***
В Опере Ниццы открывается фестиваль музыки эпохи барокко, и Ганнибал разумеется хочет посетить его. Со всех стран мира съезжаются современные виртуозы и по-новому обыгрывают произведения таких великих композиторов, как Бах, Гендель, Вивальди, Скарлатти и многие другие. Уилл не запоминает всех имён, но наиболее именитых знает ещё со старшей школы. Билеты куплены заранее, лучшая гостиница забронирована и арендован автомобиль. Остаётся только привести себя в порядок. Уилл подстригает бороду и зачесывает неуёмные кудри набок. Ганнибал же красит волосы в чёрный, лепит на верхнюю губу тоненькие усики и надевает стильные очки «для зрения», в которых он похож на одухотворённого интеллигента прошлого столетия. Не договариваясь, они одеваются монохромно: Уилл в тёмном, а Ганнибал в светлом. Прямо инь и ян. Путь до Ниццы занимает всего четыре часа с лишним, но сама поездка затягивается до самого вечера. Ещё днём они останавливаются у Аббатства Сенанк возле маленького городка Горд. Небо, солнце, море и бесконечные лавандовые поля. Уилл не видел такого великолепия со времён… никогда. Здесь хочется наслаждаться жизнью. Смаковать красоты природы, словно сочный зрелый плод, впитывать солнечные лучи и млеть от свежести прохладного розе. Всё вокруг наполнено ароматами: лаванда, розмарин, тимьян наполняют разогретый воздух и дурманят голову. Хорошо, хоть Уилл захватил с собой шляпу трилби. — Прованс стал вдохновением для множества художников и писателей, нашедших в удивительном свете местных пейзажей свою музу, — рассказывает Ганнибал. Они гуляют по всей этой красоте так, будто ничто больше их не волнует, будто ничего не было и ничего не будет. Лишь безмятежность и тихое ликование, в которых растворяются все мелкие суетные мысли и печали. Уилл уже и не помнит, когда в последний раз чувствовал что-то помимо счастья. На задворках сознания плывут старые, окрашенные красным, воспоминания, но они настолько далеки, что кажутся кошмаром, произошедшим с кем-то другим. Уилл делится этими мыслями с Ганнибалом, и тот расплывается в улыбке. — Мы вместе преодолели сложный отрезок пути и оставили все невзгоды позади, — произносит он с теплотой, подносит его руку к губам и оставляет нежный поцелуй на тыльной стороне ладони. — И я рад этому, mylimasis! Уилл немного смущён этим жестом на виду у посетителей Аббатства, пусть и не столь многочисленных. Он хмурится, хотя в глубине его души распускается огненный цветок, чьи лепестки обжигают и переворачивают всё вверх дном. — Давно хотел спросить, что означает это слово? — спрашивает он только ради того, чтобы сменить тему, и замечает хитрый взгляд Ганнибала из-под очков. — Хотя… Не говори. Кажется, я догадываюсь. — Не хочешь слышать, чтобы потом не отвечать? — улыбка застывает на лице Ганнибала и начинает казаться зловещей. — Или потому что нечего сказать? Уилл с досадой фыркает и прячет горящую от поцелуя руку в карман брюк. — Не говори глупостей! Просто я ещё не готов, а ты говорил, что не будешь торопить меня. — Виноват, — признаёт Ганнибал с лёгким кивком. — С тобой я становлюсь нетерпеливым. — И каково это — быть человеком? — ухмыляется Уилл. — Необычно. И не всегда приятно. Осмелев, Уилл берёт Ганнибала за руку и ведёт к машине. — Ладно уж, Пиноккио… Поехали отсюда, не то опоздаем. В Ниццу они пребывают вовремя и даже успевают поужинать. Ресторан «La Rotonde» при знаменитом отеле «Le Negresco», в котором они забронировали номер, располагается на Английской набережной. В бело-золотых тонах ресторан выглядит настоящим воплощением Французской Ривьеры, её шика и непринуждённости. Осовремененный вид и убранство ресторана пропитаны атмосферой уюта с небольшой щепоткой гламура, а расположенные повсюду карусельные лошади придают обстановке лёгких забавных ноток. Больше всего поражает купол с изображением звёздного неба. Пока Уилл с тихим восторгом разглядывает потолок, Ганнибал шепчет ему на ухо, что днём купол становится ярко-голубым, с плывущими по небосводу кучевыми облаками и летящими птицами. Ужин не разочаровывает. Уилл даже не удивлён, когда узнаёт, что ресторан награждён звездой Мишлен. Красочные блюда оказываются довольно вкусными, со средиземноморским колоритом. Как бы невзначай Уилл говорит, что домашняя кухня нравится ему больше, и с удовольствием наблюдает, как на лице Ганнибала расцветает смущённая улыбка. И вот с едой покончено. Настаёт время приодеться к вечеру оперу. Забрав вещи из машины, они заселяются в отель, и услужливый портье распахивает перед ними дверь в номер. — Добро пожаловать в сюит «Монсеррат Кабалье»! — объявляет тот. Его английский довольно хорош, и только лёгкие, едва слышимые гортанные нотки намекают на французский акцент. — Известная оперная певица была частой гостьей в «Негреско». Это тот самый номер, в котором она останавливалась. Он полностью соответствует вкусам нашей знаменитой постоялицы. К сожалению, в последнее время она тяжело болеет и уже давно не заглядывает к нам. — Очень жаль, — отзывается Ганнибал, оставив у двери небольшой чемодан. — А я надеялся встретить её здесь. Он проходит в гостиную и оглядывается по сторонам, будто из-за угла вот-вот выпрыгнет Монсеррат Кабалье собственной персоной. — Тогда вам следовало бы поехать к ней на родину, в Барселону. — О, мы совсем недавно были там, но диву не видели. Боюсь, она так и не успеет познакомиться со мной. Как прискорбно. Ганнибал подмигивает, и Уилл отвечает ему тяжёлым взглядом. За ними и так тянется кровавый след. Не стоит раскрывать подобные детали кому бы то ни было. Доктор Лектер всегда удивительным образом совмещал педантичную продуманность с тщеславной рискованностью. Вспомнить хотя бы его застольные шуточки. Уилл недовольно поджимает губы. — На стенах можно увидеть портрет оперной дивы, который она лично подарила «Негреско», — продолжает экскурсию болтливый портье, — а также портрет художницы Марии Башкирцевой и прочих знаменитостей, которые способствовали прославлению Ниццы и Английской набережной. В спальне и прилегающей к ней гостиной вы найдете, среди прочих сокровищ, старинный секретер времён Людовика пятнадцатого и светильники из севрского фарфора. Подобное вы встретите только в «Негреско» и нигде больше! Уилл молча даёт ему щедрые чаевые и забирает электронный ключ, намекая, что тому пора бы уже убраться. — Merci, monsieur! Если что-нибудь понадобится, только позвоните. Буду рад помочь! — напоследок портье вежливо кивает и оставляет их наедине, закрыв за собой дверь. Кинув шляпу на кресло, Уилл осматривает номер. Тут довольно просторно: гостиная, кабинет, ванная и терраса с потрясающим видом на море. Белые стены, обитые голубой тканью, классическая дубовая мебель, барочные зеркала и письменный стол в стиле эпохи Регентства — всё здесь кричит о роскоши и элегантности. Пройдя в спальню, Уилл скептически приподнимает бровь. — Ты серьёзно? Над огромной двухспальной кроватью с резным изголовьем нависает позолоченный балдахин