на пылающий город падает тень

***

Серёжа сидит на диване, поджав под себя ноги. Он полураздетый, в расстегнутой рубашке, едва скрывающей бедра со следами моей любви. Часть синячков и засосов уже фиолетовая, но отметины от ногтей и укусы еще алые. Он красив, как самые прекрасные картины обожаемого им Возрождения. Подхожу и кладу ладонь на мокрую от слез щеку, поглаживаю нежно-нежно, а он вздрагивает. — Улыбнись, малыш, — прошу я Серёжу. — У тебя такая красивая улыбка. Порадуй своего альфу. Разумовский опускает голову, дрожит, упрямится, обнимает себя руками — как будто ему здесь что-то угрожает, вот глупенький. — Что за обиды? Я не хочу видеть моего птенчика недовольным… Договорить я не успеваю. У входа раздаются шаги. — Опять ты? — рычу я на вчерашнего альфу, Игоря, в дверях, а потом понимаю, что нет, он не один. Он вернулся — полбеды, и не таких скидывали вниз из окон — но он вернулся не один. За ним еще двое альф — парень и девушка. Парень странноватый — весь в черном, с пирсингом и кольцами, а девушка — красноволосая, в голубой рубашке и свободных светлых джинсах. За их спинами еще кто-то; запах стирального порошка и ландышей проникает в комнату раньше его носителя или носительницы. — Нахуй отсюда пошли! — рявкаю, закрывая Серёжу собой от их недобрых взглядов. — Это частная территория, кто экскурсию разрешил? — Олег, это… — Помолчи, я сам разберусь. Вам чего, граждане хорошие? — Заканчивай, Волков, хватит, пусти его, — серьезным тоном просит Гром — без злости просит, устало. — Мы знаем, что это ты Чумной Доктор, и знаем, что твой омега подвергается домашнему насилию. Считай, к тебе пришел социальный комитет с проверкой и полиция в одном лице. — Вы не заберете у меня Серёжу, — предупреждаю я, незаметно двигая бедром, чтобы почувствовать спрятанный под одеждой пистолет. Он на месте. — Мы хотим поговорить — прежде всего, просто поговорить, — начинает красноволосая девушка. — Меня зовут Юля, а это Дима и его пара — Калигари. Они связаны, так что ты можешь не переживать, твоему омеге здесь ничего не угрожает. Гром на блокаторах, а Марго — бета. — Марго? — вырывается у Серёжи. Голосок у моего омеги потерянный, но радостный — словно он получил новогодний подарок в середине осени. — Серёжка! — из-за спины Юли появляется девушка, платиновая блондинка в белой рубашке и офисных брюках, бледная от волнения. — Это что, та самая змеюка, которая болтала про меня гадости? — я оборачиваюсь к Серёже, но тот смотрит на нее, как на восьмое чудо света. — Серёж, я так переживала, когда ты перестал выходить на связь, я пыталась тебе дозвониться, пыталась связаться, но меня… — Не пускали в башню, — договариваю я. — По моему личному распоряжению. Нам не нужны завистники, правда, Серёжа? — Олег, почему ты… — Потому что я вернулся, и она больше была тебе не нужна, — перебиваю его, бросая на Марго предупреждающий взгляд. — Я твой лучший друг, твой муж, твой альфа, отец твоих будущих детей. С каждым словом Серёжа опускает голову всё ниже, снова возвращается на диван. — Ладно, но… — Ничего не «ладно»! — встревает Юля, — он же весь синий, посмотрите! Синяки и раны по всему телу, хоть сейчас побои снимать! — То, что мы делаем в постели, вас не касается! Это вмешательство в частную жизнь, ни у кого из вас нет таких полномочий. Гром морщится. Он знает, что я прав, знает, что у него нет ни доказательств, ни оснований остаться, ни даже ордера на обыск. — Мы же не оставим Серёжу здесь — с ним?! — ахает Марго, и тогда из-за спины Калигари появляется еще один парень — источник того самого запаха ландышей и стирального порошка, омега. — Меня зовут Дима, и у меня есть опыт работы именно с такими ситуациями, — преувеличенно-спокойным голосом произносит он. — Если я могу задать несколько вопросов Сергею Викторовичу, мы не будем больше вас тревожить. Хорошо? — Только в моем присутствии. — Хорошо, но вы отойдете на два метра от них, — безапелляционно заявляет Калигари. — В целях безопасности моего омеги. Он в своем праве; мне приходится отойти. Дима садится на диван рядом с Серёжей, складывает руки на коленях. Разумовский плотнее запахивает рубашку и ежится: утром в рабочем кабинете мало солнца. — Вы можете рассказать, какие эмоции у вас вызывает Олег Волков? — Он любит меня, — тут же отзывается Серёжа. — С самого детства. Всегда защищал меня от хулиганов, оберегал… — Я спрашивал о ваших эмоциях, Сергей Викторович. — Моих…? А, — Серёжа теряется под чужими взглядами. — Я… Он мой лучший друг, моя пара… Конечно, я люблю его. — Хорошо. — Завязывайте уже! — приказываю я, — вы уже получили ответ, чего еще-то? — Второй и последний