консонанс

зима — лучшее время года. и вовсе не из-за рождества, елок, подарков, выходных и радостных встреч с родными. ничего подобного: рождество он не отмечал, подарков не получал, а все его родные умерли пару сотен лет назад. а просто зимой световой день был катастрофически для простых смертных короток. ночь же, напротив, блаженно долга для вампиров. хотя и в зиме были свои минусы. зимой йорк-нью превращался в большую глыбу льда: если выпадал снег, его никто не убирал и, полежав несколько дней, он, поддавшись оттепели, начинал таять. вот только тепло быстро проходило, а не до конца растаявший снег затвердевал, и через какое-то время все вокруг снова засыпало белой порошей. и все повторялось по кругу. в конце концов, на тротуарах нарастало столько льда, что все врачи-травматологи в окрестных больницах к весне наверняка могли позволить себе мировое турне с остановками в пятизвездочных отелях. но наживающиеся на людях врачи ничем не могли помочь курапике в случае чего — его тело работало по совершенно иным законам. и хотя переломы ему были не страшны, это все же оставалось крайне неприятной проблемой. поэтому он шел по улице с осторожностью. так старики ходят: маленькими шагами, медленно, внимательно смотря себе под ноги. ну, фактически он тоже старик и даже уже не один десяток лет: в прошлом году он праздновал свой двухсот двадцатилетний юбилей. но что значит возраст? всего лишь цифра. особенно если ты навечно остался семнадцатилетним подростком. ему в этом плане повезло. кто-то оставался в вечности одряхлевшим дедом или бабкой, кто-то — ребенком. а семнадцать — такой возраст, когда и не поймешь, чего от человека ожидать: можно быть и «не по годам» серьезным и умным, а можно продолжать дурачиться, никто тебе и слова не скажет, и подозрений ты никаких не вызовешь. и тело твое, так и не утратившее гибкость и силу, прекрасно подходит для неожиданных нападений на любых людей. те ведь иногда бывают очень проблемными: вырываются, бесятся, дерутся. курапика не любил с ними возиться. настолько не любил, что в какой-то момент своего существования задался вопросом: а как долго он может не есть? и опытным путем определил: три дня. три дня в спокойном состоянии, не нарушая свой привычный образ жизни и не испытывая дискомфорта. если все время спать, то неделю. но в девятнадцатом веке был у него такой период, когда он так много спал, что наверное, отоспался на долгие-долгие годы вперед: теперь со сном у него были проблемы. следующим вопросом стало необходимое количество крови для насыщения. курапика считал, что убивать каждый раз свою жертву и не этично, и не эстетично. не лучше ли завести, так сказать, себе своего человека и «доить» его всю его жизнь? это, конечно, тоже не самый гуманный выход, но не мы такие не-жизнь наша такая. чтобы выяснить это, ему пришлось обособляться от других вампиров: в их среде почему-то в штыки воспринимались любые новшества. сохранение жизни человека, ради постоянного употребления в пищу его крови как раз и было таким новшеством, более того, на момент, когда он об этом задумался, это считалось моветоном. курапику это не остановило: он нашел себе подходящий дом за городом и начал эксперименты. поначалу у него не получалось: люди умирали из-за недостаточно хорошо рассчитанной силы укуса, от страха — тогда он еще плохо владел гипнозом — или от того, что он слишком много выпил. это и раздражало, и подзадоривало, так что он лишь с большим энтузиазмом продолжал свои исследования. и вот, спустя большое количество проб и ошибок, идеальное число было найдено — полтора литра. для человека не смертельно, для вампира питательно. но возникла другая проблема: существовать бок о бок с людьми оказалось тяжело. тем постоянно требовалась нормальная пища для восстановления от кровопотери, нормальный сон, нормальное жилье. они были слишком хрупки и пугливы. и самое страшное — со временем к ним неминуемо привязываешься. курапика сразу после своей смерти зарекся привязываться к кому-либо. он — нестареющая нежить, а человек — какой бы то ни было — живой, меняющийся, развивающийся и поэтому рано или поздно должен умереть. именно по этой причине он, в конце концов, отказался от идеи сосуществования и вернулся к обычной охоте на улицах городов, как делал это раньше и как делают все прочие упыри, с той лишь разницей, что после попадания в его руки, люди обычно уходили на своих двоих, совершенно не помня откуда у них взялись такие две аккуратные ранки на шее. хотя, конечно, охота была той еще морокой. самый урожайный сезон йорк-нью