***
Если кто-то после этого и пытался что-то сказать Фонду, то он не слышал. Потому что следующие полчаса провёл в странной прострации, медленно потягивая пиво из стакана, который Линда, пришедшая в себя куда быстрее него, впихнула ему в руки. В голове странно звенело. Наверное, там оседала пыль от простого и вместе с тем сложного осознания: про своих друзей Оксфорд, если вдуматься, почти ничего и не знал, хотя и общался с ними уже почти два года. От неприятных размышлений Фонда отвлекло то, что кто-то долго и крайне настойчиво тряс его за плечо. Сфокусировав взгляд, он смог увидеть склонившуюся над ним Требюше. — Ты что-то совсем не здесь, дружок, — улыбнулась она, отпустив наконец его плечо. — Видимо, новость оказалась для тебя слишком неожиданной. Давай выйдем, и я расскажу тебе, что было на самом деле, пока ты не успел напридумывать себе всякого, — и Требюше, которую теперь язык не поворачивался называть снова мисс Метр-с-кепкой, ловко подхватила Оксфорда под локоть, практически выволакивая на улицу. Почти у самого края дороги, там, где узкая полоска тротуара быстро становилась крутым бетонным обрывом в реку, стояло несколько лавочек. Почти все они были так или иначе истерзаны вандалами, но одна осталась почти нетронутой — разве что была сплошь и поперёк расписана надписями в духе «Сид + Олли = любовь навеки». Требюше выбрала ту часть, где надписей было чуть меньше, и жестом предложила Фонду пристроиться рядом. Он предложил ей сигарету и, получив отказ, закурил сам и выжидательно замолчал. — На самом деле всё куда прозаичнее, чем ты думаешь. И, предупреждая все возможные вопросы, нет, между нами с Джеком ничего не было, — резко начала было Требюше, но услышав тихое Оксфордское «Никогда я не верил всем этим сальным сплетням», быстро смягчилась и продолжила ровнее. — Мы поженились где-то… три года назад. Это было спонтанное решение, моё, не Йорика. Никому не говорили, а что народ-то расстраивать? Знаешь, это был тот момент, когда соглашаешься с чем-то куда быстрее, чем осознаёшь это. Пять лет назад в соседнюю с моей квартирой въехала семейная пара с ребёнком. Корейцы. Муж-инженер, жена-учительница и маленькая Нгуен. Они были на мели и очень плохо говорили по-английски, сам понимаешь, какая у них разруха сейчас, да и сколько стоило уехать… Я помогала им, продуктами там, иногда деньгами, занималась с девочкой языком и очень к ним привязалась. А однажды, почти два года спустя после знакомства, Минджи, ну, жена, подошла ко мне и сказала: «Если с нами что-то случиться, позаботься о Нгуен. У нас здесь больше никого близкого нет». Тогда я подумала, что она шутит или просто попусту волнуется, но пообещала если что присмотреть за девочкой. А через месяц их сбила фура, водитель которой уснул за рулём. Нгуен тогда ночевала у меня, потому что родители уехали в соседний город решать что-то с документами. Утром пришёл полицейский, мальчишка ещё, и сказал, что их не стало и что девочку из-за сложностей с депортацией ищет служба опеки, чтобы поместить в приют. А дальше уже по распределению, тогда как раз начиналась вся эта история с «правильным усыновлением», может слышал, подбирали похожих родителей… И я буквально в ту же секунду поняла, что имела в виду Минджи. И уже не могла отказаться от этой затеи. Я тогда подняла на уши всех. Даже Уэнслидейлу и Берри, тогдашней моей начальнице, досталось. Через третьих знакомых нашли кого-то в местной мэрии и за весьма крупную взятку предложили «оформить девочку»: сделать ей новые документы с новым именем, будто она уже давно находится в местном приюте, а «старую» Нгуен на бумаге отправить куда-нибудь в соседний штат, где она затеряется. Но мне нужен был муж. Потому что одинокая женщина в этой стране, оказывается, не может без подозрений удочерить маленькую девочку! Лицемеры… А Джек, тогдашний мой коллега по цеху, мы с ним в спортивной редакции за соседними столами сидели, согласился помочь. Его тогда тоже все уже достали, мол, чего холостяком ходишь, пора бы остепениться, а тут такая возможность. Я предложила, он согласился. Нас