что к смерти они перейдут потом. Хотя, конечно, умирать от рук Харукавы довольно скучно. Она убивает быстро, безболезненно. Сам Нагито, естественно, хочет сгинуть в мучениях и адской боли. Вообще, каждого, кого спрашивали, от чьей руки в этом дуэте они бы хотели понести смерть, без промедления выбирали именно Маки. Ибо та не получала удовольствия от убийств. Это было для неё чем-то привычным и рабочим, в то время как Комаэда вкладывал в них душу. Не даром он специализировался на пытках, в конце-концов. Ох, способы пыток Нагито мог продумывать часами. Например, можно усадить жертву в ванну со слабой кислотой, такой, что бы максимально медленно разъедала кожу, и наблюдать за страданиями множество часов. Или, истыкать каждый сантиметр тела иголками, с особым пристрастием работая над такими нежными частями тела, как например, глаза. По словам Маки, её во всём этом безумии убивает холодная и довольная улыбка Комаэды, то, что ему не противно разглядывать откровенную расчленёнку. Но кажому своё, верно?***
— Я всё ещё не вижу смысла в том, что бы кормить такой мусор, как я. — бормочет Нагито, наблюдая, как блюдечко с жаренной курятиной и рисом медленно крутится внутри микроволновки, негромко потрескивая от жара. — А я вижу смысл в том, чтобы мой напарник был в рабочем состоянии, а не напоминал собой брокколи, — холодно замечает Маки, ставя на стол бумажный стаканчик с чаем. «Потому что от кофе ты спать не будешь», — как будто бы без его участия он нормально спал. — Но обычно моего участия и не требуется. — ворчит Нагито, вспоминая свою классическую роль во время мисссий. Стоять на стрёме, просто пристрелить очередную жертву, или просто отвлечь внимание. Несмотря на свои способности прорабатывать план и пробивать людям головы из пистолета, в физическом плане Комаэда был чуть меньше, чем бесполезен. По словам Харукавы, всё было не так уж и плохо, но свою собственную оценки физ подготовки Нагито никогда не изменит. — А ты разве не читал документы? — с призрением спрашивает девушка, кладя на стол увестистую папку с документами, что заполняли, по всей видимости, другие агенты и, собственно, Маки, — жертве не подойдёт стандартный метод, так что, придётся импровизировать. Комаэда устало отгибает картонный первый лист, и принимается изучать материалы, попутно потягивая чёрный чай. Итак, сегодняшняя цель — сорокашестилетний Крис Егер, достаточно влиятельный в своей сфере человек, который перешёл дорогу заказчику. Крис не женат, однако имеет многочисленных любовниц, у некоторых из которых есть от него дети. кому это нужно? Фыркая, Нагито перелистывает первую страницу, пропуская более чем двадцать имён каких-то девушек с их адресами и номерами телефонов. Управлять жертвой при помощи сторонних людей не получится, это слишком очевидно. Так, хорошо, что дальше? Внимание серо-зелёных глаз привлекает пункт «бывший алкоголик, на реабилитации». Губ касается лёгкая улыбка. А вот это уже интереснее. — Харукава-сан, напомните пожалуйста, у нас остался метиловый спирт? — план «тихого убийства», как было указано заказчиком, уже созрел в светлой головке. — Да, канистра с метанолом практически полная. Что-то придумал? — не задумываясь, отвечает она, ставя рядом с Комаэдой тарелку с пищей. — Отлично. как говорится, если не можешь убить из пистолета, отрави, — заключает Нагито, неохотно пробуя завтрак. На вкус неплохой, но такой мусор, как он, всё равно есть не должен. — Никто так не говорит, Комаэда-сан, — замечает девушка, садясь напротив и разглядывая парня. На её взгляд, Нагито слишком худой. И жалкий. И слишком не похож на кого-то, кто может придумывать столь жестокие методы убийств. Но вот с последним интуиция Харукавы явно прогадала.***
