Несколько простых правил для изучения языка любви/Romantic Language Requirements

Можно подумать, что жизнь к 21 году должна уйти от хаоса. Я бы уделяла полное внимание в классе, и, несмотря на то, что мне просто нужно было сдать, моя продвинутая интеллектуальная зрелость побудила бы меня сосредоточиться на чистой радости изучения нового языка. Как бы не так. Я  не могу сказать вам, о чем были даже первые пять минут лекции. Иногда это случалось на занятиях, которые меня не очень интересовали; ну бывает, что ж поделать. Однако обычно это приводило к каракулиям в моей тетради.  Записи некоторых идей для рассказа. Или короткое стихотворение. Чисто невинные, несколько странные отрывки, которые позволяли моему мозгу вернуться в класс. Я провела весь урок французского, восхищаясь ногами Миранды. Опять же, это действительно было не похоже для меня. Милый парень здесь, красивая девушка там. После того, как я рассталась с Нейтом, я просто была не в настроении начинать новые отношения, особенно когда мои родители каждый уик-энд очень тонко спрашивали меня по телефону, каковы мои планы на будущее. У кого было время на секс, а тем более на что-то долгосрочное? Но ноги Миранды, позвольте  сказать, они настраивают меня на нужный лад. Девушка проделала потрясающую работу, подобрав правильный наряд, правильный покрой, её  одежда была похожа на обрамление картины. Потом я поняла, что мои мысли, вероятно, звучали как у какого-то спермотоксикозника  из братства в кампусе. Это было своего рода проклятие-быть женщиной, которую иногда привлекают женщины. С одной стороны, ты леди. Ты хочешь уважать девушку за ее ум и душу так же, как  хотела бы, чтобы уважали тебя. Но, боже милостивый, бедра этой девушки были настоящим произведением искусства. И это заставляло мысли плыть куда-то вдаль по течению… Я, по крайней мере, старалась свести это к минимуму и была уверена, что не буду открыто пялиться, как пускающая слюни обезьяна. Я не совсем понимала, почему она игнорировала меня, но если это имело какое-то отношение к моему случайному разглядыванию в первый день занятий, я не собиралась усугублять ситуацию. Я решила, что сегодня будет тот день, когда я должна буду заставить ее поговорить со мной как с нормальным человеком. Прошла целая неделя занятий, и нам все еще предстояло встретиться, чтобы обсудить некоторые краткосрочные задания, которые мы должны были выполнить в качестве партнеров. Каждый раз, когда я изо всех сил старалась вежливо предложить встретиться с ней, когда ей будет удобно, она просто уходила. Я должна была заставить ее выполнить свою половину задания. Может быть, если бы я могла просто узнать ее поближе, я могла бы перестать просто смотреть на нее, как на скульптуру. Кто знает, может быть, мы могли бы стать хорошими друзьями. В любом случае, мы бы сделали проект. С этой мыслью, в ту секунду, когда профессор махнул нам рукой, чтобы мы выходили из комнаты, я запихнула свой блокнот в сумку и, пошатываясь, встала со своего места. «Привет, Миранда, я думаю, мы должны поговорить о нашем задании, которое должно быть на следующей неделе», — нелюбезно выпалила я. Она даже не взглянула на меня. Она продолжала складывать свои вещи в кожаную сумку на плече, которая, вероятно, заставляла мою потрепанную старую сумку с книгами выглядеть еще хуже, чем она была на самом деле. Она встала и направилась к двери, и я последовала за ней, быстро бормоча: «Было бы разумно начать в ближайшее время. Когда ты сможешь встретиться со мной, чтобы все обсудить?» Фигура, быстро двигавшаяся передо мной, внезапно остановилась, и я увидела вспышку клубнично-светлых волос, прежде чем меня встретили те же самые ледяные окна, которые заморозили меня в тот первый раз, когда я их увидела. «Мне не нужна твоя помощь», — Миранда говорила с таким спокойствием, что ее слова медленно жгли, как яд. Я понятия не имела, что сказать или сделать. Я была так потрясена. «Это все». Подожди, что? Прежде чем я успела ответить, она покачнулась, ее каблуки застучали по линолеуму, а юбка помахала мне на прощание. Какого черта? Кем она себя