Dear Mister Foundation

      Фонд стоял на небольшом помосте в центре книжного магазина и старался не щуриться от вспышек фотокамер. Сегодняшний день был знаменательным: второй том «Организации Стаффорда Кэннона Пьпорта» наконец-то увидел свет. Сейчас подходила к концу пресс-конференция, оставалось сделать всего несколько групповых снимков с редакцией перед тем, как двери магазина откроются и поток возбуждённых читателей хлынет внутрь.       Рекламу перед началом продаж дали отменную: объявления в газетах, интервью на радио, даже какая-то игра-расследование в штате и окрестностях… Издательство не поскупилось и уже потирало руки, глазами довольного Уэнслидейла глядя на почти километровую очередь.       Стоило редакторам, корректорам и печатникам отойти от него после съёмки, а продавцам-ассистентам начать громко отсчитывать последние десять секунд до открытия, Фонд поспешил скрыться в подсобке. Несмотря на дикую популярность его книги он старался соблюдать определённую анонимность — автору рассказов о тайной Организации подобает быть отчасти загадочным. Даже если его режим секретности смог нарушить один особенно Тайный Поклонник.       Фонд всё-таки опубликовал его досье, дополнив его несколькими придуманными письмами. Класс «Кетер», контроль над пространственными перемещениями и неизвестными технологиями — тем вечером Оксфорд постарался вложить в досье всю благодарность 2371 за его помощь в подготовке второго тома. Объект получился хорошим, но проходным, и он не думал, что у Поклонника будет хотя бы десятая часть фанатов Неубиваемой рептилии. Но внутренний перфекционист был доволен.       Позавчера Оксфорд послал ему подписанный экземпляр второго тома. Перед тем, как написать краткое «█ █ █ █ выражается огромная благодарность за помощь в подготовке иллюстраций», он испортил как минимум три листа — даже на выпускных экзаменах почерк не волновал его так сильно. Однако дело было сделано, книга — завёрнута в обёрточную бумагу, а короткое письмо — приложено, оставалось только донести их до почтового ящика. Поклонник давно не объявлялся, и Фонд, почему-то уверенный, что его развязность в прошлом письме обидела 2371, решил сделать первый шаг к примирению — и потому прикладывал записку с извинениями. В тот же вечер подарок был отправлен.       Сейчас же, когда фанаты были заняты скорейшей покупкой его новой книги, Оксфорд решил улизнуть домой. Банкет по поводу выхода такого крупного проекта должен был состояться завтра, когда появятся цифры продаж за первый день, поэтому сейчас можно было смело уходить. Фонд попрощался с Уэнслидейлом и Линдой, украдкой наблюдающими за ажиотажем в зале, и вышел через заднюю дверь. На улице он прикрыл лицо шляпой, а потом, пройдя пару кварталов, поймал такси и уехал.       На пороге дома его ждала криво перевязанная бечёвкой стопка писем. То, что верёвки изначально не было, Фонд понял по двойному узлу-бантику: так Кевин завязывал всё подряд. Даже фенечка его сестры болталась на руле велосипеда, завязанная такой вот «бабочкой». Оксфорд подцепил связку за узелок и занёс в дом. Сердце, толком не успокоившееся ещё после конференции, забухало снова: на верхнем конверте значились аккуратно выведенные «2371».       На самом деле в стопке были не только письма Поклонника: нашлись ещё несколько рекламных брошюр, открытка от матери с поздравлениями на давно прошедший день Независимости, и, разумеется, банковские счета — Фонд отложил их в сторону, чтобы разобраться потом. Сейчас же стоило заняться совсем другими делами.       Писем 2371 не было видно давно: начало работы над сериалом началось несколько дней спустя после гремящего 4 июля, а сейчас уже была середина октября: выход книги решили приручить к скорому Хеллоуину. Оксфорд, неожиданно для себя понял, что соскучился по этой ненавязчивой переписке. Забыть про Поклонника не получалось: рисунок с Джози был вставлен в рамку и стоял рядом с газетными вырезками на полке в гостиной — но подготовка книги и работа над грядущим шоу занимали все мысли.       Фонд хотел уже было вскрыть первый же попавшийся под руку конверт, когда увидел, что письма пронумерованы. Сейчас он держал третье, а верхним в стопке рядом было пятое. Оксфорд фыркнул и разложил перед собой конверты по номерам. Наконец он взял нож и распечатал первое письмо.       «Дорогой мистер Фонд,       Ваши похвалы всё так же будоражат меня, хотя я и получаю их уже второй раз. Я необычайно счастлив, что мои рисунки пришлись вам по душе.       