со струящейся белой тканью, придавая ложу поистине королевский вид. — А что не так? — с любопытством заглядывает в комнату Ганнибал. — Ты бы предпочёл сюит «Марии-Антуанетты»? Уилл морщится от представшей перед глазами картины и бросает на кровать костюмы, упакованные в защитные чехлы для одежды. — О, нет! Там наверняка всё в розовых и лиловых оттенках — такого я точно не переживу. Ганнибал издаёт тихий смешок и скидывает с себя одежду под напряжённым взглядом голубых глаз. Поняв, что пялиться так открыто неприлично, Уилл тоже начинает переодеваться. На что-то другое у них попросту нет времени. Они облачаются в заранее приготовленные наряды: безупречно скроенный смокинг с галстуком-бабочкой для Ганнибала и тёмно-синий костюм строгого пошива для Уилла. Это всё, на что он согласился после долгого спора. Зал «Оперы Ниццы» поначалу шокирует своей помпезностью. Снаружи изящное и величественное здание выполнено из светлого камня с многочисленными коваными элементами в классическом французском стиле, а в фойе их встречают изысканные скульптуры четырёх муз. Внутри перед взором Уилла предстаёт зал, оформленный дорогим красным бархатом, позолотой и лепниной. Куполообразный потолок украшает великолепная роспись, изображающая колесницу Солнца, и роскошная театральная люстра на шестьсот ламп. — Это… просто невообразимо! — только и может вымолвить восхищённый Уилл. Они занимают отдельную ложу бельэтажа, и Уилл бесконечно рад оказаться вдали от людей. Ганнибал снисходительно улыбается ему. Приятно, когда твои усилия и вкус оценивают по достоинству. — Ты ещё не видел Оперу Монте-Карло, — говорит он с гордостью в голосе, грациозно усаживаясь в кресло, — Театр Ла Фениче в Венеции и Оперный театр Сан-Карло, что в Неаполе. — Звучит, как «Топ-три» лучших мест, от которых у меня случится сердечный приступ, — отшучивается Уилл. Пока идёт концерт, он задумывается о своём позорном бегстве у Аббатства Сенанк. Говорить грязные словечки в постели — это легко, это Уилл делает почти не задумываясь. Но стоит разговору зайти о любви и других серьёзных чувствах, ему тут же хочется сменить тему. Может, мысли об умиротворении и прощении лишь прикрытие глубокой травмы? Телесные шрамы зажили, а что насчёт душевных? Уиллу не хочется ничего менять. Страшно вернуться в воспоминания. Переживать их заново. Вероятно они прошли не так бесследно, как ему казалось. — Ты всегда пускаешь слезу в опере? — иронично спрашивает Уилл, заметив мокрый блеск в глазах Ганнибала. — Только если она трогает меня до глубины души. — Вот так новость! Нужно срочно сообщить Фредди Лаундс, что у Ганнибала Лектера есть душа! Надеюсь, она пришлёт мне фирменную футболку с новым слоганом. — И для меня попроси. Я ведь главный фанат её творчества и главная звезда, — говорит Ганнибал, и они тихонько посмеиваются. После концерта они гуляют по ночному городу и обсуждают всё, что угодно, кроме самого главного. Уиллу нравится видеть Ганнибала вновь тем восхитительно аристократическим пижоном, каким он был прежде. Даже комичные усы и перекрашенные волосы, зачёсанные назад, нисколько не портят его. Уилл уводит их от посторонних глаз и освещённых улиц под мост. Прижимает Ганнибала к металлическому парапету с витиеватой ковкой и шепчет на ухо: — Вы сегодня чертовски очаровательны, доктор Лектер, — ведёт носом по его шее и прерывисто выдыхает. — Даже не знаю, как удержался от того, чтобы не отсосать Вам прямо в опере. Он ещё никогда не делал этого прежде, и порочное желание томительной негой расплывается внизу живота. Ганнибал улыбается уголком губ и хватает Уилла за подбородок. — Ты сегодня тоже очарователен, mon cher! — хрипло произносит он, облизнувшись. — Синий прекрасно подчёркивает твои глаза. Не понимаю, как я удержался от того, чтобы не утонуть в них. За их спинами раздаётся сдавленный смешок. Отстранившись от Ганнибала, Уилл недовольно поворачивается на звук. Из тени появляются пятеро парней с нагло ухмыляющимися лицами. — Oh, quelles colombes! — саркастично восклицает один. — Désolé d'interrompre. Уилл не понимает, о чём они говорят, но тон ему точно не нравится. Нахмурившись, он оглядывается на Ганнибала. Взгляд доктора, направленный на незнакомцев, кажется спокойным и даже насмешливым. Однако по наклону головы и плотно сжатым губам можно догадаться, что за жуткие картины проносятся у него в голове. — Souhaitez-vous rejoindre? — невинно спрашивает он. Незнакомцы сразу напрягаются, сверкая глазами. — On n'est pas tes pédés, enfoiré! — Ганнибал, не надо, — понижает голос Уилл. — Oui, ни наддá, Гонеба-áл! — передразнивает француз с длинным носом. Остальные начинают хихикать. — Prenons la montre et l'argent. Vite! — Что они говорят? С тяжёлым вздохом Ганнибал расстёгивает ремешок золотых часов. — Нас грабят, Уилл. И раз уж ты против насилия сегодня, придётся отдать им всё ценное. — Интересно, в каком мешке они собираются унести тебя? — шутит Уилл, и на губах Ганнибала мелькает улыбка. Они послушно отдают грабителям часы, деньги и смартфоны, но и этого оказывается мало. Носатый француз, по-видимому главарь банды, подходит к Уиллу и вперяется в него вызывающим взглядом. — Je suis intéressé, кто кого жарри́ть? Кто из вас сучкá? Ты? Уилл всеми силами пытается не закатить глаза и не фыркнуть. Или не свернуть ему шею. Акцент француза до ужаса карикатурен. Сложно сохранять серьёзность, когда ты представляешь грабителя в полосатой тельняшке и красном берете. — Мы за равноправие в нашей семье, если ты об этом. Видимо в его глазах и тоне голоса всё же проскальзывает надменная снисходительность, потому что в следующее мгновение лицо главаря ожесточается, и он тычет в грудь Уилла пальцем. — Мне не нрравиться́ ты! Мы прроучить тебия и твой дрружок. Nous avons beaucoup de monstres à nous et nous ne tolérerons pas les touristes pédés arrogants. — он даёт команду ребятам, и те хватают их с двух сторон. Главарь вытаскивает нож и ведёт им по щеке Уилла. — Pensez-vous qu'il restera aussi beau si nous réparons son visage? — Essayez simplement de dissoudre vos mains, et vous les perdrez! — цедит Ганнибал, глядя исподлобья. Носатый бьёт Уилла в пах и подходит к Ганнибалу. Не понятно, о чём те говорят и что делают. Весь обзор перекрывают двое верзил, которые принимаются пинать Уилла по животу и спине. Он корчится от боли на земле, закрывая голову от летящих со всех сторон ударов. Внезапно проносится чей-то громкий крик. Оставив Уилла, парни подбегают к Ганнибалу. Слышатся звуки борьбы. Из толпы пошатываясь выходит Носатый с торчащим из шеи ножом, падает на четвереньки и хватается за рукоятку. С трудом поднявшись на ноги, Уилл равнодушно наблюдает за ним. — На твоём месте я бы не вынимал. Носатый то ли не понимает, то ли не слышит его. Вытаскивает нож, и кровь фонтаном хлещет на голый асфальт. Каким-то чудом Уилл умудряется не забрызгать костюм, когда умирающий француз подползает к нему. Вздыхает и перешагивает через хрипящее тело. Минус