— Скучно, — равнодушно констатирует Комаэда, когда неприметная серая машина подъезжает к многоэтажке на окраине города. — Тебе лишь бы веселиться, — фыркает в ответ Маки, вынимая ключ зажигания и выходя из тачки, — это работа, здесь нет ничего весёлого. — Но вот в прошлый раз, когда мы использовали калаш, было намного веселее, — замечает Нагито, прикидывая, как долго понадобится для летального исхода от трёхста миллилитров древесного спирта. Примерно полчаса и с этим клиентом будет покончено. А потом. а потом у Комаэды есть небольшой план. Пара подходит к подъезду, при помощи небольшого устройства взламывая электромагнитный замок домофона. Это не так сложно, если в агентстве работают нужные люди. Поднимаясь на нужный этаж по обшарпанным ступенькам, Нагито всё ещё чувствует абсолютное ничего. Сейчас они просто зайдут в квартиру, опять же пользуясь специальными отмычками, зальют метанол в нужные бутылки из-под алкоголя, дождутся, когда жертва потеряет сознание, подготовят место смерти, после чего уйдут, оставив после себя лишь остывающий труп и пустые бутылки. вина. Лишь открыв дверцу бара, Нагито окончательно убеждается, что жертва предпочитает лишь вино. Он осторожно подцепляет одну из полупустых бутылок руками в резиновых перчатках, оставляя её на столе. Там уже красуется бутыль со спиртом и пара масок, чтобы не вдыхать ядовитые пары. С хирургической точностью яд попадает через горлышко зеленоватой бутылки внутрь, смешиваясь с дорогим Кьянти внутри. — Наверняка, стоит целое состояние, — кивает Комаэда на шкафчик, полный поистине дорогих напитков, куда добавляется и подготовленное винишко. — Не разбираюсь в алкоголе, — сухо проговаривает Маки, с тоской глядя на опустевшую ёмкость из-под метанола, — и вообще, у нас есть гарантии, что он выпьет именно это. это? — она тыкает пальцем в сторону бутылки вина, которую Нагито только что водрузил на своё законное место. — Ага. он, судя по мусорному баку, выпивает через день по бокалу или двум, причём последовательно, не открывая другие бутылки. Видимо, условие его милого клуба анонимных алкашей, — улыбается Комаэда, снимая перчатки и рассматривая абсолютно не изменившуюся с момента до их прихода полочку. Все пять бутылок вина выглядят как прежде, что гарантирует, что никаких сомнений у хозяина не останется, — А ещё он через пару минут будет дома и решит приступить к распитию, так что нам стоит скрыться. На это Маки лишь кивает, послушно залезая под кровать. Комаэда лишь следует её примеру, когда в скважине замка клацает ключ. Крис вернулся домой. Пока мужчина бродит по дому и переодевается, Нагито не находит себе более интересного занятия, чем перебирать ворсинки ковра и считать их. Всё лучше, чем понимать, что над тобой сейчас лежит огромная туша, которая обнюхивает свои носки на предмет свежести. Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. ах, он сбился. Можно пожалуйста чихать потише? Сорок три, сорок четыре, сорок пять. В бок раздаётся легкий толчок от Маки. В ответ на вопросительный взгляд, та указывает на две ноги, что опасно приблизились к бару. В воздухе раздался приятный «чпок» от пробки заветной бутылки. Через пару секунд послышался плеск смертельного напитка в бокал, а дальше и жадные глотки. Комаэда сам не заметил, как начал улыбаться. Идея предварительно слить часть вина оказалась прекрасной, таким образом он поглотит ещё больше яда за один стаканчик. Нагито осторожно потягивается, надеясь случайно не показаться из-под покрывала. Всё-таки, он всё ещё не без сознания. Прошло ещё. двести три ворсинки. Считать время не в этих маленьких пучках Комаэда, видимо, разучился. Егер как-то странно плюхнулся на кресло, послышалось тяжёлое дыхание. Ради подобного Комаэда даже оторвался от счёта, с интересом поглядывая на Харукаву. На немой вопрос «может, выйдем?», та утвердительно кивнула. Крис явно не жилец. Попрощавшись с полюбившимся ковриком, два киллера осторожно вылезают из-под кровати, старательно кряхтя и едва не ударившись о деревянный каркас. А