начинался в сентябре. осенний аукцион всегда привлекал огромное количество туристов: мужчин, женщин, детей. собирались и мафиози, а с ними приезжали все их охранники, работники, секретари, жены. можно было выбрать кого угодно и наесться вволю. курапика предпочитал выбирать взрослых мужчин — по рациональным соображениям. в них и крови больше, и восстановиться им легче, и умереть сложнее. но с окончанием аукциона заканчивалась и пирушка. для того, чтобы найти кого-то подходящего, надо было приложить усилия. город, несомненно, был богат на людей, но среди них не всегда легко удавалось отыскать тех, которые бы отвечали всем его вкусам. хотя многие были легкодоступны — это и подванивающие, пропитые, никому не нужные бомжи, и множество женщин готовых пойти куда угодно и сделать что угодно за разумную плату, и огромное количество колющихся-нюхающих-курящих разные гадости — однако всех их курапика старался избегать. их кровь была не просто противна, а даже ядовита. так что ему оставалось только искать себе ужин среди случайных прохожих в приличных местах. все прошлые разы он делал это в центральном парке, но люди похоже что-то заподозрили, и с недавних пор все дорожки там постоянно патрулировались полицией. вот он и шатался теперь по вечерним обледенелым улицам, заглядывая в чужие лица. загляделся. перестал смотреть, куда шагает. нога в тонкой туфле с гладкой подошвой неконтролируемо заскользила вперед, а он сам начал заваливаться назад. падение было неизбежно, и курапика тоскливо успел подумать, что его любимое твидовое пальто скорее всего сейчас испачкается и испортится. но столкновения со льдом, грязью и асфальтом не случилось: чья-то крепкая рука успела перехватить его чуть выше локтя. он поднял взгляд и увидел над собой лицо человека, которого искал. — вы в порядке? мужчина. взрослый. полон жизни и здоровья. скуластое обеспокоенное лицо, широкие плечи и высокий рост. по тому, как вцепился, ясно — силы много. и голос громкий, значит энергичный характер. идеально. у курапики аж клыки зачесались. — вполне. он вернул себе равновесие, продолжая смотреть на неожиданного помощника. тот улыбнулся ему. — это хорошо. будьте аккуратнее, а то здесь и шею свернуть можно. махнул рукой и пошел. глядя ему в спину, курапика мог думать только о том, как сдержаться и не атаковать прямо посреди людной улицы. окружающие бы точно не оценили, если бы он вдруг подпрыгнул — почти взлетел — и впился клыками в шею этого незнакомца. действовать нужно аккуратно. хотя перед глазами все еще заманчиво билась жилка пульса, которую он разглядел, пока смотрел на мужчину снизу вверх. курапика не спеша поплелся следом. якобы им просто в одну сторону. мужчина не обратил на него никакого внимания. как и прохожие. курапика не уставал поражаться тому, насколько равнодушными были большинство жителей этого большого города: даже если бы у них под носом кто-нибудь над кем-нибудь начал жестоко издеваться, они бы сделали вид, что это их не касается. когда курапика был человеком, так было не принято. ему все равно было неловко нападать, когда это могли увидеть. ведь со стороны его охота была больше похожа на проявление страсти. поэтому он дождался подходящего момента и быстро рванулся вперед, чтобы утянуть свою добычу в темный и тесный проулок между домами, где на их возню бы не обратили внимания. мужчина трепыхнулся в попытке сопротивления, но он не мог тягаться с нечеловеческой силой, которая была свойственна всем вампирам. курапика легко припечатал его к темной кирпичной стене, удерживая одной рукой за воротник, другой надавливая предплечьем и локтем на грудь. воротник он оттянул, снова отыскивая взглядом вожделенную бьющуюся жилку пульса. — э, э, парень, полегче, — торопливо заговорил мужчина. снова обхватил его руку пальцами широкой ладони, но на сей раз пытаясь не поддержать, а удержать. курапика чувствовал усилие, которое незнакомец прикладывал, в попытке отодвинуть его от себя. и оно было недостаточным. — не нужно поцелуев, не благодари за помощь, — он пытался шутить, но его тон, подрагивающий и испуганный, говорил о страхе и удивлении. — я и не собирался, — фыркнул курапика и оскалился, обнажая острые клыки. мужчина посмотрел на них, и что-то мелькнуло в его глазах, а затем он… обмяк. — ты сожрешь меня, — не спросил — констатировал факт. — да, — курапика не собирался его «есть» уж точно не целиком, толика его крови не считается. но ему не хотелось вдаваться в подробности. к тому же реакция людей на новость о том, что они скоро станут обедом, всегда была забавным