один. Подобрав нож, Уилл подкрадывается к верзиле, что душит Ганнибала со спины. Всаживает в тело парня лезвие, перерезая брюшную аорту. От внутреннего кровотечения тот почти сразу теряет сознание и падает. Минус два. Вдвоём с Ганнибалом удаётся довольно быстро расправиться с оставшимися воришками. Набережная окрашивается красным, напоминая кровавое побоище. Минус пять человек за двадцать минут. — Когда я говорил: «Ганнибал, не надо», я имел в виду именно это, — он подаёт руку и помогает Ганнибалу подняться. Заботливо вытирает платком его кровоточащий нос и смотрит с укором. — Они ведь не собирались нас убивать, только обчистить и припугнуть. Неужели так сложно было сдержаться? В карих глазах на секунду проскакивает нечто неуловимое. Страх, боль? Неужели Ганнибал испугался за него? Что-то новенькое. — Для меня есть куда более ужасные вещи, чем воровство или убийство, — отвечает он, и взгляд его вновь становится самодовольным. — Грубость, например. Уилл закатывает глаза и идёт к лестнице. Зол ли он? Не то слово. Не успевают они приехать в Ниццу, как ввязываются в глупую потасовку и убивают пятерых человек! А он уж грешным делом подумал, что на этот раз они продержатся дольше. Уилл злится на себя, на Ганнибала, на этих тупорылых никчёмных бандитов, которых угораздило оказаться не в том месте и не в то время. — Постой! — останавливает голос за спиной. — Не хочешь помочь с телами? Чёрт… Уилл упирает руки в боки и глубоко вздыхает. Какие же зануды эти педантичные каннибалы! Нет бы оставить тела валяться на радость местной полиции и смыться, пока сюда никто не спустился. Ганнибал предлагает набить карманы жертв камнями и скинуть в канал, дабы походило на обычную бандитскую разборку. Так они и делают. Приведя себя в порядок в машине, они возвращаются в отель с сумкой-холодильником. За всю дорогу до самого номера Уилл не говорит ни слова, а Ганнибал старается не доставать его лишний раз. «Поскорее бы смыть с себя эту ночь», — думает Уилл. — Я в душ, — сухо бросает он, запихивая снятую одежду в мешок. По приезде домой нужно будет уничтожить её как улику. Так, на всякий случай. Хотя, если ими заинтересуется полиция и пробьёт их отпечатки по международной базе данных, то будет уже всё равно. — Тебе помочь? От многозначительной ухмылки Ганнибала легче не становится. — Нет уж, — Уилл оскаливается, и его глаза вспыхивают ледяным огнём. — Сегодня ты будешь наказан. Хоть Ганнибал и выглядит слегка удручённым отказом, во взгляде его проскакивает любопытство и предвкушение. Он поджимает губы и идёт укладывать трофеи в небольшой холодильник для напитков. Вода льётся по телу и стекает красным потоком в канализацию. Уилл понимает, это всего лишь игра воображения. Он ощущает на руках кровь, чувствует её запах так же отчётливо, как и ярость в груди. Нельзя винить хищника в том, что он убивает добычу, легкомысленно забредшую на его территорию, правда территория эта охватывает весь мир. Хищник нашёл себе пару и опьянён этим, но Уилл научит его считаться с собой. Раз уж теперь они вместе, то решать подобные вопросы тоже будут вместе. В голове уже появляется одна сумасбродная идея. Выйдя из ванной комнаты, Уилл пропускает туда Ганнибала и одевается. Пока тот моется, он спускается на парковку и достаёт спрятанную в багажнике сумку. Не думал он, что её содержимое потребуется так скоро. Что ж… Жизнь частенько подкидывает неожиданные сюрпризы. Едва Ганнибал выходит из душа, Уилл подходит к нему сзади и обнимает. Гладит распаренное тело и целует в шею. — Хм, — почти мурлычет Ганнибал, прикрыв глаза. — А я-то думал, будет наказание. — Всё верно, — отвечает елейным голосом. — И сейчас оно начнётся. Вынув из кармана шприц, Уилл ставит быстрый укол ему в яремную вену. С немым шоком в глазах Ганнибал оборачивается, хватается за шею и начинает опадать. Уилл едва успевает подхватить его и с трудом укладывает на кровать. Тяжёлый, зараза. Редкое зрелище — Ганнибал без сознания, такой расслабленный и беззащитный. Уилл скользит взглядом по оголённому телу на кровати и находит интересную ассоциацию — спящий тигр, сильный и прекрасный. С благоговением он убирает волосы со лба Ганнибала и ласково целует. Прижимает к себе и на мгновение закрывает глаза. У него не так много времени, и он хочет насладиться каждой секундой. Почему-то именно сейчас легче всего проявить ту нежность, которую Ганнибал дарит ему с необычайным естеством. Не страсть, не похоть, а нежность. С женщинами в этом плане было гораздо привычнее, но как быть с мужчиной? Может Уиллу просто страшно показаться слабым, и потому он избегает разговоров о любви? Как-то раз он уже доверился доброму доктору — своему другу — и оказался выпотрошенным как физически, так и ментально. Дважды. Или трижды? Правда, даже это не отвратило его от Ганнибала. Лишь усилило их связь каким-то особо извращённым образом. Неужели невозможно прервать этот бесконечный цикл из боли и одержимости, тесно переплетённых между собой? Через час с лишним Ганнибал начинает приходить в себя. Лёжа на боку, он фокусирует затуманенный взгляд и слабо улыбается. — Уилл… — облизывает сухие губы и с трудом сглатывает. — Я уж было подумал, ты оставишь меня спящим под кипарисом. Усмехнувшись метафоре, Уилл поит его водой через трубочку. Вновь садится в кресло напротив и смотрит на Ганнибала, задумчиво потирая подбородок. Он на самом деле считает, что Уилл способен его убить, или просто шутит? — Выглядишь невероятно привлекательно, — говорит Ганнибал, заметив на нём строгую чёрную рубашку и такого же цвета брюки. Пробует встать, но не получается. — Уилл, я не могу пошевелиться. — Конечно не можешь. Ты ведь связан. Словно очнувшись, Ганнибал вертит головой и осматривает своё обнажённое тело. Поперёк его торса тянется джутовая верёвка, обвивает шею и стягивает мощную волосатую грудь, формируя пентаграмму. Руки связаны за спиной, а ноги — каждая по отдельности в согнутом виде, чтобы пятки почти касались зада. — Однако… — бесцветные брови Ганнибала вскидываются вверх. — Такого я не ожидал. — Пришлось импровизировать, — пожимает плечами Уилл. — Эту верёвку и инъекции я подготовил на случай особо строптивой жертвы, и сегодня на её месте будешь ты. — Мог бы просто сказать, а не вкалывать мне транквилизатор. — Тогда какое же это наказание? Некоторое время Ганнибал молчит, и лишь его янтарные глаза горят в свете тусклых ламп. — У меня будет стоп-слово? — Конечно, доктор Лектер! И это слово, — губы Уилла расплываются в ядовитой ухмылке, — «пожалуйста». Ганнибал одаривает его восторженным взглядом. Было время, когда он вынуждал Уилла просить, умолять его помочь. Теперь роли слегка поменялись. — Какой же ты хитрый мальчик! Оставив последнюю фразу без ответа, Уилл наклоняется вперёд, упираясь локтями в колени, и опускает небритый подбородок на скрещенные пальцы. — У тебя довольно высокий болевой порог, поэтому мы попробуем депривацию, — произносит он деловито. Рот Ганнибала невольно