возомнила? Я знаю, что я не была похожа на нее, и, когда дело  касалось французского, я, конечно, не могла так свободно говорить, как она. Но что я вообще сделала, чтобы заслужить, чтобы со мной обращались как с идиоткой? У нас были образовательные обязательства друг перед другом. Я не собиралась позволять этой девушке мешать мне окончить колледж только потому, что у нее были проблемы с манерами. Я выскочила из комнаты, полная решимости встретиться с ней лицом к лицу. Должно быть, она всерьез забронировала какой-то кабинет в здании, потому что я не видела ее, когда сердито летела по коридору. Когда я выскочила на улицу, я уставилась на яркий солнечный свет и изо всех сил пыталась разглядеть море студентов, которое текло из каждого здания, переходя с одного занятия на другое. Я сделала несколько шагов вперед, вытянув голову как можно выше. В ту секунду, когда я увидела рыжие волосы, мои ноги побежали, прежде чем я смогла убедиться, что это была она. Она была довольно далеко впереди меня, и массы людей действительно не помогали мне в моем преследовании. Я пробиралась сквозь толпу так аккуратно, как только могла, не сводя глаз с Миранды, когда она двигалась по тротуару, как будто это был подиум. Ее волосы подпрыгивали при каждом шаге; этого не случалось, когда ты шаркал ногами как я. Именно в этот момент я поняла, насколько жутко это было. Я шла по улице вслед за молодой женщиной. Но я делала это не нарочно. Ну да, вообще-то я целенаправленно шла за ней, но это было ради французского языка. Я, конечно, знала, что она красива, но я не пыталась разговаривать с ней, чтобы познакомиться или поговорить о чем-то за пределами французского языка. Вот почему я была расстроена. Я имела право спросить, как, по ее мнению, мы должны завершить этот проект, если она постоянно бегает от меня. Верно? Когда фигура свернула с другого тротуара на группу зданий, я обнаружила, что даю себе внутреннее обещание. Тебе не будет неловко. Ты будешь вежлива, но тверда. Вам обеим нужна достойная оценка. Ты будешь хорошей напарницей по французскому , а не жуткой странной бисексуалкой, которая пялится и пускает слюни. Окружающие здания были покрыты отражающим стеклом, которое действительно затрудняло фокусировку, но дизайн стекла был интересным. Вероятно, мне бы это понравилось больше, если бы я  не бегала трусцой, чтобы догнать Миранду. Мое дыхание стало прерывистым, и я услышала голос Лили, говорящий мне, что мне нужно выйти из лаборатории и больше уделить внимания  спорту. Я заметила, как Миранда открыла одну из дверей и направилась внутрь в нескольких метрах от меня. Дверь закрылась за несколько мгновений до того, как я добралась до нее. Когда я, наконец, добежала, я схватилась за ручку, глубоко вдохнула  и распахнула ее. Коридор был совершенно пуст. Никого не было видно. Я даже не слышала стука ее каблуков. Я сделала несколько шагов вперед, туда, где коридор расходился в трех направлениях, и ни одно из направлений, казалось, не давало  намека на то, куда она могла пойти. Я заметила картины, развешанные по стенам, и прошла мимо скульптуры дикой кошки, талисмана нашего колледжа, возле двери. На стене рядом со мной висел справочник, в котором сообщалось, что я могу подать документы на специальность в области искусств прямо по коридору, если захочу. Итак, значит я была в корпусе искусств. И я потеряла Миранду. Я чувствовала себя липкой и отвратительной от жары снаружи, от последних летних вздохов, которые дарила нам погода, хотя это и не остановило меня в выборе темно-фиолетовой рубашки сегодня утром. Я просто смотрела на справочник на стене и проклинала его за то, что он не подсказывал мне, куда идти. «Черт возьми!» «Могу я тебе чем-нибудь помочь?» Я резко повернула голову в ответ на этот вопрос и обнаружила молодого человека позади меня, выходящего из одного из боковых коридоров с сумкой, прижатой к его телу. Должно быть, он был студентом-искусствоведом, потому что вся его одежда кричала цветом, как современная живопись. Его шорты были ярко-темно-розового цвета. Как там называется этот