вопрос, Сергей. У вас когда-нибудь был половой акт, на который вы не давали согласия? — Это вмешательство в частную жизнь! Здесь журналистка, он не будет отвечать…! — Не отвечайте сразу, — тихий, но настойчивый голос Димы каким-то образом перекрывает мой, и все взгляды в комнате снова обращаются к омегам. — Я расскажу свою историю, а потом вы ответите. Оглядываюсь на альф и замечаю, как бледнеет Игорь. Интересно, даже очень интересно. — Все произошло внезапно, но я помню, что не мог в тот момент решить — против я или нет, — мягко продолжает Дима. — Я был очень сильно влюблен в одного человека, мы работали вместе, часто допоздна. И однажды у меня началась течка, прямо на работе. Он… не выдержал. Мы сохранили хорошие отношения, я бы никогда не стал на него заявлять, и всё такое, но это не перестало быть насилием, понимаете? Теперь я повторяю вопрос, Сергей Викторович, вы когда-нибудь… — Я тебя сейчас убью! — вдруг вскрикивает Калигари, в два прыжка оказываясь рядом с Игорем. — Убью, сволочь! Юля и Марго кидаются их разнимать. Дима подрывается следом. — Дима, ты не сказал мне! Ты не сказал, что этот урод тебя…! — Это неважно, Валь, правда, это очень старая история, мы со всем разобрались! — Калигари, слушай, мне правда безумно стыдно, — оправдывается Игорь, — я потом ходил на курсы, я так себя ненавидел за это, прости… — А ну заткнулись все! — перекрывает всех крик Юли. — Вы оба, блять, животные, или кто? Я тоже альфа, но почему-то, когда у друзей течка, прекрасно себя контролирую! Что за зверинец, блять? Один не может член в штанах удержать, другой кулаками машет не по делу! Воспользовавшись всеобщим замешательством, я бросаюсь к Серёже и выхватываю пистолет. Приставляю дуло к его виску — контраст черного ствола и рыжих волос ослепляющий, отрезвляющий. Разумовский затихает, прижатый ко мне свободной рукой за шею. Послушный и мягкий, как после сна. — Никому тебя не отдам, сокровище мое, — шепчу, прижав его к себе изо всех сил. Пистолет пляшет, дрожит, и эту дрожь никак не удается прогнать. — Серёженька, птенчик мой… Разумовский дышит глубоко и часто, вдыхает запах своего альфы, но почему-то не успокаивается. — Потерпи еще немного, сейчас они уйдут, и я буду любить тебя долго и нежно, обещаю, Серёжа, очень нежно. Ты увидишь. — Нет, пусти его, — глаза у Юли напуганные. Еще бы, совать свой нос в чужие дела — вообще дело опасное. — Положи пистолет, Волков, не дури. — Он безумен, он же его сейчас застрелит! — скулит Марго. — Не слушай их, птенчик мой, — пистолет подрагивает в пальцах; на шее у Серёжи заполошно бьется жилка — совсем рядом с моей меткой, я чувствую ее пульсацию ладонью. — Они ничего о нас не знают, они не знают, как хорошо я тебе делал, не знают… — Нет, не делал! — вдруг прорывает Серёжу. — Мне было больно, когда ты был «нежным» и когда был грубым, мне просто всегда было больно! Может, это со мной что-то не так, а может, ты меня не готовил нормально, а самому как-то не удавалось подгадать твои приступы похоти! — В каком смысле «не готовил»? — уточняю я. — Ты же омега, нахуй тебя готовить? Марго бледнеет на этих словах, а у Юли расширяются глаза. — Ты серьезно не догоняешь? Всё индивидуально, с любым партнером нужно говорить, нужно заботиться о его комфорте, господи… — Я сейчас вас всех тут перестреляю, если не заткнетесь! — рявкаю я, и тут Игорь и Калигари бросаются в нашу сторону. Пистолет отлетает куда-то к окну, Серёжа падает, и к нему кидается Марго, а за ней — Дима. Гром и Калигари в четыре руки распластывают меня на полу, не давая шевельнуться, откуда-то появляются наручники. — Пустите его, — рыдает Серёжа в руках Марго, — не надо, отпустите его, он не виноват! Он любит меня, я сам просил, не забирайте его! Никто его не слушает. — Вы не посмеете разлучить нас, он помечен мной! Немедленно отпустите моего омегу! — Дим, Марго, — зовет Юля, — уведите Разумовского. Мы сейчас не пробьемся через этот коктейль из феромонов, метки и Стокгольмского синдрома. Пусть проспится. Омега и бета под руки выводят Серёжу из комнаты — тот плачет так горько, что сердце разрывается. Я пытаюсь вырваться к нему, но альфы держат слишком крепко. — А ты замолчи и послушай, что я тебе скажу, Волков, — жестко произносит Юля, поворачиваясь ко мне. — у тебя три пути. Первый — ты уедешь в Сирию, где рано или поздно сдохнешь, как собака. Второй — мы положим тебя в психушку — это проще, чем ты думаешь, ты давно себя в зеркало видел? Безумие в чистом виде. Третий путь — мы идем в суд, и тебя сажают за убийства. Имидж Серёжи не пострадает в любом случае из трех, но ты его больше не увидишь. Никогда, понятно? Решай.