приоткрывается, а зрачки расширяются. Очевидно Иль Монстро крайне удивлён и заинтригован новыми перспективами. — Ничего не будет тебя отвлекать. Только мои прикосновения, и ощущения эти будут только усиливаться. На лице Ганнибала отражается некое подобие гордости, которое бывает у мастеров за своих талантливых учеников. — Я знал, что ты склонен к насилию, но не догадывался, что к подобному тоже. — Вы пробуждаете во мне креативность, доктор Лектер, — Уилл встаёт с кресла и прохаживается по комнате. — Я всё думал, как можно наказать того, кто не подвержен пыткам… — Ты наказывал меня три года подряд. Разве этого мало? — Та карта уже давно бита. Но знаешь, что я тогда понял? — он присаживается перед Ганнибалом на корточки и разглядывает его лицо. — Я — твоё наказание. Взгляд Ганнибала теплеет. — Как и я — твоё. Уилл кивает, соглашаясь с этими словами. — Да, это так. Но сегодня ты был очень, очень непослушным каннибалом, поэтому ты станешь моей жертвой этой ночью. Ах да! Забыл кое-что ещё. Нависнув над Ганнибалом, Уилл переворачивает его на спину и перевязывает просыпающийся член и мошонку канцелярскими резинками у основания. Ради забавы оттягивает одну и с щелчком отпускает. Ганнибал недовольно мычит. — Смею напомнить, Уилл, что пережимать… — …более чем на полчаса не рекомендуется — я в курсе, док. Придётся заткнуть тебя на время. Разговоры окончены. Скрутив чистые шёлковые трусы в тугой комок, он грубо запихивает их Ганнибалу в рот и фиксирует повязкой из платка, чтобы кляп невозможно было выплюнуть. Глаза накрывает галстуком и завязывает на затылке. Берёт наушники и, включив белый шум, надевает их на Ганнибала. Вот теперь-то никто ему не помешает «поиграть» с любимым доктором. На ручке двери снаружи уже висит табличка «не беспокоить». Le spectacle commence. Обойдя кровать, он вытаскивает из шлёвок кожаный ремень и раздумывает, с какой бы части тела начать. Нет цели сделать Ганнибалу по-настоящему больно, к тому же это практически невозможно, но удивить — вполне. Сейчас Уилл чувствует за двоих, прекрасно осознавая, где кончается он и начинается Ганнибал. Склоняется к нему, обдавая жарким дыханием обмотанное горло. Чуть затягивает верёвку и наблюдает за тем, как красиво напрягаются жилы на шее, как трепещут крылья носа, и плавно отпускает. Однажды ему снилось нечто подобное в той, прошлой жизни. Ганнибал, привязанный к дереву. Ганнибал, рассказывающий о любви и потенциале. И Уилл, всеми силами отрицающий монстра внутри себя. Но подсознание уже тогда подсказывало нечто иное. Во сне он убил Ганнибала в образе вендиго, оросив белый снег кровью, а проснулся с предательским стояком, сжимая простыни в кулаке. Конечно, тогда он не воспринял сон всерьёз, смяв его, словно бумажный лист, и выкинув в корзину с надписью «очередной бред». Но ему явно понравилось то ощущение силы и контроля. Для такого человека, как Ганнибал, это чуть ли не самая главная черта характера, и Уилл хочет научить его делиться. Он скользит ниже и нежно целует маленький сосок в обрамлении тёмных и седых волосков, дразнит языком, прикусывает, а затем переходит ко второму. Когда соски уже достаточно возбуждены, он прохаживается по ним лёгким ударом ремня и слышит, как возмущённо сопит Ганнибал. Он не слышит, не видит, что делает Уилл, и ему безумно интересно, что последует дальше. Поцелуй или удар? Пряник или кнут? В полной темноте, со стуком сердца в ушах Ганнибал чувствует жалящие удары по бёдрам. Кожа горит, конечности ноют. Инстинктивно хочется вырваться, но это совершенно невозможно. Когда череда лёгких ударов проходит по набухшим гениталиям, он дёргается и хрипит. Боль, смешанная с удовольствием, разливается по телу, заставляя напрячь каждую мышцу. А затем на его член вдруг опускается горячий влажный рот. Томительно долго скользит язык по стволу вниз, задевает мошонку и щекочет её. Возвращается назад и дразнит налитую кровью головку. Ганнибал мычит от удовольствия, дышит чаще, но стоит ему приблизиться к пику, рот сразу исчезает, оставляя мокрую от слюны плоть мёрзнуть на воздухе. Ганнибал представляет, как Уилл, такой невозмутимо спокойный, облачённый в чёрное, гордо возвышается над ним с ремнём в руках. Какая эстетичная и возбуждающая картина! Сам же он лежит перед ним на спине, полностью обнажённый, открытый, неспособный сопротивляться. Утрата власти непривычна для него, и всё же он расслабляется. Вверяет себя в руки единственного человека, способного его понять, принять и оценить по достоинству. Полюбить… Уилл также может убить его, сдать полиции — сделать с ним всё, что захочет. Бросить… Но Ганнибал всегда верил в него. Верит и сейчас. Его переворачивают так, что щека и грудь упираются в матрац, а зад возвышается над головой. Тёплыми, шершавыми от грубой работы ладонями ведут по спине, оставляют цепочку жарких поцелуев вдоль позвоночника, и так же внезапно бьют ремнём по заду, что Ганнибал вздрагивает от неожиданности. Несколько сильных ударов по одной и столько же по другой ягодице. С каждым разом кожу жжёт всё сильнее и сильнее. Уйти во Дворец Памяти невозможно, да и не хочется. Ганнибал жаждет пройти всё до конца. Он понимает — в этом и заключается наказание: передать контроль Уиллу, принять его равным и не сбежать от уготованного испытания. И это наказание он воспринимает благодатью. Разгорячённые ягодицы ласково оглаживают, спускаются ниже по бёдрам и касаются члена, распаляя желание. Что-то холодное льётся сзади. Его анус смазывают и начинают мягко разрабатывать. Пальцы массируют простату, и Ганнибал изгибается в пояснице. Стон утопает в кляпе, а верёвка на шее натягивается. Хочется поскорее кончить, освободиться, вырваться, и он рад, что так туго связан. Неосознанно Ганнибал подаётся назад, насаживаясь на пальцы, но Уилл убирает руку и грубо шлёпает его по воспалённой коже. Урок усвоен — он получит лишь то, что Уилл решит дать ему. Пытка возобновляется. Когда он уже готов сойти с ума, беспомощно постанывая в матрац, кляп и наушники убирают. — Что-нибудь хочешь мне сказать? — спрашивает приятный низкий баритон над ухом. Тяжело дыша, Ганнибал вздрагивает от руки, поглаживающей его болезненный, истекающий смазкой член, и готов уже умолять. — Уилл, прошу… — О чём ты просишь? — голос звучит самодовольно. Какой же хороший ученик, превзошедший учителя! Облечь мысли в просьбу оказывается сложным и унизительным. Облизнув губы, Ганнибал заставляет себя говорить. — Хочу ощутить тебя внутри, хочу видеть тебя… Пожалуйста, Уилл! От собственных слов возбуждение прошивает изнутри, норовя выплеснуться наружу. Рука исчезает, и он разочарованно вздыхает. Уилл наконец снимает повязку с глаз Ганнибала. В потемневших карих глазах плещется порочное желание, что хочется испить до дна, а рот его приоткрыт, жадно глотая воздух. С растрёпанными тёмными волосами Ганнибал выглядит моложе, по-настоящему диким, на грани между человеком и животным. Медленно расстёгивая ширинку, Уилл ловит его голодный взгляд