поженили задним числом, и через месяц Нгуен, точнее, уже Флоренс Эн стала моей официальной дочерью. Называть её между собой по настоящему имени было нельзя, вот и пришлось придумать ей прозвище. И, кажется, Юная невеста Луны подходит ей нельзя лучше. — А почему именно такое? — негромко спросил Фонд, боясь разрушить тонкую ниточку доверия, вытянувшуюся между ними. — Потому что «Нгуен» с корейского переводится как «лунная». А её новое имя — «Флоренс Эн» — это «цветущий ослинник», которым Минджи расшила её любимое платье. «Находящийся в состоянии отчаянья» у японцев, кажется. Ну и песня Сольвейг, вечной невесты — любимая мелодия её отца, — Требюше усмехнулась. — Только не говори, что мы слишком заморочились. Ты ещё китайские имена не видел. — Ну, нет, почему же… Я со своими псевдонимом тоже в своё время замучился, все пальцы были порезах от толкового словаря. — Тогда ты меня понимаешь. Они замолчали. Впереди мерно шумела река, набегавшая на бетонные плиты. Оксфорд думал. Требюше легко улыбалась сама себе: возможность поделиться с кем-то своей страшной тайной была для неё словно глоток свежего воздуха. — А зачем вы сейчас развелись?.. — подал голос Фонд, когда уложил в голове всю историю. — Чтобы каждый смог жить дальше. Джек поедет покорять Бродвей, а я останусь здесь, с Флоренс. Жить раздельно супругам не положено, а наводить на себя лишние подозрения после всей этой мутной истории может быть чревато, — Требюше потёрла переносицу. Оксфорд на секунду увидел всю проступающую в ней усталость. — Пообещай мне, что никому об этом не расскажешь. Просто пообещай. — Клянусь, я никогда и никому… — Вот и славно, — она поднялась, глядя на тёмную реку, разгладила складки на блузке и обернулась к сидящему Фонду. — А теперь давай пойдём и нажрёмся как свиньи в честь того, что всё это наконец-то закончилось.***
Когда они вернулись, Йорик заканчивал свою нетрезвую, но очень торжественную речь: —…так что, господа подхалимы и проходимцы, желаю всем вам стать свободными и разрушить до основания оковы брака! — на прощание крикнул он радостно загудевшей толпе. Оксфорд услышал, как Требюше за его спиной тихо сказала: «Вот же придурок». «Может, и правда придурок, — в тон ей отозвался в мыслях Фонд, усаживаясь на барный стул. — А может он просто играет очередную роль, развлекая зевак, и глупая здесь ты». Заметив бывшую жену, Докинз просиял и, шутливо откланявшись, двинулся к ней: Требюше замерла около стойки, наблюдая, как девушка-бармен готовит её коктейль. Стоило стакану «Красного греха» стукнуть о доску, как Йорик звонко хлопнул рядом ладонью, припечатывая купюру. — Решил поухаживать напоследок? — беззлобно хмыкнула Требюше перед тем, как сделать глоток. Кольцо на безымянном пальце звонко стукнуло о стекло. — Конечно, дорогая, — услужливо согласился с ней Докинз и одними губами попросил повторить коктейль уже для себя. Девушка-бармен понятливо кивнула, и он продолжил. — Пусть мы уже и в разводе, но я всё ещё готов бросить весь мир к твоим ногам. — Ты такой же льстец, каким и был три года назад. — В отношениях супругов должно быть постоянство. — Конечно, — кивнула ему Требюше и лёгким движением придвинула к себе его ещё нетронутый стакан. — Поэтому сейчас ты немного подождёшь, пока я закончу, пирожочек, а потом мы пойдём домой, потому что Флоренс уже пора укладывать спать. А утром ты сваришь мне кофе, и всё будет как всегда… — она задумчиво обвела подушечкой указательного пальца ободок стакана и притихла. Джек тихо попросил сделать ему «Отвёртку» и придвинулся на стуле ближе, чтобы уложить её голову к себе на плечо. Кажется, под «ничего не было», так легко сказанное Требюше, скрывалось куда больше, чем могло показаться. — Наблюдать за флиртом других людей — это уже какое-то извращение, разве нет? — Линда, возникшая словно из воздуха, заставила Оксфорда вздрогнуть. — Сказала мне та, которая любит слушать дешёвые радиосериалы с паршивой эротикой, — быстро нашёлся он и повернулся к Каре. — Ты не понимаешь, это другое, — засмеялась она. — А теперь давай приступим к тому, ради чего мы вообще все сюда пришли. За пятым столиком устраивают соревнование, кто выпьет больше текилы, ты идёшь? — Знаешь, наверное, всё же иду, — кивнул Фонд и, бросив последний взгляд на уютно устроившуюся парочку, встал со стула.***