зрелищем. но в этот раз забавного зрелища не случилось — мужчина вдохнул побольше воздуха и выпалил: — хорошо. но с одним условием. — условием? — эхом откликнулся курапика. его сбила с толку готовность опрятного, прилично одетого мужчины умереть. — да. я боюсь боли. можешь ты меня сначала убить? — убить? — как попугай во второй раз повторил за мужчиной курапика. моргнул, перестал скалиться и даже ослабил хватку. его еще никогда не просили о таком. вообще-то большинство людей, оказавшись перед лицом опасности, всячески сопротивлялись. — ты серьезно? — если это возможно. не думаю, что это приятно, когда тебя… ну, знаешь… едят по кусочкам, когда ты живой. — а я не думаю, что это правильно — сдаваться так сразу, — курапика даже опустил руки, отпуская свою странную жертву, и нахмурился. — разве в твоей жизни нет ничего хорошего, раз ты так легко позволяешь незнакомцам убивать тебя в обоссаных переулках? мужчина хохотнул. несмотря на то, что курапика больше его не держал, он не пытался убежать. — а ты типа мой психотерапевт? вместо ответа курапика молча и серьезно продолжал смотреть на этого мужчину. тот не выдержал взгляда, смутился, отвернулся и провел рукой по коротким, стоящим дыбом волосам. — ты ведь на самом деле просто фрик с подпиленными зубами, да? — нервно спросил он, и курапике показалось, что он увидел на его лице неловкость и разочарование. — или какой-то пранкер, пугающий людей? и сейчас откуда-нибудь вылезет скрытая камера. таких слов курапика не знал. — нет. мужчина на секунду замер, покосился на него и тут же отвел взгляд. — вот как. ладно. повисло неловкое молчание. курапика разглядывал мужчину, думая, что с ним делать: загипнотизировать и убедить его, что это все сон? или объяснить все, как есть? он похоже был готов принять объяснения. но его поведение сильно смущало: хоть курапика плохо помнил, каково это — быть человеком, все равно знал, что такая реакция не самая нормальная. однако выбирать не пришлось — мужчина снова заговорил: — ладно! — опять повторил он на этот раз так, будто на что-то решился. — раз уж ты настаиваешь! — он передернул плечами. — это действительно мой единственный выход. я задолжал и задолжал по-крупному: отдал все деньги, отложенные на учебу и жилье, одному приятелю с расчетом, что он скоро их вернет, а тот слился и концы в воду. а меня теперь выселяют и отчисляют, и сделать ничего нельзя! так что если ты меня грохнешь, это будет отлично. — я не собирался тебя убивать. и есть, — негромко сказал курапика. — нет? — мужчина снова издал нервный смешок. — ну, конечно. естественно. — хотя я действительно хотел перекусить, — совсем тихо пробормотал курапика. — что? — думаю мы можем друг другу помочь. — как это? они ведь и правда могли. курапика не знал насколько богат, но знал, что денег у него много. оставшееся от семьи наследство было большим и все эти годы только увеличивалось. помимо этого были у него и всякие материальные побрякушки разных времен, от золотых украшений до медных подсвечников и книг старинных редких изданий — их бы он ни за что не отдал — которые старым, никому не нужным хламом скапливались в его доме. он почти ничем из этого не пользовался и мог со спокойной душой поделиться с этим мужчиной. и жильем бы его обеспечил — в двухэтажном особняке точно хватило бы места на двоих, а взамен бы попросил только одно — кровь. вот только как это объяснить? — я вампир, — все-таки решился сказать, помявшись, курапика. внимательно смотрел при этом на собеседника, следя за его реакцией, но, как ни приглядывался, так и не распознал эмоции у него на лице. по крайней мере, он не заметил ироничного неверия, которое ожидал увидеть, поэтому продолжил: — а ты человек. мне нужно питаться, тебе нужны средства на погашения долгов. у тебя есть то, что я называю едой, а у меня есть деньги. мы можем помочь друг другу. — вот как, — пробормотал мужчина. — знаешь, честно говоря, все это звучит как бред, — небольшая напряженная пауза, — но я в том положении, что поверю, наверное, даже откровенному чудику. по рукам. он протянул ладонь для пожатия. курапика не ожидал от него такого быстрого согласия, даже на секунду засомневался, не добавил ли подсознательно немного гипноза в свои слова. но на рукопожатие ответил. было приятно пожимать эту теплую сухую ладонь. — как тебя зовут-то? — курапика. а ты? — леорио. — рад познакомиться. — ага. рукопожатие распалось, сделка была заключена. а курапика только теперь вспомнил, что обещал сам себе не иметь никаких долгосрочных дел с живыми людьми. но было уже поздно.