и вынимает свой давно изнывающий член. Водит им по щеке, подбородку, пока его не обхватывают губами. Закрыв глаза, Ганнибал вбирает головку с низким стоном, прокатывающемуся по стволу. Так клокочет нутро тигра, когда тот мурлычет от удовольствия. Уилл откидывает голову назад, запуская пятерню во взъерошенные волосы Ганнибала, и очень медленно толкается вперёд. Он обладает Ганнибалом так же, как и Ганнибал — им самим. Это взаимное поглощение, полное и бесконечное. Отстранившись, он встаёт на колени позади связанного тела. Пристраивает блестящий от слюны член меж ягодиц и проскальзывает в тугой жар. Ганнибал издаёт тихий вздох, полный удовлетворения, и Уилл едва сдерживается, чтобы не сорваться на быстрый ритм. Он входит лишь наполовину, двигается размеренно, не спеша. Натягивает верёвку, тянущуюся от связанных рук к обмотанной шее, и Ганнибал запрокидывает голову. — Уилл, пожалуйста… — хрипит он, задыхаясь. — Не совсем то, — Уилл грубо дёргает за верёвку. — Ну же! Дай мне то, чего я хочу! — Ты нужен мне, Уилл, — сдаётся Ганнибал, цитируя его слова, произнесённые когда-то в психбольнице. — Полностью… — Хорошо, — смягчается тон. — Мне нравится, когда ты такой послушный. Резким движением перевернув податливое тело на спину, Уилл скидывает с себя одежду и склоняется над Ганнибалом. Не отрывая взгляда, входит вновь, на всю длину. С каждым толчком он словно проникает в саму его суть и жаждет остаться там, как можно дольше. Дрейфуя на пороге оргазма, Ганнибал протяжно стонет, и глаза его закатываются. — Уилл… Пожалуйста, Уилл! Он позволяет видеть себя таким… — Чего ты хочешь? Скажи мне. — Хочу кончить, прошу тебя! … таким нуждающимся. — Ты кончишь только от моего члена. Уилл срывает резинки с побагровевших гениталий Ганнибала и меняет угол проникновения так, чтобы головка проезжалась по простате. И Ганнибал рычит, откидывает голову, не обращая внимания на то, как сильно верёвка врезается в его шею. Уилл отпускает рычаг самоконтроля и с животной одержимостью трахает его, сжимая верёвки на груди. Хватает за волосы и бешено толкается вперёд до влажных шлепков кожа о кожу. Любуется тем, как самозабвенно Ганнибал оскаливается, дёргая верхней губой и морща нос. Окунается в его эмоции и ощущения, чувствуя их обоих на грани. И наконец всё внутри взрывается, оглушая, ослепляя, затапливая мощным потоком. Стоны, задушенные крики — всё сливается в один сплошной экстаз. Ганнибал вздрагивает и судорожно сжимается вокруг Уилла, делясь своим наслаждением. На волнах блаженства они парят то поднимаясь, то опадая. И нет в мире ничего, что способно разлучить их. Они едины, и это прекрасно!***
Вернуться домой после отличных выходных невероятно приятно. После четырёх часов дороги первое, о чём думаешь — это душ и сон. Так они и делают. Проснувшись под вечер, Уилл обнаруживает рядом пустую постель. Сладко потягивается и встаёт. С кухни уже доносятся аппетитные запахи и влекут, влекут к себе соблазнительной песнью. — Ужин почти готов, — объявляет Ганнибал, не оборачиваясь. Мясо в сковороде ловко подпрыгивает в его руках, и огонь на несколько секунд вспыхивает прямо на поверхности. Поистине захватывающее зрелище! — Отлично! А то я проголодался, — говорит Уилл, обнимая его со спины. На мгновение он утыкается в шею, а затем слегка прикусывает в порыве нежности. Ганнибал смеётся и сжимает его руку на своём животе. — Я не очень вкусный, в отличие от предстоящего ужина. Лучше выбери вино. Сегодня у нас праздник. — Да? И какой же? — Нас официально признали погибшими. Дело закрыто. Уилл застывает на месте и прерывисто втягивает воздух носом. Неожиданная новость. — Ого! Видимо Кейд Пурнелл основательно надавила на Джека. — Думаешь, Джек больше не будет нас искать? — Вряд ли. Слишком уж он упёртый. Достав из погреба подходящую бутылку, Уилл идёт к столу и разливает по бокалам аперитив c труднопроизносимым названием Гевюрцтраминер. Благодаря Ганнибалу он знает, что это благородное белое вино родом из Эльзаса, на протяжении веков принадлежащего то немцам, то французам. Ему нравится каждый раз узнавать что-то новое, проникаться эстетикой и становиться её частью. Он входит во вкус. Перед ним опускается тарелка с ароматно дымящейся едой, а напротив садится Ганнибал. Насадив вилкой кусочек мяса, Уилл подносит её к губам и замирает. — И что же я сейчас положу себе в рот? — игриво интересуется он. — Почки фламбе с карамелизированными яблоками. — Выглядит аппетитно. Не отрываясь от Ганнибала, Уилл медленно проталкивает мясо себе в рот. Медленно жуёт, наслаждаясь жадным взглядом полуприкрытых янтарных глаз. Проглатывает и демонстративно слизывает сладковатый соус с губ. — Уилл, — произносит Ганнибал чуть осипшим голосом, так и не попробовав собственного блюда. — Если так будет продолжаться, мы не дойдём до десерта. — О, ещё и десерт есть? — удивляется Уилл, пытаясь сдержать улыбку. — Ты дразнишься. Рассмеявшись, Уилл откидывается на спинку стула и потирает подбородок. Дежавю. Всё это дико напоминает их первый совместный завтрак, когда Ганнибал пришёл к нему в отель и кормил невесть чьими колбасками. В этот раз Уилл знает, кому принадлежит мясо, и ему это нравится. — Ты веришь в реинкарнацию? — вдруг меняет он тему, и Ганнибал обращается в слух. — У меня сегодня был странный сон. Мы были на поле боя. То ли Ахиллесом и Патроклом, то ли Александром и Гефестионом… Мы спалили мир дотла и сами же сгинули в нём. Отпив вина, Ганнибал размышляет над его словами, а затем философски изрекает: — Всё всегда начинается и заканчивается одинаково. — В этот раз я бы не хотел сгинуть так быстро. — Что побудило тебя думать, что в этот раз будет так же? — Тебя всегда… — «несёт», хочет он сказать, но решает, что это будет не совсем справедливо. Ведь он и сам разделяет это чувство. — Стоит нам объединиться, как мы считаем себя непобедимыми. Это может сыграть злую шутку. — Не непобедимыми. Скорее непревзойдёнными. Уилл глубоко вздыхает. Снова пришёл его черёд просить. — Ганнибал, пожалуйста… Я не хочу изменить нашу природу, я понимаю… Чёрт, я прекрасно понимаю, насколько это опьяняет! Желание сгореть ярко, пусть и быстро! Но-о-о… в этот раз мы можем попробовать изменить ход истории. Он задерживает дыхание в ожидании ответа. Поймёт ли его Ганнибал? Конечно поймёт. Всегда понимал. — Гореть ярко, но не сгорать, — задумчиво произносит тот. — Да, именно так. Пронести наш огонь сквозь время. — Звучит неплохо, — Ганнибал в согласии чуть склоняет голову и приподнимает брови. Теперь контрольный выстрел. — И ты поможешь нам в этом? — Конечно, мой дорогой Уилл. Всё, что будет в моих силах. И даже больше. — Спасибо. Они салютуют бокалом вина и улыбаются друг другу.***