Через час Оксфорда из бара даже не выгнали — позорно вынесли на руках и бросили в нескольких метрах от порога. В соревновании он проиграл и теперь расплачивался: грязными и стёртыми об асфальт брюками, грядущим похмельем и растоптанным самолюбием. А в университете он всегда выходил победителем в подобных забавах… Линда, быстро выбывшая из соревнования и лениво потягивающая свой «Текила Сансет», за последней оставшейся в строю парой: Фонд против Вокта, странного парня-завсегдатая, которого, по слухам, даже литр чистого спирта взять не смог бы. В бутылке текилы практически ничего не осталось, и только фольгированная надпись «Чикаго Спирит» задорно поблёскивала в свете ламп, когда Оксфорд, не признававший своё поражение до самого конца, банальным образом не шлёпнулся лицом на стол. К своему стыду, он признал плохо ошкуренную доску прекрасным местом для сна и уже почти провалился в теплую пелену дремоты, как его взяли за шкирку и как нашкодившего котёнка вынесли из бара вон. Вокт, изрядно покрасневший от выпитого, весьма ловким движением открыл банку со вступительными ставками и вывалил горку смятых купюр, явно намереваясь рассчитаться за бутылку, пока был ещё в относительном сознании. Боль в коленях и ущемлённой гордости несколько отрезвили Фонда: он смог подняться и нетвёрдо двинуться в сторону лавочки, на которой всего пару часов назад слушал исповедь Требюше. С реки неприятно тянуло холодом, в баре за спиной весело шумели посетители — настроение, хоть и приправленное алкоголем, неуклонно катилось вниз. Не улучшало его и то, что на лавочке, как выяснил подошедший Оксфорд, кто-то уже сидел. — Извините, — буркнул он и примостился на другом крае от незнакомца: фонари светили им в спину, и разглядеть, кто сидел рядом, не получалось. — Это вы меня простите, — ответил ему неожиданно довольный низкий голос. — Я должен был давным-давно отсюда уйти, но засмотрелся на звёзды и просидел момент. Последний паром уже ушёл. А я снова остался на этом берегу, — собеседник вздохнул. — Но это ничего. — А я проиграл двадцать баксов какому-то выскочке, — решил ответить откровенностью на откровенность Фонд. — Сдулся на, — он неопределённо помахал рукой, — предпоследнем шоте. — Понимаю вас, сам когда-то тоже так… поигрался одной миледи, — голос хмыкнул и заметно погрустнел. — Кто бы мог подумать. А уж какая ночь была «отработкой» моего поражения, эх… А утром я узнал, что она была невестой моего друга. А я бы и сам был не прочь позвать её под венец! А теперь вот, крёстным их дочери недавно стал… — Жизнь — та ещё стерва, — многозначительно сказал Оксфорд. Они замолчали. Ветерок, гуляющий около воды, неприятно холодил лицо и руки. Звёзды в тёмном небе молочно и неотвратимо. За спиной раздались шаги, и Фонд, уже достаточно замёрзший и протрезвевший для неуёмного любопытства, обернулся. Мальчишка, точнее юноша лет двадцати в пальто и забавной кепке, пытался прочитать надпись на каком-то ангаре. В руке у него была зажата сложенная в несколько раз бумажка. — Эй, малыш, тебе помочь? — сосед Оксфорда по лавке тоже повернулся и решил окликнуть новоприбывшего. — О! Да, пожалуйста, — парень в кепке приблизился. — Вы, случайно не знаете, где тут бар? — Конечно знаем, — весело гаркнул Фонд охриплым голосом и указал пальцем на кирпичное здание, — вот это страшное место чревоугодия и разврата, где людей в дурацких конкурсах лишают их кровно заработанных долларов. — Он просто не смог перепить одного «неубиваемого» парня, — добавил хозяин низкого голоса. — Не обращай внимания. — Хорошо, — кивнул мальчик и, приподняв кепку в прощании, двинулся к бару. Пробыл он там, правда, всего пару минут и вышел изрядно расстроенный. — Что, твоя девушка уже целует другого в отместку за то, что ты опоздал на свидание? — хмыкнул сосед Фонда, явно забавляясь. — К счастью, нет, — вздохнул парень и вернулся