нет, кажется, ударился и кряхтел только Нагито. Маки в полном порядке. Комаэда выходит из спальни, раскинув руки в стороны и с нескрываемым удовольствием смотря на задыхающегося мужчину, что, выпучив глаза от удивления, смотрит в ответ на свою смерть в лице миловидного парня с белыми волосами. — Я-я. — дыхания не хватает даже на обычную реплику, но это вызывает лишь лишний смешок с губ Нагито. Он точно угадал с дозой и скоростью, с которой он умрёт. Неплохо, Комаэда. — Вы, Егер-сан, вы. Неделю назад вы увели и изнасиловали жену господина. он попросил не раскрывать своё имя, но если фамилия «Дайц» вам хоть о чём-то говорит, то пусть будет так. Он крайне недоволен вашим поступком, месье. И за это, вы получаете свою кару, — с ледяной улыбкой сообщает Нагито, рассматривая застывшее от ужаса и спазмов лицо Криса. Его смерть явно мучительна, но Комаэда хочет умереть не так. Это слишком позорно — отравиться. Пускай даже таким изящным образом. Пока Нагито проводит свою воспитательную речь, девушка, вооружившись перчатками, сливает первую из трёх бутылок вина в раковину, оставляя её подле кресла. — Наверняка, это довольно неприятно: наблюдать, как мы подстраиваем ваше самоубийство. Но стоило потратиться на охрану своего жилища, господин Егер-сан, — отсутствие камер слишком сильно облегчило их задачу. Даже не пришлось ждать хакеров, дабы их отключить, — однако, не беспокойтесь. Через. м… Минут пятнадцать вы перестанете мучиться, и я даже не буду смущать вас своим присутствием. Комаэда отходит, в последний раз осматривая умирающего. Он дал ему слишком много. «Ещё минут десять», — проносится в голове у Нагито, когда мужчина в очередной раз корчится, готовясь отдать концы. Юноша поправляет бутылки, так реалистично разложенные возле кресла, грязные бокалы, и с улыбкой наблюдает, как Крис Егер делает свой последний вдох. Глаза, полные животного ужаса закрываются, от чего Комаэда улыбается ещё шире. «Он мёртв», — констатирует мозг, смотря на недвижущийся труп с «выроненным» стаканом на полу. Он уже чувствует полный презрения взгляд Маки на спине и даже может понять суть её негодования. «Как ты можешь получать удовольствие от подобного?» — он сам не знает. Но тем не менее, чужие страдания действительно могут приносить радость. Хоть какая-то эмоция в этом бесконечном круге самобичевания и скуки.Мучительной скуки.
***
— Мы провозились с ним чуть больше часа. — ворчит Харукава, пристёгивая ремень безопасности. — Только потому что он сегодня готовился намного дольше, Харукава-сан, — поясняет Нагито, откидываясь на спинку сиденья. — О боже… Это не было вопросом, идиот, — огрызается девушка, заводя машину. Они и правда провозились дольше обычного, но абсолютно ни к чему было высказывать это Комаэде. Наверное. — Хорошо-хорошо, молчу, — затыкается Нагито, но на ум приходит недавняя мысль, которую тот обдумывал паралельно рассматриванию узоров на ковре. — Итак, получается, сейчас мы свободны и можем в аг. — начинает было девушка, но замечает застывший в нерешительности палец Комаэды. — ты что-то хотел? — Да. м. помнишь, я рассказывал вам о своём детстве? — осторожно подводит он к своей цели, на что получает утвердительный кивок. — так вот… — Нагито победоносно улыбается, со странным спокойствием смотря на Маки. — я нашёл его. Я нашёл своего дядю. На лице Харукавы отражаются сразу двадцать эмоций одновременно, не меньше. Парень с лёгкостью может отличить удивление, недоверие, ошарашенность, непонимание, и какую-то половинчатую радость, ибо девушка не до конца понимает, что для Комаэды значит это «нашёл». — На что ты намекаешь? — холодно спрашивает она, откидывая кучу эмоций в сторону, ибо «Красной молнии» они не присущи. — Скатаемся по этому адресу? — со странным весельем предлагает Нагито, подавая ей небольшую скомканную бумажку с криво выведенными буквами и парочкой цифр. Пока Харукава разбирает то, куда именно ей предстоит увезти этого идиота, Комаэда любовно достаёт из внутреннего кармана револьвер, с обожанием оглядывая серебристый ствол. — Видимо, сегодня на тебе сразу два трупа, — вздыхает она, послушно нажимая на педаль газа. В чем-то она права, но кое в чём ошибается. Труп только один. Мессиво из кишков и крови вряд-ли можно будет назвать трупом.***