Неполный год пролетает незаметно. Жизнь течёт своим чередом и перестаёт казаться чем-то нереальным. За это время Уилл достаточно хорошо подтягивает свой французский и занимается починкой водно-моторной техники, открыв ремонтную мастерскую в Пор-ла-Нувель на берегу Лионского залива. От дома до работы всего полчаса езды, и Уилл, а вернее, Дэвид Чейз покупает небольшой подержанный «Рено», чтобы не загадить мазутом и собачьей шерстью шикарный ретро-кар Ганнибала с откидным верхом. К новым именам привыкнуть оказывается не так уж сложно, но наедине они продолжают называть друг друга настоящими именами. Ганнибал, а вернее, Александр Денке успевает заработать репутацию выдающегося художественного критика и обрастает новыми связями. Пишет статьи и рецензии на представленные ему произведения искусства, разъезжает по разнообразным галереям и музеям Франции. Когда Уилл не занят срочными заказами, то составляет ему компанию. Видеть Ганнибала таким спокойным и счастливым становится для него особого рода удовольствием. Дом уже полностью отремонтирован. Текстурированные стены тёмных оттенков, старинные картины, жутковатые элементы декора, мрачные лесные мотивы в интерьере — всё пропитано идеально тонким вкусом и эстетикой. Особая гордость Ганнибала — новая композиция из вороньих перьев, рогатого черепа козла и ультрамариновых ипомей, гордо возложенная на комод, как на жертвенный алтарь. Настаёт солнечная весна. Белоснежные поля цветов на фоне зеленеющих холмов поражают воображение. Недаром Ван Гог избрал их источником вдохновения для картины «Цветущие ветви миндаля». К середине мая бело-розовые миндальные моря сменяются алыми маками, а воздух прогревается до комфортной температуры. Наведя домашний уют, Ганнибал устраивает званный ужин для своих коллег и знакомых. С самого утра всё оживает и приходит в движение. Нанятые повара и официанты — каждый занят собственным делом под чётким руководством Ганнибала. Холодильник забит мясом, но впервые ни один человек не пострадал при его добыче. С некоторых пор их особые ужины — только для них двоих. Закончив подготовку сада, где планируется проведение мероприятия, Уилл заходит на кухню и залпом выпивает стакан воды. Там вовсю кипит работа. Ганнибал даёт указания су-шефу и приступает к мясу. — Я украсил сад, расставил столы и стулья, — говорит Уилл, отдышавшись. — Один стол для закусок и второй большой — для гостей. Все должны поместиться. Подняв голову, Ганнибал шлёт ему лёгкую улыбку, продолжая натирать большой кусок телятины маслом, солью и прованскими травами. — Спасибо, mon cher! Даже не знаю, как справился бы без тебя. Скептически скривившись, Уилл усмехается и мотает головой. — Не надо. Ты всегда прекрасно справлялся и без меня. — Но с тобой всё становится намного приятнее. Не обращая внимания на любопытные взгляды, Ганнибал опускает руку ему на шею и прижимает к себе. Зарывается носом в аккуратно уложенные кудри и нежно целует в висок. — Боже, ты меня запачкаешь! — пытается вырваться из объятий Уилл. К проявлению чувств на публике он до сих пор не привык, но Ганнибал довольно упрям. — Тебе не кажется, что двадцать человек — это слишком? Вернувшись к мясу, Ганнибал пожимает плечами. — Если помнишь, у меня были вечеринки и помасштабнее. — Угу, — хмуро отзывается Уилл. — На которой я по объективным причинам не мог присутствовать. — Зато теперь можешь. И на всё-то у него найдётся ответ! Но разве можно злиться на доктора, когда он стоит в идеально отглаженной белоснежной рубашке, до ужаса чистом переднике и так лучезарно улыбается ему? Кто старое помянет… — Знаешь… — издалека начинает Ганнибал, и Уилл мысленно напрягается. Обычно этот тон сулит новые приключения на задницу. — Ты ведь до сих пор не видел капеллу Корнаро, кроме как в нашем Дворце Памяти. Эта капелла — одна из красивейших церквей Рима, апогей итальянского барокко. Свод её декорирован ангелами из лепнины, а на мраморном полу изображены молящиеся скелеты. Я хотел бы показать всё это тебе. В памяти всплывает небольшое путешествие Уилла в Палермо, где он нашёл одну из самых странных валентинок в своей жизни. И самую прекрасную. — Религиозный экстаз в искусстве… — усмехается он. — Мне хватило и Палантинской капеллы. — В Риме полно других достопримечательностей, — продолжает настаивать Ганнибал. — Замок Святого Ангела, Собор Святого Петра, Сикстинская капелла, Станцы Рафаэля, наконец. Неужели тебе не интересно взглянуть на них вживую? Уилл тяжело вздыхает и понижает голос, чтобы никто больше не расслышал. — Ты ведь знаешь, нам теперь закрыт путь в Италию. Вряд ли там обрадуются нашему появлению, — на лице Ганнибала отражается печаль, и Уилл спешит утешить его. — Выбери какой-нибудь другой город. В Европе полно апогеев барочного искусства. — Ты прав, — немного помолчав, Ганнибал задумчиво хмыкает. — Как насчёт Вены? — Карлскирхе? — Именно! — Ганнибал подкидывает лук, ловит его остриём ножа как заправский фокусник и с гордостью демонстрирует Уиллу наколотую луковицу. — Эта церковь — одно из самых восхитительных сооружений Австрии. — А ещё это религиозный памятник в знак благодарности Богу за отступление чёрной смерти, — угрюмо произносит Уилл, но, заглянув в тёплые карие глаза, тут же сдаётся. — Впрочем, если ты хочешь посетить культурную столицу мира, я не против. К вечеру все приготовления заканчиваются, и гости начинают потихоньку собираться. Уилл немного нервничает, ведь не каждый день ему приходится видеть столько людей одновременно и строить из себя радушного хозяина. Тем более он не уверен, что готов отвечать на вопросы об их с Ганнибалом отношениях. Остаётся положиться на элементарную человеческую тактичность. Всё идёт замечательно. Гости наслаждаются великолепным ужином, Бруно бегает по двору за сонными светлячками, а уходящее за рощу солнце успешно заменяет развешанные повсюду ламповые гирлянды. Кто-то вскользь замечает, что весь этот уютный лесной антураж напоминает свадьбу в стиле «рустик». Уилл хмурится и смотрит в противоположный конец стола, где сидит Ганнибал. Это была его идея — расположиться во главе стола по разные стороны, как хозяева неофициального приёма. Уже в который раз Уилл жалеет об этом. Общество людей едва переносимо. Приходится развлекать свою половину гостей, чтобы они не чувствовали себя забытыми. Чего только не сделаешь ради одного очень настойчивого каннибала! В голове вертится назойливая мысль — согласно международному этикету так сидят супруги. Хорошо, хоть не вместе, подобно молодожёнам. — Так здóрово, что мы наконец познакомились! — обращается к нему молодой мужчина в очках, художник-реставратор Батист Моро. Несколько бокалов вина развязали ему язык. Он кокетливо улыбается и старается говорить тише. — Нам ведь надо держаться вместе. — Да? — Уилл вскидывает бровь. — И почему же? — Ну как… — удивляется Батист, дёрнув худым плечом. — Не часто встретишь в высшем консервативном свете своих. Батист посылает многозначительный взгляд, и Уилл потихоньку начинает понимать, о чём вообще речь. Некоторым людям алкоголь противопоказан. — О, нет! — неловко смеётся он. — Я не гей. — А как же Александр? Может, я и сбрендил, конечно, но между вами двумя воздух так и искрится! — взмахивает он руками, а затем