к их лавке. — Просто мой знакомый, который назначил мне встречу там, уже ушёл. И я проделал весь этот долгий путь зря. — Какая жалость. Но жизнь она, как сказал мой проигравший знакомый, та ещё стерва, — обладатель низкого голоса повернулся к Оксфорду. — А вам бы не помешало возвращаться домой. Вы уже хрипите. — Я могу проводить вас до таксофона, — вдруг вызвался мальчишка и поправил свою кепку, явно сбившуюся от такой прыти. — Автобусы уже не ходят, придётся заказывать такси, а до автомата тут довольно далеко. — Когда предлагают, грешно отказываться, — процитировал Фонд одно из любимых выражений своей бабушки и встал с лавочки, протягивая руку своему соседу. Попрощавшись, он пошёл прочь, а парень, кивнув всё тому же соседу, засеменил за ним. Какое-то время они шли молча, пока Оксфорда не повело влево, а мальчику не пришлось взять его за локоть, чтобы не дать упасть. — Мистер.? — он запнулся. — Мистер, пожалуйста, будьте аккуратнее. Я ведь могу и не удержать вас. — Я постараюсь, — с серьёзным видом сообщил Фонд и почти тут же чуть не оступился. — И я хотел бы представиться — Оксфорд Энтити Фонд к вашим услугам. — Тогда будем знакомы, мистер Фонд, я Вик. Виклиф, а не Виктор. Но лучше всё-таки просто Вик. — Хорошо, «просто Вик», я запомню, — важно кивнул Оксфорд, старательно проговаривая слова: алкоголь сильно смягчал его речь, добавляя в произношение вшитые куда-то в подкорку акценты и просвистывая на когда-то твёрдо поставленном «th». — А мама тебя искать не будет? Всё-таки уже давно не детское время. — Я не ребёнок, мистер Фонд! Да и она думает, что я с ночёвкой у своего приятеля, с чего бы ей волноваться? — Вик неожиданно озорно улыбнулся. — Вы же умеете хранить секреты? — Умею, если скажешь мне, зачем ты в ночи потащился в паршивый бар на краю города? — Мой приятель обещал помочь мне с годовой работой, точнее, пообещал передать мне финансовую отчётность какой-то туристической конторы для изучения, мол, там есть мутные места, которые неплохо бы было распутать. Ему — отчёты, мне — трудовая практика. Но работёнка эта серая, полулегальная, вот и встретиться мы должны были в неподобающем месте. А он не пришёл. — Не боишься, что я сдам тебя? — хмыкнул Оксфорд. — Ты же не настолько наивен, чтобы доверять мне. — Вы сейчас сильно пьяны и не можете ясно мыслить, так что этого вполне достаточно, — пожал плечами Вик. — Да и потом, я не назвал ни имени приятеля, ни названия конторы, так что вы не докажете, было ли вообще что-то или я просто вам наврал. — Какой умный мальчик, посмотрите-ка, — засмеялся Фонд. Он стремительно замерзал и почему-то переставал трезветь. Людей на пристани было мало, да и тем не было дела до странной парочки. Оксфорда заметно шатало, и даже держащий его под локоть «просто Вик» мало помогал, скорее уж больше перетягивал на себя часть неуёмных манёвров пьяного сознания. Наконец мальчик заговорил снова, очевидно решив, что диалог немного приведёт его в чувства. — А зачем вы были там, мистер Фонд? — спросил он, сворачивая влево и с энтузиазмом маленького конвейера утягивая с собой и самого мистера Фонда. — Мой друг развёлся и устроил по этому поводу мальчишник. А потом я узнал историю их знакомства и не смог перепить какого-то, — Оксфорд сорвался в нечёткую бранную смесь английского, русского и немецкого, во второй раз за вечер вспоминая Розальду Марковну, любившую строить длинные ругательства по каждому мало-мальски достойному поводу. Чтобы вернуть Фонда к реальности, Вику пришлось довольно сильно ущипнуть его за ладонь, — прости, какого-то идиота. И вот теперь я пьян и показываю плохой пример подрастающему поколению. — Да ладно вам, мои сокурсники напиваются куда похлеще вас, — мальчишка легонько пихнул его в бок. — Так что в дурном свете не предстаёте. — Одна радость, дорогой друг, одна… — Вы сможете сами добраться до дома? — спросил его Вик, когда они уже стояли у таксофона. — Я замёрз и потому уже достаточно трезв, чтобы назвать адрес, не беспокойся, — заверил его Оксфорд, хотя сейчас едва ли мог вспомнить номер собственного дома. — А вот насчёт