Руки предательски дрожат, когда Нагито вскрывает замок на двери небольшого, запустелого дома на самом краю шоссе, куда волею случая занесло его дядю на старости лет. Странноватая улыбка, что до этого приходила лишь в момент смерти жертв поселяется на лице парня уже сейчас, когда дверь лишь смиренно поддаётся ловким рукам и со скрипом отворяется, пропуская пару в тёмный домик. «Сейчас всё свершится», — радостно откликается сознание, когда Комаэда, скрипя половицами, проходит в гостинную, где шумит телевизор. Маки остаётся в прихожей, дабы не мешать расправе. Так мило с её стороны, вы даже не представляете. Он задремал. Эта мразь задремала. Нагито сверлит ненавистный затылок полным презрения взглядом, подходя ближе и ближе. В планах придушить суку до потери сознания, после чего прострелить колени и утащить в машину, предварительно связав. А дальше. знаете ли, не даром у агентва столь просторный подвал. Сейчас, уже с позиции хищника, Рейпу-сан кажется слишком уязвивым. Нескладный, уродливый, старый, неприглядный. Такого даже мучать было бы скучно, если бы не личный мотивы. Руки уже готовы прикоснуться к горлу, когда Комаэда понимает, что не хочет к нему прикасаться. По крайней мере, пока он в частичном сознании. Взгляд мечется по комнате, натыкаясь на небольшую ленту чёрного цвета. Нагито поднимает лоскут в руки, заносит перед небритым лицом Хана, и осторожно прислоняет к шее. Глубокий вдох. Резкое движение заставляет мужчину дёрнуться, а Комаэду скрутить ткань за шеей как можно сильнее, заставив сучку хрипеть от нехватки кислорода. Он обхватывает горло, надеясь убрать ленту, но тщетно. Садистская улыбка не сходит с лица, пока Хан постепенно не обмякает в жестоких объятиях жалкой шёлковой ленты. Но смерть будет не такой простой, дорогуша, не надейся. Когда тот теряет сознание от недостатка воздуха, ткань наконец спадает с шеи, на что Нагито довольно потирает руки. Так, отлично, теперь, револьвер. Пушка оказывается в руках юноши быстрее быстрого и направляется на левую коленную чашечку, когда сзади слышится странный грохот. Стоп что? Комаэда вздрагивает, с испугом оглядываясь. Пару секунд мешкая, но не убирая пистолет в карман выбегает из гостиной, держа тот на готове. «Если понадобится, просто убью свидетеля», — твердит мозг. Нагито выглядывает из-за двери, взглядываясь во мрак коридора. Ситуация… Сбивает с толку. Темноту разрывает лунный свет, льющийся из распахнутой настежь входной двери. На полу распластался парнишка лет восемнадцати, которого ногой прибила к смятым половицам Харукава. Во взгляде поверженного читается неподдельный страх, а в лунном сиянии сверкает столь излюбленный девушкой клинок. Рядом валяется раскрытый от удара портфель с какими-то бумажками, которые явно растоптала нога Маки. Та сверлит паренька взглядом, видимо прикидывая, куда лучше всадить нож. — Он ворвался в дом, — констатирует она, надавливая на грудь несчастного чуть сильнее, от чего он издаёт слабый писк. — Я вижу… — спокойно бормочет Нагито, подходя ближе и опуская пистолет. «Он не виноват в том, что пришёл не вовремя» — приходит странная мысль, от которой не получается избавиться. — что предлагаешь делать? — Комаэда заглядывает в чуть ли не слезящиеся, янтарные глаза юноши, который с мольбой смотрит в ответ. — Убить, — отрезает девушка, как вдруг жертва странно дёргается, и с полным неподдельного удивления и некой радости в дрожащем голосе вопрошает. — Н-нагито? Чем заставляет Нагито на секунду выпасть из реальности.