прищуривается. — Мой радар подсказывает, что вы не просто друзья. «Ну, приплыли!» — думает Уилл, поджав губы. Хотя, глупо утверждать обратное. Он ведь живёт с мужчиной более двух лет и почти год делит с ним постель. Чересчур близкие друзья, получается. От этой мысли хочется громко рассмеяться, но что-то неприятно покалывает в груди. Уязвлённое эго? Весь вечер Батист болтал с ним как с подружкой, а Уилл всё не мог понять, почему. Да, он назвал Ганнибала своим мужем при Мигеле Гонсалесе, но тот унёс эту тайну с собой в могилу. Намного сложнее признаваться тем, кого ты не собираешься убивать в ближайшем будущем. — Мы стараемся избегать ярлыков, — сдержанно произносит Уилл и возвращается взглядом к Ганнибалу, мило беседующему с небольшой компанией историков-искусствоведов. Будто почувствовав его взгляд, Ганнибал на секунду отвлекается и подмигивает ему. — Меня не интересуют другие мужчины, месье Моро, и никогда не интересовали. Александр — абсолютное исключение. О, да! Абсолютное и невероятное исключение во всех смыслах! Было время, когда Уилл считал его исключительным психопатом, и даже тогда он догадывался, что это слишком уж упрощённая характеристика. Когда гости расходятся, Уилл складывает стулья, пока Ганнибал носит грязную посуду на кухню. От резких движений стулья надрывно кряхтят, угрожая вот-вот сломаться. Постоянные физические тренировки и богатая белком пища положительно сказывается на его телосложении. — Неужели я похож на гея? Я что, выгляжу… — Уилл старательно подбирает слово, — смазливым?! Ганнибал позабавлено глядит на него и устраивается в деревянном кресле, с джентльменской грацией закидывая ногу на ногу. Вытащив из кармана портсигар, раскуривает сигару — подарок директора одной известной картинной галереи. Уилл обязательно удивился бы этому, если бы не был так возмущён. — Выглядишь ли ты изысканно? Да. Хорош ли ты собой? Несомненно. Остальное — лишь оттенки и искажения, о которых тебе не следует задумываться. Уилл пропускает все комплименты мимо ушей. Язык оказывается быстрее мысли. — Да, и, конечно же, ты добавляешь двусмысленности во всё это. Первый страйк. Острый взгляд карих глаз мгновенно вскидывается к нему, отчего Уилл чувствует эфемерное лезвие у своей шеи. Правда, он ещё не понимает, что сказал не так. — Может тогда тебе завести любовницу женского пола, чтобы никто случайно не подумал, что у нас роман? Уилл болезненно морщится то ли на предложение о любовнице, то ли на слово «роман», то ли на проскользнувший яд в голосе Ганнибала. — Да нет же, чёрт возьми! Я не то имел в виду! Просто меня дико раздражает, когда люди спешат навесить ярлык на каждое твоё действие. Ешь салат — ты вегетарианец, оделся поприличнее — гей, чуть ниже ростом — точно пассив! — Никогда не замечал у тебя прежде комплекса Наполеона, — сухо отзывается Ганнибал, выпуская колечко дыма. Если прислушаться, в тоне его голоса можно уловить нотки обиды. Кто ж знал, что Чесапикский Потрошитель окажется настолько чувствительным? — Доктор Лектер, я начинаю сомневаться в вашей профпригодности, — язвит Уилл. — Конечно, у меня нет комплекса коротышки, и не нужно меня подначивать! — И всё же ты боишься выглядеть слабым. Он имел в виду «пассивным»? — Не то, чтобы боюсь, просто… — Уилл шумно выдыхает, пытаясь успокоиться, и через мгновение продолжает уже намного тише. — Никакой у нас не роман. Второй страйк. С полуоткрытым ртом и приподнятыми бровями Ганнибал выглядит шокированным и уязвлённым одновременно. — Позволь спросить, Уилл, что же у нас тогда? — «Роман» — звучит приземлённо, тебе не кажется? — объясняет Уилл. Если Ганнибал ждёт слов о любви, то ему придётся подождать ещё. — Между нами слишком много всего, чтобы выразить это простыми словами. Похоже, это — хоум ран. Уилл подходит к Ганнибалу и запускает пальцы в его волосы, вынуждая запрокинуть голову. Взгляд карих глаз тут же теплеет. — Ты ведь и сам был против ярлыков, — мягко говорит Уилл, ласково прикасаясь к его скуле. Уголки губ Ганнибала еле заметно тянутся вверх. — Что же поменялось? — Я начинаю сомневаться в силе вашей эмпатии, агент Грэм. Некоторое время они молчат. Уилл неторопливо гладит Ганнибала по волосам, а тот, откинувшись на спинку кресла, прикрывает глаза, как довольный кот. И с каких пор в нём проснулась любовь к котам? — Помнишь случай в Ницце? — вновь заговаривает Уилл и слышит в ответ согласное урчание. — Тот Носатик интересовался, кто из нас сучкá. Ганнибал глухо смеётся над тем, как точно Уилл имитирует голос и акцент давно сгинувшего в небытие грабителя. — Поэтому ты тогда устроил игры с верёвкой? — поднимает он голову и хитро улыбается. Опять подкалывает. Уилл склоняется к нему и, сжимая волосы на затылке, касается его губ своими. Вдыхает тяжёлый запах табака и дорогого парфюма. — Ты знаешь, что нет. Мне всегда нравилось это ощущение силы, — целует подбородок, — власти, — целует нос, — контроля, — целует лоб. — Как и мне. — Я рад, что мы нашли общий язык, — понижает голос Уилл и кончиком языка ведёт по приоткрытым губам Ганнибала. — Нам обоим нравится это — чувствовать себя богом. На последнем сеансе Беделия сказала, что я открыл для себя религию и это очень опасно. Она была права — я принял свой дар служения. Между ними опускается безмятежная пауза. Уилл без доли смущения присаживается к Ганнибалу на подлокотник и берёт его сигару. Выпускает облачко сизого дыма и наблюдает, как оно вьётся в сумраке распустившейся ночи. Ганнибал обнимает его за талию и забирает сигару обратно. — Видимо, стоит навестить Беделию, — нарушает он тишину. — Как думаешь, Уилл, она уже достаточно промариновалась? — Она сейчас в Вене, не так ли? — Верно. Кролик решил, что теперь ему ничто не угрожает, и выглянул из своей норы. Самое время поймать его за уши. Уилл фыркает и нервно вскакивает с места. Засунув руки в карманы, смотрит вдаль и шумно вздыхает. — И почему это я не удивлён? Ты сегодня специально заговорил об Италии, ведь знал, что я буду против, — он поворачивается к Ганнибалу с укоризной. — И как вариант предложил Вену. Навестить Беделию — таков твой замысел. — Значит, ты догадывался, — говорит Ганнибал без тени сожаления, — и всё равно согласился. — Ждал, когда ты сам признаешься, — на губах Уилла появляется усмешка. — По крайней мере это интереснее музеев. Буду рад увидеть знакомое лицо. Уилл заходит в дом и слышит шаги за спиной. Разливает в стаканы золотистый шотландский скотч и протягивает один Ганнибалу. — И о чём же вы беседовали на сеансах с Беделией? В голосе Ганнибала звучит неподдельное любопытство и капелька ревности. Уилл доволен. — О проблемах становления, — он отпивает глоток и наслаждается терпким вкусом, согревающим изнутри. Рассказывать про то, что они с Беделией только и делали, что говорили о Ганнибале, не очень-то хочется. Особенно про ту часть о любви и одержимости. — Я намекнул о том, что она скоро окажется в меню, но ей это не понравилось. — Как жестоко! — с восхищением