цвет? Лососевый? Рубашка, которая подходила к шортам, была расстегнута на одну пастельно-зеленую пуговицу, и я старалась не ухмыляться галстуку-бабочке в горошек, который сопровождал ее. Его оксфордские туфли, толстые прямоугольные очки в роговой оправе и уложенные гелем волосы добавили завершающих штрихов. Похоже, он направлялся в вестибюль, чтобы выйти из здания. «Да, привет, — выпалила я, подходя к нему. — Ты не видел, как здесь проходила девушка с рыжими волосами?» Он склонил голову набок. Должно быть, это прозвучало жутко. Плохо, очень плохо, Сакс. «Ее зовут Миранда. Я пытаюсь найти ее». «Зачем?» «Что?» Я подскочила, немного ошарашенная вопросом этого незнакомца. «Почему ты хочешь найти ее?» — он говорил медленно, тщательно выговаривая каждый слог. Я не уверена, считал ли он меня идиоткой или просто все время говорил таким беззаботным тоном. «О, ну, она … — я запнулась, прежде чем вспомнила о своей миссии и собралась с духом, — Мне нужно поговорить с ней. Она продолжает избегать меня». Молодой человек на мгновение замолчал, прежде чем спокойно заявить: «Миранда — пророк моды». «Прошу прощения?» Кто, блять, был этот парень? «Она изучает теорию искусства, чтобы продолжить карьеру в моде», — продолжал его медленный голос, как будто это имело смысл. «Ясно. Мода. В любом случае, я…» «Мода. Очевидно, что-то, о чем ты мало знаешь, — сказал он, поправляя очки и позволяя своим глазам оценить мой наряд, — Поэтому я снова спрашиваю, почему ты пытаешься ее найти?» Я уже собиралась защититься от этого претенциозного неудачника, когда осмыслила то, что он сказал. Мой журналистский инстинкт внезапно сработал, и во мне начало расти отчаянное любопытство, когда я подумала об этой информации о Миранде. Миранда хотела сделать карьеру в моде? Она считала, что это дало ей право обращаться со мной как с дерьмом? Я разрывалась, пытаясь понять, как эта девушка с такими глубокими, умными глазами могла быть такой дурой. «Почему бы просто не пойти в колледж с программой, нацеленную на моду?» — нетерпеливо спросила я, пытаясь разгадать  загадку этой девушки. «Не твое дело», — холодно сказал он с растущей ухмылкой. «О, тебе так нравится издеваться надо мной», — медленно сказала я, мои глаза прищурились в процессе. «Мне жаль. Не все приходят сюда с оружием в руках, чтобы спросить о самой Миранде», — извинился он с кажущейся искренностью, казалось бы, столь же заинтересованный моей связью с Мирандой, как и я его. «Самой Миранде»?» «Она получает лучшие оценки на факультете и набирает более 20 кредитов за семестр. Она здесь на зимнюю и летнюю сессии. Она довольно хорошо известна в корпусах искусств». «Вау», — выдохнула я, сжимая ручки сумки с книгами, которая висела у меня на плечах. Я полагала, что она умна, но это просто смешно. «Она  уже публиковалась в некоторых модных журналах. Эта девушка ходит по разным местам». Это сразу же вызвало у меня интерес. Даже я отправляла свои работы в несколько изданий и ничего не услышала в ответ. Это трудно сделать, особенно еще будучи студентом, независимо от вашей специальности или интересов. «Энди», — сказала я, протягивая руку вперед. «Найджел», — был его ответ, и его рука встретилась с моей. Теперь, когда мы были чуть ближе друг к другу, я чувствовала исходящий от него волнами запах одеколона. Пахло чем-то вроде лимонов. На самом деле это было не так уж плохо, но соответствовало его эксцентричной внешности. «Ты ее друг?» «Если это вообще можно так назвать, — пожал плечами Найджел, уперев руки в бока, — Миранда очень скрытная. Мы больше похожи на партнеров по студии, которые разделяют схожие взгляды и много времени проводят вместе». «Да, я слышала, что студенты-искусствоведы проводят много времени в студии», — ответила я, думая о том, как часто Лили радовалась, что ее специальность по истории искусств не заставляла ее часами сидеть взаперти в комнате, делая наброски, как обычные студенты-искусствоведы. «Мы действительно это делаем». Я неловко перевела взгляд с Найджела на пересечение коридоров, прежде чем спросить: «Это там, где она сейчас?» «Может быть. Так зачем тебе нужно