Если мои письма отвлекают вас от работы, почему же вы мне об этом не сказали? Я ни в коем случае не хотел мешать вам работать над второй книгой! Теперь я чувствую себя несколько виноватым… Я буду надеяться на то, что смог вам хоть чем-то помочь. Смог ведь?..       Ваша фривольность нисколько не оскорбила меня! Наоборот, я был ей даже несколько… рад? Мне приятно узнавать вас с неожиданных сторон. Например, что ваша подпись очень залихватски выглядит, когда вы расписываетесь быстро. Не на столе ведь писали, да? Мне нравится изучать почерки, не поймите меня неправильно. Каллиграфией много не заработаешь, но это не мешает мне ей увлекаться. И соединительные черты в слове «поджимают» у вас просто восхитительны. Это так, к слову.       Не смею отвлекать вас больше от работы.       С наилучшими пожеланиями,       2371»       В конверте прикладывалось несколько рисунков: наброски формы для сотрудников разных уровней допуска, доктор Клеф и доктор Стрельников в баре аэропорта и агент Диоген. Фонд улыбнулся, вспоминая историю, озаглавленную Линдой «Клеф и Дмитрий на выезде», погладил края листов и вскрыл следующее письмо.       «Дорогой мистер Фонд,       Прошёл месяц с моего последнего письма. Я не стал его отправлять, решил, что будет лучше послать его когда-нибудь потом, вместе с этим. Я долго думал, о чём мне стоит — или не стоит — вам писать. Если честно, то ни к какому конкретному выводу не пришёл. Так что можете не читать это письмо, ничего важного тут нет.       Подступает осень, а я всё никак не могу выбросить из головы ваши строчки про то, что вдохновение делает вас похожим на мальчишку. Пытался представить — и не получилось. Но я попытался по памяти набросать ваши более молодые версии, получилось хоть немного похоже?»       Фонд вытащил из конверта рисунки. Из было всего два: доктор Кондраки в окружении ярко-зелёных бабочек, словно бы светящийся от их крыльев, и целый лист карандашных и чернильных набросков молодого Оксфорда. Получилось… похоже, хоть не всегда. Рядом с особенно маленькой версией (в коротких шортиках, от вида которых у Фонда что-то ёкнуло) было пририсовано аккуратное маленькое сердечко и стояла подпись: «Даже если вы и выглядели по-другому, конкретно этот вы показался мне особенно очаровательным»). Фонд почувствовал, как его скулы медленно заливает краска. От шортиков. От подписи. И от грёбанного сердечка. В попытке отвлечься он решил вернуться к чтению.              «…Признаю, я позволил себе некоторую вольность в изображениях, но когда фантазию понесло, её трудно остановить. Уверен, вы и сами это знаете.       Надеюсь, вы не перестанете отвечать мне из-за этой маленькой шалости.       С наилучшими пожеланиями,       2371»       Оксфорд решил, что перед следующим письмом ему потребуется немного виски. Даже несмотря на то, что ещё едва минуло три часа пополудни. Он плеснул себе на два пальца, залпом выпил, налил ещё и взялся за следующий конверт.       «Дорогой мистер Фонд,       Мне очень стыдно за моё предыдущее письмо, но я уже запечатал его, так что ничего нельзя исправить. Я был самую малость в подпитии, когда дописывал его, поэтому моё… кокетство ничего не значит. Правда. Тогда мне казалось это смешным, а сейчас мне очень стыдно.       Как вы? Я случайно увидел вас, кажется, в прошлую среду на площади, выглядели вы не очень. Неужто вас так загружают в редакции? Или вы поссорились со своей супругой? Я несколько волнуюсь. Пожалуйста, не берите на себя всё и отдыхайте лучше. Никакая работа не стоит здоровья.       Не буду долго скрывать, почему решил взяться за перо сейчас: вы мне приснились. Я не помню уже, в каком контексте, но вы были в образе одного из докторов Организации, сидели в кресле, курили и очень устало смотрели куда-то за окно. Мне стало вас безмерно жаль. А потом вы встали, достали из кармана конверт и отдали мне. У вас были такие красивые глаза в тот момент. Я никогда не смогу изобразить так же… А ещё вы потрепали меня по голове и ушли куда-то, растворившись в дымке сна. Интересно, что бы это могло значить?       Началась осень, столько детей высыпало на улицы. Вы никогда не удивлялись, откуда они каждый сентябрь так массово берутся? Вроде и не было же их тут всё лето. Кажется, я слишком много болтаю. Буду честен, я скучаю по нашим разговорам, мне даже и не рисуется почти в последнее время… Это всё осень.       Интересно, празднует ли Организация Хеллоуин?       