улыбается Ганнибал. Он ставит пластинку в антикварный проигрыватель, и томные звуки оргáна наполняют комнату. — Я сказал ей, что не собираюсь ловить тебя. — Ты собирался убить меня? — Ты всё ещё не понял, Ганнибал? Весь этот договор — только для того, чтобы освободить тебя. Некоторое время Ганнибал попивает скотч, раздумывая над новым откровением. Видно, как приятно он удивлён, а возможно, даже тронут до глубины души. — Ты ловко жонглировал Джеком, Аланой и Фрэнсисом. Блестящая манипуляция, Уилл! Я впечатлён. — Я стараюсь не вспоминать то время, когда мы валялись в той душной каморке на Кубе и залечивали свои раны. Но я помню, как сквозь сон держал твою руку, а ты сжимал её в ответ. Очень слабо, но всё-таки… Я думал, что потеряю тебя. Снова, — Уилл замолкает и сглатывает тугой комок в горле. — Тогда я отчётливо понял, что не представляю свою жизнь без тебя. Это было больно… — Стоит ли говорить о том, как я рад, что ты выбрал нас, Уилл? Ганнибал ставит стакан на стол и ласково проводит костяшками по его щеке. Уилл прикрывает глаза. Чувствует, как подушечки пальцев оглаживают еле заметный шрам на лбу и сменяются горячими губами. — Ганнибал, — Уилл хочет разрушить ещё один барьер, но слова с трудом выходят из его груди. — Тогда на обрыве… на какое-то мгновение я хотел сделать это… сбросить нас… На губах Ганнибала зреет мягкая понимающая улыбка. — Да, я знаю. — И ты бы… позволил мне? — Прыгнуть вниз с тобой или остаться наверху одному? — Ганнибал принимает задумчивый вид. — По правде говоря, не думаю, что справился бы с заметанием следов в одиночку. Они давятся смехом. Нет, конечно, Уилл знает, что тот никогда не признается прямо, но… — Уилл, — Ганнибал притягивает его к себе и потирается щекой о висок. — Я бы променял жизнь в раю ради тебя. Я бы прыгнул с тобой… — Знаю, — кивает Уилл и хватается за Ганнибала, будто сейчас их разлучат навсегда. Вокруг всё подёргивается дымкой и рассеивается, открывая вид на бушующую у обрыва Атлантику. — А ещё я хотел сделать это… Отстранившись, он смотрит на окровавленный рот, и тот чуть приоткрывается в робком ожидании. Эти гротескные, чётко очерченные контуры манят его, и на этот раз Уилл рад поддаться порыву. Он льнёт к губам Ганнибала в нежном поцелуе и не может сдержать тихий стон, когда ему начинают отвечать. Прижав к себе, Ганнибал гладит его по задней стороне шеи, а затем вцепляется мёртвой хваткой. В груди обоих трепещет редкое неповторимое чувство, отдаваясь желанием внизу живота и ноющей болью в груди. Всё вокруг заполняет опьяняюще красная пелена. До дрожи неистовая потребность слияния просыпается в них. Не ради наслаждения, не ради любви, а во имя смерти. Из маленькой искорки разгорается настоящее пламя, и Уилл уже не помнит, как оказывается сидящим на комоде. Так тщательно декорированная Ганнибалом композиция падает на пол и рассыпается, но тот едва ли замечает это. Звякают пряжки ремней. Не отрываясь от жарких поцелуев, они с нетерпением расстёгивают брюки друг друга. Рука проникает в трусы и сжимает твёрдый член Уилла, так чутко отзывающийся на прикосновения. Опустившись на колени, словно в блаженной молитве, Ганнибал без лишних прелюдий берёт его в рот. Поглощает до самого основания, зарываясь носом в курчавые волосы на лобке, пока на глазах не выступают слёзы, и с хлюпаньем выпускает. От этой пытки каждая клеточка тела раскаляется до предела, постепенно сводя с ума. — Чёрт! — задыхается Уилл и тянет его за волосы наверх. — Иди уже сюда! Вновь слившись в поцелуе, он чувствует на губах Ганнибала собственный вкус, смешанный с алкоголем и ароматом табака. Сталкивается с языком и острыми зубами, превращая поцелуй в первобытную борьбу. Бешено бьётся сердце, стуча набатом в ушах. Вихрь чувств в груди и приятная пустота в голове. Повернув Уилла лицом к стене, Ганнибал резким движением срывает с него брюки вместе с бельём. Слюнявит пальцы и вставляет сразу два. Долгий стон срывается с губ. Его или Ганнибала? Метафизически они уже одно целое, и теперь их тела жаждут слиться воедино. Распахнув рубашку, Ганнибал обхватывает его чуть ниже груди, сдавливает шею пальцами и вонзается в неё зубами. Испустив высокий скулящий звук, Уилл чувствует, как пальцы выскальзывают из него и на их место притирается головка члена. — Нет, подожди! — Уилл поспешно разворачивается. — Хочу видеть… тебя… Как же ему нравится этот взъерошенный вид. Зверь, выпустивший себя наружу, неудержимый и дикий. Подхватив за бёдра, Ганнибал усаживает его на комод, и Уилл обхватывает его ногами, притягивая к себе. Да, вот так. Глаза в глаза. — О, Уилл! — звучит пронизывающий голос. — Мой прекрасный Уилл! Этот жадный взгляд, от которого не оторваться… Ганнибал медленно проникает в него, и их стоны заглушают льющуюся из проигрывателя музыку. Едва привыкнув к ощущению наполненности, Уилл хватает Ганнибала за волосы и покусывает гладковыбритый подбородок. Руки блуждают по телу, сжимают крепкие мышцы, проникая под кожу. — Ганнибал, твою мать! — вырывается у него, и Ганнибал понимает. Входит резко, ударяясь о бёдра, а коленками — в комод. Уилл уже не может сдерживать рвущиеся из него пошлые стоны, когда Ганнибал задевает раскалённую точку у него внутри. Он заваливается на стену и зажмуривает глаза, оскаливаясь. Ганнибал трахает его жёстко и неумолимо. Сжимает его член и наращивает темп, кусая за губы. Уилл вскрикивает, ощущая приближающуюся волну оргазма. Со сбившимся дыханием Ганнибал произносит его имя вновь и вновь. Он ускоряется, и Уилл, задохнувшись вихрем чувств, изливается себе на живот, пачкая ласкающую руку. Толкнувшись пару раз, Ганнибал следует за Уиллом и с рыком кончает. Их тела содрогаются в блаженной истоме, намертво вцепившись друг в друга. Их глаза закрыты, а сердца рвутся из груди. — Ганнибал, — тяжело дыша шепчет Уилл над его ухом. — Я… люблю тебя. Ганнибал замирает, уткнувшись лбом в его плечо, и кажется вовсе перестаёт дышать. Уилл обхватывает его щёки ладонями и приподнимает. — Ты слышишь? По лицу Ганнибала проходит вспышка болезненности, но глаза его остаются закрытыми. — Я боюсь… — говорит он сдавленным голосом. — Боюсь, что открою глаза, а тебя нет… Что ты — лишь проекция памяти, или ещё хуже — фантазия. Хмыкнув, Уилл смотрит на него мгновение, пытаясь понять, шутит ли он. Нет, не шутит. Внезапно Уилл сильно щиплет его за сосок, и глаза Ганнибала недоумённо распахиваются. — Смогла бы фантазия сделать тебе больно? — усмехается Уилл и только теперь замечает в карих глазах слёзы. В горле тут же встаёт ком. — Ганнибал… Они долго смотрят друг на друга и прижимаются лбами. — Ох, Уилл! — вздыхает Ганнибал, поглаживая его по щеке большим пальцем. — Я боялся никогда не услышать этих слов. От тебя, — сглатывает он, и кадык нервно дёргается на его горле. — Если бы ты знал, как сильно я тебя люблю… До боли, до смерти. Уилл моргает, и прозрачная капля падает на руку Ганнибала. — Знаю, — говорит он осипшим голосом. — Так же, как и я… Одержимо.