ее видеть?» На этот раз в его вопросе не было укуса дерзкого модника, и, казалось, он выражал свое искреннее любопытство. Я думаю, если бы он был самым близким другом Миранды, это имело бы смысл. «Мы должны были вместе работать над заданием по французскому языку». Помолчав, он кивнул, проведя рукой по волосам. «Поверни направо и спустись  по лестнице. Там двойные двери в конце коридора на третьем этаже.» «Спасибо», — я вздохнула с облегчением и широко улыбнулась, прежде чем повернулась и пошла по коридору. «Энди». Я обернулась и увидела, как Найджел задумчиво наклонил голову. Когда он заговорил снова, это был тот же методичный, ровный голос. «Миранда ни от кого не ожидает ничего, чего не ожидает от себя». Я медленно кивнула, и он склонил голову, прежде чем повернуться и выйти за дверь. Я последовала его указаниям и подумала о том, что он сказал. Было очевидно, что у Миранды были большие надежды и амбиции, если она сразу отвергла меня как напарника. Но я знала, что если она даст мне шанс, я смогу это сделать. Я думаю, это соответствовало ее характеру, по словам Найджела. Если  она действительно была такой трудолюбивой, такая ученица, как она, вероятно, закричала бы, если бы ей пришлось работать со старшекурсницей, которая едва могла произнести десять слов по-французски. Поднимаясь по лестнице, я думала о разговоре, который состоялся у нас в первый день в классе. По сути, я сказала ей, что плохо владею языком, и попросила ее говорить менее сложно. Очевидно, в довершение всего я была ходячей модной катастрофой, а она была чем-то вроде королевы моды здесь. Я дошла до конца коридора, обнаружив две распахнутые двери, и вошла в большую комнату. Она была похожа на склад, заставленный столами и табуретками. Некоторые студенты уже заняли определенные места с маленькими полками, украшающими верхнюю часть столов, на которых лежали  карандаши и кисти. Я не могла в это поверить. Это был только конец первой недели занятий, а на некоторых столах лежали холсты, испещренные красками. Зарождение скульптур. Огромные стопки с набросками. Запах свежесрубленного дерева был приятным, несмотря на объем работы, который, вероятно, требовался для студента-искусствоведа. Когда я вошла в помещение, там уже было не менее десяти человек в наушниках, усердно работающих над тем, что лежало перед ними на столах. Один парень, уткнувшись лицом в руки, дремал на столе, сидя рядом на табурете. Итак, это была студия. Куда студенты-искусствоведы практически  переезжали на четыре года. Я прошла вдоль ряда столов, уже чувствуя себя немного заблудившейся в лабиринте, пока не повернула за угол и увидела Миранду, сидящую на табурете у стола. Ее волосы были заправлены за ухо, и она быстро водила карандашом по странице перед собой. Выражение ее лица было таким же напряженным, как обычно, но в ее позе было что-то более расслабленное. Я подошла ближе, и как раз в тот момент, когда я раздумывала, что сказать, ее глаза метнулись ко мне. «Привет», — сказала я слишком весело в панике. Гениально, Сакс. «Ты заблудилась?» — протянула она, не отрываясь от своей работы. «Нет, я хотела поговорить с тобой». «Жизнь полна разочарований». Я кивнула и продолжила свое продвижение вперед, несмотря на ее сопротивление. «Мы должны вместе работать над множеством домашних заданий в этом семестре». Она продолжала концентрировать свое внимание на книге, лежащей перед ней, даже не взглянув в мою сторону, когда я говорила. «Я знаю, что у меня не так хорошо с французским, как у тебя, и я никогда раньше не проходила курсы, так что…» «Детали твоей некомпетентности меня не интересуют», — усмехнулась она, каждое слово было едким, но она все еще  не смотрела на меня. Это было последней каплей. Мне надоело, что меня игнорируют. «Ты нуждаешься во мне так же сильно, как я нуждаюсь в тебе, — практически прорычала я, стукнув кулаком по столу между нами, — Наши оценки зависят от того, будем ли мы работать вместе, нравится тебе это или нет. Я здесь не для того, чтобы разрушить твою блестящую академическую карьеру. Я привнесу свой вклад. А теперь привнеси, ради