С наилучшими пожеланиями,       2371       P.S. Я не смог выбрать, какая версия портрета будет лучше, поэтому прикладываю обе».       В конверте обнаружилось несколько чернильных пейзажей, смутно напомнивших Фонду что-то из описаний операций мобильной группы Омега-7 и два его портрета. Один крупными планом, а второй общим. На обоих Оксфорд был в форме сотрудника 4 уровня допуска, уставший и с сигаретой. От рисунков буквально веяло пылью, измотанностью и одиночеством. Неужто он на самом деле так выглядит?       Фонд поднялся и пошёл в ванную с рисунками в руке. Он уставился в зеркало, а потом поднял на уровень лица в отражении картинки и попытался сравнить. В реальности его усталость не была так заметна. «Наверное, — подумалось Оксфорду, — месяц назад я именно так и выглядел, когда пришла пора финальной вычитки и утверждения сценария пилотного эпизода». Он потёр лицо в бессмысленной попытке стереть с него бессонные ночи и вернулся в гостиную.       «Дорогой мистер Фонд,       Вы… вы послали мне подписанную книгу! Вы даже не представляете, что я чувствовал, когда получил её. Я чуть не умер в тот момент. А потом я увидел вашу благодарность и чуть не умер ещё раз. Спасибо! Огромное спасибо вам, мистер Фонд.       Сейчас почти два часа ночи, в доме уже все спят, я никак не могу оторваться от книги. Она прекрасна. Вы смогли развить и без того прописанный мир, что у меня снова закончились все слова, кроме бесконечных восторгов. Над списком запрещённых для доктора Брайта действий я смеялся так громко, что разбудил соседа, но мне ни капельки не стыдно».       Фонд улыбнулся. Этот 2371 сильно напоминал себя прежнего, восхищённого и восторженного, только на этот раз он был куда свободнее в описании своих чувств — почему-то его это радовало. Но что-то не давало Оксфорду покоя: какая будет у Поклонника реакция на то, что он сделал его объектом? Одна только мысль о возможных комментариях бередила фантазию и заставляла предвкушающе закусить губу.       «Сейчас, когда работа над второй книгой уже закончена, я отправлю вам все те письма, что написал раньше. Даже если мне за них стыдно.       А сейчас, если я хочу, чтобы это письмо дошло до вас ко дню официального выхода второго тома, я должен закончить его. Ещё раз огромное вам спасибо за книгу, мистер Фонд!       С наилучшими пожеланиями,       2371»       И это… всё? Он не дочитал до конца? Фонд чувствовал себя разочарованным.       Почти преданным.       Оксфорд машинально достал следующие за письмом два каких-то наброска, что-то быстрое и карандашное, кажется, из новых объектов. Повертел их в руках, не обнаружив никаких подписей кроме номеров в каталоге содержания, и хотел уже было сложить всё обратно в конверт, да сесть писать ответ, как пальцами зацепился за приклеенную на скотч бумажку на обратной стороне пакета. Это оказался вдвое сложенный лист блокнота с размашисто — не в пример обычному спокойно-каллиграфическому почерку Поклонника — выведенным «2371». Фонд заинтересованно фыркнул, надрезал скотч ножом и развернул записку.       «Дорогой мистер Фонд,       Вы. Вы! Вы сделали меня своим объектом! Мистер Фонд, я даже не знаю, что я должен вам сказать. Это неслыханно. Я хотел быть лишь сторонним восхищённым наблюдателем, а теперь стал объектом Организации. И все теперь будут знать обо мне?.. Мистер Фонд, что же вы делаете?! Сотрудник почты неодобрительно смотрит на меня, когда я дописываю это прямо у него на стойке. Кажется, этот румянец не сойдёт с меня теперь никогда, помяните моё слово.       Мистер Фонд, что же вы со мной делаете, а?..       Всё ещё с наилучшими пожеланиями,       Объект 2371»       Фонд с недоумением смотрел на непривычно пляшущие строки письма, а потом рассмеялся. Кажется, его шалость удалась. Перед глазами вставал образ очень смущённого молодого человека, быстро царапающего записку перед странно смотрящим почтальоном – и от этого стало ещё смешнее. Зато теперь чувство неудовлетворённости исчезло без следа: он получил то, что хотел.       Оксфорд довольно допил остатки виски, наконец-то осознавая, что в ближайшее время его не будут ждать ни дедлайны, ни крики Уэнслидейла, ни бессонные ночи в поисках ошибок на очередной стадии вычитки – улыбнулся себе под нос и пошёл к телефону: пришла пора позвонить матери и обрадовать новостью.       Пока шли гудки, Фонд снова стрельнул взглядом по коричневым пакетам на столе, довольно хмыкнул и услышал, как на другом конце провода мать подняла трубку.