тебя я не уверен. У студентов вроде тебя редко бывают деньги на ночное такси. И, — он поднял указательный палец в предупредительном жесте, — я оплачу тебе машину. В знак благодарности, что дотащил меня сюда. Возражения не принимаются. — Мистер Фонд… — Я всё решил, — сказал он и прислонился к стенке телефонной будки, закуривая и кивая Вику на автомат. — Звони. Мальчишка подумал пару секунд, после чего вздохнул, выпустил руку Фонд, которую всё время до этого крепко держал, и вытащил из кармана четвертак. Момент, когда и как они рассаживались по машинам, Оксфорд упустил. Запомнил только, как впихнул в ладонь Вика какую-то купюру и проследил, чтобы тот сел в такси, а после уехал сам.***
Наутро, а точнее уже ближе к полудню, когда Оксфорд продрал глаза и смог превозмочь похмельную мигрень, в голове было подозрительно глухо. Обычно кружившие после запоев странные мысли не шли на ум, и Фонд, уже развалившийся на диване с чашкой кофе, решил проиграть в памяти вчерашний вечер. Всё, что было до текилы он помнил хорошо, а вот что случилось после — уже смутно, отдельными частями: помнил, как мёрз на лавочке после проигрыша, помнил, как кто-то тащил его куда-то, как он сам усаживал какого-то мальчишку в смешной кепке в машину, помнил… А ничерта он не помнил. Оксфорд в порыве злости подскочил было, шлёпнув босыми ступнями по полу, но мигрень ударила набатом в висках и заставила с кряхтением осесть обратно. После текилы так было всегда. И чего только решил, что напиться посреди недели будет хорошей идеей? Точно говорят, дурная голова ногам покоя не даёт. Ещё и нагулялся с этим… кепочкой потом, промёрз, а теперь и хрипеть начал. Фонд злобно нашарил под диваном тапочки, медленно встал, накинул халат и вылез на веранду покурить. Стопка корреспонденции, которую Кевин теперь привозил намного раньше обычного из-за утренних занятий, сиротливо лежала почти у самых ступеней: кажется, мальчик торопился и бросил газеты второпях, а не положил перед дверью, как обычно. Но это было некритично, да и Оксфорд вовсе не считал себя человеком, для которого лежащая не на месте «Уолл-стрит джорнэл» станет личным оскорблением. В воздухе стояло ощущение скорого дождя, и Фонд поспешил докурить и вернуться обратно в дом. Забрав газеты и затушив сигарету, он вновь устроился на диване и развернул «Нью-Йорк таймс». На колени тут же шлёпнулся конверт со счетами за электричество, видимо, так Кевин решил уберечь его он возможного намокания, хоть по мнению Оксфорда беречь там было нечего. Решив проверить, не лежит ли что-нибудь в «Вашингтон пост», он развернул её и понял, что не прогадал: знакомый коричневый пакет уютно разместился в газетном «гнезде». В письме, ради которого Фонду пришлось в очередной раз встать и найти на рабочем столе специальный ножик, коротко было написано: «Дорогой мистер Фонд, Знаете, вы абсолютно правы. И были правы с самого начала. Мне не стоило так долго бегать от вас. Нужно было сразу соглашаться на встречу. Мне становится страшно от мысли, что наше общение может прерваться. Особенно после этого чертовски длинного перерыва почти в четыре месяца, который я сам и устроил. Никогда бы не подумал, что могу так сильно привязаться к тому факту, что по другую сторону письма есть кто-то, кто может мне ответить. И будь я проклят от мысли, насколько сильно мне это нравится. Давайте встретимся. 13 декабря, в субботу, если вам будет удобно. Это единственный день, когда у меня нет ни занятий, ни экзаменов… Где вам будет удобно пересечься? Может быть, у вас есть местечко на примете? Чёрт, я слишком сильно волнуюсь, и в голову не идёт ничего путного. Запечатываю быстрее, чем дам себе передумать. С наилучшими пожеланиями, Объект 2371 P.S. Простите меня за рисунок. Не говорите ничего, просто… простите». Оксфорд хмыкнул и уже готов был достать вложенные листы, как по комнате пронёсся грохот телефонного звонка. Не выпуская конверта из рук, он встал и поднял трубку. Звонил, ожидаемо, Уэнслидейл. На вытащенном плотном листе — одном единственном — Фонд без труда узнал себя и шумно подавился воздухом.