бога, свой», — выплюнула я, садясь на табурет через стол от Миранды. Брови молодой женщины слегка приподнялись, но не от страха или гнева, а  от того, что казалось приятным удивлением. Моя реакция  удивила даже меня; обычно я не была склонна агрессии. Ее долгая пауза заставила меня усомниться в том, что идти за ней было хорошей идеей. Наконец, она спокойно ответила: «Ты последовала за мной сюда». «И ты даже не посмотрела на меня». «Интересно, почему», — пробормотала она с притворной невинностью, ее глаза изучали мой наряд, сверля меня взглядом,  как Найджел. «Знаешь, я действительно начинаю уставать от того, что все смеются над моей одеждой». «Ну так переоденься», — беззаботно ответила она, повернувшись лицом и продолжая рисовать. «Я редактор студенческой газеты, а не журнала "Вог'». Ее безумный карандаш остановился в своем путешествии. Я проследила за ее взглядом, думая, что он наконец обратится ко мне, но он по-прежнему был сосредоточен на рисунке перед ней. И все же ее карандаш по-прежнему не двигался. Я что-то такого сказала? «Я уже выполнила половину задания, которое должно быть выполнено в следующий четверг», — ответила она с элегантной обдуманностью, наклонив голову, чтобы полюбоваться своим эскизом под другим углом, — «Поскольку ты так хочешь сделать это вместе, ты можешь продолжить его здесь, пока я займусь другой работой». Вау. Сработало. Она положила карандаш рядом со своим блокнотом так резко, что я подумала, что он сломается пополам, прежде чем она обратила на меня свой мрачный пристальный взгляд и сказала: «Только не испытывай мое терпение». Все, что я могла сделать, это кивнуть. Какой еще у меня был выбор? Я получила то, что хотела. Прежде чем я успела сообразить, чем себя занять, она полезла в свою сумку и достала листок блокнота с серией ответов, написанных поперек строк. Они были переписаны с листа, который мы получили несколько дней назад. Она даже ответила на вторую половину, где были самые сложные вопросы. Она писала письменными буквами, и это было на другом языке, о котором я мало что знала, но знала, что справлюсь. Я пробормотала «спасибо», прежде чем снять свою сумку с плеч и поставить на пол. Я взглянула на часы и поняла, что у меня есть целых два часа до следующего урока. Обычно после французского я уединялась в лаборатории в попытке написать что-то …или вздремнуть. Я выхватила ручку из сумки вместе с моим блокнотом и набором вопросов и нырнула с довольной улыбкой. Потребовалось несколько попыток с помощью учебника и ответов Миранды, но мне удалось медленно выполнить свою половину работы. Время от времени я поднимала глаза, чтобы посмотреть, чем занимается моя напарница, и мне казалось, что она молча перешла на другую страницу своего альбома, к другому рисунку. Мы были одни и молчали. Это была не самая лучшая ситуация, и часть меня действительно надеялась, что в следующий раз мы сможем выполнить все задание вместе, но я была там, счастливо выполняя  работу по французскому языку. Чокнутая, да? А потом случилось самое худшее. Тишина начала действовать мне на нервы. И я начала беспокоиться. Мне следовало поблагодарить тебя или что? Что ты на это скажешь? Кто эта девушка? В конце концов, в будущем мне придется задавать ей вопросы о материале. Что она рисовала? Поэтому я сказала первое, что пришло мне в голову. «Мне понравилась твоя юбка на днях». Боже, я была такой идиоткой. Слишком большой идиоткой, чтобы не звучать жалко. Я опустила голову и уставилась на лист, молясь, чтобы она просто проигнорировала меня. Почти неслышный вздох раздался с другого конца стола, прежде чем я услышала: «Тебе придется быть более точной». «В первый день занятий. Это был такой типа синий цвет», -ухмыльнулась я, взволнованная тем, что получила ответ, нормальный разговорный ответ на это. «Типа синий...», — прошипела Миранда, приподнимая бровь, но не отрывая глаз от своей работы. «Да?» «Прежде всего, эта юбка была небесно-голубого цвета». «О, извини. Я не очень хорошо разбираюсь в этих тряпках»,— нервно засмеялась я, указывая на комнату и визуальные фрагменты, которые были разложены по столам. «Тряпках?— она зарычала, внезапно бросив на меня свирепый взгляд —О, ясно. Ты думаешь, что ты лучше, чем все эти вычурные модные штучки». Я думала, что умру. «Миранда, я…» «Нет, нет, это совершенно очевидно. Ты думаешь, что ты выше всего этого. Ты серьезно относишься к своему интеллекту, поэтому, когда ты заглядываешь в свой шкаф, чтобы подготовиться к новому дню, ты выбираешь,не знаю, эту мятую фиолетовую футболку "Северо-запад", поскольку хочешь всем показать, что ты - человек серьезный и тебя совсем не волнует, во что ты одета, но.... Чего ты не знаешь, так это того, что это не просто какой-то фиолетовый цвет. Это тирийский пурпур, оригинальный королевский пурпур. Тирский краситель производился из морских улиток и использовался в одежде еще в 1500 году до нашей эры. По сравнению с большинством красок за тот период времени, когда большинство цветов выцвели и вымерли с использованием, тирианский фиолетовый стал ярче и выглядел еще более великолепно при многократном ношении. Он буквально стоил на вес серебра, а в некоторых случаях и золота. Он стал воплощением богатства и статуса; только члены королевской семьи могли обладать этими тканями. Пурпур был силой», — она говорила так, что каждое слово причиняло боль. Гнев, с которого началась ее тирада, прошел, и теперь она просто смотрела на меня, как на ребенка. «Поэтому, Андреа, то, что ты не осознаёшь, — это тот факт, что ты используешь накопленную культурную историю превосходства и величия, которую наш престижный университет выбрал, чтобы придать смелости своему названию. Ты думаешь, что ты слишком умна для этих модных тряпок. Но это представление знаний и силы, которых ты надеешься достичь». За нашим столом воцарилась тишина, пока она сидела, в ее радужках бушевала снежная буря, ее проницательный взгляд не отрывался от моего. Вызов. Ручка застыла в ее руке. Я обнаружила, что застряла где-то между страхом и безмерным благоговением. Это было самое большее, что она когда-либо говорила мне сразу. «Я понимаю,— тихо ответила я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, — Ты художник. Это важно для тебя. Мода важна для тебя. Я не пытаюсь принизить твою работу, Миранда. Я хочу, чтобы мы обе преуспели в французском, чтобы ты могла продолжать говорить о моде и искусстве и обо всем этом по-французски, и чтобы я могла закончить». Она опустила глаза, чтобы впиться взглядом в стол. «И мне действительно понравилась твоя юбка. У меня просто нет таких знаний, как у тебя, чтобы описать что-то в твоем наряде. Я хочу попытаться понять», — объяснила я, не осознавая, насколько правдивы были мои слова, пока я их не произнесла. В ее устах это звучало так великолепно. Она снова встретилась со мной взглядом и на мгновение задержала его на мне. Краем глаза я заметила, как побелели костяшки ее пальцев, сжимавших карандаш. Но, черт возьми, эти глаза требовали моего внимания. Тонкая линия ее хмурого лица разошлась, и я услышала, как она сказала: «Омбре». «Хм?» «Лазурно-голубая юбка, которую я носила в прошлый понедельник. Она переходит от  темного оттенка к более светлому. Эта техника называется омбре, — просветила она, в ее голосе не было прежнего яда, — Это слово происходит от французского слова «тень». Внезапно в моей все сошлось воедино. Вот она стоит, смотрит на меня и объясняет то, что для нее было прекрасно.  Миранда подумала, что я оскорбила ее, и она злобно защищала то, что ей было дорого с яростным и глубоким знанием. Затем я заслужила некоторую долю доверия, чтобы она рассказала мне про эту прекрасную вещь, и это сделало ее еще более красивой в моих глазах. «Это выглядело фантастически на тебе», — пробормотала я с улыбкой, которую не смогла сдержать. Если раньше ее глаза были ледяными, я подумала, что, возможно, увидела, как они тают, когда она смотрела на меня через стол для рисования. Я и подумать не смела, что она улыбнулась. Но мне показалось, что я заметила намек на ухмылку, когда она повернулась, чтобы опять обратить свое внимание на альбом  перед ней. Может быть, я все-таки не совсем все испортила.